Гончие Артаксеркса

Глава 6

Утро. Скоро начнётся очистительная церемония, служанки принесут бычью мочу. Атосса сидела в круглом зале, украшенном красными занавесями по всему периметру. Это напоминало крипту, или какой-то женский храм, жрицей которого она была. Дочь и жена бывшего Артаксеркса, сестра и жена нынешнего, она не была зороастрийской, женщина всё ещё придерживалась старых верований, матриархальных, и гордилась этим.

Хрупкой никак её было не назвать, но даже в своём возрасте, и при своей тучности, она не утратила воинственности. Атосса почитала богов войны, может именно из-за этого богини не дали ей сыновей, одни дочери вышли из её чрева. Нет, один сын был, и не от этого козла, Умакуша, а ещё от отца. Но Арсес воином не был, слабый получился, поэт мыслитель, горе её, наказание богов. Наверно по этому тянуло её к юношам.

Она сидела на прочном деревянном троне, её полные белые руки покоились на подлокотниках. Ноющие к погоде ноги, в мягких и удобных сапожках, шитых бисером и дорогим шнуром, стояли на скамеечке. Утреннюю нудную тишину ни что не нарушало.

Откинув полог внутрь заглянула улыбающаяся физиономия Барзана.

— Барзик, заходи скорее, — обрадовалась ему скучающая, Атосса.

Молодой мужчина, а для неё мальчик, откинув полог, вошёл между двумя каменными орлами, восседающими на земле. Когда-то она с ними охотилась, справа Крей, слева… Как же его звали, уже забыла…

Барзан уже войдя, стянул с головы свой колпак и вывернул его. К ногам Атоссы посыпались головки цветов, покрывая собой загнутые мыски сапожек, приступку… Одни головки полевых цветов, мелкие, но ароматные. Женщина рассмеялась, кому не приятны такие знаки внимания?

— Цыплёнок ты, недощипанный — она потрепала фригийца по голове. — Пойди сладости возьми. Я знаю, что дети любят.

Она пухлой рукой указала на столик со стоящими на них медовыми вкусностями. Барзан взяв пару кусков, и прихватив стульчик, присел у ног Атоссы.

— Жениться то не надумал? Я тебе быстро девку найду, — женщина завела своё вечный разговор. — Ну не всю же жизнь тебе при Маржии быть. Семья она семьёй, но пора и свой дом заводить.

— Прекрасная, ты как всегда права, — Барзан в знак благодарности за сладости начал целовать каждый ноготок на её левой руке.

— Женишься когда? — Атосса властно подняла его подбородок своей рукой. — Права я… Или боишься, что Марж один останется?

— У нас в семье пополнение, — Брзан лукаво подмигнул властной правительнице. Ему она прощала всё.

— Калос, заходи, — окликнул он ожидавшего за занавесью юношу, сам тем временем поднимая подол платья Атоссы, и начиная массировать колени и втирать мазь.

Застенчиво вошёл лаконец, поднял глаза на женщину… Голубые, испуганные глаза на детском личике… Бритая голова и аккуратные прижатые уши… и длинная шея, торчащая из ритуального рубища. Атосса даже подалась вперёд, подслеповато щуря глаза. Весь испуганный вид мальчика так и говорил:

— Сейчас убегу, сейчас убегу… — готовый в любой момент развернуться и припустить, куда глаза глядят. Атосса внимательно разглядывала его. Лаконская кровь видна была сразу, но весь вид напоминал не воина, а испуганного маленького оленёнка, без матери прячущегося в траве. Хрупкий, трогательный, он не оставил сердце женщины равнодушным.

— Не бойся, я ничего тебе не сделаю, — успокаивающе заговорила она на лаконском. — Подойди к нам, присоединись… Ты такой хороший, такой красивый мальчик. Подойди…

— Меня не для этого воспитывали, — мальчишка гордо вскинул лысую голову, от чего жилы на его длинной, беззащитной шее вытянулись. Он подавил вырывающийся наружу всхлип.

— Не для чего? — взрослой, умной женщине было жалко этого издёрганного детёныша. — Подойди. Ты чего испугался?

— Я не хочу вас. Я не хочу ещё и с вами спать, — мальчишка, не выдержав нервного напряжения, шмыгнул носом. Он запрокидывал голову, что бы, не дать глазам его предать, но слёзы, подлые слезы, уже текли по щекам.

Атосса всплеснула руками.

— Кто тебе такую глупость сказал? Вон водички попей, успокойся, — она указала на стоящий серебряный сосуд украшенный грифонами. — Попей. Как тебя зовут?

— Калос… Каллипп… — сбивчиво, сквозь всхлипы выдавил мальчишка, не понимая что от него хотят. Ласковый голос женщины, годящейся ему в бабушки сломил крепкую оборону. Он налил себе воды, судорожно сглатывая, выпил, размазывая слёзы по лицу. Воин не должен плакать, но что же делать, если они текут и их никак не остановить.

— Отнесись ко мне как к маме, ты не бойся, — Атосса, жестом позвала Калоса приблизится к ней. Барзан, мажущий и массирующий ей ноги от колен и ниже, хитро посмотрел на неуверенно приближающегося мальчишку. Его забавляла эта сцена.

— Брысь отсюда, — Атосса рукой показала Барзику, что бы он оставил её наедине с юношей. Фригиец, одёрнув подол, поднялся, забрав мази. — Позже подойдёшь.

Женщина отряхнула сидение, на котором был фригиец, взбила одну из своих подшек и положила сверху.

— Иди сюда, маленький, садись, расскажи как тебя растили. Я вот, когда была маленькая, любила на конях скакать. А ещё я неплохо копьё метала. По старой традиции, уходящей в религию наших предков, которой придерживаются женщины нашего рода, девочку не выдают замуж, если она, не убьёт врага. У нас же женщины не приняли эту бредовую веру, которую принёс пророк из рода Спитама.

Потихоньку Калос успокоился, что то домашнее было в голосе этой пожилой, для него, женщине. Вскоре он уже положив ей голову на колени, рассказывал о своей жизни, убаюканный её голосом, её участием, её сочувствием.

Атосса видела перед собой озорного мальчишку, который лазил по деревьям, качаясь на ветвях, воровал вишню в чужом саду, и косточками из рогатки обстреливал домашнюю птицу. Она видела глазами Калоса, как мальчишки, словно стайка птиц, разлетелись в разные стороны, при появлении великана, взрослого бородатого хозяина сада. Атосса видела весёлого и смеющегося мальчишку, беззаботного, легко воспринимающего жизнь, и не сидящего на месте. Как мальчишки, кто из рогатки, кто из трубочек горохом, принялись обстреливать этого великана. А когда он бросился за ними, разбежались врассыпную, и он никого не поймал.

Погружённый правительницей в сон, Калос рассказывал, как мама его поит молоком прямо из крынки. Его лицо разгладилось от детских воспоминаний. Калос рассказывал, как они купались в детстве в горячих источниках, мальчишки по грудь сидели в мутной, белёсой, тёплой воде, рядом из неё же подымались водные растения, колышущиеся от их смеха и воплей.

Вернулся Барзан, успевший за это время заварить для правительницы целебный отвар, на попечение Маржия они все научились основам врачевания.

Аккуратно, Атосса подушечками пальцев, круговыми движениями на ладони юноши начала приводить его в себя. Мальчик очнулся из забытья воспоминаний.

— Я что, заснул, — Калос сел, и весь его вид удивлённо-извиняющийся. Женщина вздохнула, это же сколько надо было поиметь лаконца, что бы сделать из него плачущую девчонку.

— Барзик, передай пару слов Маржику, — Атосса указала подать ей пишущий прибор, — И пусть ещё растирки пришлёт, и Лазика больше не обижать!

— Кого, — переспросил фригиец.

— Я тебе, Барзан говорю, Калоса больше не трожь, — и уже обернувшись к юноше, смягчившись, — пойдём Лазик, я тебе что подарю.

Тяжело поднявшись, на больные ноги, опираясь на руку лаконца, Атосса подвела его к ларцу с драгоценностями. Она отдала ему тяжёлую жемчужную нить.

— Можешь носить. Если надо будет, продашь. Твоё это, — Атосса достала золотые серьги, длинные, резные из тонких пластин. — И серьги твои. Не сердись, что тебя усыпила, всё будет хорошо.

Калос держал подарок на вытянутых руках, в ладошках. Ему было неудобно, что столько внимание он привлёк к себе. Он не верил, что ему подарили просто так, что не отберут, юноша боялся поверить правительнице.

— Заходи ко мне почаще, — она передала ему мешочек, куда можно положить драгоценности, и уже обращаясь к Барзану, — Не стой столбом. Писать буду.

Фригиец передал правительнице маленький письменный столик, который она поставила себе на колени, сев на деревянный трон. Это был не финансовый документ, и даже не храмовый, поэтому писала Атосса его не на глиняной табличке, а на небольшом куске египетского папируса. Это было красиво и дорого.

«Аталана Маржию.

Не смей больше обижать скворчонка. Пусть учится, а то порку тебе прилюдно устрою. Разврату не дам множиться».

Надев кольцо с печатью на палец, она скрепила документ.

Маржик вернулся домой, взбешённый пребыванием у Оха. В Парадизе у него был свой угол. Ценили ликийца как врача, бывало, что и ночевать там приходилось, так, что оборудовано всё было удобно.

В деревянном ларе хранились травяные сборы. Отдельно находился стол с дорогой стеклянной посудой, где огнем, через змея, он делал выжимку из растений. По стене шёл длинный стол с разными нужными инструментами, плошками, тканями… Это было его помещение, с невысоким сводчатым потолком, чистое, с желтыми стенами и арочной дверью. К тому же, была вторая комната, где стояло ложе для сна. Там было под самым потолком маленькое окошко, что бы во время отдыха поступал свежий воздух.

Закончив изготовление выжимки из трав, Маржик скинул с себя рабочий хитон из льняной ткани украшенный полосами, и одёрнувшись, поправив оружие на поясе, подошёл к больному.

Умакуш был в домашнем, сакском куладжи. Взяв из рук врача чашу, с горячим отваром, Ох сначала пригубил, пробуя на вкус. Знает он этих врачей, гадость какую-нибудь несусветную подсунут, а ты пей. На редкость питьё оказалось терпимым, и он с причмокиванием стал пить из глиняной чаши, пока врач кисточкой, из другой чаши начал намазывать ему открытую волосатую грудь. Надо было прогреть сердце, что бы опять молодые силы заструились по организму.

Чёрными кольцами волосы блестели на груди от согревающей смеси. На голове, темные, завитые локоны тоже блестели, но совсем уже от другой смеси, ароматной, поддерживающей завитки, придавая всей голове ухоженный вид. Умакуша можно было назвать красивым, не смотря на невысокий рост и широкое лицо. Правитель следил за собой. Весь его бравый, моложавый вид ласкал глаз и располагал к себе собеседников, но не армию. Там его не любили.

Промыв желудок поданным Маржиком горячим отваром, Ох сплюнул всё в подставленный тазик и присел на ложе, отдав свои холёные руки на попечение врача. Маржик делал горячий компресс, массируя эбонитовой палочкой по точкам кисти, под горячей тряпкой, разгоняя застоявшуюся кровь. Потом этой процедурой подверглись и стопы ног. Окурив владыку целебными травами, он уложил Оха на ложе, давая возможность отдохнуть и впитать в себя результаты процедуры, и погрузится в энкомисис.

— К ночи должно подействовать, — выдал вердикт доктор.

Маржик не был глупцом, прекрасно знал своё дело. Проверив Оха, осмотрев его глаза, ногти, уши, он понял, что правителя травят аконитами, но полученной информацией пока делиться не спешил. Яд из организма вывел, настой противоядие сделать не хитрая процедура, а вот найти, кто умысел имеет, кто синими колокольчиками Умакуша травит.

Пока правитель отдыхал, Маржик перешёл на другую половину своих апартаментов.

— Через Понт хлебные поставки увеличились. Киммерийский Боспор корабли прямо в Афины направляет. Интересно, какой навар у Артабаза оседает? — размышлял вслух Ох. — Хотя Артабаз, последнее время, не добирает возможного. Афины обогащаются. Деньги мимо нас уходят.

— Слушая Артаксеркса, Маржик сев на своё ложе, достал ножницы, начал подстригать ногти на ногах. когда-то и собой заняться надо. Горячая вода и готовые компрессы остались.

Солнечные лучи в окошко дарили яркий, золотой свет. Словно тонкие нити красных, шелковичных червей, они прорезали всё помещение.

— Марж, пойди, — окликнул его лежащий правитель. Врач подошёл. — давай ка под себя хлеб забирать. Владея поставками, мы сможем Афинам диктовать. Артабаз создал Северный союз торговых полисов, так надо его возглавить. На Боспоре Спарток правит, пора бы своего поставить. Подымай-ка все наши связи среди гимирров и ишкузов. Хлебом владеть я должен.

Врач окинул взглядом лежащего на боку правителя: ножки подогнул, ручки под щёчку положил, и о великом думает. Маржик стоял над ним, сложа руки на груди, надув губы, а ведь не выведи он яд, сколько бы этому правителю осталось? А теперь не успели вернуться, опять собираться предстоит, идти… И далеко идти, Ох послал, так уж послал…

— И блюдо принеси мне, у этих Спартакидов, слышал, серебряное блюдо есть, говорят, яд на нём не действует, вот с него я есть и буду.

Маржик смотрел на него, и думал о своём, вот если бы не бредни Умакоша, он был бы сейчас дома. Жаль, что пришлось отстричь с Калоса золотистые волосы, ему они нравились, ничего, вырастут, пусть до плеч отпустит, они мальчишке пойдут, к его светлым ресницам обрамляющим голубые глаза. Хотя, последний раз они вроде стали тёмными, и брови… Может Барзан его накрасил, что бы новая жена Маржику больше нравилась. Он усмехнулся про себя. Голубые глаза мальчишки запали в душу. Не те, холодные, каким Калос обычно на мир смотрит. А те, которые Маржик у него увидел, когда Эрот проходил рядом, и задел его крылом. Это были колдовские глаза, тлеющие синим огнём Экаты. Ликиец хотел видеть эти глаза, слышать стоны, мальчика. Действительно, Калоса он воспринимал своей новой, молодой женой. Купить ему что ли браслет в подарок. Пусть ночь отработает, а он ему браслет подарит, пусть носит и о нём думает, кому его сладкая попка принадлежит.

— Деньги у багоя возьмёшь, — почти засыпая посоветовал Ох. — Я то вставать уже не буду, я болею. Ты мне ещё грудь помажь и иди.

Из Парадиса Маржик поспешил домой.

Войдя сразу увидел, как Лешай собравший лечебные травы, развешивал их на сушку под навесом. Сбор всегда должен проходить вовремя, поспешишь или пропустишь и получишь не лечебные травы, а сено для коней. Калос помогал ему. Маржик сразу выделил гибкую юношескую фигуру.

Он не торопился. Сначала умылся, помыл руки, прополоскал рот, очищаясь от всего внешнего мира. Теперь он дома, где его семья. Проголодался. Он знал, что все его ждут, что бы идти в трапезую. Они всегда едят и спят вместе, это почти ритуал, сплачивающий семью.

Маржик издали посмотрел, как беззаботно и открыто Калос разговаривает с Лешаём, у них появились совместные интересы. Это было неприятно, как заноза. Почему так, мужчина не понял, в семье же всё общее.

Его отвлек от созерцания Барзан, не вовремя, он уже раздел мальчишку взглядом, а тут папирус протягивают… Маржик вздохнул.

— От Атоссы? Что там у неё ещё? Почитаем, — он лениво развернул папирус, при чтении лицо ликийца вытянулось. Хорошее настроение улетучилось.

— Калос, пойди ка сюда, — рявкнул он.

Юноша не смело подошёл, потупился, ища что-то на земле.

— Ты на своих, когда стучать научился? — Маржик ударил его по губам папирусом. — Что это?

Калос закусив губы, уставился в землю. Понятно, лаконская кровь. Юноша всем своим видом показывал, что выдержит любую порку, но не проронит и звука. Воспитание.

Маржик уничтожал его взглядом, пока, этим он точно не собирался ограничиться.

— Мы есть пойдём, а ты можешь, конечно у Атоссы питаться, — ядовито выдавил он, ударяя мальчишку по самому больному, по еде. Но Калос смолчал, только желваки дернулись на бледном лице.

— Мальчишка в семье, отстань от него, — Между Маржиком и Калосом встал Скуса, прикрыв малыша спиной. — Мы семья, а не пошёл, вышел, вали… Разваливать тебе никто не позволит.

Маржик попытался что-то ответить, но рядом со Скусой уже стоял Лешай, да и Барзан, похоже, был с ними согласен.

— Если мы приняли мальчишку в семью, он в семье, и подчиняется законам семьи. А если тебе так невтерпёж, сходи подрочи, может, мозги прочистишь. Калос один из нас, если он захочет быть с тобой, он тебе сам скажет. — Скуса обнял мальчишку за плечо. — Жрать пошли. А ты Марж, подумай, стоит ли оно того, что бы всё рушить.

Следом за ними пошёл Лешай, словно спину прикрывал. Маржика это покоробило. Ухмыльнувшись, ушёл и Барзан. Что же, возможно Скуса и прав, в этот раз. Они должны держаться друг за друга. Нельзя против Атоссы лезть, иначе можно всё потерять.

Потом было время сборов увенчавшееся долгой дорогой. До Кавказа они добрались с караванами. Дальше шли сами, купив у охотников тёплую одежду. Путь лежал через горные перевалы, и они шли.

Впереди, как самый лёгкий, подымался Калос, за ним Маржик, замыкал всю связку Скуса.

Валил снег, колючими краями царапая лица. Руки покраснели от холода, не смотря на то, что Калос обмотал их в несколько слоёв тканью, как научил Скуса. Зимнее сакское одеяние хорошо согревало, и мальчишке, который тянул основной фал, было жарко, даже пот стекал по лицу. А вокруг метель, пурга, снег скрипит под ногами. Тяжело, но юноше это нравится, идти впереди, прокладывать дорогу. Идущий позади Маржик, недовольно поглядывал на него, из под меха, запорошённой снегом шапки. А Калос свою потерял, голову обмотать тряпицами пришлось, что бы с ушами в холод не расстаться.

Следом идущего за Маржиком Барзана за пургой даже не видно. Странное ощущение, впереди снег, позади снег, он со всех сторон, а сзади Маржик, и только они на горе, больше ни зги не видно. Метель.