Гончие Артаксеркса

Глава 15

Маржик улыбнулся наблюдая за спящим Калосом. Мальчишка лежал рядом, доверчиво прижавшись к нему обнажённым телом. Длинные тёмные ресницы трепетали во сне. Под тонкой кожей век было видно как бегает зрачок, следом за видениями посылаемыми Морфеем. Щёки во сне разрумянились, делая юношу беззащитным и привлекательным.

Мужчина не удержавшись ласково провёл кончиками пальцем по мягкой коже, не знающей лезвия скребка. Лешай уже успел обучить Малыша пользоваться соком трав, чтобы сводить волосы, оставляя щёки девственными.

— Глупый, наивный щенок, когда же ты повзрослеешь, и перестанешь доверять всем подряд, — лидиец смотрел на спящего, и у него щемило внутри, это было приятно, тепло и больно. Пока никто не видит, Маржик мог позволить себе быть слабым. Он говорил тихо, что бы не разбудить Малыша, наконец рассказавшего ему, что хотел остаться в Македонии.

— Ну почему всех наивных глупышей так тянет в эту дикую страну. Словно там Острова Блаженных встали.

Мужчина прижал в себе спящего юношу, уткнулся носом ему в волосы, в самую макушку.

Когда-то он сам был поглощён идеей свободы, захваченный харизмой александроса, ввязывался в затеи, рейды против фракийцев устраивал…

И чем кончилось, как его отблагодарили? Выгнали как гарпию общипанную, пинком под зад. Тогда он к медам ушёл, восстание против македонов подняли…

Повеселился тогда, то он за Аминтором бегал, то басилевс Филипп за ним. И всё это оттого, что не хотел он быть таким же нищим, как вся эта хвалёная аристократия, а хотел хорошо есть, носить дорогие ткани, иметь свой большой дом. Да и семья ему была нужна не такая, как у всех. Бабы его с детства не интересовали, Маржик с детства считал себя особенным во всём. В том же Асклепионе они с Геленом были лучшими в гипнозе. В Македонии же его не поняли.

Дружок его, ещё по храму, Гешка, там остался, прижился гадёныш, псом верным стал. В верхушку выбился. Хотя что это за эллита в нищей стране. Даже жрать нормально не могут, скудную пищу приправляют божественными словами: это полезно. А у него теперь свой дом в Кадингире, небольшой, земля там дорогая. Но, всё же больше, чем этот, отцовский, раз в пять. Зато большой дом под Кадингиром, с землёй, производством, богатый, надёжный. Ест хорошо, ткани дорогие носит, к самому Артаксерксу вхож, в палацах свои комнаты имеет. А Ох не какой-то занюханный басилевс дикой провинции, это владыка огромных земель. Это вершина цивилизации, это руководитель самого образованного и высшего народа, который правит всеми.

Сейчас они Малыша у него чуть не отобрали. Маржик такое простить не мог. Ещё один камень добавился в остракизм Македонии. Он ещё отомстит, обязательно отомстит этим зарвавшимся дикарям.

Ласик потёрся во сне об него носом, словно хотел вобрать в себя запах любовника. Нет, так не пойдёт. Ещё немного, и лидийцу придётся признать свою привязанность к этому глупому мальчишке. Он нехотя отстранился.

Захотелось сломать, растоптать это притягательное существо.

— В храм, учиться, — решение было принято, завтра он с рук на руки отдаст Бессу девочку, и пойдёт договариваться о своём мальчишке.

Они в Хрис приплыли рано утром, порт их встретил весёлым гоманом торговцев вставших с утренней звездой, и начавших день в порту, чтобы задать ритм всему дню и заработать не только на похлёбку, но и на золотое колечко жене.

Сойдя с парома, Маржик с головой окунулся в эту разноперстную толпу алчности. К этому он привык с детства. Его отец здесь торговал, и здесь скопил деньги на учёбу сына в Асклепионе. Дом у их семьи был небольшой, поэтому кроме Калоса никого не вместилось, остальные разместились в доме рядом, уже давно купленным Маржиком у ненавистного соседа врача, когда-то отказавшем в помощи больной матери, и ему пришлось жить с ненавистной злобной бабкой Именно из-за соседа он тогда и пошёл учиться в Асклепион, надеясь всю жизнь не бедствовать.

Дом отца оставался прежним, лидийцу нравилось вспоминать своё детство, захотелось поделиться всем личным с Малышом. Большая пустая комната, вот и всё, что было в их распоряжении. Давно Маржик дома не был, кроме кровати и керамической печи ничего от строго и не осталось.

Впрочем, здесь они не на долго, Маржик вообще не любил оставаться где-то надолго, его мятежная душа требовала движения, и не способна была к чему-то привязаться, даже в своём богатом доме он не мог жить долго, а тут вот, вляпался, влюбился… Брал же в семью смазливого лаконца, что бы подкладывать, под других… Как же Маржик не любил нарушение своих планов, каждый раз в такой ситуации ощущал, что такой же как все, и способен на ошибку. От этого было горько. По этому он не переносил отходить от своих планов.

— …Моя госпожа Аснянь, Великая ванесса, меня держала за руку. Она постоянно мне давала помощь. И когда она давала мне помощь, я с радостью ей поклонялся… — тихо на своём родном сфарденском языке зашептал он древнюю молитву, дабы отогнать ненужные мысли и наконец выспаться.

Они стояли на мощённой брусом узкой улочке, прям перед домом. На Калосе был бирюзовый хитон, на ладонь не доходящий до колен, подчёркивающий его лёгкость и молодость. Лидиец приучал его к дорогим и красивым вещам, которые могли быть на удивление лёгкими и не практичными. Сам же врач разоделся в длинный богатый хитон, поверх которого повязал лёгкий гиматий из яркой ткани.

— У нас сегодня будут гости, постарайся вести себя хорошо перед эллинами, — который раз за утро просил Маржик разбуривавшегося Малыша.

— Как ты не понимаешь, нельзя принимать эллинов в своём доме. Они злые, завистливые, так и норовят что-нибудь спереть, — Калос, за долгий спор, уже начал верещать, он тряс руками над головой, словно старался кому-то там, наверху своими кулаками что-то доказать. Лидийца это забавляло.

Наконец их Малыш расслабился, скинув шелуху эллинского мира, и стал страстным не только во время любовных утех, но и в жизни. Маржику нравился этот новый Калос.

— Я не хочу жить в одном доме с эллинами, — ругался лаконец. — Они злые и заносчивые.

— Давай, вытирай свои сопли и будь хорошим мальчиком, гости идут, — усмехнулся мужчина заметив на узкой улочке, на которой они стояли у дома, появившихся людей.

То, что они должны были здесь встретится с посланниками Артабаза он узнал уже по приезде в Хрис. Племянник Оха любил себя окружать эллинами в семье правителя об этом знали все. Маржик же, как врач, всё же был приближен к правящему семейству, и знал всё.

Первым шёл темноволосый бородатый мужчина лет под тридцать. На нём был медный мускульный телос, начищенный до блеска. Красноватый оттенок меди переливался под лучами солнца, и световые блики тонули в чернении доспеха, подчёркивающем его рельефность. Начищенным был и медный пилос на голове, украшенный поперечным гребнем держащимся на высоких подпорках.

Естественно Маржик узнал его, это родосец Ментор, нашего любимого торгаша Артабаза, то ли телохранитель, то ли наперсник. Но точно не любовник, любопытный лидиец это узнавал чтобы самому знать, как с ним общаться и как можно надавить на племянника Артаксеркса.

Рассматривая приближавшихся, врач только хмыкнул, когда Калос демонстративно от всех отвернулся к стене.

— Не будешь хорошим мальчиком? Плохому мальчику я хитон прям тут задеру. Ты только на стенку упор прими.

Лаконец только обиженно задницей дёрнул, как юный жеребчик. Не сумев противостоять столь сексуальному жесту, Маржик потрепал эту соблазнительную часть тела и пошёл на встречу гостям.

За Ментором двигались двое воинов неся на плечах деревянный ящик на жердях. Замыкал шествие молоденький паренёк возраста Калоса, в длинном хитоне, видимо, подготовленный для посвящения. Скуластый, светленький, стриженый, по подростковому не пропорциональный.

— Симпатичный вырос, — в слух отметил Маржик пригожесть юного брата Ментора.

— Я всё слышу, — ядовито прошипел Калос, так и не оборачиваясь.

Лидиец усмехнулся, он никогда никому не позволял ограничивать себя, а тут Малыш уже собственнические претензии выдвигает, зазнался ребёнок, хотя, надо признать, это приятно.

Воин подошёл к Маржику, радостно потрепал его по плечу, как старого знакомого, потом они обнялись.

Сопровождавшие родосца воины поставили ящик на землю и получив деньги от Маржика и удалились.

— Тут всё для тебя и в храм, — Ментор кивнул лидийцу на оставленную ношу.

Мужчина заметил, что Малыш тут же перестал обижаться, любопытство оказалось сильнее. Перестав разглядывать стену, Калос подсел к ящику, надеясь рассмотреть что в нём. Лидиец улыбнулся, какой же мальчишка ещё маленький, Ласик, это точно.

Там оказались белые несушки, а отдельно, отгороженный доской в ящике сидел яркий, надменный борцовый петух.

— Здесь всё, что обещал, остальное передам на словах, только не здесь, даже у стен бывают уши, — сухо проговорил Ментор, ожидая приглашения вовнутрь. Маржик согласно кивнул, наблюдая как мальчишки начали обсуждать петуха. Ласик был посмелее, бойкий, свободный, лишённый эллинских рамок и ограничений. Он быстро нашёл подход к стеснительному младшему родосцу, и теперь они вместе мило болтали обсуждая всё это куриное семейство.

Лидиец уже давно заказал бойцового петуха для Калоса, зная, что петушиные бои входят в образование юношей, а их мальчик должен получить всё лучшее. Вот родоского петуха наконец привезли.

— У вас то как? Артабаз в глубинке не заскучал? С кем он сейчас? — поинтересовался Маржик. Для родосца и эллинов под ним, Артабаз был таким же головой, как для них багой.

— Харидем при нём, — оповестил Ментор.

Маржик знал его, этого выходца с острова Эвбеи. По таким слащавым мужикам бабы всегда сохнут. Харидем всегда пользовался своей внешностью и вертел тётками как хотел, беспринципный человек, в деле удобен, но в свою семью такого бы Маржик не взял.

Врач из складок гиматия достал тряпицу, развернув её предложил гостю отпробывать целебные травы, скатанные с мёдом в малые горошины. Удачные, в этот раз вышли, Лешай не зря старался. Обсуждая политику в Македонии и Артабаза, мужчины неспешно лакомились.

Оставив мальчишек у ящика, спорить о какой из петухов лучше, танагарский или родоский, Маржик позвал Ментора в дом, но не отцовский, где они были с Калосом, а в большой, соседа врача, где сейчас жила вся семья и сопровождаемая ими девочка.

Родосец рассказывал последние новости из Македонии, да и не только, сидя на Эвксинском понте семейство Маржика многое упустило. Теперь приходилось навёрстывать. Пытливый ум лидийца жаждал новых сведений, новых сплетен об окружающем мире, что бы опять чувствовать его, и ощущать сопричастность с происходящими событиями.

Оказалось, что назревает какая-то новая смута, и им придётся вместе за дело взяться, что бы решить проблемы в Заречье. И семья Маржика и отряд родосцев на службе у ахеменидов, а вот подход у них разный и действия свои согласовать надо. Македонию, пока, придётся оставить, не до неё сейчас, надо решать насущные проблемы.

Они обошли дом, зашли со стороны двора, где весело журча водой, искрился небольшой фантан. Открыв дверь, Маржик пропустил гостя вовнутрь.

Большое помещение было центром этого дома. Несколько дверей из него вели в общую спальню, кухню и комнату девочки, но они тонули в полутьме дома, освящение которого состояло только из дневного света пробивавшегося через маленькие оконца.

Лешай тут же принялся накрывать на стол. Тем временем Ментор достал перепрятанную у него на теле тряпицу, в которой у него был завёрнут самородок, из новых Македонских рудников. Артабаз просил его Оху показать, что бы знал Великий Правитель, что пытаются от него скрыть в Скудрии.

— Серебро, — взяв в руки самородок, подтвердил Скуса.

За столом сидели гость, Ментор и хозяин, Маржик, остальные мужики из семьи ходили вокруг, накрывая, обслуживая, но при этом принимая участие в разговоре. Ни рабов, ни слуг у них здесь не было.

Лидиец на папирусе по пунктам расписывал план предстоящих действий, что предстояло делать семье, а что ляжет на плечи отряду родосца.

В открытую дверь как неугомонные воробьи ворвались мальчишки. Они бегали друг за другом, пугали, и сами же весело смеялись.

Маржик полюбовался этим зрелищем, этим раздольем молодости и беззаботности. Что-то чистое, незапятнанное было в них, что ласкало взгляд. Непосредственные, шумные, они пахли свежестью, как цветы во время дождя.

Надо будет Ласику сказать, что бы сходил на бои, опробовал своего петуха. Родоские петухи ценились. Мальчишка давно хотел эту птицу, вот пусть радуется.

Маржик поймал себя на мысли, что потерял нить разговора. Вот это совсем некуда не годилось. Срочно мальчишку в храм. Он уже присмотрел для этого храм Пильданса, называемого эллинами Аполлоном.

Лешай отловив буйную молодёжь, выгнал их резвится на улицу, что бы не мешали переговорам, не отвлекали.

Ментор посетовал на свои неприятности в Македонии, как не даёт ему жизни старик, возглавлявший пелион, везде нос суёт, заранее его действия на три хода просчитывает.

Знал этого деда Маржик. Тоже на нём споткнулся. Именно он тогда, в Македонии заметил, что лидиец подворовывает. Он указал Аэропу, занимавшемуся казной, что он деньги себе присвоил, выделенные на Пеонию. Старый, высохший как мумия, болезный, в чём жизнь только держится, дед видел и предугадывал всё. Ничего удивительного, что теперь с ним родосцы мучаются.

Ментору тут же подали воду и Маржик принялся объяснять, сколько нужно яда добавить и как, что бы наконец избавиться от въедливого старика. С собой ему тряпочный мешочек дали, с порционными шариками, снадобья завязанными в тряпочки. С родосца потребовали за это расписку, на которую он поставил свою печать, шлвлоящую о получении.

Ментор заметил Барзана.

— Барзик не хочешь назад вернуться, — он поднялся что бы приобнять старого знакомца.

Маржик отметил про себя, что Ментор всё больше становится похож на солдафона, служба гоплитом всё больше сказывалась, оставляя на нём свой след. Во всех его действиях прослеживалась чрезмерная прямолинейность и тяжеловесность. В движениях прослеживалась привычка к строю.

Вместе с фригийцем, родосец вышел в другую комнату. Маржик слышал как тот пытался уговорить Барзика вернуться назад, к Артабазу, простить его, Мемнона, если он был груб, он же не со зла, ведь ему с ними, при Артабазе, лучше было, ценили. И на всё это слышался лишь весёлый смех Барзана. Единственное на что гость смог уговорить их фригийца, это пойти вместе пить.

Пока Мемнон старался зажать смеющегося Барзика в уголок, Маржик думал.

Пока они разбирались с Левком, другие торговые центры тоже мирно не сидели. Абдарасту всё неймётся. Родосцы его проследили до Хриса, убивать его команды не было, вот и передали с рук на руки семье Митры. Теперь им предстоит узнать, зачем это правитель славного города Тир в дальний порт прибыл, хотя свой под боком, и с кем это он тут встретиться собрался.

Маржик думал отстукивая ногой нехитрую мелодию.

Можно было подослать Абдарасту мальчика, слабость он к ним имел. Ласика… эта мысль Маржика совсем не грела, не то, что бы мальчик был к этому не готов. Он сам его обучил, не только получать удовольствие, но и дарить его. Но посылать Малыша, не хотелось, уж лучше Барзика, может клюнет. И вот пусть он у тирского правителя вызнает, что он затевает, и кто его поддерживает.

Решив послать на это дело Барзана маржик как-то сразу успокоился, и с холодными мозгами начал просчитывать ситуацию.

Между тем мальчишки вплотную занялись петухом.

— Если вы родосцы, то это вовсе не значит что и петух оттуда, ты это можешь Маржию втирать, — сквозь зубы бросил Калос, когда Мемнон очередной раз попытался рассказать сложную родословную привезённого петуха. — может он и не плох. Но не родоский. Вот сейчас пойдём и проверим.

Он не тут же наклонившись вытащил из ящика петуха, аккуратно придерживая его за крылья, что бы не повредил и не клюнул. По сноровке, с которой лаконец общался с птицей сразу было видно, что далеко не первый раз он держит петуха, действия уверенные, не сжимает, но и не даёт ненужной свободы.

— Я тебе говорю, он родоский, они все клювачие, — гнул своё светленький мальчишка, гость.

Калос развернул птицу к себе головой, что-то прокурлыкал ей и нежно поцеловал у клюв. Петух даже не дёрнулся.

— Клювачие, — передразнил он Мемнона. — Не родосец.

Подхватив птицу, юноша быстро направился к месту проведения боёв. Он его ещё с пристани заприметил, как в город прибыли.

Почти бегом Калос торопился успеть на бои, пока старшие заняты своими делами и не тормошат их понапрасну. Он давно не участвовал в этих игрищах. То их не проводили в городе, где они были, то некогда было заглянуть, то ещё что нибудь случалось. А так хотелось.

— Не отставай, — поторапливал он родосца, спешащего за ним, подобрав подол длинного хитона. Сегодня вечером у него предстояло посвящение и получение воинского звания, вот и ходил разодетый для храма.

Калос сразу сообразил, что через платный ход им соваться не стоит, и денег жалко, и привлекать к себе внимание не хотелось. Он тут же нашёл. Как иначе попасть в помещение для боёв. Лаконец нашёл дырку. В деревянной стене были обломаны две доски, им их как раз хватило, что бы пролезть во внутрь. Худые подростки юркнули в дырку никем не замеченные и тут же оказались подхвачены общем гвалтом. Это был не шум рынка, и даже не спортивный шум игрищ. Они окунулись в иной мир, ставок, понуканий, окриков, подбадриваний, всего того, по чему Калос успел, оказывается, соскучиться, к чему он привык с детства.

Петушиные бои были в самом разгаре. Несмотря на темноту, лаконец не путался. Он уверенно направился к светлому пятну, неся петуха в вытянутых руках. Там, освящённый светом струящимся из проёма в крыше, шёл бой.

— Расступись! — орал Калос, расталкивая мешавших ему людей. — Я первый!

Петух с жёлтой шеей вытянутой, распушённой. По пяточку гонял своего противника, уже сдавшегося и, теперь, спасающегося бегством на своих несуразно длинных ногах.

— Я следующий! — кричал лаконец завоёвывая место себе и своей птице на пяточке.

Калос бесцеремонно уселся на песок.

— Моего смотрите петуха, я на него деньги ставлю.

Мемнон скромно держался в его тени, даже присесть постеснялся, так и остался молча стоять за спиной лаконца.

Калос потрепал своего петуха, распушил. Птица безвольно сидела у него в руках.

— Смотрите какой хороший, — юноша продемонстрировал своего спокойного бойца всем. Врятли кому из зрителей этот петух приглянулся, слишком он был покладиста и послушен в руках юноши.

Калос незаметно вогнал иглу птице в бедро и бросил на противника. Петух моментально ожил и яростно набросился на соперника, словно именно он был виноват в той резкой боли, которая пронзила его тело, словно именно он, этот враг, держал его в повиновении, не давая шевельнуть ни крылом ни клювом.

Петух вымещал всю свою злобу. Всё негодование здесь, в бою. Ему было за что мстить, и это окрыляло.

— В жопу трахни его, быстрей. Пока не сдриснул, — подбадривал лаконец своего бойца.

Соперник отказался сопротивляться признавая победу за бешеной птицей.

Калос протянул руку, свернул шею проигравшему петуху, и бросил тушку на песок. Проигравшему незачем жить. Поднявшись, он забрал деньги у распорядителя, и пошёл на выход. Теперь они могли выйти и через центральный вход.

Мемнон поспешил за ним, сунув петуха себе под мышку.

— Видел как он голову держит, видел, что он сверху клюёт? — обернулся Калос к родосцу. — Никакой это не родосец. Ты видел как я его ставил? Это с Мелоса петух. Они дуреют от боли… Так, что Маржику я скажу, что вы его обманываете.

Атосса чувствовала себя плохо, даже отвратительно. Ноги отекали так, что пальцы невозможно блог согнуть. Отросший живот зудел, и мешал. Женщина непрестанно благодарила богов, что в таком состоянии войска ей вести не придётся. Не хватало ещё родить на пол дороги. А роды подходили, и она ждала их. Оксирт, её мужчина, был отослан злобным мужем в провинцию, к родам его можно было не ждать.

Сейчас Атосса находилась во дворе дальних покоев, где был поставлен для неё шатёр, чтобы не осквернила она кровью и водами парадис. Из всего окружения, только верная служанка осталась со своей госпожой, не боясь наказания.

Атоссе было тяжело, болел низ живота, тазовые кости, она уже ждала, когда же, наконец, всё произойдёт, и боги позволят разрешиться ей от бремени. Единственное что беспокоило, отсутствие Маржика, с лидийским врачом женщина была бы уверенна в успешном прохождении родов. Будучи сильной и властной, Атосса решила собраться оставшимися силами, что бы связаться с маш-машем Маржика, и призвать его к себе. Она боялась потерять ребёнка от любимого мужчины. Стара, очень стара для родов, но всё равно хотелось жить и любить.