Гончие Артаксеркса

Глава 5

Маржик составил несколько ароматических смесей, которые ему понадобятся ночью, в некрополе. Он точно не знал, что в этот раз багою втемяшилось, мёртвых подымать, какой на этот раз вопрос его мучает. То ли очередной раз на Оха обиделся, то ли как всегда, ревностью изводится. Вот и приходится брать с собой на все случаи жизни. За одно и для себя афродизиаки сделал, что бы Калосу помочь расслабиться.

Сейчас, под присмотром Барзана, мальчишка должен был подготовится. Травы в ванной, специально подобранные, Лешай заварил, он их каким-то животным чутьём ощущает, масла, ароматы, всё должно способствовать, что бы у щенка протеста и отвращения не возникло. Раз уж принять решили, так сделать всё надо, что бы зла не затаил.

Маржик зажёг в спальне благовония. Спальней в их доме была большая комната, с одной огроменой кроватью занимавшей почти всю комнату. Одна на всех. Остальное место занимал помост у изголовья, куда можно положить вещи и, собственно, подходы к кровати.

Калос вошёл в спальню уже обнажённый, чистый, благоухающий. Его гибкий стан, красивый соразмерный, притягивал взгляд. На лице блуждала пьяная улыбка, а глаза были совершенно шальные, не воспринимающие реальность. Он был очарователен в своей юности и наивности, подобен падающему пушистому перу, из груди жертвенной птицы. Лаконец грациозно лёг на кровать, даже не стараясь двигаться красиво, за него всё делала природа, травы и вино. Он подполз к Маржику и счастливо уткнулся ему в плечо. Бог Нисы всегда давал лёгкое блаженство своим почитателям.

Щенок доверчиво прижался к Маржику, и о чём-то своём хихикал у него на плече. Горячей волной желания обдало всё тело мужчины, даже под одеждой. Ему приходилось сдерживать себя, что бы, не напугать, а тихо приучать к себе этого ласкового зверька. Их малыша.

Руки Маржика были чуткими, это руки врача хорошо знавшие человеческое тело, все его тонкости, нюансы. Они знали, как расслабить, как доставить удовольствие.

Спустив штаны, вошёл он безболезненно, продолжая ласкать выгибающегося от удовольствия юношу. Маржик целовал его, гладил, опять целовал, ласкал всё податливое тело. Его движения находили отклик внутри Калоса. Привыкший сдерживать свои чувства, сейчас лаконец их не сдерживал, ему было настолько хорошо. Он вцеплялся руками в кровать, огромные мурашки наслаждения бегали по всему телу, отдаваясь горячей волной в фаллосе, ласкаемом умелой рукой. Юноша ушёл в свои ощущения настолько глубоко, что он не заметил, как Маржик вышел из него продолжая ласкать и соски, целовать грудь, живот. И когда внутрь вошло резко, сильно до онемения задранных вверх ног, Калос распахнул глаза.

Над ним трудился Барзан. Хмель как-то сразу улетучился. Юноша хотел закричать, что на такое он не соглашался. Маржик прикрыл его рот своим, входя туда языком и пытаясь сгладить резкие и болезненные толчки Барзана. После того, как кончил фригиец, в Калоса вошёл Скуса, Лешай же, сменив Маржика, сунул в рот ему свой стебель.

Мысли роем шумели в голове, не давая ни одной из них взять инициативу: Теперь я кинайдос… Меня все поимели… Я с Маржиком хотел… Почему так?.. За что?… В чём я провинился? Я только хотел быть хорошим… Я кинайдос… Я подстилка…

Маржик заботливо вытирал выступавшие на глазах слезинки и продолжал ласкать. Они сменяли друг друга, пока лаконец не пропитался их запахом, запахом их семьи, их стаи. Уставшего, измождённого, его оставили на кровати. Лёжа на богу, обняв поджатые ноги юноша молча затих.

— Оставьте Малыша, пускай отдохнёт, — Маржик ласково провёл рукой по золотистым волосам. — Сладкий мальчик.

Калос стал проваливаться в спасительную темноту сна, только где то на краю сознания он слышал голос Маржика:

— Какой мальчик сладкий. Хороший мальчик… Сладенький…

Спальня, как и все комнаты, была наверху, на втором этаже. По всему периметру второго этажа шли двери комнат, тут была и библиотека, любовно собираемая Маржиком, и его комната для смешивания трав. Сверху шла лестница вниз, в крытый внутренний дворик, лишённый окон, зато там был живой огонь. Рабы расставили блюда на столе, разлили дорогое вино, семья праздновала пополнение.

— Малыша не трогайте, перед отъездом я его помою и пусть спит. — Маржик разрезал и раздал всем мясо и хлеб, как старший в семье. — Барзан, утром займись с ним луками, до моего приезда. Не знаю, сколько времени нам багой оставит побыть дома, так, что не теряйте его.

— Копьё ему хорошее надо, — подал голос Скуса. — Калос сильный копейщик, не лишай его любимого оружия.

— Хорошо, — кивнул лугаль, — займись этим, и доспех парню. Не хочу его потерять в первом же бою. Лешай, подбери ему травы, питание, что бы быстрее восстановил организм, и помолись за него богам.

Ближе к вечеру, Маржик оставил их. Сукса поднялся было пойти с ним, помочь и проводить, но лугаль рукой посадил его назад.

Мальчишку он вывел в сад. Здесь росли травы, цветы, кусты и деревья необходимые во врачевании. На кустах уже почти поспели ягоды. Красные, прозрачные, они блестели на солнце как капельки крови. Каменная купель над естественным тёплым источником утопала в зелени, вода в ней тоже имела лечебный эффект.

— Садись, мойся, — кивнул на неё Маржик.

Калос послушно опустил в воду многострадальную задницу, оставляя ноги снаружи. Маржик цинично хмыкнул:

— Решил отпарить самое дорогое? Целиком забирайся и на колени садись.

Юноша послушался. Вода омывала его целиком, волосы перестали светится золотом. Теперь перед Маржиком был худой загорелый подросток, которого к тому же била нервная дрожь. Но юноша держался, как подобает воину, не склоняющемуся ни перед собственным страхом, ни пред врагом. Командир сказал сесть, он сел, скажет встать — выполнит, за воинским послушанием, малыш прятал свои переживания, свои чувства.

Как старший в семье, Маржик лил на юношу жертвенное масло, что бы пропитать его целиком. Калос даже не мог представить цену всей этой процедуры, привыкший к аскетизму, он не мог даже вообразить, как на него одного можно вылить столько же, сколько шло на целые похороны богатой семьи.

— Наклони голову, — повелел старший, юноша послушался. Пропитанные маслом волосы скрыли его лицо, предоставляя взору Маржика склонённую спину с торчащим позвоночником, выражая полное доверие. Острым бронзовым лезвием стлеггис твёрдой рукой, начиная от шеи, мужчина начал снимать волосы с головы, срезанные локоны безжизненными прядями падали в воду. Юный воин не проронил ни слова.

— Вылезай, — Маржик помог юноше подняться. — Откинься.

Потом он снял волосы со всего тела мальчика, с трудом удерживая себя, что бы, не воспользоваться его доверчивостью и податливостью. Если бы не встреча в некрополе, не сдерживался бы. А сейчас он мог только гладить.

— Одевайся, — лугаль протянул юноше новый светлый хитон, который тот поспешно натянул на себя, повязав нитевым поясом данным багоем. Подол доходил ему до колена, рукава скрывали руки, — сапоги… Помни, теперь мы одна семья, мы за тебя, малыш, горло перегрызём.

Маржик поставил перед стриженым мальчишкой простую обувь, сделанную домашним скорняком, по снятым сегодня меркам. Домашние сапоги имели плоскую подмётку и внешний шов, простые, лёгкие они были совсем не притязательные.

— Иди, малыш, тебя сегодня никто трогать не будет, отдыхай.

В некрополь Маржик прибыл ещё до заката. Пришлось посидеть среди могил, подождать появления багоя, но лучше он подождёт, чем это кончится немилостью.

Багой появился с закатом. Одетый в длинные чёрные одеяния, он не привлекал внимание в наступающей темноте. Раб за ним тащил корзину с необходимыми ингредиентами для проведения ритуала.

— Пришёл, — молодой мужчина окинул Маржика недовольным взглядом. — Как мальчик?

— Хороший мальчик. Наш мальчик, — посторонних не было, и лидиец не считал нужным кланяться, да и разговор о Калосе он поддерживать не хотел, не любил он разговоры о своей семье. — Какие травы для ритуала нужны? Ажди, что вопрошать будешь?

Багой поджал губы, рот у него был красивый, небольшой, правильно очерченный, а движение было какое-то бабье. Они знали друг-друга уже давно. Как только Маржик перебрался от македонов уже лет пятнадцать — двадцать назад, Аджи был ещё совсем зелёным, когда его пригрел Умакуш. Тогда он и стал его врачом. Раньше, по молодости, не сдерживаясь, Ох мог и порвать парня, была в нём тяга наслаждаться болью, так что Маржику приходилось зашивать того. Вообще знал он этого Аджи любым, и плачущим от боли, и гордым, изображающим из себя правителя.

— Не знаю, отдавать ли Ему камень, или нет. Если у Арсика сил прибавится, не найдёт ли он себе кого? — в глазах багоя было столько обиды, что Маржик понял, те очередной раз поругались. — Арсик такой ветреный…

— Тебе какие черепа выкопать? Женские, мужские? — Маржик тут же перевёл тему, что бы не заржать. Не хорошо иначе выйдет. В Парадизе все знали, что Артаксеркс Ох сам приворожил к себе своего Аджи, вот тот и ходит за ним как хвост изнывая от ревности, побочном явлении приворота. К этому багою уже все привыкли, знают с детства, воспитали. Атосса, жена Оха, относится к нему, как к члену семьи, ставит конечно, пониже своих детей, но всё же, выше племянников и племянниц. У них с Охом свой двор, свои люди их окружают, а вот на семейной трапезе Аджи всегда присутствует. Сказать, что Атосса терпит багоя мужа, было бы не правильно. Она его приняла как часть Умакуша. Ещё их отец называл сына красивой шкуркой с гнильцой внутри, так вот эта гнильца теперь наглядно и пластично ходит, разливая напитки и подавая кушанья. Из-за этой склонности и не хотел отец видеть Оха на троне.

— Копай детский, ребёнок не обманет, — подумав, велел багой.

Некрополь был старый, относившейся ещё ко времени правления Нина, но местных жителей, не принявших новую религию парсов, всё ещё хоронили здесь. Часть некрополя давно поросла травой, доходившей чуть ли не до плеч. Часть же, которой пользовались выглядела поухоженней. Белые мощёные дорожки пересекали весь некрополь. Пока Маржик читал надписи на погребальных стелах-алтарях, багой расчертил белый мощёный кусок некрополя, рядом раб выкопал яму для жертвы, и развёл огонь.

Найдя нужную могилу Маржик подозвал того же раба. Ну не он же будет копать. Могила, по местному обычаю, была обмазана глиной, и покоиться в ней должна была девочка. Очистив череп, Маржик передал его молодому некроманту. Багой уселся на отведённое место для ритуала, перед собой разложив всё нужное. Врач сделал ему настой, для усиления мантии. Горсть трав сыпанул в огонь.

Маржик отошёл, сел на могилу, в ожидании конца церемонии вопрошания.

Багой поднял перед собой череп, заглянул в пустые глазницы. О чём он думал, как вступал в контакт, с душой умершей малышки было ведомо только ему одному. Возлияние Нергилу, через череп потекло в яму. Если Маржик правильно понимал, то должна была выйти душа и её багой, запечатал в птицу, мгновенно убитую на яме. Так душа привязывалась на время к этому миру, что бы задать ей вопросы. Верил ли он в это? Маржик уже давно не верил ни в каких богов и духов. Вот в приведения он точно не верил. Мужчина не однократно наблюдал ритуалы, и всегда знал, чем они кончаются, если багой начинал вопрошать…

Вот и сейчас молодой некромант зашатался и свернувшись калачиком, лёг набок. Навызывался. Маржик подсел рядом, проверил пульс, глаза… Достал из сумы нужный флакон, открыл губы и влил в рот. Багой закашлялся, его дыхание стало ровнее, а потом и вовсе глубоким. Маржик сел поудобнее, и принялся массировать шею, плечи некроманта, заставляя жар поднялся до головы, сменить прохладу организма. согревшись багой открыл глаза.

— Всё хорошо будет, — тихо проговорил он подымаясь. — Достань мне живой меч, дух сказал, что скоро он в мире появится. Хрисаор. Древний меч. С ним можно мёртвых во плоти подымать. Хочу.

Маржик пожал плечами, после вопрошания всегда у багоя идеи невыполнимые. Ничего, отоспится, завтра всё нормализуется. Оставив раба убирать некрополь после ритуала, он повёл уставшего некроманта в его парадис. Только он спел уложить багоя, дать ему два настоя, укрепляющий и успокаивающий, как появился раб от Атоссы, по его душу. Словно она знала, где искать. Хотя, впрочем, чему удивляться, полнолуние, предположить, что Аджа потянет в некрополь многого ума не надо. Так же как догадаться, что его врач обязательно будет при нём.

И вот Маржик уже спешит к правительнице. Выдалась же ночка.

Дворец был пуст, не было снующих слуг, копошащихся по углам рабов. Одни голые стены, со следами когда-то нанесённых узоров, которые теперь с трудом можно было рассмотреть. Краска, позолота, давно уже слетела, ни одно поколение ахеменидов не удосужилось восстановить былое величие Кадингира, его яркие росписи, прекрасные фрески. Чужая культура парсов не интересовала. Да и своё они здесь не строили. Все силы рабов-данников были направлены на строительство Персополя.

Вышла служанка, ожидавшая Маржика, и пригласила последовать за ней.

Женские покои даже сейчас, ночью, были освящены тёплым жёлтым светом. Жёлтыми же были стены с красным низом, к ним придвинуты богатые ложи с пёстрыми, мягкими перинами, валиками и подушками, шитыми разными лоскутками. Во главе сидела сама Атосса, возвышаясь над любым возможным гостем. Перед ней маленький столик со сладостям.

При виде Маржика она поднялась и пошла к нему, прямо по подушкам, наступая на них дорогими, изящными сапожками с загнутым носом. Её широкие шелковистые штаны переливались от многочисленных узоров. Длинные складчатые одеяния тянулись следом… Это была женщина властная, когда-то красивая, сейчас находящаяся уже в поре своего увядания и знающая это, переставшая бороться за ускользающую молодость.

Она была лет на десять старше Маржика, полная, но не тучная. Где-то за складками одежды угадывалась бывшая воительница, даже кинжал висел на поясе, но её движения уже утратили быстроту и резкость, стали плавными, размеренными. Возраст брал своё. Волосы правительницы были спрятаны под остроконечной высокой войлочной шапкой.

— Вот посмотри, — Атосса подняла рукав открывая взору врача большой ожог по предплечью.

Маржик покачал головой, достал маленький сосуд с мазью, на ритуал он его прихватил, опасаясь, что багой мог неудачно упасть, и пришлось бы лечить. Там не пригодился, зато потребовался правительнице. С Охом она что ли ругалась?

— Козлу я этому, бороду повыщипывала, не сочти за труд, зайди к нему, — словно отвечая на его мысли, высказала женщина. — Брат всё таки.

И муж, сам для себя зачем-то добавил Маржик, смазывая ей руку. Её не загоревшее тело было дебелым, из-за этого ожог смотрелся более страшным, чем был на самом деле.

— Зайду, — заверил её врач.

— Дай ты этому, козлу старому, какой-нибудь травки, что бы занимался соитием со своим багоем, и больше никуда не лез, — Атосса была раздражена. Она вообще поорать любила, но с таким мужем это не грех. Вышла Атосса за него, после смерти мужа, что бы у власти остаться, а не попасть вместе с другими в храм навечно. — Мне ещё войска на Понт отправлять, а этот, козёл старый, и туда полез. Не стоит у него, заняться нечем. Так дай ты ему, что бы как свиньи барахтались, и рыло своё никуда не совали. Всё равно опороситься боги не дадут.

Атосса засмеялась над своей шуткой, Маржику, тоже пришлось улыбнуться. Опять придётся влезать в их разборки, хорошо хоть за это хорошо платят, и на подарки рассчитывать можно.

— Я дома подумаю что сделать можно, — хмыкнул он уже прикидывая, выросли ли у него нужные травы, и есть ли в запасе, и на каком коне их дать, на масле или на молоке.

— За всем глаз и глаз нужен. Я же уже не молоденькая девочка, бегать, Умакуша приструнить надо, что бы везде нос не совал. Он как в армии появиться, так восстания жди. У воинов холка дыбом встаёт. Его близко к армии нельзя подпускать. А этот козёл, от нечего делать, командовать решил. До добра это не доведёт.

Атосса вернулась к столу, у её ног, на подушках, расположился мужчина. Налив ароматный отвар в чашу, она пригубила его ярко накрашенным ртом.

— Марж, не стесняйся, наливай — предложила владычица мужчине, её широкие брови сошлись у переносицы, глаза внимательно оглядели врача. Приподняв пухлую руку, она погрозила ему пальцем. — За меня приказы подписываешь? Знаю-знаю, уже сообщили.

Маржик потупил глаза, изображая полное раскаянье. Атосса засмеялась.

— Ладно, тебя не переделаешь. — отмахнулась она. — Вот ноги ещё болят, колени… А раньше то как скакала, как скакала. Может чем намажешь?

Маржик знал, что суставы уже не выдерживают веса, а Атосса его всё прибавляла и прибавляла. Ограничить её в сладостях было невозможно, вот и приходилось мази делать, боль снимать. Вылечить не получалось. Он налил себе отвара, кивнул, что понял и пришлёт мазь. Маржик рассказал о проведённом багоем ритуале, о том, как тот бесится, о несостоятельности своего Арсика. Атосса залилась звучным смехом.

— Ну Марж, посмешил, ну, утешил. Знаешь чем женщину уважить. Ладно, иди, мазь пришли мне с Барзиком. Он у тебя хороший мальчик, не обижай его. А как на кифаре играет… — женщина мечтательно заулыбалась, видно было по ней, что ей смертельно скучно.

Ближе к полудню Маржик вернулся к себе домой. Его мальчики были заняты делом, оба крутились у верстака. Барзан что-то пытался объяснить Калосу на пальцах об устройстве лука, как правильно крепить тетиву. Лук фригиец достал ученический, бинтованный белой тканью, по виткам которой можно соизмерять дальность полёта до цели. Забинтована была и кисть руки, Калос сам пытался себя завязать, а от помощи Барзана, фыркая отбрыкивался, шипел, скалился, но старательно стрелял по указанной ему цели.

Маржик постоял, наблюдая за ребятами. Роста они были одинакового, даже малыш повыше. Худой, грациозный изящный, гибкость его тела не мог скрыть хитон. Маржик хмыкнул, когда малыш пару раз дал фригийцу по рукам, и гордо задрав подбородок, не ответил на какую то пошлую шутку. Без волос он смотрелся совсем беззащитно, длинная шея, красивый затылок, сильные пальцы… Маржик подошёл.

— Старик, вернулся, — обрадовался Барзан. Калос поднял на него голубые глаза с длинными чёрными ресницами.

Маржик подошёл к мальчишке, задрал подол хитона.

— Облокотись о стену, — срывающимся голосом велел он. Тёмные бровки у мальчишки встали домиком, то ли от обиды, то ли от предвкушения, он тут же выполнил приказ, не задумываясь.

— Как у эллинов всё удобно устроено, — Маржик прижался к гибкому телу.

Как же он неудачно влез в разборки между Охом и Атоссой, и увернуться нельзя. Ещё и багой со своим мечом. Может действительно, если у Аджи и Оха всё наладится, ехать никуда не придётся. Месяцок он бы с удовольствием посидел дома, особенно сейчас вначале осени. Кончив, он прижал к себе мальчишку, горячо дыша в длинную шею.

— Дай, я тоже хочу, — тронул старшего за плечо, Барзан.

— Да он на ногах не стоит, — Маржик держал мальчишку, у которого бог Эрот отобрал силы.

— А я его на струбцины положу, — тут же нашёлся фригиец.