Жажда смерти

1

Тем же вечером Александр Федорович Сушаков, более известный губернской общественности под прозвищем Пономарь, разливал водку в хрустальные рюмки и беспокойно елозил по креслу в ожидании неприятного для него разговора. В другом кресле, напротив него, вальяжно развалившись и закинув ноги на журнальный стол с фруктами, полулежал его старинный приятель, а ныне партнер Храповицкого Виктор Эдуардович Крапивин. Они сидели в гостиной большого загородного дома, принадлежащего Пономарю.

Посреди гостиной стоял большой обеденный стол с разнообразными блюдами, дорогими винами и коньяками. Но друзья сидели поодаль и пили водку, причем закусывали ее дешевой колбасой. Они всегда так поступали, когда собирались вместе. В память о былых временах, когда они еще были не миллионерами, а трудились рядовыми торгашами и пивниками за замызганными прилавками и барными стойками, мечтая разбогатеть.

Располагался дом неподалеку от леса, минутах в сорока езды от Уральска, на краю пригородного поселка. От покосившихся ветхих избушек его отделяла дорога, недавно заасфальтированная стараниями Пономаря. Весь огромный участок, усаженный деревьями, был обнесен высоким забором, дабы избавить хозяина от назойливого любопытства обнищавших в последние годы аборигенов, которых Пономарь третировал как своих крепостных.

Две стены в гостиной были увешаны иконами, среди которых встречались и подлинные редкости семнадцатого и даже шестнадцатого века в серебряных окладах. Пономарь не был религиозным человеком, но своей коллекцией, которую он начал собирать еще в советские времена, очень гордился. Кроме икон тут повсюду стояли начищенные самовары. Их Пономарь тоже коллекционировал, считая антиквариатом.

Мебель в гостиной была светлого ореха. А диваны и кресла были обтянуты белой кожей. Кремового, почти белого цвета были и ковры. Пономарю вообще нравился белый цвет. Он и сейчас сидел, натянуто улыбаясь, в белой рубашке, белых брюках и даже белых туфлях, не очень уместных поздней дождливой осенью.

Виктор тоже выглядел наряднее обычного: на нем был ярко-синий бархатный костюм от Версаче, в котором он никогда бы не рискнул появиться в компании своих партнеров. На работе он демонстрировал свою самостийность даже в одежде, носил потертые джинсы и темные свитера. Мало кто знал, что в его гардеробе было много дорогих и броских вещей, в том числе и от Версаче, любимой марки Храповицкого. Но надевал он их лишь в том случае, если точно знал, что встреча с Храповицким или Васей ему не грозит.

Пономарь залпом выпил рюмку, отдышался, закусил колбасой и в третий раз за последние полчаса спросил свой характерной невнятной скороговоркой:

— Может, все-таки посмотришь телок-то? Они у меня там внизу, в бассейне плещутся.

— Да успеем еще, — лениво отозвался Виктор. — Торопимся, что ли?

Он выпустил в потолок струю дыма и стряхнул пепел в массивную цветную пепельницу муранского стекла, которую держал у себя на животе. Пономарь, не любивший табака, помахал перед носом ладонью и состроил гримасу.

— А вдруг тебе не понравятся, — волновался Пономарь, отворачиваясь от дыма. — Я же на свой вкус выбирал. Пять штук взял на всякий случай. А знаешь, откуда? Из вашего модельного театра.

Он отрывисто хохотнул, запрокинув голову.

— Ты только смотри, Вовке не проболтайся, — спохватившись, попросил Пономарь. — А то он им запрещает на сторону нырять. Своей собственностью, что ли, считает? Они втихаря от него ко мне мотаются.

— Да мне-то какое дело! — фыркнул Виктор. — Я их все равно редко трахаю. Не мой размер. Девкам тоже охота пожить красиво. Молодые, глупые. Это Вова думает, что бабки только ему одному нужны. А остальные должны бесплатно жизни радоваться. А как еще симпатичным девчонкам зарабатывать, если не на спине? Разве что на четвереньках.

Пономарь громко засмеялся его шутке. Виктор снисходительно улыбнулся. Со стороны могло показаться, что именно Виктор, а вовсе не Пономарь, и является здесь хозяином.

Инициатором предстоящего объяснения был Виктор. Но, зная вспыльчивость Пономаря и понимая, что разговор может закончиться ссорой, он тянул. К тому же ему нравилось, что заносчивый Пономарь проявляет сейчас не свойственную ему суетливость. Это была запоздалая расплата.

Много лет назад, после института, Виктор начинал грузчиком в продовольственном магазине, где молодой Пономарь уже был директором. Тогда Виктору приходилось перед ним заискивать, чтобы тот перевел его в рубщики мяса — должность, сулившую по тем временам неслыханную прибыль. Пономарь покрикивал на него и помыкал им, что обоими принималось как должное. Потом они постепенно выровнялись и стали партнерами, но Пономарь, по давней привычке, еще долго сохранял нотки старшинства.

Зато когда Храповицкий предложил им аферу с приватизацией нефтяной компании, Пономарь испугался и денег не дал. А Виктор рискнул и вошел к Храповицкому в долю. И вот теперь все переменилось. Они играли в разных лигах. Виктор получал в десять раз больше Пономаря, а с учетом агрессивной политики холдинга намеревался в ближайшее время получать еще больше.

Пономарь, осознавший свою роковую ошибку, никак не мог смириться с тем, что его поезд ушел. Он бессознательно стремился доказать Виктору, что его, Пономаря, дела обстоят ничуть не хуже. Поэтому организацию вечеринок он всегда брал на себя. Платил за них тоже он. И при этом опасался, что Виктору что-то не понравится.

— Классная штука, — одобрительно заметил Виктор, разглядывая висевший на стене, поодаль от икон, большой портрет Пономаря, выполненный маслом. На портрете Пономарь был изображен в полный рост, в придворном костюме непонятной эпохи: с пышным кружевным воротником, в расшитом золотом камзоле, белых лосинах и ботфортах. У ног нарисованного Пономаря лежала борзая с умной длинной мордой. Особого сходства с живым Пономарем портрет не имел. Зато борзая была очень похожа на настоящую борзую.

— Вылитый ты, — продолжал хвалить Виктор. — Стильно получилось. Надо и мне такую повесить. Кто рисовал-то?

— А я нашему художнику заказывал, Аникину, — отозвался польщенный Пономарь. — Он, там, член союза художников. Все такое. По фотографиям рисует. Штуку отдал. Ну, и за раму отдельно. Старинная. С позолотой. Сейчас в Москве все нормальные люди такие портреты заказывают. Ну, чтоб, там, в одежде, как всякие бароны таскали. Или кто у них там в Испании? Графы, что ли? Он мне говорит: тебя в каком костюме — французском или испанском? Я говорю, давай в испанском. А то все во французском рвутся. Скучно.

Пономарь промолчал о том, что художник предлагал ему закрыть розовую лысину беретом. После долгих колебаний Пономарь решил оставить как есть. Без берега. Чтобы кто-то не подумал, что Пономарь себя стесняется.

Виктор убрал ноги со стола, поставил пепельницу на пол, выпрямился и сцепил пальцы на животе.

— Слушай, Сань... — начал он, становясь серьезным. Пономарь понял, что тот готовится к разговору, и поспешно перебил:

— Вы там с обыском-то уладили? — спросил он, словно не заметив перемены в Викторе. — Ну, я имею в виду, с генералом вопрос решили?

— Вова что-то предпринимает, — неохотно отозвался Виктор. — Бегает то к прокурору, то к губернатору. Жалуется.

— А чего жаловаться-то! — хмыкнул Пономарь. — Только хуже будет. Надо было дать генералу денег побольше и не жмотиться! Все эти наезды всегда из-за бабок. Да и сейчас, я думаю, не поздно.

Виктор и сам считал, что жаловаться в такой ситуации на правоохранительные органы глупо и бесполезно. Как и Пономарь, в отношениях с силовиками он полагался только на мирные переговоры, подкрепленные взятками.

— Я сейчас этим не занимаюсь, — пожал плечами Виктор. — Раньше, когда я с ментами улаживал вопросы, все было спокойно. Но Вове же все время нужно доказывать, кто в доме хозяин. Он и это одеяло на себя перетянул. Пусть теперь расхлебывает.

— Да, недооценил ты его тогда, — заметил Пономарь не без злорадства. — Надо было тебе, когда денег ему давал, взять себе пятьдесят один процент.

— Надо было! — откликнулся Виктор с сожалением. По его тону чувствовалось, что он не раз терзал себя подобными мыслями. — Только я думаю, он бы и не согласился.

— Еще как согласился бы! — хмыкнул Пономарь. — Ты забыл, каким он тогда был? На «шестерке» к нам приезжал. Или вообще на «газоне». Я уж и сам не помню. Мы-то уже на «мерседесах» рассекали. Часами в приемной дожидался.

— Да что ворошить! — поморщился Виктор. — Когда это было?!

И, не удержавшись, добавил с внезапным раздражением:

— Зато ты его теперь в приемной дожидаешься. Пономарь вспыхнул.

— Посмотрим, как дальше пойдет, — произнес он многозначительно. — Если полиция вас на полную катушку раскручивать будет, то все, глядишь, на прежние круги и вернется. У меня, между прочим, сын генерала работает. Лешка Лихачев. Видел его, наверное. Неплохой пацан. Правда, пустой, как бубен. Директор в моем торговом центре. Ну и в долишке у меня плавает по некоторым делам. Я его из-за отца держу. Он говорит, что папаша настроился идти до упора.

— Да плевать мне, что Лешка плетет! — отрезал Виктор. — Без него разберемся.