Желанная герцогиня

Глава четырнадцатая

Если я права, если мои умозаключения верны, морф необходим нам как воздух. Отбросив всю сентиментальность и восхищение силой духа мужчины, он нужен нам как важный свидетель, обладатель уникальной тайны, что может предупредить масштаб войны, которая вот-вот грядет! Предотвратить точно не сможет, а вот минимизировать ее размах…

И он нужен богам здесь и сейчас, в это время, в этой жизни, раз его путь пересекся с моим! Раз мой сын изо всех сил удерживает душу мужчины! Неосознанно, будто его направляют высшие силы… Направляют Илюшу, желая указать мне, как его родителю, воспитателю, опекуну на важность морфа.

Я должна вытащить его, должна стать инструментом, проводником в руках богов.

Раз они все еще дают ему шанс на спасение!

И медлить нельзя. Вот только…

Сколько времени прошло с того момента, как пропал морф? С какого времени он мертв? Что если его тело уже подверглось изменениям? Трупным пятнам? Разложению — точно нет, рановато. Не в такую холодную погоду, а тело морфа наверняка не находится в хорошо отапливаемом помещении, чтобы его тело быстро начало разлагаться… Но… Я смогу привязать его душу к телу, если прошло не больше суток. Желательно, конечно, гораздо меньше…

Потому что даже сутки — много! Как это скажется на его разуме, психике? Как скажется на организме в целом? Понятно, что он и так пережил столько, от чего другой бы давно умом тронулся. И, будем откровенны, не факт, что не тронулся.

Однако… Если его тело непригодно для возвращения души, для дальнейшей жизни в нем — я бессильна это исправить.

Я не Священная Пара, чтобы решать из какого тела выкинуть чужую душу, чтобы вселить в нее ту, что достойна жизни гораздо больше. Нет у меня ни подходящих кандидатов, даже если учесть, что в моей власти молодые жрецы, находящиеся под моей крышей.

Нет, я не настолько сердобольная, конечно. И будь кто-то из них при смерти, не цепляйся за жизнь и не борись за нее, я бы не медлила, но…

Их души крепко сидят в своих телах, и я потрачу гораздо больше сил и времени, пытаясь выкурить их из законного пристанища. К тому же я совершенно не в курсе как это делается. И чем лично мне это может грозить.

Во-первых, меня никто слушать не станет, запрут в какой-то местной богадельне, где лекари во главе с Артисом будут ставить опыты. Что на мне, что на несчастных, чьи души захотят поменять местами. И чхать все будут на грядущую войну.

Во-вторых, если на сыне аргерцога мы докажем саму возможность такого перемещения, мое инкогнито полетит к черту. Ни у кого не останется сомнений, что я не Анастейза.

И я не уверена, что от меня не потребуют новых детей, и слушать о законном муже или о моих желаниях не захотят. Просто будут сводить с теми, с кем посчитают нужным. Столько раз, сколько смогут. Лишь бы родила, да еще и не одного, а как можно больше одаренных детей. И Илиаса отберут…

В-третьих, где гарантия, что душа морфа приживется в новом теле? Что у неё получится закрепиться, как смогла закрепиться моя душа в теле умирающей девчонки? Тем более Анастейза не была против, уходя к богам, наоборот, смогла послать мне образы и мольбу… На лицо добровольная передача тела. Под гнетом обстоятельств, но все же добровольная… И благословлённая богами, что тоже немаловажно.

То есть имеется некий шанс, что вместо помощи я могу оказать морфу медвежью услугу и обречь его на новые муки и страдания. Вряд ли подобного результата ждет Священная Пара.

Но я не жрица, чтобы понимать их намеки! Не умею читать по знакам. Даже про это черное марево, а будем откровенны, про грань, мысль пришла спустя неделю, как я заметила, что Илюшка чахнет!

Плюс еще несколько дней я сама находилась в беспамятстве. Если морф мертв все это время, то его душе некуда возвращаться!

Я застонала и попыталась развить логическую цепочку. Ну не могли же боги отправить меня сделать то, что по всем законам их же мирозданья — невозможно? Хотя я сама такое же невозможное…

Опять же, свет души Амадео и его жены, не спрашивайте откуда пришло знание, но это те самые маяки, мерцали и угасали ровно в мой приход в это место. То есть плохо им стало недавно. Конечно, не факт, что они одновременно со смертью сына поняли, что он умер, но… А вдруг? Может, какая-то родовая связь, крови там или еще что магическое, а значит, я успеваю!

Осталось понять, как это сделать? Но для начала мне нужно обрубить связь Ильи и морфа, перекинуть ее на себя, да так, чтобы не потерять душу последнего… Охо-хо-хо…

Я возилась долго. По собственным меркам, конечно, потому что складывалось впечатление, что с момента, как я приняла решение — время здесь остановилось.

Легко сказать — разорвать связь Илюши и морфа. А на деле…

То, что я назвала шалью оказалось плотным коконом, и я не берусь сосчитать сколько же в нем было слоев! Сынок постарался на славу!

Нет, конечно, я могла бы вмешаться грубо и разорвать кокон, но тогда последствий для состояния сына было бы не миновать. Не знаю откуда я это взяла, однако была абсолютно уверена в этом.

А потому я распускала нить магии сына осторожно, и даже напевая под нос мелодию. Одну из тех колыбельных, которую порой пела Илюшке. Это успокаивало и меня, и магию сына. Она охотнее отзывалась на мои действия, хотя в первые мгновения, казалось, что будет защищать сокрытое в ней сокровище.

Я пользовалась собственной магией как крючком и катушкой, именно на последнюю я и стягивала нить магии Илиаса.

Стягивала и думала о том, какие мне следует предпринять шаги после того, как я выдерну второй конец нити из души морфа.

Мне нужно будет заменить нить сына своей. Заменить быстро, чтобы не упустить душу морфа.

А затем попытаться впихнуть в тело, которое неизвестно сколько мертво и неизвестно где находится. Этот момент заставлял меня хмуриться и злиться. И работать быстрее.

А еще сомневаться в собственных силах. Вдруг ничего не выйдет? Вдруг моей веры, надежды, и огромного желания помочь — маловато? Я же кутенок, который тычется в темноте в поисках мамкиной титьки…

Впрочем, в момент, когда я добралась до конца, сомнения улетучились. И я бы не соврала сказав, что ни моя душа, ни мое тело, в этот момент мне не принадлежали.

Помощь Священной Пары пришла неожиданно и совсем не в том ключе, на который я тайно надеялась.

Нет, то, что сотворили боги являлось одновременно чудом и высшей степенью садизма.

Не я, они, оборвали нить Ильи! И не дали моей магии соединиться с душой морфа! Не позволили, и вместе с тем не отпустили ржавый огонек восвояси…

О нет, они поступили гораздо хуже. Именно со мной. Мою душу стремительно выпнули из-за грани. И не в мое тело. Боги сделали меня свидетелем чудовищной картины, явно повернув время немного вспять.

Заставили стать сторонним наблюдателем, душу которого перенесли из-за грани и поместили в ветхий домик, комнату, в которой чужой смертью и болью упивался король Нармада.

Ворону сломали крылья, ворон агонизировал, но все еще был жив… Ворона пнули на манер мяча… Ворона продолжили пинать, подкидывать в воздухе, словно красуясь перед многомиллионной толпой футбольными финтами и трюками. А еще садист, измывающийся над морфом, смеялся.

И если в первые мгновения наблюдая за этим ужасом, моя душа зашлась в немом крике, замерла от шока, то потом я успокоилась и хищно следила за тем, что происходило с телом полумертвой птички. Когда-то, мне приходилось видеть вещи и пострашнее. Когда-то мне приходилось слышать вещи гораздо хуже гортанного, сиплого, надтреснутого смеха садиста.

Я наблюдала за тем, как изломанного морфа кинули на стол, а король Нармада начал брезгливо вытирать руки о собственные штаны, чтобы тут же полезть за пазуху, а заодно пнуть мертвое тело какого-то мужика, лежащего рядом со столом. Я отмечала действия психопата краем глаза, судорожно вспоминая все, что говорил Тирхан о радраке.

Радрак уникальный артефакт. Одеть его на человека без последствия для себя может только избранный. И такими избранными являются короли, принесшие клятву, либо несчастные одаренные, которых король заставляет напялить на шею невиновного артефакт. Несчастные, потому что после того, как они наденут артефакт на невинно осужденного, умрут.

Думаю, у морфа был именно второй вариант. Король Нармада либо сделал это чужими руками, либо именно в его королевстве научились обходить клятву при вступлении на трон, либо и вовсе ее никто не давал.

Снять активный радрак не является возможным. И вроде именно короли могут без вреда для себя касаться осужденного в радраке. А вот уже после того, как осужденный погибает, радрак посылает импульс силы в шкатулку, в которой хранится. Таким образом определяют место гибели преступника и возвращаются за радраком. Опять же, забрать его с тела может только одаренный, у которого в руках есть шкатулка. То есть артефакт снимается с мертвого, давно разложившегося тела.

Иными словами, радрак не отвалится после того, как морф умрет! И останется активным, пока кто-то будет удерживать душу морфа. Эта истина стала для меня ударом.

Потому что король достал из-за пазухи именно шкатулку, чтобы вернуть свой артефакт. Он решил, что морф уже мертв, хотя я видела совершенно ясно, душа все еще цеплялась за тело и пусть это были последние мгновения жизни, наполненные агонией, но они были!

А теперь вопрос, магия Ильи вмешалась на какой стадии издыхания морфа?

Будто отвечая на мой безмолвный вопрос, пространство пробила зеленая нить, которая совершенно точно устремилась к ворону. И вот тут-то вмешались боги. Через меня. Заслонив дорогу магии Илюшки моей душой.

Сложно описать, что я в этот момент почувствовала. Меня закружило водоворотом из радостных, каких-то счастливых ощущений. Я словно тонула в брызгах позитивного, радужного света, захлебываясь эйфорией. Будто мне сделали невероятный подарок, от которого я не то, что отказаться не могла, у меня бы и мысли не возникло это сделать.

С опозданием, много позже, я поняла, что конкретно для меня сделали боги. Я была привязана к телу Анастейзи, я физически стала ею и именно через это тело осуществлялась связь с Ильей. Наша магия оказалась сродственной, но вот души были чужими… До того мгновения, как моей душой преградили путь к душе морфа.

Неосознанное желание удержать душу чужого человека, ставшего для Ильи родным, он полностью растворил в магии, которая и стремилась к морфу — спасти, оставить рядом, сделать ближе, чем было…Сродниться… Не дать уйти за грань, на новый виток перерождения.

А попало в итоге в меня. Но я-то была жива и не умирала! Ровно поэтому я и купалась в дивных ощущениях. Потому что давно приняла чужого ребёнка как своего, не отделяя его от своей души. Для меня Илиас был моим. А теперь и для него я была матерью во всех планах бытия.

Уж не знаю почему король Нармада не видел магию, почему никак ее не ощущал, возможно, боги как-то экранировали, возможно, наше единение с Ильёй можно было назвать чудом рождения, в которое никто посторонний вмешаться не мог. Моего рождения в этом мире сызнова, как полноправного члена, которому больше ничего не угрожало. Я закрепилась в этом мире, в этом теле уже навсегда. А ведь даже не подозревала, что еще оставалась чуждой миру и была опасность разделиться с телом и просто исчезнуть. Не подозревала до сего момента.

К тому же, наше единение сыграло важную роль в спасении морфа.

Его душа, отделенная от тела, вместо того чтобы полететь в чертоги богов, «застряла» в нашем искристом сиянии, и кажется, душе тоже немало хорошего с этого перепало.

А король тем временем содрал радрак с птичьего тела, убрал его в шкатулку. Увы, чем этот фашист там дальше занимался — мне было неведомо. Эта гнусь покинула комнату, но успела сделать последнее говно на дорожку — король опрокинул свечи…

Я с нарастающим ужасом наблюдала за тем, как начинается пожар. Шутка ли, в полностью деревянном доме кинуть зажженные свечи?!

Даже если сейчас я попытаюсь вернуть душу, к которой, видимо, машинально присосалась своей магией, в изломанное тело — он не выживет. Но и сделать ничего другого я тоже не могу! Тут нет моего тела!

Священная Пара явно издевалась, потому что больше ничем мне не помогала.

В итоге я делала только то, что могла. А именно — удержала душу морфа и направила ее в его же, умершее минут пять назад, тело. Да, оно было травмировано. Да, морфу будет больно в нем находится, но…

Что я еще могу?

Умереть снова я ему не дам и продолжу держать, но, похоже, занявшийся огонь поставит жирную точку в моей помощи.

Я думала так, и все равно наращивала собственную магию, буквально обволакивая ею тело морфа. Черт знает, чем это могло помочь, но сдаваться мне не хотелось… Даже тогда, когда загорелся не только пол, но и стол…

И каким же сюрпризом для меня стало превращение морфа!

О, нет, он не стал вдруг мужчиной… Куда там, морф уменьшился в размерах! Был ворон, а стал мышкой полевкой… К слову, с целыми лапами! Не сломанными! И самое жуткое во всем этом, то, что мышка открыла глаза! И человеческого разума в ней точно не было, вот ни грамма. Это был обыкновенный грызун, который оказался в ловушке из огня и дыма…

Однако вот тут-то мышка, сначала запаниковавшая, запищавшая и заметавшаяся по еще целому столу, меня удивила. Она взяла себя в лапки. И спикировала со стола на подоконник, и немного на нем попрыгав, шмыгнула в щель.

Все бы ничего, но моя магия все еще держалась за тело этой самой мышки! То есть от смерти-то мышка все еще в шаге… Только помочь морфу я уже не смогу, спасение всецело зависит от его второго «я». Главное, что я не должна делать — это обрывать нить.

На этот моменте моей мысли меня выдернуло из реальности, закинув обратно в чернильное марево… Вновь к двойному медному маячку, который даже не мерцал, скорее вяло поблёскивал.

Значит и в этом, новом течении времени, я должна помочь Амадео с его женой. Что ж, я и не откажусь. Нам с аргерцогом предстоит пройти и сделать слишком много, и потерять его нельзя. Никак нельзя. Я пустила импульс своей силы и облегчённо пронаблюдала за тем, как свет души Амадео и его пары, разгорается ярче. Все будет хорошо.

К тому же, я уверена, мышка полевка справится, выберется из той деревни, заляжет в норку до поры до времени, очухается, немного отъестся и сама направится в мою сторону. Если морф под радраком мчался на Родину, то и набравшись сил после всего ужаса, будет держать путь сюда же. А дорога одна — через мои земли. К тому же, я продержу свою нить так долго, как смогу, ведь по ней, даже не в своих владениях, я смогу отыскать морфа.

— Возвращайся! — громкий приказ, раздавшийся в мареве, заглушил какофонию голосов. — Молодец, девочка…