Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»

«И ходили устные рассказы про мои любовные дела…»

С некоторыми женщинами у Высоцкого складывались донельзя странные, необъяснимые отношения. И зарождавшиеся было романы не обретали логического завершения.

Одно время в киношно-театральных кругах поговаривали, будто бы в молодости Высоцкий всерьез подумывал о женитьбе на актрисе Ие Саввиной. Может быть… Они были знакомы давно, еще со съемок «Грешницы» в 1961 году.

Потом волей режиссера Евгения Карелова судьба свела Высоцкого и Саввину в трагедийно-любовном дуэте в фильме «Служили два товарища». К стыду своему именитая актриса совершенно не помнила о прежней, совместной с Владимиром работе над «Грешницей», а потому и все удивлялась: «Молодой человек, совершенно мне незнакомый, так приветливо здоровается и разговаривает, словно хорошо меня знает…»[504] В ее сознании непостижимым образом актер Высоцкий не совмещался с поэтом Высоцким. Так продолжалось до самого первого съемочного дня. «В перерыве, — рассказывала она, — пошли перекусить (не в буфет — в комнату группы)… там стояла гитара. Володе ее дали, и он начал петь. Он был легкий на подъем, особенно тогда: вот стоит гитара, он ее берет и поет. И первое, что я услышала от него лично, было «Лукоморье». Когда он спел, я в ту же секунду влюбилась в его песни. Ну, абсолютно… Вся целиком, без остатка… И я, что называется «с открытой варежкой», спросила: «Володя! А кто все сочиняет?» Он посмотрел недоуменно, и вся группа с явным подозрением, что я немножно не в себе. И только поняв по моему лицу, что я не издеваюсь, а действительно — темнота непробудная в этом плане, он спокойно сказал: «Моя жена! Все песни мне сочиняет моя жена». Вот после этого до меня дошло, что это один и тот же человек…»[505]

Совместными усилиями редакторов фильма и самого режиссера эпизоды с участием влюбленного поручика Брусенцова (Высоцкий) и медсестры Сашеньки (Саввина) оказались изрядно покореженными. Актриса весьма сожалела, что в окончательном варианте из картины выпала замечательная «постельная» сцена: «Мне ее так жалко, ну просто не передать! Как он там работал, сколько было любви, сколько нежности у этого Брусенцова. По фильму он резкий, озлобленный, а тут был нежнейший человек, любящий. Я так тогда негодовала, была просто вне себя!.. И выбросили эту сцену именно затем, чтобы не показать, будто белогвардейцы могут так любить… Жаль сцену, Володя ее тоже очень любил…»[506]

Далеко не уверен, что у Владимира Семеновича когда-либо возникали конкретные матримониальные планы в отношении Саввиной. Но, во всяком случае, Ия Сергеевна сыграла роковую и счастливейшую роль (едва ли не свахи) в знакомстве Высоцкого и Марины Влади. Вполне вероятно, что как раз именно эта роль вообще стала самой замечательной в ее жизни (лучшей, чем в «Даме с собачкой», «Сюжете для небольшого рассказа», «Гараже» и множестве других прекрасных лент!).

С Ией Саввиной их связывали и общие творческие дела, и дружеские встречи. Высоцкого, безусловно, привлекала в ней максимальная искренность. Мудрый Олег Ефремов говорил о своей любимой актрисе: «Она может быть резкой, может распекать кого-то, может и матерком послать. Но это — от народных корней. И если она дружит с кем-то, полюбит кого-то, то не изменит этому человеку никогда…» На похоронах Высоцкого зареванная Ия Сергеевна во все горло голосила: «Почему он, а не я?!.»[507]

Очень добрые, дружеские отношения еще со времен киноэкспедиций ленты «Я родом из детства» на долгие годы завязались у Высоцкого с Ниной Ургант. Она с юмором рассказывала об их первой встрече: «…Прихожу на студию, с табуреточки поднимается молодой человек. «Здравствуйте, я Володя Высоцкий», — ростом мне по плечо, щеки розовые. А нам играть про любовь! Увидев мое лицо, он сказал: «Не огорчайтесь, ради бога, я на экране получаюсь мужественный». Володя был очень тонким, ранимым человеком»[508].

Оценивая физические данные Высоцкого, Нина Николаевна немножко дала маху: ее собственный рост был 168 см, партнер все же был на пару сантиметров повыше…

Актриса рассказывала: «Мы подружились. Он приходил ко мне в дом и проверял на мне свои песни… «Что ты так кричишь, — сказала я ему однажды, — спой мне песню о любви». А он ответил очень просто и серьезно: «У меня все песни о любви».

Коллеги-кинематографисты знали: на съемках Нине Ургант обязательно нужно было кем-то увлечься. А потому влюблялась она часто и самоотверженно, правда, большей частью платонически, но все равно жила под сильным впечатлением. Но никаких других отношений, кроме дружеских, с Высоцким не было — «ни с моей стороны, ни с его…»[509] Говорила: «…Значит, в этот момент я была занята…»[510]

Приезжая в Питер, Владимир Семенович непременно наведывался в гостеприимный дом Нины Ургант и ее тогдашнего мужа Кирилла Ласкари (сводного брата Андрея Миронова). Это были не только развеселые дружеские застолья. Рождались какие-то творческие проекты. В соавторстве с Ласкари Высоцкий собирался сделать мюзикл по повести Алексея Толстого. Песни сочинились, спектакль состоялся (после смерти Высоцкого), но без его песен, к сожалению.

Нина Николаевна о Высоцком говорила: «Если бы не песни, его вообще можно было бы назвать молчаливым человеком. Не помню, чтобы он подолгу говорил, философствовал на какую-то тему. Брал гитару и пел. По большому счету, ему даже неважно было, для кого: важно только, чтобы слушатели были… Когда Высоцкий был под запретом… он выступал на так называемых квартирниках — концертах, устраиваемых у кого-нибудь на дому. Зрители скидывались по пятерочке, что-то доставалось певцу. Володя… никогда не спрашивал: «А сколько вы мне дадите?» Дадут — слава богу! Не дадут — так что же…»[511]

Примерно такое же впечатление, как на Нину Ургант, произвело первое знакомство с молодым актером на актрису Ольгу Аросеву: «В жизни Володя был маленького роста. Ему в кадр даже скамеечку под ноги ставили, чтобы он не выглядел ниже меня. Я его называла «герой с надстройкой». Многоопытной «пани Монике» из телесериала «Кабачок «13 стульев» довелось играть в фильме «Интервенция» роль мадам Ксидиас, любовницы героя Высоцкого — мужественного подпольщика Бродского-Воронова. В пьесе Константина Славина, по которой снималась картина, никакого жгучего романа у героев не было и в помине. Но режиссер настаивал: мадам желает иметь в жизни все первосортное, лучшее, экстраординарное. Актриса с доводами согласилась: «Володя в элегантном белом костюме, черном галстуке и соломенном канотье, подвижный, дерзкий, певучий, именно таким великолепным мужчиной нам и казался…»[512]

Ольга Александровна Аросева, видимо, попав под воздействие революционной романтики «Интервенции», в реальной жизни блестяще исполнила роль почтальона-нелегала, отправляя во Францию письма Высоцкого. Посылать письма в Париж из Одессы «многоопытный подпольщик Бродский» опасался. А вот Аросевой, по его мнению, делать это было проще простого. Параллельно с «Интервенцией» она снималась в «Трембите» и периодически летала на съемки в Прикарпатье. А там граница рядом, значит, наивно полагал Высоцкий, и риска меньше. В общем, Ольга Александровна взяла на себя миссию подпольщицы. Тут, наверное, еще и гены ее отца — профессионального революционера — сказались…

В то одесское лето они много пели. Актер Георгий Юматов, снимавшийся по соседству, по вечерам водил их на окраину города, в мазанки-хибары, к своим друзьям-морякам. «Мы там ничего, кроме чая, не пили и только пели до утра, — вспоминала актриса. — Пение украшало, преображало Высоцкого. Обыкновенное, бледное, со следами от ранней усталости лицо его становилось мужественным и страстным, и улыбка расцветала чудесная…»[513]

Говорили, «молодая Чурикова выглядела в своем роде довольно эротично…»[514] Вполне может быть. Но только не в «Стряпухе», где ей в 1965 году довелось сниматься вместе с Владимиром Высоцким. И для нее, и для него роли выпали, прямо скажем, неяркие. Да и для всех остальных актеров тоже. Поэтому и Чурикова, и Высоцкий этот досадный эпизод в своих творческих судьбах старательно обходили.

После «Стряпухи» их киносудьбы разошлись лет на десять, до тех пор, пока кинорежиссеру Глебу Панфилову не пришлось начать подыскивать партнеров Инне Михайловне на роль ее супруга в фильме «Прошу слова». Кандидатуры были самые неожиданные. Кроме Высоцкого, в пробах участвовал даже знаменитый тренер фигуристов Станислав Жук. Но остановился режиссер все-таки на Николае Губенко. «Прошу слова» оказался далеко не лучшим фильмом Панфилова, Чуриковой и Губенко. Может быть, даже хорошо, что дуэт Чуриковой и Высоцкого не состоялся.

Актриса Валентина Березуцкая, игравшая в «Стряпухе» одну из главных ролей — Марии, рассказывала, что постановщик фильма Эдмонд Кеоса-ян их очень обидел: «Режиссер не дал нам, поющим актерам, исполнить песни. Мы только рты под «фанеру» разеваем, поэтому разругались с режиссером. Володя Высоцкий тоже хотел сам спеть, но и ему не дали… Фонограмму с песнями хора радиокомитета записали заранее в студии «Мосфильма». Все было решено еще до начала съемок. За Володю пел один из солистов хора…»[515] Добро бы только это. «Озвучку» делали тоже дублеры. Правда, Кеосаян утверждал, что просто не мог найти в Москве Высоцкого, который якобы загулял.

Потерпел фиаско и «кинороман» Высоцкого с Татьяной Дорониной в фильме «Еще раз про любовь». В сентябре 1967 года режиссер Георгий Натансон пригласил Высоцкого попробоваться на роль Электрона Евдокимова. Татьяна Васильевна рассказывала: «Мы с ним нашли общий язык очень быстро. Обычно, если ранее с актером нигде не работал, «притирка» идет… ну, скажем, неопределенное время. А тут мы почти экспромтом даже не сыграли — «размяли» одну сцену, посмотрели ее в кинозале — именно то, что надо! Такая свобода, раскованность. Фальши ни грамма. К сожалению, Высоцкий не был утвержден на роль…»[516]

Георгий Натансон не соглашался с мнением актрисы: «Было отснято несколько больших фрагментов, которые потом украли… Володя просил пошить ему башмаки на высоком каблуке, потому что был ниже Дорониной. Когда мы с Радзинским и Татьяной просмотрели отснятый материал, стало ясно, нужно срочно искать другого актера. Высоцкий со своим бешеным темпераментом «рвался» из кадра на волю…»[517]

Но духовная связь Высоцкого и Дорониной, тем не менее, существовала. Недаром, двадцать лет спустя после совместных проб, выступая на учредительном съезде Союза театральных обществ, Доронина обратилась за моральной поддержкой к покойному поэту: «У Высоцкого есть стихи «Бить человека по лицу я просто не могу» — это писал актер об актерах. Это мы — не можем бить человека по лицу, ибо лицо для нас означает «лик», но нас бить почему-то можно. И мы, говоря со сцены слова о правде, справедливости и добре, терпим это, фигурально выражаясь, мордобитие — годами…»[518]