Непонимающе склонив голову набок, Мира недоуменно уставилась на хозяйку. Той, разумеется, проницательный и глубокий взгляд колдовских зеленых глаз не понравился, и женщина инстинктивно отвела свои в сторону.
В целом, Заира Копш была равнодушна к молодой учительнице. Несколько дней пристального наблюдения, а также отчеты гувернантки давно убедили ее в том, что Мираэль была не возрасту умна и скромна, а это были не те черты, что могли привлечь ее супруга. Более того — эта особа всегда избегала ненужного общества своих работодателей, полностью увлеченная только своими прямыми обязанностями.
Не разочаровала ее учительница и на этот раз.
— Уверена, мое присутствие на рауте будет лишним, — мягко и аккуратно проговорила та, разомкнув свои по-детски пухлые, но алые и чувственные, как у взрослой женщины, губы.
— Однако моя свекровь считает иначе, — немного дерганно заявила Заира Копш, — Понимаете, она немного… заносчива. И считает, что показать учительницу своих внуков будет отличным способом продемонстрировать и наше благосостояние, и наше рвение дать детям самое лучшее образование.
«Покичиться, — презрительно подумала Мира, — Выставить на всеобщее обозрение, как какую-то заморскую зверушку!»
— Несомненно, это большая честь. Но позвольте все же отказаться, — мягко, но в то же время строго проговорила девушка, — Мне будет крайне неловко.
— Не надо стесняться, Мира, — раздраженно отмахнулась Заира, — Вы молодая и весьма воспитанная леди, которая явно умеет вести себя в обществе, а значит, никаких проблем не вызовете. Да и разве вам самой не хочется побывать на светском мероприятии?
— В качестве учительницы? Прошу простить меня — но это будет не больше, чем обычный фарс. И вряд ли будет оценен по достоинству вашими сиятельными гостями.
— Нет, госпожа Дэрташ. Это не обсуждается, — немного повысив голос, раздраженно проговорила женщина, — Будьте любезны и не разочаровывайте нас. Будьте здесь в пятницу в пять часов. И не опаздывайте! А до этого момента спокойно занимайтесь с детьми. И… дайте им, что ли, пару уроков танцев и этикета, чтобы они не опозорились.
Мира решила пропустить это замечание мимо ушей — несмотря на то, что обычно для таких уроков нанимался специальные учителя, она взяла эту обязанность на себя, ведь прекрасно разбиралась не только в точных и гуманитарных дисциплинах.
Больше всего, конечно, ее укололо пренебрежительное отношение к детям, хотя давно привыкла к подобному.
Опозорить? Вот что Заиру беспокоит больше всего? Не комфорт и уют своих детей, не их здоровье и настроение, а только факт им примерного поведения в общественном месте?
Как это было похоже на ее собственного отца!
И как же она ненавидела эту черту во взрослых людях, испорченных денежными и социальными вопросами!
— Как вам будет угодно, — покорно произнесла Мира, кивнув, — Позвольте откланяться.
— Да-да, Мира. Можете идти!
И она пошла.
Домой, в свою небольшую, но уютную и с любовью обставленную комнатку с небольшой кухонькой и отгороженной ширмой лоханью, которая служила ей ванной.
По дороге девушка зашла в лавку, чтобы купить мяса, сыра и хлеба на сегодняшний и завтрашний вечер, немного прошлась по улицам, на которых расторопные фонарщики уже зажигали свет в красивых стеклянных колпаках и по которым, наслаждаясь вечерней прогулкой, неспешно шествовали парочки или торопливо спешили домой обычные прохожие.
Все, как всегда. Только темнеть из-за осенней поры начинало гораздо раньше, чем летом. И потому возникало ощущение, что работала Мира не полдня, согласно договору, а больше.
Было ли это проблемой?
Для Мираэль — нет, не было. Ей нравилось то, чем она занималась.
Не нравилась только чрезмерная заносчивость четы Копш, этих обыкновенных, просто очень удачно разбогатевших торговцев, которые, как и многие другие подобные им из-за своего состояния приписывали себя к высшему свету.
Опять же — ничего ужасного в том, чтобы получить возможность жить богато и с комфортом, юная графиня не видела. Деньги открывают многие двери и предоставляют огромные возможности. Невзирая на свое происхождение, можно получить образование, выписывать книги, путешествовать, посещать семинары и лекции выдающихся людей… Заниматься благотворительностью, помогать другим, спасать жизни…
Вот только все ли пользуются своим состоянием ради благого дела? Или хотя бы ради своего собственного саморазвития? Развития своей личности и своего интеллекта?
Уже за это Мираэль была благодарна своему ненастоящему, по сути, мужу. Да, прожженный торгаш и циник до мозга костей, Аттавио Дэрташ даже после свадьбы предпочел не видеть своей новоиспеченной супруги — слишком уж молода и нежна она была на его вкус. Но он не запретил ей читать и выходить из дома. Позволил совершенно свободно распоряжаться своим содержанием и нанимать репетиторов и закупать даже самые дорогие и редкие книжные экземпляры. Не таскал на светские рауты, хотя порой, конечно, ее присутствие было необходимо. Но и тогда Аттавио отлучался для решения каких-то деловых разговоров, а ее саму передавал под ответственность сопровождающих — своего секретаря Рико Монро или партнера по бирже Антуана Ломели. Компания, конечно, приятная и не в пример того же Аттавио услужливая и внимательная, но в подобные моменты девушка чувствовала себя…
Плохо она себя чувствовала.
Некомфортно.
Этакой собачонкой на выгуле, которую завели в угоду моде, а не потому, что испытывают хоть чуточку теплых чувств.
Поэтому в какой-то момент Мира, страшно тушуясь и трясясь, как осенний лист на ветру, набралась смелости, чтобы попросить супруга отпустить ее. Неважно куда, неважно зачем. Просто — отпустить.
И к ее удивлению — Аттавио сделал это! Равнодушно обвел взглядом, нехотя оторвавшись от своих бесконечных бумаг и писем, устало потер широкую переносицу и совершенно беспристрастным голосом коротко и емко напомнил ей о правилах приличий.
Никаких скандалов. Никакого явного разврата.
Если хочет заводить любовников — пусть. Но тайных.
Никаких противоправных действий. И привлекающего внимания поведения.
Хочет жить отдельно — пусть. Он не против. И он даже увеличит размер ее содержания, чтобы супружница ни в чем не нуждалась.
На радостях Мира чуть не бросилась супругу на шею. Но не сделала этого, так как, несмотря на полгода странного, но брака, они едва ли разговаривали друг с другом дольше минуты. Да, жили в одном доме. Но ночевали в разных спальнях. И даже ели в разное время. И порой не виделись неделями.
Что уж говорить о супружеских отношениях?
И нет, Мираэль не завела себе ни любовника, ни мало-мальски близких приятелей. Зато вволю наслаждалась той свободой, к которой всегда стремилась.
Свободой выбора. Свободой передвижения. Свободой своих занятий и увлечений.
Много ли ей надо для счастья?
На самом деле, нет.
Роскошь, в которую она окунулась благодаря Аттавио и жизни в его доме, не успела стать столь необходимой. И потому Мира не видела проблемы в том, чтобы носить скромные одежды и не менять наряды и украшения каждый день. Не было проблемы и в жизни в маленькой комнате доходного дома, и в работе простой учительницы.
Наоборот. Ей нравилось не быть знатной дамой. Потому и представлялась фамилией мужа (сам он после брака получил и титул, и право пользоваться фамилией Тордуар), а так как в Фэрдере никто не знал о купце Аттавио Дэрташе, это ни разу не вызвало ни одного неудобного вопроса.
В заботах и привычных делах время бежит незаметно, быстро и неумолимо.
Следуя указанию Заиры, Мираэль действительно напомнила ее детям и правила поведения в светском обществе, провела небольшой экзамен на знание столового этикета и, разумеется, пригласила знакомого музыканта, под аккомпанемент которого они вспомнили ранее изученные танцы. Поэтому она не сомневалась — несмотря на юный и нежный возраст, ее подопечные не ударят в грязь лицом и покажут отличный пример воспитанных и образованных для своего возраста ребят.
Накануне званого вечера появился соблазн изменить своему чопорному и мрачному платью, и Мира с легким чувством трепета и ностальгии достала свое единственное нарядное платье.
Чтобы просто полюбоваться. И как бы невзначай погрузиться в воспоминания.
Как и положено юной графской дочери, она с малых лет присутствовала на вечерах светского общества. Это было скучно и неинтересно. Обычно аристократы хвастались своими детьми, будто соревнуясь — у кого ребенок красивей, у кого образованней, у кого самый выдающийся талант в музицировании. Из-за бедности своего рода Мираэль могла продемонстрировать только необыкновенную и нежную, доставшуюся от почившей матери, красоту да спокойный нрав. Ну и еще отличную память — благодаря любви к книгам и поэзии она отлично декламировала даже самые большие и сложные стихотворения. А вот играть на музыкальных инструментах и хорошо танцевать она не умела — у отца просто не было денег для найма специальных учителей. Все это пришло позже, и не без помощи неизвестного благодетеля. Лишь в 15 лет, перед первым в своей жизни балом невест, в их особняк прибыли учителя музыки и танцев, которые в срочном порядке стали ее обучать. Лишь бы не опозорила честь и достоинство графского рода. Но что танцы? Что музицирование? Она все равно появилась на балу в скромном и старомодном платье, перешитом из старого наряда матери. И только ленивый не насмехался за ее спиной из-за нищеты и неприглядности.
А в 17 она стала уже замужней дамой. Причем дамой богатой. Вот тут-то у нее и появились и роскошные наряды из самой дорогой парчи и кружев, и безумно дорогие и красивые драгоценности, и обувь от самого известного салона, услугами которого не гнушались пользоваться не только придворные, но и члены королевской семьи.
Завидовали ли ей? Несомненно. Но насмешки никуда не делись. Ведь это смешно и абсурдно — графский титул был обменян на деньги. Увы, Мира еще не выросла к этому времени окончательно и не обзавелась достаточным количеством опыта, чтобы пропускать подколки и не очень хорошо завуалированные оскорбления на эту тему.
И потому ей было и обидно, и стыдно. И только воспитание и природное чувство гордости не позволяли расплакаться от тоски у всех на виду и продолжали поддерживать веру в себя: она ничем не хуже. И не заслуживает всех этих сплетен.
В памяти девушки особое место занимал один особо роскошный наряд. Оно было богатым и кричаще ярким — но при этом совершенно не вульгарным. И кто только подбирал его для нее?
Сшитое из золотой парчи, оно было густо усеяно жемчугом и бриллиантами. Тугой и плотный лиф украшали замысловатые и искусные кружева из шелка, а многочисленные нижние юбки из батиста шуршали там мягко и нежно, что напоминали шелест накатывающих на берег морских волн. Низкое декольте обнажало не только плечи и часть груди, но и спину, демонстрируя изящные и точеные формы. Открытые из-за разрезов рукава спускались аккуратными складками и походили на крылья диковинной птицы, когда как длинный шлейф — ее же хвост.
В вечер, когда Мира надела ее, секретарь Аттавио передал ей от своего хозяина еще и драгоценнейший гарнитур — тяжелое и массивное, но при этом совершенно не громоздкое золотое ожерелье с бриллиантами и длинные серьги ему в комплект. Самый лучший цирюльник города уложил волосы графини не в прическу, а в самое настоящее произведение искусства и украсил золотом и шпильками с теми же бриллиантами.
На том балу Мираэль Тордуар, несомненно, была самой роскошной и прекрасной женщиной среди всех прочих.
Но и тогда новоиспеченный граф почти не обратил на нее внимание. Лишь кивнул удовлетворенно, вывел в общий зал после оглашения и привычно оставив в одиночестве, занявшись сугубо мужскими делами.
Наверное, именно в тот день поползли слухи иного толка: несмотря на молодость и красоту графини ее муж равнодушен к ней и это явно неспроста. Может, она фригидна? Или за красивой оберткой прячется злая и глупая интриганка, которая доводит своего благоверного до белого каления одним своим видом? А, может, Аттавио того — вообще не интересуется женским полом, имея иные вкусы?
Увы, у супруга Миры была женщина. И далеко не одна. Среди тех же аристократок, причем порой замужних.
Но Аттавио никогда не демонстрировал своих любовниц. И никогда не ставил любовные отношения и увлечения выше своих дел. Поэтому казалось, что этот человек не видит ничего, кроме своей работы и новых обязанностей и возможностей, пришедших вместе с титулом.
Но Мираэль знала о существовании любовниц. Пару раз даже видела — нет, не самый процесс, а, скорее, его эпилог. Чаще всего женщины сами появлялись в их доме, а потом как можно незаметнее исчезали, не привлекая к себе внимания. А иногда Аттавио появлялся дома утром после некоторого отсутствия. И пребывал в удовлетворенном и потому — невероятно хорошем расположении духа.
Обижало ли это Миру? Она соврет, если скажет «нет».
Хотела ли она простого и незамысловатого семейного счастья?
Черт подери, да, хотела! И хотя в их обществе брак без любви был больше нормой, чем чем-то исключительным и редким, она считала, что можно быть вполне довольной даже замужем за нелюбимым.
К тому же Аттавио не был уродом. Да, старше. Да, чересчур властным и даже несколько жестким — сказывались, наверное, годы тяжелой и кропотливой работы, во время которой мужчине пришлось быть четким и уверенным в каждом своем слове и жесте. И не размениваться на этикетные расшаркивания и бессмысленные разговоры.
А потом пришло понимание — она действительно его не интересует. И Аттавио вряд ли видел в ней кого-то, кроме как маленького и неразумного ребенка.
И это впечатление не изменило даже то самое золотое платье, в котором Мира выглядела и взрослее, и красивее. Тогда ее фигура только-только сформировалась и еще не избавилась от детской угловатости и резкости. Да глаза выдавали ее наивность и неискушенность.
… А вот платье, что Мира разложила перед собой на постели, было куда как проще. И, разумеется, во много раз дешевле. Хотя и не лишенное прелести и тонкого изыска. Светло-лазурная ткань не очень шла под цвет ее глаз, но была нежной и мягкой и переливалась, будто настоящая водная гладь. Искусная вышивка украшала глубокое декольте и лиф и струилась замысловатой вязью к линии бедра. Широкие рукава были из тончайшего и потому полупрозрачного шелка, но их нижняя часть, как и часть подола, была вышита золотыми нитями и облагораживала нежный и трепетный образ этого наряда.
Налюбовавшись, Мира вздохнула и снова убрала платье в чехол и повесила в шкаф.
Нет, она не изменит себе. И придет завтра все в том же привычном «вдовьем» наряде. Разве что добавит белоснежные кружева на воротник и рукава. Да, может быть, не наденет чепец, а убирет волосы в строгую прическу. Да нанесет немного макияжа. Благо, времени будет достаточно — чета Копш щедро разрешили ей не проводить занятия, чтобы быть отдохнувшей и свежей.
И это было очень кстати. Потому что аккурат завтра в университете давали свободную лекцию одного заезжего профессора по философии. И Мире очень хотелось пойти и послушать. И как раз успеет с университета зайти по пути в какое-нибудь кафе и перекусить.
Надо отметить, что последнее оказалось очень правильным решением.
Потому что, придя в особняк семейства Копш, она не получила ни чашки чая, ни кусочка чего-нибудь съестного.