Жажда смерти

4

Стеклянное высотное здание, в которой находилось управление «Газпрома», бросало вызов окружающим ее грязным улицам и облезлым фасадам домов как своими колоссальными размерами, так и ультрасовременным дизайном. Оно убедительно демонстрировало, что мощь и богатство самой крупной российской монополии никак не зависят от царящей в стране нищеты. Поднимаясь в лифте, я гадал, сколько тысяч человек обитают в этом здании, и сколько еще высоток в одной только Москве принадлежат «Газпрому», весомой частицей которого мы надеялись сегодня стать.

В приемную Вихрова мы прибыли к половине двенадцатого. Приемная, надо сказать, была огромной. За длинными полукруглыми столами сидели две немолодые, но очень ухоженные секретарши со следами былой красоты. Строгая табличка извещала о необходимости соблюдать тишину и выключать мобильные телефоны. В стороне стоял столике безалкогольными напитками и конфетами. Зато стульев было только два, и оба были заняты какими-то важными людьми, которые, положив на колени черные портфели, томились и таращились в потолок.

Еще несколько персон, вероятно, менее важных, маялись стоя, стараясь не производить лишних телодвижений. Среди этого чиновного почтительного ожидания довольно неуместно выглядел включенный телевизор, по которому пожилые секретарши Вихрова смотрели какой-то бразильский сериал, недовольно прерываясь, чтобы ответить на телефонные звонки.

Подойдя к одной из секретарш, мы назвались.

— Прием только начался, — проговорила она негромко, не отрывая глаз от экрана, где приторный, как засахаренное варенье, Чучо, не то злодей, не то водопроводчик, тупо и тягуче уговаривал отвратительно ломавшуюся Хуаниту бросить свои дурацкие ужимки и заняться чем-нибудь другим.

— Его срочно вызывали к премьер-министру. Он с полчаса назад вернулся. Сейчас вошли те, кому было на девять назначено. Кать, ты гляди, какой деликатный!

Последняя реплика адресовалась другой секретарше. И, очевидно, относилась не к Храповицкому, а к экранному Чучо, который, так и не склонив Хуаниту к сожительству, лил слезы и корчил тошнотворные гримасы.

— Да сказки все это, — фыркнула Катя. — А то мы мужиков не знаем!

Ожидавшие приема мужчины покосились на бывалую Катю, делая вид, что ее замечание их не касается.

— Мы тогда погуляем поблизости, — кашлянув, сообщил Храповицкий. — Будем заглядывать.

— Далеко не уходите, — посоветовала секретарша. — И оставьте на всякий случай номера своих мобильных. Вдруг он решит вас вызвать.

— Вот черт! — с досадой проворчал Храповицкий, как только мы оказались в коридоре. — С этими министрами одна и та же история! Сроду к ним вовремя не попасть! Свой рабочий день организовать не могут.

Я не стал напоминать ему, выдающемуся организатору рабочих будней, что единственным человеком в нашем холдинге, изредка попадавшим к нему вовремя, был я. И то потому, что входил без стука.

— Сколько мы здесь теперь проторчим? — распалялся он. — Считай, весь сегодняшний график полетел. В «Версаче» уже точно не успеваем. Надо было чартером лететь! Решишь раз в жизни не отрываться от народа, и обязательно какую-нибудь подлость в ответ получишь. Нужно в приемную Ивана позвонить, сообщить, что мы тут застряли. А то он нас к двум ждет.

Мы побродили по коридорам огромного здания, потом перебрались в столовую и к двум вернулись в приемную Вихрова. Храповицкий был уже изрядно зол.

Количество ожидающих не уменьшилось, но лица их поменялись. Вероятно, кого-то Вихров успел принять, но добавились те, кому было назначено на более позднее время.

При виде нас секретарша развела руками.

— Может, на завтра перенести? — сочувственно заметила она. — Изменения в графике. Кое-кого пришлось пропустить вне очереди. — Она многозначительно кивнула на закрытую дверь кабинета. — А в четыре у него совещание.

Храповицкий молча выскочил в коридор. Я последовал за ним. По его лицу я понял, что он больше не может ждать. Его нервы были на пределе.

— Звоню Ивану! — заявил он категорично. — Буду просить, чтобы переговорил с отцом. Скажу, что у нас билеты на вечер.

Вообще-то я считал, что лучше было не форсировать события, но, помня его жесткую отповедь в самолете, своего мнения высказывать не стал. Тем более что он уже набирал номер. Разговора шефа с Иваном я не слышал, поскольку Храповицкий отошел в другой конец коридора. Я видел лишь, как напряженно улыбался в трубку Храповицкий, стараясь выдержать ровную манеру общения, хотя его трясло. Закончив беседовать, он повеселел.

— Обещал помочь, — сообщил Храповицкий, и мы вернулись в приемную.

Как только очередные посетители вышли, внутренний телефон на столе у строгой Кати зазвонил. Схватив трубку, она выслушала распоряжения и, остановив неумолимым жестом вскочившего было со стула мужчину, пригласила нас в кабинет. Оставшиеся в приемной люди посмотрели на нас с недоумением и завистью. Нас тут никто не знал, и наши имена значили для собравшихся здесь знаменитостей не больше, чем клятвы водопроводчика Чучо для сиротки Хуаниты. Наверное, даже меньше.