Гончие Артаксеркса

Глава 4

До Кадингира они добрались быстро. Мощёные главные дороги, мощёные, лишённые рытвин и колдобин, позволяли передвигаться быстро, меняя уставших коней на станциях. Путешествовать по ним было легко и спокойно.

Маржик спешил, не давая своей банде даже отдыхать. На одной из станций, его ждало распоряжение от багоя, что бы он поторопился. И он торопился. Даже не давал своим ребятам отдохнуть ночью. Как не странно, малыш держался молодцом, чуть ли не лучше, чем взрослые мужчины. Вот что значит лаконское воспитание. Уже в Кадингире они смогли перевести дух. Прежде чем отдавать багою адамант, его надо было очистить, нельзя же отдать камень, из под юбки бабы, ещё оскорбится, скажет, что осквернить его хотели, а главное не заплатить может. Маржик же с ним так нарвался раз. Так что придётся им сначала провести очистительную церемонию. Вот в таких делах ему помогает Лешай.

— Малыш, — Маржик подозвал к себе Калоса, пора уже было решаться на что-то. — Если ты не остаёшься в отряде, я тебе заплачу за выполненное дело, и мы расстаёмся. Но не жди, что дам много. Сам понимаешь, мы тебя кормили, одежда, оружие…

Он достал кожаный кошель и стал отсчитывать монеты.

— Не надо, я остаюсь в отряде, — Калос накрыл его руку своей. Маржик заглянул в лицо щенку. Перед ним стоял совсем не испуганный младенец. Голубые глаза были полны решимости, спокойные уверенные. Юноша взрослел прямо на глазах. За время скачки до Кадингира мальчишка всё обдумал и принял для себя решение. Хорошо воспитывают лаконцев.

Калос склонился и впился своими губами в рот Маржика, не умело, но страстно. Скачка на конях прибавила мальчишке уверенности.

— У отца были кони? — лугаль погладил юношу по золотистым светлым волосам. — Умный мальчик.

— Да, — лаконично ответил Калос.

В городском маленьком доме Маржика все помылись и переоделись в сакское. Теперь это был единый отряд и по костюму. Только Калос остался в своём, он ещё не прошёл обряд посвящения.

— Барзан, — распорядился Маржик, — Пригляди за малышом. Переодень его. Встретимся уже у храма.

— Всё сделаю, старик, не переживай, — отмахнулся беззаботный фригиец.

— К вечеру домой едем, малыша в отряд вводить будем. — Маржик обернулся к почти уже их снулой рыбе. — Калос, а как тебя, действительно зовут.

— Калипп, — светлые бровки лаконца опять стали домиком. Он всё ещё переживал о прошлом, и такой простой вопрос вывел его из привычного образа.

— Красивое имя, так что приводи себя в порядок, и мы ждём вас обоих. Слушайся Барзана, — Маржик погладил юношу по волосам. — Будь хорошим мальчиком.

Калос фыркнул, таким он Маржику нравился больше, уверенным, а не напуганным ребёнком. Он же не изверг какой, ребёнка пугать…, причём такого страстного мальчика, возбуждающего совсем иные желания.

Калос даже не интересовался новым для себя городом, старой столицей огромного государства, да и при ахеменидах не утратившей своё значение. По городу они ехали на конях. Тяжёлые мощные ниссенские жеребцы ступали мягко, чинно, размеренно, горделиво неся себя и своих всадников. Они легко повиновались удилам, даже напрягаться не приходилось. Калосу они понравились, любивший верховую езду, на своём он сидел как влитой. Сильные ноги сжимали бока коня, на нём не было ни потника, ни накидки. Юноша любил сидеть обнажённым на голой конской спине, ощущать под собой мощь норовистого животного, его мягкую шерсть. Дома, в Книдах он всегда голышом гонял своего коня в море купаться, они вместе бултыхались в воде, счастливые, глупые. Этого коня забрали восставшие. Где он сейчас? Под кем ходит?

Барзан завёз его в нижнюю часть города, близкую к центру.

— Давай, раздевайся, — скомандовал фригиец. Это Калос сделал с превеликим удовольствием. Хитон и сусур хоть и были чистыми и красивыми. но не являлись одеянием истинного лаконца. Его красивое тренированное тело, за поход, приобрело рельефность, кости уже не торчали во все стороны, так, что у юноши была великолепная одежда, данная ему самой Природой, его нагота.

Барзан быстро нашёл что-то в лавке и подал юноше. Это было рубище из дорогой, тяжёлой, грубой ткани коричнево-песочных, почти желтоватых тонов в бирюзовых разводах. Такое обтекать тело не будет, а просто станет колом.

— Не буду я это одевать, — Калос отшатнулся.

— Посмотри, какой материал красивый. Какая ткань дорогущая… — начал уговаривать его Барзан.

— Не буду, — юноша, откинувшись на коне, сцепил руки на груди и поджал губы. Сколько фригиец не пытался натянуть на него ткань, ничего не выходило.

— Что же ты так раскорячился, — ласково уговаривал Барзан, — а ну ка наклонись. А то выпорю.

Калосу почему-то вспомнился его друг, был у него в Книде, погиб вместе со всей семьёй. Вот тот точно так же сестрёнку уговаривал. Им бы парням, за непослушание старшим, розгами бы не отделаться. А простые подзатыльники просто так, горстями собирали.

— Ладно, — нехотя протянул он, собственное сравнение с девчонкой не впечатляло. Барзан быстро натянул на него рубище, не забыв пробежаться руками по обнажённому телу. Калос только выдохнул от огорчения. — Да пошёл ты…

— Уже пошёл, — хохотнул Барзан — а ты так ничего…

Фригиец вскочил на коня, взяв ещё поводья от жеребца на котором обиженно восседал Калос. Всю дорогу мальчишка не проронил и слова — дулся, Барзан же хихикая постоянно на него оглядывался.

Эта парочка ни привлекала ни чьего внимания. Смеющийся молодой мужчина в красном сакском одеянии, с распущенными почти до талии светло русыми волосами, и ведомый за ним светленький юноша, неофит. Кадингир и не к такому привык. Невысокие дома почти все имели лавки, но в столь ранний час, который избрал для встречи с нашими героями багой, ещё были закрыты. Невысокие дома утопали в зелени. Солнце уже прогрело их крыши, которые полукруглыми скатами спускались вниз, давая возможность всадникам полюбоваться великолепно подобранной черепицей, сохранившейся ещё с древних времён. Город ещё спал, купаясь в тишине утренней неги, такой робкой и прозрачной.

Через арку, возникшую за века, из сросшихся деревьев, которые должны были видеть ещё ассирийцев, шумер, всадники выехали на храмовую площадь, мощёную брусчаткой. Тут уже не было прохлады, даруемой деревьями. Всё предстояло перед всеобщим владыкой — солнцем.

Вся банда уже собралась. Калос легко соскочил с коня, словно лягушонок, а что на нём задерживаться, всё равно не его. Юноша очень хотел иметь своего скакового, лёгкого, подвижного, такого, какой был у него дома. Вот сейчас, за долгую скачку, он наконец понял, чего ему не хватает в жизни своего коня. Откуда-то взявшийся проворный раб увёл лошадей. Барзан дал ему благовоние, что бы натереть руки, очищая их от скверны мирского, ведь они входили в священную часть города.

Юноша почувствовал на себе внимание Маржика, и вскинув голову, гордо встретил взгляд его глаз, хитрых, чуть надменных. Лугаль усмехнулся.

— А чего это мы тут прячем, — он оттянул ворот рубища и заглянул во внутрь. Калос дёрнулся, смутился, покраснел. Ему никак не удавалось при Маржике сохранять самообладание, положенное воину. Каждый раз мужчина выделывал что-то такое, что смущало лаконца.

— Действительно, такое нужно прятать от других, — Маржик демонстративно улыбнулся, облизав губы. У юноши мурашки прошли по телу, словно командир потрогал его уже везде. Барзан засмеялся, легко похлопав мальчишку по попе. Скуса, наблюдавший всю эту сцену, спрятал усмешку в бороду, только Лешай неодобрительно покачал головой, но промолчал.

Так под смешки и тисканье мальчишки они подошли к храму, серым монументом возвышавшимся надо всем. Оставив свою банду в при храмовой арке, Маржик пошёл вперёд. В это время из храма как раз выходили люди в дорогих длинных одеяниях. Они сильно контрастировали с серым цветом храма.

Когда-то, храм мог быть и ярким, красивым, расписным, но теперь от всего великолепия остались только изразцы, украшавшие арочный вход. Остальное при парсах обветшало, потускнело, приобрело не маркий, не броский цвет. Как выдержали изразцы, было известно только богам, или тем, кто их когда-то клал на совесть.

Первым шёл высокий красивый молодой мужчина, голова его была покрыта небесно голубой тканью, от чего его лицо казалось одухотворённым и возвышенным. На вид мужчине было лет двадцать пять, а то и меньше. Огромные глаза были обведены чёрным и внимательно смотрели на подходящего Маржика. Рядом с ним, в белом, шёл мидийский маг, прикрывая рот рукой, что бы своим дыханием не осквернить могущественного багоя. Его борода завитая и благоухающая, важно лежала на груди.

Маржик нагнувшись, достал из складок своих длинных одежд мешочек с адамантом.

— Вроде и поклонился, а вроде и камень достал, — прокомментировал действие своего лугаля Лешай. — Стервец, ведь не подцепишься. С огнём играет.

А Калосу это наоборот понравилось, что командир не кланяется даже перед самим багоем. Ему, лаконцу, это было приятно. Юноша обратил внимание на прекрасных жеребцов, ожидавших парсидскую аристократию, в глаза бросились синие-синие попоны, затмевающие собой даже цвет вечернего неба. Он пытался разглядеть багоя, молодого мужчину приобретшего такую власть при Охе.

— На смотри, — одернул Калоса Барзан. — Он сильный маг, шарахнет, потом голова дня два болеть будет.

— На себе что ли проверял? — фыркнул Калос, но взор отвёл, и принялся рассматривать арку, где они стояли. Обнаружил, что это бывшие ворота, видимо, посвящённые какому-то богу. Тут даже сохранилась штукатурка и красивые цветы, кое-где. Он нашёл перевёрнутые розовые лотосы на жёлтой штукатурке. Сохранились розовые, красные, бирюзовые тона, но всё было обшарпанное, и облетевшее. Сразу видно. парсов чужая эстетика не интересовала, и поддерживать в первозданном виде никто строения не желал, зачем им было тратить деньги на чужое, лучше их тратить на себя и свою жизнь.

Маржик вместе с парсами скрылся в храме, бросив последний взгляд на свою банду. Барзан на удачу показал ему рукой знак стоячего фаллоса… Успел…

Ждали они долго. Барзан от скуки уже начал дёргать Калоса, то за тряпку схватит, то руку на плечо положит.

— Не трогай меня, я не с тобой тут остался, — не выдержав взбрыкнул юноша.

Подперев стену, стоял Скуса, с улыбкой смотря, как молодёжь резвится, на корточках рядом сидел Лешай, они отдыхали.

Вскоре мужчины вышли из храма. Багой оглядел банду Маржика.

— Смотрю в твоей стае пополнение, — голос молодого мужчины был хоть и тих, но очень чувственен. — Красивого мальчика себе нашёл, вижу, он ещё не сменил веру.

Он говорил тихо, с придыханием, и даже небольшая гнусавость не портила впечатление от сладкого голоса.

— Для этого его и привёл, — Маржик подобострастно улыбнулся, а в глазах засияли искорки веселья и превосходства. Хорошо, что любимец Оха этого не видел, издалека рассматривавший мальчишку. — Только у меня не стая, а семья.

— Значит как отец ему буду, — подумав, решил багой, — только в Парадисе что бы часто не был. Не хочу что бы Арсику на глаза попал.

Лидиец понимающе кивнул. А что тут не понимать, естественно багой боится, что бы Артаксерс красивого мальчика не увидел. Маг в белом направился к Калосу, получив на то благословение от хозяина.

Он обнял юношу за плечи, и рукав длинного одеяния заструился по спине лаконца, точно огораживая его ото всех. Калос вскинул глаза на Маржика, тот ободряюще кивнул. Юноша медленно шёл ступая босыми ногами по брусчатке, ведомый магом.

Для начала Калоса умыли в священном источнике, очищая от грехов прошлой жизни, всех бед и печалей, всего тленного. Маг придерживал юношу за плечо, помогая смыть все тяготы жизни, огораживая его ото всех. Ведь сейчас тот был беззащитен, переходя от одних богов под власть другого, сильного бога. Взяв правую руку юноши, он нарисовал на ней знак солнца, символ Мазды. Через вхождение в Митру юноша обретёт новых покровителей, новую родину, новую веру.

Маг развёл священный огонь.

Калосу было не спокойно, сковывающему его страху он не давал вырваться наружу. Он не ожидал, что ему придётся отречься от олимпийцев, от богов его предков. Он только дал согласие быть с Маржиком, а тут вон как всё закрутилось. Все это было слишком быстро для его понимания. Теперь ему полагалось этой рукой достать свою жертву для Мазды из большого каменного постамента. Юноша опускал руку, но никак ничего не мог нащупать. Может там, и не было ничего. А может Мазда, чувствуя его неверие в него, не хотел давать жертву, не хотел принимать… Становилось совсем страшно.

— Тянись, тянись, опускай руку до конца — посоветовал ему маг, поддерживая неофита на трудном пути. Калос выгнувшись, запустил в постамент руку по самое плечо. Что-то живое трепыхнулось у него под пальцами. Он вытащил птицу, серенькую пёструю, с ещё жёлтой окантовкой по клюву. Такая же как он, как его одеяние. Птаха несмело затрепыхала крылышками. Калос прижал ей к себе, пропуская крылья между пальцами, что бы, не причинить вреда, не сделать больно испуганному птенцу. Он чувствовал как под пальцами быстро-быстро билось птичье сердечко, так же часто как и его. им было обоим страшно. Тепло от птички придало юноше силы, теперь он был не один, их было двое, два сердца дрожали рядом.

Маг велел положить птичку на алтарь, и нанёс один быстрый удар… разрубив её пополам.

Сердце Калоса замерло ни мгновение, опустившись куда-то вниз, словно всё рухнуло, весь мир, он сам. Буд-то в черноту шагнул. Даже шею свело от напряжения. Прав ли он отказываясь от олимпийцев? А что он видел, могли ли они защитить Калоса, когда началось восстание, а его отец послал по делам в ближайший пригород, из-за этого он и не разделил участь своей семьи. Помогли ли олимпийцы в тюрьме, когда желудок прилип к позвоночнику, а ему хотелось есть, и ни один эллин не дал ни хлеба, ни каши, которой давали заключенным. Он же сидел в колодках, и дотянутся до еды, не мог. И никто не помог. Хорошо ещё вода стекала из окна, когда шёл дождь, а дождь тогда шёл часто. Или олимпийцы ему помогли потом, после тюрьмы, и связали его с Маржиком? Или благодаря олимпийцам он должен лечь под лугаля? Калос сглотнул, было жалко себя, а на олимпийцев только злость подымалась, на богов, которые ни в чем не помогли.

— Кто я есть? Кому я принадлежу? Откуда я пришел? И куда я вернусь? Из какого я рода и племени? Какова моя роль и каков мой долг на земле? И какова моя награда в этом мире, куда я пришел? И вышел ли я из невидимого мира? Или всегда был в этом мире? — говорил маг. — Принадлежу ли я богам или демонам? Добрым или нечестивым? Человек я или демон? Какова моя вера? Что идет мне на пользу, а что во вред? Кто мне друг, а кто враг? От кого исходит добро, а от кого зло? От кого свет, а от кого тьма?

Калос пытался для себя ответить на все эти вопросы, он думал, и голова болела уже от мыслей. Вконец ему стало абсолютно всё равно, что будет с ним, что его ждёт.

— Жертва принята. Предсказания благоприятны, — проговорил маг разглядывая тушку птицы.

Маржик взял юношу за руку, и повёл, словно красавицу на сцене. Калос видел такое в театре. Он шёл за своей рукой. Его подвели к изящному полукруглому стулу, усадили в него. Маг священным маслом помазал лоб, грудь, руки, нарисовал знаки на ногах.

— Вот ты и сменил веру, мальчик. Иди, — отпустил юношу маг.

— Будь хорошим мальчиком, будь послушным мальчиком, — багой возложил руки на голову Калосу, а потом сам завязал пояс на его балахоне.

— Маржик, ночью я жду тебя, будешь ассистировать мне в некрополе, — повелел багой уходя. А потом они мчались домой, теперь это был и его дом, Калоса.

Под Кадингиром у Маржика был огромный земельный участок. Посередине возвышался богатый дом, построенный по всем правилам сакского жилья, а вокруг разбросаны хозяйственные постройки и дома для прислуги. Женщины стирали бельё, готовили, но в главный дом им входа не было, это был дом Маржика и его семьи.

Рядом располагался верстак и навес с древесиной.

— Это моё, здесь я луки делаю, — хвастался перед Калосом Барзан. — Завтра тебя начну учить. Мерки снимем, для первого лука. Его я тебе сделаю, а дальше сам будешь какой нужен будет, тот и делай. Пользуйся всем, мы же семья. В тот угол не ходи, там Лешай молится и с духами общается. Не любит он, чтобы смотрели.

Сидя во внутреннем дворике своего дома, при свете факелов, так как там не было окон, зато были столы и скамьи, они справляли появление новичка в их семье. Впервые Калос пил вино, но не так, как пьют его эллины, разбавленное, а по варварски. Его усталые мозги почувствовали расслабление. Сидящий рядом Маржик только подливал юноше, и целовал его. Нельзя сказать, что это было неприятно.

Потом Барзан провёл юношу к алтарю, где новый член семьи должен был принести жертву. Алтарь был посвящён Митре. Калос снял с себя рубище. Грациозный, гибкий, юный, он слегка покачиваясь подошёл к горящему огню, налил ему жертвенного масла. Он должен кормить огонь, что бы Митра защищал его. Красивым движениям при жертвоприношениях юношу учили в агеле. Слова же он запомнил во время дороги, со слов фригийца, который его сейчас опекал.

— Я явился из невидимого мира, а не пребывал всегда в этом мире. Я был сотворен, а не существовал вечно. Я принадлежу богам, но не демонам; добрым, а не нечестивым. Я — человек, а не демон, — напевал Калос, танцуя перед огнём, перемешивая жертвенный поднос с полётом. Он двигался настолько пластично, гармонично и завораживающе, что приглядывающий за ним фригиец засмотрелся, хотя их уже ждали. Калосу пора входить в семью.

Голова кружилась, в теле была лёгкость, создавалось ощущение полёта. Юноше хотелось танцевать и смеяться. Барзан попытался ему объяснить, что неплохо было бы помыться, похлопав мальчишку по голой попе, тот только фыркнул, крутанув задком.

— А ты лук покажешь… — лаконец словно пытался оттянуть время.

— Потом, тебя старик уже заждался, — фригиец засмеялся. — Идём покажу где ополоснуться. Ванну горячую, с травами, набрали. Идём…