Женаты по договору

Глава 10. Наедине

Аттавио до последнего ждал, что его маленькая супруга искусно увильнет от компромитируещего предложения, скажет что-нибудь этакое и решительно отойдет к своей лошади, чтобы самостоятельно взобраться на нее. Ей-богу, его бы это не разочаровало. Разве что самую малость.

Но вместо этого, вскинув подбородок повыше, девушка неожиданно подается вперед и все-таки прикасается к его губам своими — совсем легко и почти невесомо, на какое-то ничтожное мгновение.

И тут же вспыхивает ярким румянцем, будто сотворила какую-то глупость. А ведь это даже нормальным поцелуем назвать нельзя, чего же краснеть?

Поэтому, перехватив Мираэль в попытке отступить, Аттавио притягивает стройную фигурку к себе и прижимается к мягким и пухлым губам куда как плотнее и увереннее. Страстно. И властно.

Вздрогнув, Мираэль тут же пытается аккуратно вывернуться и отпрянуть, но это не просто — подняв вторую руку, мужчина надежно обхватывает ее затылок и пытается сделать поцелуй глубже, скользнув языком по ее губам.

Странно, но это… приятно.

Но Мира и не подумала разомлеть от этой неожиданной и совершенно незнакомой для нее ласки. Скорее, она оказывается ошеломлена и удивлена и мужскому напору, и бесстыдности ситуации в целом. Но до того, как она решает оттолкнуть от себя супруга и отругать его за бесстыдство, тот сам отпускает ее, мимолетно скользнув кончиками пальцев по распахнувшимся от удивления алым лепесткам нежного девичьего рта.

— Вот теперь можно и ехать, — самодовольно припечатывает он, нахально улыбнувшись, — Благодарю.

«Да было бы за что! — страшно смущаясь, возмущается про себя Мираэль и машинально кивает, — Огреть бы тебя, Дэрташ, чем-нибудь тяжелым, да под рукой ничего нет!»

По возвращению на улицу Роз Мира увидела, что многочисленные слуги уже начали сборы.

— Выезжаем завтра. С утра, — сообщает ей Аттавио перед тем, как удалиться к себе.

Осталось дело за малым. Несмотря на весь профессионализм прислуги, Мира считает необходимым проследить за тем, как укладываются вещи. Хотя в этом и не было никакой необходимости — этим делом привычно занялся Рико. Но предложению о помощи не отказался. И за общим делом они даже разговорились.

К вечеру девушка так утомилась, что даже потеряла всякий аппетит и желание специально ради ужина переодеваться и спускаться в столовую. Поэтому Мира попросила горничную принести ей в спальню просто чай и обыкновенный сэндвич и, накинув на сорочку просторное платье-халат, устроилась на кушетке с книгой.

К ее удивлению, вместо горничной к ней пришел сам граф, который, невозмутимо прошествовав внутрь, опустился в кресло рядом и по-простому вытянул ноги.

Без стука. Без приветствия. Без разрешения.

Спустя пару минут в спальню вошли и двое слуг, чтобы быстро накрыть маленький столик, заставить его блюдами и посудой и так же быстро ретироваться. Ошеломленная Мира только ресницами и похлопала.

— И что это значит? — тихонько спросила она, предусмотрительно положив на страницу раскрытой книги закладку.

— Если рыба не идет к рыбаку, то он сам идет к реке, чтобы поймать ее, — самым неожиданным образом декламирует граф, поглядев на нее.

— У рыбы нет аппетита! — парирует девушка, — Так что можете собирать снасти с наживкой и идти!

— Брось, Мираэль, — отмахивается Аттавио, поднимаясь на ноги и одним шагом оказываясь около девушки. — Поднимайся. Или взять тебя на ручки?

Мира снова ошалело уставилась на мужа, благодаря своему росту опасно возвышающегося над ней, и, чтобы скрыть очередную порцию смущения, негромко фыркает.

Но это дало ту самую задержку, которую граф явно не собирается терпеть, поэтому, внезапно наклонившись, он сует под ее спину и колени ладони и легко поднимает.

— Аттавио! — возмущенно вскрикивает Мира, — Что вы делаете?!

Мужчина не стал отвечать, ведь и так уже через секунду, оказавшись около стола, он аккуратно усаживает ее на стул, уже привычно подает салфетку и садится напротив.

— Ешь! — приказывает он, — Приятного аппетита.

Девушка не стала перечить. Но и слушаться — тоже. Тарелку-то Мира, конечно, наполнила — немного совсем, так как не соврала по поводу своего аппетита. Но наполнила чашку чаем, с наслаждением вдохнула пряный аромат и пригубила.

Вкусный чай. В меру крепкий, немного терпкий и очень душистый. Под пристальным взглядом Аттавио она добавила немного сахара и молока и сделала еще один глоток.

Ну а сам мужчина не отказал себе в удовольствии снова занять себя разглядыванием девушки перед собой.

Без корсета, в просторном платье, она уже не выглядела такой хрупкой и худенькой. Хотя, конечно, девичья стройной и гибкость никуда не делись — но вместе с округлыми бедрами и полной грудью, высокой и упругой даже без поддерживающей конструкции, она представляла собой весьма аппетитное и привлекательное зрелище. А благодаря смытому макияжу и совершенно простой прическе, представляющей собой небрежную косу, собранную с помощью заколки на затылке, девушка выглядела… домашней и какой-то уютной.

Вот что значит молодость. Даже не надо прилагать каких-то усилий, чтобы выглядеть мило и привлекательно. А она определенно привлекала. Особенно после несуразного поцелуя сегодня, который так и требовал продолжения.

Мимо внимания Аттавио не прошло, что, несмотря на тарелку перед собой, Мира почему-то не ела. Так, отщипнула кусочек хлеба, да сунула его в рот вместе с таким же крохотным ломтиком сыра и снова налила себе чаю. Но мужчина снова не стал ничего говорить. В конце концов, он не маленький мальчик, чтобы идти на поводу чьих-то капризов. И если она не хочет есть — пусть!

Зато сам Аттавио поел, причем с большим удовольствием. Хотя на самом деле испытывал голод совсем иного толка. И когда он закончил, положив приборы в тарелку и убрав с колен салфетку, то снова встал и решительно шагнул к девушке, уже заметно заскучавшей и переставшей даже кусочничать. Та дернулась, опасливо глянула на него и снова тихонько взвизгнула, когда мужчина снова подхватил ее на руки.

Определенно, Аттавио удивлял ее все больше и больше. И едва ли предполагала дальнейшее развитие событий.

Снова перетащив Миру на кушетку, мужчина неожиданно сел рядом, а ее ноги — положил себе на колени.

— Граф! — возмутилась девушка, отдергивая свои нижние конечности, но руки, которые накрыли ее оголившиеся из-за задранного подола лодыжки, не позволили ей этого.

— Ты поела? Поела, — невозмутимо заявил тот, — Бери свою макулатуру и читай дальше.

— Что… Что вы делаете?! — пораженно выпалила Мираэль, неверяще глядя на мужчину, — Аттавио!

— Уймись, Мираэль, — рассеянно приказал мужчина, неожиданно обхватывая своей широкой ладонью ее босую ступню и начиная мягко и неожиданно умело массировать ее, — Расслабься и получай удовольствие.

— Но…

Почувствовав аккуратные и уверенные прикосновения к своей ноге, Мираэль неожиданно для самой себя тихонько заскулила — несмотря на то, что ей было не привыкать долго ходить, новенькие и потому не разношенные сапожки сделали свое грязное дело и натерли ее ноги. И этот спонтанный и неожиданный массаж, который с какой-то стати решил сделать Аттавио, оказывается весьма кстати.

«Так уж и быть, не буду ругаться… пока…», — подумала Мира, с наслаждением чувствуя, как мужские поглаживания разгоняют зуд и тянущие ощущения в мышцах. И даже глаза прикрыла, откидываясь на мягкий подлокотник кушетки.

Остатками ускользающего от приятных ощущений сознания девушка подумала, что оказалась права — Аттавио определённо начал вести вполне ясную игру по ее соблазнению. Это было и странно, и смешно одновременно — слишком уж кардинально разными были действия Аттавио сейчас и шесть лет назад, в самом начале их брака. Можно было подумать, что у него не все в порядке с головой. Хотя из-за своего жесткого и авторитарного характера муж никогда не нравился ей, раньше она хотя бы понимала его и могла с легкостью объяснить каждое его слово, каждое его действие.

Сейчас же он раз за разом загонял ее в тупик, в котором она далеко не всегда видела правильное решение.

Неприятное ощущение. Нелогичное. Но, видимо, неизбежное.

Хотя для самого мужчины все было очень даже логично и естественно. Женщины — существа нежные и любящие внимание и ласку. А незамысловатый массаж для уставших ножек — не та наука, которой надо обучаться в специальных университетах. Да и занятие это приятное, особенно когда ступни маленькие и красивые, с изящными изгибами и пальчиками, так хорошо ложащиеся в мужские ладони.

Аттавио идет дальше, не ограничиваясь только нежными стопами, — и вот его пальцы уже аккуратно разминают лодыжки и мягкие голени, не прикрытые тонким шелком чулок. Мираэль это определенно нравится, и потому больше не брыкается, поэтому Аттавио, бессовестно задрав подол платья, уже ласкает чувствительно местечко под коленями, отмечая гладкую и лишенную даже малейшей растительности кожи. Как и положено аристократке, она избавляется от нежелательных волос, что, разумеется, не может не взволновать и усилить далекие от целомудрия желания.

Переведя взгляд на расслабленное и разомлевшее личико своей жены, граф удовлетворенно усмехается. Сбросив маску, сейчас оно по-особенно мягко и нежно, а изогнутые в легкой улыбке губы с легкостью напоминают о недавнем поцелуе.

Слишком уж простом и коротком. И потому — совершенно недостаточном.

— Мираэль? — негромко зовет Аттавио, привлекая внимание графини.

Длинные изогнутые ресницы трепещут и медленно поднимаются, как крылья бабочки. Секунда на фокусировку зрения — и скулы Миры вспыхивают ярким румянцем. Какая отзывчивая девочка!

И хотя Аттавио рискует получить очередной протестующий крик или даже оплеуху, он все равно молниеносно протягивает руки, перехватывает девушку за талию и с легкостью пересаживает — на собственные колени, предусмотрительно раздвинув женские колени, чтобы те удобно уперлись в матрас кушетки по обе стороны от его бедер. Шумно выдохнув, Мираэль инстинктивно упирается ладонями в мужские плечи и пытается оттолкнуться, но Аттавио уже крепко обнимает ее за талию и тесно прижимает к своему торсу.

— Граф! — ожидаемо возмущается девушка, вмиг отбрасывая в сторону недавнее томление и при этом краснея еще больше, — Это что еще такое?! Вы что себе позволяете?!

— Видимо, что-то лишнее? — философски замечает Аттавио, снова криво улыбнувшись.

— И совершенно бесстыдное! Отпустите меня! Немедленно!

— Тебе ж понравилось, Мираэль. А как же отблагодарить?

— Отпустите. Меня. Немедленно! — четко, почти по слогам, приказывает девушка, недовольно прищуриваясь и снова дергаясь в попытках вырваться.

Вместо этого она делает одно неловкое движение, из-за чего собственной промежностью ощущает что-то твердое и напряженное. И едва сдерживается от того, чтобы не выругаться. Она умела. Научилась в свое время. Так что если этот мужчина думает, что она с легкостью пойдет у него на поводу, то он глубоко ошибается!

— Я могу это сделать. Но не буду, — беспечно откликается Аттавио. И, продолжая надежно удерживать одной рукой девушку на своих коленях, второй скользит вверх и обхватывает в итоге тонкий изящный затылок. Зарывается пальцами в волосы, немного тянет, а после, сдернув простую заколку, в несколько движений распускает косу.

Мираэль машинально дергает головой, из-за чего ее густые и рассыпчатые волосы укрывают ее подобно плащу. И уже знакомо отражают льющийся от свечей свет, образуя вокруг девушки мягкое и нежное сияние.

— Красивая, — удовлетворенно сообщает Аттавио, чем повергает ее в очередной шок. — Не сопротивляйся, девочка. Тебе понравится.

Легкое нажатие ладонью на затылок — и они прижимаются друг к другу губами, совсем как несколько часов назад. Только на этот раз он не прерывается слишком быстро, потому что мужчина просто не дает и малейшей возможности Мире отпрянуть. И делает поцелуй глубже и откровеннее, размыкая ее губы собственными и скользя языком не только с внешней стороны, но и с внутренней.

Обволакивая дыханием. Касаясь зубов и десен. Встречаясь с женским язычком в невообразимо сладком и чувственном поединке.

Миру будто подбрасывает вверх. И тут же ловко перехватывают у самой земли, не давая удариться. Вот такое вот странное и незнакомое ощущение она переживает сейчас. Но оно почему-то не обрывается. Не исчезает и не испаряется. И это… очень странно… Как-то неестественно долго. И очень… приятно…

Сладко…

Ее глаза закрываются сами собой. А сердце, остановившееся на первой секунде, вдруг начинает биться в ускоренном темпе. Все разумное и рассудительное куда-то девается, оставив вдруг вспыхнувшее звездой наслаждение и томную негу, окутавшую ее теплым и мягким одеялом. А невозможная сладость, проникнув в каждую клеточку тела, вдруг заставляет трепетать и помимо воли отзываться на умелый поцелуй жалобным стоном и нетерпеливым ерзаньем.

Хотя вот это, конечно, она зря. Потому что Аттавио, и без того довольный, что получает отклик от обычно собранной и неприступной графини, от ее шубуршания на своих коленях чувствует еще более сильное желание. И теперь уже глубокого и неприличного поцелуя ему опять мало.

Поэтому — вот его ладонь ложится на округлое бедро и жадно оглаживает аппетитные формы. Задирает платье повыше и забирается под гладкий шелк нательной сорочки и касается обнаженной кожи, вызывая тем самым у Мираэль очередной стон и весьма красноречивую реакцию у ее неискушенного тела.

Потом — смело развязывает узелок платья и широко распахивает его полы. Накрывает полную грудь и сжимает ареолу, чтобы потом сразу, оттянув ворот сорочки, погладить твердый бугорок нежно-розового соска.

Столь откровенная ласка на секунду приводит Миру в себя, и, отпрянув, она всхлипывает:

— Нет! Не надо!

Не позволяя девушке ускользнуть, Аттавио снова уверенно притягивает ее к себе и прижимается ртом к изящно изогнутой шейке. Мира снова вздрагивает и погружается в очередную порцию искусной ласки — мужчина выцеловывает чувствительную кожу под ухом, скользит ниже, слегка прихватывает губами и зубами и тут же — зализывает невидимые следы языком.

Все равно — слишком скованная. Слишком неискушенная. Будто бы опыта — совсем чуть или нет вообще. Как так-то?

Но Аттавио принимает эту игру и продолжает покрывать пахнущую розами и апельсином кожу, от которой у него буквально начинается кружится голова.

Мало. Ему этого по-прежнему слишком мало.

Его поглаживания и касания становятся жестче и откровенней. Поцелуи — жаднее и агрессивнее. Поэтому совсем скоро его ладонь, скользнувшая между женскими бедрами, накрывает чувствительное местечко с еле ощутимым пушком сверху и уверенно проникает пальцами между складочками.

Мираэль возмущенно вскрикивает, дергается и отталкивается, но мужчина, прижав ее голову к своему плечу, властно шепчет:

— Тшш… Ничего страшного. Я всего лишь немного тебя приласкаю…

— Не надо! — откликается девушка порывисто, — Отпусти! Аттавио!

— Мне нравится, как ты называешь меня по имени, — усмехается мужчина, продолжая уверенно ласкать ее внизу, из-за чего она вдруг вздрагивает, жмурится и крепко впивается пальцами в его плечи, — Скажи еще раз!

— Нет!

— По имени, Мираэль. Назови меня по имени!

И в качестве мотивационного элемента — упругий и уверенный толчок внутрь тугой и влажной глубины, плотно обхватившей его пальцы.

— Ой! — изумленно выдыхает девушка, выгибаясь в пояснице и еще сильнее стискивает ладони. — Аттавио!

— Хорошо, — удовлетворенно хмыкает граф, получив свое, — Умница.

Его пальцы начинают двигаться быстрее и глубже. Подушечка большого касается особого бугорка. Сильная дрожь снова проносится по девичьему телу, и Мираэль снова вскрикивает, пораженно распахивая глаза.

Умелые и бесстыдные ласки мужчины сводят ее с ума. Возбуждение с такой силой охватывает ее, что она едва понимает, что происходит, растворяясь в незнакомых и сладких чувствах. Невероятный жар внутри нее и особенно — внизу живота — пугает и приводит в состояние, близкое к отчаянию. Появляется сильнейшее желание чего-то… более сильного, более законченного, хотя и движения пальцев внутри заставляет ее безостановочно всхлипывать и стонать. А мужские губы на ее шее и плече, еще одна ладонь на ноющей и набухшей груди — все это вовлекает ее в пучину ярчайшей и вспыхивающей искрами страсти, выхода из которого она совершенно не видит… И пока что даже не хочет видеть, не понимая, что в своем упоительном погружении в чувства и эмоции выглядит просто потрясающе и соблазнительно.

Аттавио готов взять ее немедля, прямо на кушетке. Всего-то надо расстегнуть брюки, да уверенно насадить жену на возбужденный и стесненный тканью орган. И даже не быть аккуратным, а взять то, что, по сути, принадлежит ему по праву.

Ведь так?

Но какая же Мираэль все-таки вкусная! И ведь тянется, стремится к разрядке, которую, разумеется, он может с легкостью ей дать. Надо лишь потереть чувствительное местечко… да увеличить темп толчков, хотя в такой позе это не очень удобно…

Куда как проще было бы положить ее на спинку… И, раздвинув ее колени, умоститься рядом, чтобы не только ласкать истекающее и нежное лоно, но и рассмотреть все детали возбужденной плоти, с капельками сока и трепещущими лепестками…

Но Мира все равно получает свое. Оргазм накатывает на нее постепенно, волнами, подводя к самой пропасти. В исступлении она дышит тяжело и прерывисто, постанывает и всхлипывает, ерзает и сжимается изнутри и сама подставляет грудь под яростные поцелуи-укусы, которые в итоге украшают ее кожу красноватыми пятнышками.

И взрывается, распадаясь на искры и маленькие звездочки, которые вспыхивают в ее глазах под сомкнутыми веками, крича и почти плача от фейерверка охвативших ее ощущение.

И это неожиданно оказалось… слишком…

— Черт… — пораженно цедит Аттавио сквозь зубы, чувствуя, как неожиданно и быстро сам выстреливает семенем прямо в брюки. Не сдержался. Не проконтролировал.

Мираэль опадает на него, продолжая шумно дышать и опаляя своих дыханием его шею. Ее внутренние мышцы неистово сокращаются, а бедра дрожат и дергаются, будто ловя отголоски пережитого оргазма. Ее влажная кожа горячая, будто пылает, а пальцы продолжают инстинктивно сжимать ткань мужской рубашки на плечах.

— Как же… так… — вырывается из ее рта потрясенное бормотание, оглушая и вызывая у мужчины улыбку, — Как же так…

Стыд и нервозное стеснение придет, но позже. А пока маленькая графиня Тордуар настолько ошеломлена, что едва ли может пошевелиться и выдать что-нибудь умное и рассудительное.