Глава 22

— Я коней напою, я куплет допою, хоть немного еще постою на краю, — пророкотал авторитетный вор Кумарин, в исполнении Станислава Чекана, сидя в окружении загримированных под бандитов дзюдоистов-каскадёров и трёх актрис из массовки. — Хорошо гуляем, братва, душевно, — сказал он, встав из-за стола и выйдя на центр светлицы, то есть самой большой комнаты в избе, на которую главный оператор выставил киношный свет. — Тут некоторые пренебрежительно нас называют «джентльменами удачи», дескать вся наша жизнь — это украл, выпил, в тюрьму, украл, выпил, получил заточку в бок. Дескать живём мы не по уму, живём как-то не так.

— А ты, Кум, этих умников посади не перо, вот и весь сказ, — ляпнул вор Сиплый, чем вызвал одобрительный смех остальной братвы.

— Не в этом дело, Сиплый, — криво усмехнулся Чекан-Кумарин. — Правда в том, что всё это ложь! Мы с вами — свободные люди! Мы красиво живём, мы красиво гуляем! Мы берём, что хотим, и никто нам не указ!

— А как же быть с моральной точки зрения, в натуре? — спросил вор, который лежал на лавке.

Для этой роли я лично подобрал актёра из массовки, который чем-то неуловимо напоминал Евгения Леонова. Он был таким же невысоким, коренастым и чуть-чуть склонным к полноте.

— Опаньки, Доцент очнулся, — громко захохотал Кумарин, как и вся остальная братва. — Спокуха, профессура, работяг мы как раз и не касаемся. Тем более что можно взять с работяги кроме пары запасных носков?

— Ха-ха-ха! — ещё раз захохотала собравшаяся в хате банда.

— Да, мы абы кого не трогаем, — прорычал Чекан-Кумарин, когда затих взрыв гогота. — А вот кто по торговой части проворовался, или кто втихаря от государства дела всякие проворачивает, да тех сам Бог велел пощипать.

­ — Правильно! — раздались разрозненные выкрики.

— Да мы с вами — прямые потомки Емельки Пугачёва и Стеньки Разина! — продолжил Кумарин, крепко сжав правый кулак. — Мы с вами…

— Выстрел! — выкрикнул я и громко хлопнул в ладоши.

И Чекан-Кумарин резко пригнулся, а лежавший на лавке вор по кличке Доцент грохнулся на пол. Повыскакивали из-за стола и остальные бандиты, а девчонки дружно и звонко завизжали, добавив своими голосами паники и нервозности.

— Граждане бандиты! Ваша «малина» окружена, поэтому предлагаю сдаться по-хорошему! — заорал я, находясь за спиной кинооператора, чтобы потом на монтаже в этом фрагменте подложить голос подполковника Петренко.

Тем временем Кумарин, так же согнувшись в три погибели, подкрался к окну и выглянул на улицу.

— Обложили легавые, черти, — пророкотал он.

— Кто-то сдал, Кум! — рявкнул вор Сиплый.

— Граждане бандиты, ещё раз предлагаю сдаться! — крикнул я.

— Потом-потом разберемся, кто из нас крыса, — прошипел Кумарин. — Доцент, а угости ка наших непрошеных гостей свинцом. У тебя справка из психушки, с тебя спрос невелик.

— А мы как? — спросил, тоже подбежав к окну Массарский-Сиплый.

— Уходим через лаз в подполе, и в рассыпную, — прошептал Чекан-Кумарин.

— Стоп! Снято! — захлопал я в ладоши. — Отличный дубль, молодцы! Первые два в принципе тоже были хороши. Перерыв 15 минут.

— Как перерыв? — удивился Станислав Чекан, моментально выйдя из образа вора в законе. — Володя Высоцкий в ауте, как мы дальше продолжим работать? У нас ведь дальше по сценарию драка.

— Давыдыч, ответь, пожалуйста, а то у меня скоро голос охрипнет, — буркнул я, углубившись в сценарий.

— Станислав Юлианович, — забубнил главный оператор, — на общем плане всё рано за Высоцкого будет драться другой человек, а на крупных планах мы Владимира Семёновича подснимем, когда тот придёт в себя. Прав, Феллини, нечего сопли жевать. Собрались, сняли, разошлись.

— Золотые слова, — поддакнул я, уже прикидывая, как мне убрать из дальнейшего сценария фарцовщика Паганини.

Обычно от тех персонажей, которых играют актёры с непростым характером, да ещё подверженные алкогольной зависимости, режиссёры со сценаристами избавляются просто — они их либо убивают, либо сокращают роль по самое не балуй. Вот и я не стал выдумывать велосипед, и как мне было не жаль, решил фарцовщика Паганини при задержании банды банально застрелить. Тем более концовку детектива, из-за перебора хронометража, всё равно пришлось бы переписывать.

«Ничего-ничего, в следующий раз будет Владимиру Семёновичу наука, — подумал я, выходя из избы. — А ведь сейчас бегать и драться за Паганини придётся мне, ведь дублёр тоже в обмороке. Всё сам, всё сам».

— Высоцкий уже открыл глаза, и уже немного соображает, — сообщила мне Нонна, когда увидела, как я отчаянно перечёркиваю сценарий.

— Передай ему мои поздравления, — пробурчал я.

— Хочешь сократить его роль? — догадалась моя ненаглядная актриса.

— Хочу, чтобы миллионы советских людей зарыдали перед экраном, когда фарцовщика Паганини застрелят на глазах старшего брата, вора Кумарина.

— Ты — жестокий человек, — внезапно обиделась на меня Нонна Новосядлова.

— Нонночка, я — режиссёр, поэтому не имею права быть добреньким, потому что отвечаю за успех всего фильма в целом. Да и потом, если на киностудию начнут писать со всей страны: «За что убили Паганини? Простите его, ведь он такой хороший». То героя можно и воскресить, — я подмигнул своей любимой актрисе.

— Как это? — пролепетала она.

— Да очень просто, — захохотал я и, приобняв девушку, пропел:


А врач потом всё цокал языком

И, удивляясь, пули удалял.

В бреду ж актёр беседовал тайком

С тем сценаристом, который не стрелял.

* * *

Для съёмки большой сцены задержания банды вора Кумарина, мы решили задействовать всё оборудование, которое было под рукой. Какие-то ракурсы решено было сделать с тележки, катающейся по рельсам. Кое-что лучше было запечатлеть сверху, сто стрелы киносъёмочного крана. Особенно те динамичные эпизоды, где я должен был драться вместо фарцовщика Паганини, чтобы в кинотеатре никто не догадался, кто так бодро машет ногами. Но основной материал всё равно снимался с ручной кинокамеры «Конвас-автомат». Такая манера съёмки создавала непередаваемый эффект присутствия, как будто зритель сам участник нашей киношной потасовки.

— Брать живём! — скомандовал подполковник Петренко, пробежав вдоль забора, за которым залегли бойцы внутренних войск. — Стрелять поверх голов! Мне эти гаврики живыми нужны! — рявкнул актёр Леонид Быков, потрясая пистолетом Стечкина, зажатым в правой руке. — Граждане бандиты, предлагаю сдаться по-хорошему! — тут же добавил он уже в рупор, который держал левой рукой.

Но вместо добровольной сдачи из крайнего окна с громким треском вылетели стёкла, и высунулось дуло обреза двустволки.

— Закуси свинцом, гражданин начальничек! — выкрикнули из дома, и тут же один за другим грохнуло два выстрела.

В ответ солдатки, держа автоматы немного вверх, принялись короткими очередями обстреливать, засевших за бревенчатыми стенами бандитов. И тут я резко махнул рукой, и стрельба прекратилась, а подполковник Петренко снова закричал в рупор:

— Выходить с поднятыми руками! Оружие складывать на землю! Иначе, граждане бандиты, приказ: «стрелять поверх голов», я могу и отменить!

— Гражданин начальничек, а можно полчаса на подумать⁈ — выкрикнул вор по кличке Доцент, который и стрелял из обреза.

— Даю тридцать секунд на раздумье, и открываем огонь на поражение! — ответил товарищ подполковник также в рупор.

— Стоп, снято! — скомандовал я. — Давыдыч, меняй плёнку, теперь сцена за домом в огороде.

— Дубль бы сделать, — заканючил главный оператор.

— Потом-потом, всё потом, — завёлся я, войдя рабочий раж. — Сначала всю «боёвку» отснимем целиком.

Огород этого дома, предназначенного под снос, для съёмки боевой сцены подходил просто идеально. Во-первых, в мягкую землю, которую годами обрабатывали заботливые руки хозяев, было приятно падать. А во-вторых, по сценарию бандиты должны были выскакивать из подземного лаза, а в огороде, словно по заказу сохранилась старая овощная яма. И теперь она оказалась очень даже кстати.

— Ты смотри что творят? — прошептал лейтенант Слава Волков, когда заметил, как из старой овощной ямы выскакивают бандиты и крадучись, бегут в их направлении.

В этой сцене он, а так же старший лейтенант Казанцев, капитан Ларин и «следачка» Анастасия Абдулова, располагались около милицейского микроавтобуса, который перекрывал дорогу в сторону Купчинского кладбища.

— Настя, останься в автобусе, — шикнул капитан Андрей Ларин, роль которого исполнял Александр Пороховщиков.

После чего он громко выкрикнул: «Стой! Стрелять буду!», и бросился навстречу бандитам. А следом вдруг рванул лейтенант Волков, в исполнении актёра комедийного жанра Евгения Стеблова.

— Куда? — растерялся старший лейтенант Володя Казанцев, который за товарищами не побежал. — Они же и так сюда шли! Настя, в автобус! — прорычал он на Анастасию Абдулову, которая с первого раза не поняла, что здесь не прокурорский кабинет и в микроавтобус не спряталась.

А далее я, главный оператор и другие члены съёмочной группы стали свидетелями первой нормальной рукопашной сцены в советском кино. Лично для меня таковые стали появляться лишь после кинофильма «В зоне особого внимания», который вышел на экраны в 1978 году. Потом уже были «Пираты 20-го века» и «Ответный ход», а до тех пор наши киношные потасовки можно было смело назвать пьяной толкотней около ликероводочного магазина. Кстати, Дмитрий Месхиев снимал эту сцену с рук, я же прыгал за его широкой спиной и как мог, руководил процессом.

Сначала первый каскадёр-бандит вытащил из голенища нож с выкидным лезвием и встретил капитана Ларина двумя резкими отмашками из стороны в сторону, с помощью которых он попытался зацепить милиционера.

— Блок! — рявкнул я, подсказывая из-за спины кинооператора.

— Ха! — выкрикнул актёр Пороховщиков и очень сильно левым кулаком пробил по запястью киношного преступника.

И тут же последовал правый хук в челюсть, который наш Андрей Ларин провёл на очень хорошем профессиональном уровне. И только прекрасная реакция каскадёр, вовремя рухнувшего на землю, спасла его от чувствительного повреждения.

— Не спим! Второй, давай-давай! — скомандовал я, подгоняя следующего бандита-каскадёра.

— Зашибу! — заорал тот и с разбега начал размашисто молотить то с левой, то с правой руки.

Пороховщиков-Ларин отлично один раз уклонился, второй раз сделал шаг назад, а третий удар принял удар на блок, а потом, резко выкинув правую ногу вперёд, пробил нападавшего преступника в живот. И этот подставной бандит вовремя сложился пополам, избежав сильного ушиба.

И вдруг третий бандит-каскадёр, немного заигравшись, уже без моей команды сам атаковал Ларина ножом, ударив им сверху. Правда, лезвие этого холодного оружия мы заранее выполнили из плотного картона, обклеенного фольгой. Но тычок, сделанный без предупреждения, даже таким ненастоящим оружием мог дорого обойтись Пороховщикову. Однако наш актёр, имея прекрасную спортивную подготовку, не подкачал и, не растерявшись, вовремя поймав каскадёра на бедро, кинул его тело на мягкую землю бывшего огорода. «Не зря потели в спортзале», — усмехнулся я и тут же выдал новую команду:

­ — Стеблов, пошёл!

— Андрюха, держись! — заголосил Евгений Стеблов и, разбежавшись, прыгнул ногами вперёд.

Выглядело это со стороны, словно ученик десятого класса, который как мог до последнего избегал уроков физкультуры, наконец-то пришёл сдавать зачёт по прыжкам в длину. Но с учётом последующего монтажа рывок Стеблова был вполне достоверен.

— Давыдыч, сними дубль чуть со спины и общим планом! — крикнул я то, что главный оператор прекрасно знал и без моих подсказок.

Затем на площадку подтащили подкидной гимнастический мостик, я быстро накинул на себя такие же пиджак и брюки, в которых сегодня щеголял лейтенант Волков, и, подумав, что этот трюк надо сделать сразу же несколько дублей, рванул к мостику. Тем временем на то, как главный режиссёр детектива прыгает, стянулись посмотреть не только наши киношники, но и бойцы внутренних войск. Может быть, поэтому я, вместо того, чтобы выполнить удар двумя ногами в прыжке как на репетиции в спортзале, чуть-чуть быстрее разогнался и чуть-чуть сильнее оттолкнулся. И уже в полёте, который длился какие-то доли секунды, понял, что сейчас моя пятка пробьёт не в плечо каскадёру, а в его совсем не казённую скулу.

— Ёёёё! — выкрикнул я, вместо «кия», так как хотел закричать: «Ё-моё! Поберегись!».

Но и тут мне повезло, дзюдоист-каскадёр успел вовремя вжать голову в плечи и красиво отлететь от этого удара на спину. И раздавшиеся аплодисменты, которые я услышал, лёжа на бывших огородных грядках, были тому подтверждением. Ну а в следующем кадре, вместо меня бодро вскочил с земли и встал в бойцовскую стойку уже сам Евгений Стеблов.

— Красава, Славка, — хохотнул капитан Ларин, встав в такую же стойку рядом.

— Вечно ты в драку ввяжешься, а мне потом разгребать, — пискнул лейтенант Волков.

— Лежать, я сказал, а то буду стрелять! — прорычал Пороховщиков-Ларин на четверых поверженных бандитов.

* * *

Для съёмки второй постановочной киношной драки вся съёмочная группа переместилась на берег мелководной и извилистой речки Волковки. Это потом, спустя годы, русло этой речушки будет выравнено, а сейчас она имела семь загибов на версту. Вот около одного из живописных загибов вора по кличке Сиплый и нагнал старший лейтенант Казанова.

— Стоять, руки за голову, — скомандовал Видов-Казанцев.

— Товарищ милиционер, ошибочка вышла, — «включил дурака» бригадир каскадёров Александр Массарский, который играл Сиплого. — На рыбалку я шёл, — забубнил вор, медленно поворачиваясь к своему преследователю. — А тут какая-то стрельба, вот я испугался и побежал.

— В отделении разберёмся, что ты за рыболов-спортсмен такой, без удочки, — усмехнулся Казанова.

И в этот момент Сиплый правой рукой резко ударил по запястью милиционера и выбил пистолет. И буквально в ту же секунду наш бригадир каскадёров выбросил сначала левый хук, а затем провёл и правый боковой в голову. Однако актёр Видов дважды ловко нырнул под эти удары, так как эту сцену в спортзале репетировали ни один раз. Но после такого резвого начала противники вдруг застыли на месте.

— Бей с разворота! — заорал я, видя этот обидный затык.

— У меня этот удар плохо получается, — пожаловался Олег Видов.

— Чёрт! — рявкнул я.

— Пишем второй дубль? — спросил главный оператор.

— Никаких вторых дублей! — психанул я, — нам вторые дубли делать некогда. Меняй точку съёмки, товарищ оператор. Давай свою водолазку, Казанова. И принесите мне парик! У меня волосы другой масти.

«Кстати, а ведь это идея! — вдруг осенило меня, пока я напяливал водолазку Олега Видова, а гримёрша Лидия Сергеевна приклеивала мне другие волосы. — Если поединок агента КГБ под прикрытием и фарцовщика Паганини у меня из дальнейшего сценария вычёркивается, в виду ненадёжности товарища Высоцкого, то можно же снять погоню оперов за шпионом западных спецслужб. И я даже знаю, кто мне сыграет этого прыгучего и шустрого паренька! Я сам! А что? Эффектный может получиться эпизод. Ленинградский „Летний сад“, лучи солнца пробиваются сквозь листву деревьев, я убегаю, а меня догоняют Волков, Ларин и Казанова. А затем финальная драка, один шпион против трёх советских ментов, они ведь втроём одного не боятся. Красотища».

— Мы сегодня снимать-то ещё будем? — проворчал Дмитрий Месхиев, видя, как я застыл и смотрю куда-то в пустоту.

— Всё, работаем, — хлопнул я два раза в ладоши. — Камера! Мотор! Начали!

* * *

В понедельник 27-го июля ближе к вечеру я собрал в своём рабочем кабинете почти всех основных актёров детектива «Тайны следствия. Возвращение Святого Луки». На повестке дня стоял один главный вопрос, а именно денежный. «Восемнадцать человек, — пробубнил я про себя, окинув взглядом собравшийся творческий коллектив. — Отличная цифра, которая прекрасно делится на три».

— А мы сегодня смотреть кино будем? — поинтересовался неунывающий Савелий Крамаров. — Как-никак 16 эпизодов сбацали.

— Обязательно, сейчас поговорим и пойдём в просмотровый кинозал, — кивнул я.

— А сколько ещё осталось доснять? — спросил Станислав Чекан.

— Осталось два эпизода и два съёмочных дня, — я всем актёрам показал два пальца на правой руке. — Завтра и послезавтра.

— Лихо, — хмыкнул Евгений Леонов. — Очень лихо. В таком темпе можно и по несколько картин за год снимать. Ха-ха.

— Придёт время, и телесериалы будут производиться именно в таком темпе, — поддакнул я. — Итак, товарищи актёры, на повестке нашего сегодняшнего собрания стоит один серьёзнейший вопрос! — мне пришлось повысить голос, так как творческая интеллигенция вдруг загалдела, обсуждая светлое будущее, когда актёрской работы станет выше крыши.

— И когда такое время придёт? — пророкотал Владимир Высоцкий.

— Жаль только — жить в эту пору прекрасную, уж не придется — ни мне, ни тебе, — пискнул своим необычайным высоким голосом Евгений Стеблов, чем вызвал немного нервный, но одобрительный хохот.

— Спокойно, товарищи, всему своё время! — выкрикнул я. — Давайте вернёмся в день сегодняшний. И давайте поговорим о хлебе насущном, то есть о деньгах.

Услышав волшебное слово «деньги» народ моментально затих. Лишь дядя Йося Шурухт, директор нашей кинокартины, неодобрительно крякнул. Ещё бы, ему моё предложение сразу не понравилось. Но так как его навязчивая идея — поехать с гастролями по деревням и весям, без меня была не исполнима, то дяде Йосе пришлось пойти на определённые уступки.

— С этого места поподробней, — попросил Георгий Штиль.

— Ни для кого не секрет, что обычное среднестатистическое советское кино снимется минимум три месяца, — сказал я в полной тишине. — Мы этот тернистый путь прошли за 19 дней. Следовательно, то, что вы получите в кассе, будет не совсем то, что вы заслуживаете в реальности. Ибо официальная ставка актёра высшей категории в съёмочный период всего 400 рублей в месяц.

— Кхе-кхе, — прокашлялся дядя Йося, намекая, что большинство наших актёров подписали договор как первая категория, то есть они отработали на картине за ставку в 250 рублей в месяц.

— Поэтому, по предложению товарища Шурухта, — торжественно объявил я, указав рукой на скрючившегося и недовольного скрягу, — появилась идея устроить серию творческих встреч в Кронштадте, в Выборге и в Петрозаводске.

— А что от нас требуется? Ха-ха! — хохотнул Крамаров.

— Во-первых, от вас потребуется соблюдение сухого закона на время гастролей, так как провести три концерта в день — дело не шуточное, — ответил я. — Во-вторых, от каждого нужен будет номер художественной самодеятельности: песня, пляска, басня, актёрская байка. График гастролей, которые будут проходить по воскресеньям, сверстаем таким способом, чтобы каждый актёр побывал в двух городах.

— И что нам это принесёт? — спросил самый деловой Лев Прыгунов.

— По 300 рублей на брата за одну поездку, — ответил вместо меня дядя Йося. — Если, конечно, зал в 600 человек заполнится под завязку трижды за день.

— Не буду скрывать! — мне вновь пришлось выкрикнуть, так как актёры зашумели ещё сильнее, чем в первый раз. — Проще было бы поехать на гастроли меньшим составом, так и мороки поменьше, и денег побольше. Но я просто не имею права не отблагодарить вас за съёмки в детективе. А теперь пошли в кинозал!

— Не зря я с тобой связался, — шепнул мне Евгений Леонов, когда народ стал выходить из кабинета.

— Феллини, можно тебя на три слова? — пробурчал Владимир Высоцкий.

— Давай на два с половиной и в кинозал, — хмыкнул я. — Мне ещё к завтрашним съёмкам нужно подготовиться.

— Ладно, буду краток, — пробубнил будущий кумир миллионов. — Не убивай моего Паганини. В первоначальном сценарии он же оставался жив.

На этих словах меня под руку взяла Нонна Новосядлова, с другой стороны подошли сёстры Вертинские, а с третьей на меня насели Крамаров, Прыгунов и Видов. «Спелись, — догадался я, — сейчас начнут процесс коллективного уламывания вредного режиссёра. Как будто я сам вливал непонятную бурду в горло будущего опального поэта, актёра и бунтаря. Странно, что Пороховщиков и Стеблов за товарища не просят. А ведь Александр Пороховщиков лет через шесть станет партнёром Высоцкого в театре на Таганке и будет выходить с ним на одну сцену».

— Ты же сам говорил, что героя можно и воскресить, — защебетала Нонна.

— Володя тебя больше не подведёт, — тут же добавили Анастасия и Марианна.

— Это самое, несчастный случай на производстве, каждый может оступиться, — поддакнул Савелий Крамаров.

— Несчастные случаи на производстве обычно происходят при сознательном злостном нарушении правил техники безопасности, — проворчал я. — Поэтому Паганини воскреснет только при одном условии: если зрители завалят киностудию письмами и соответствующими просьбами. А тебе, Владимир Семёнович, я хочу сказать откровенно и прямо при всех: «Когда актёр подводит огромный коллектив своих товарищей по ремеслу, то это чем-то с родни предательству и удару ножом в спину. Подумай об этом на досуге». Всё, пошли в кино.

* * *

«Сейчас у меня имеется 64 минуты смонтированного в черновом варианте материала, — думал я, сидя в тёмном просмотровом зале киностудии, пока почти вся съёмочная группа смотрела этот львиный фрагмент будущего детектива. — Добавляем 2 минуты на конечные титры, которые на киношном языке называются „портянкой“, и остаётся 14 минут на два финальных эпизода. С одной стороны много, а с другой: 9 минут уйдёт на погоню за шпионом западных спецслужб, и за оставшиеся 5 минут сыщики подполковника Петренко наконец-то скрутят преступника, который украл картину из музея, и в стилистике Шерлока Холмса раскроют для зрителя все детали этого запутанного дела. Поэтому 14 минут на финал в самый раз».

— Правда, что Володя замечательную песню написал? — прошептала Нонна, которая сидела на первом ряду справа от меня, когда Высоцкий запел «коней привередливых».

— А кто ему на нашей кухне первый куплет, который и вошёл в фильм, набросал вчерне? — так же шёпотом парировал я.

— Да помолчите вы, — проворчал на нас Евгений Леонов, сидевший слева от меня, — дайте кино посмотреть.

— А правда, что наш Шура Пороховщиков здорово дерётся? — вновь поддела меня Нонна, когда на экране замелькал эпизод задержания банды Кумарина.

— Иначе я бы его на эту роль не пригласил, — буркнул я и улыбнулся, увидев, как я вместо Евгения Стеблова бью в прыжке двумя ногами вперёд. — А так может ваш Шура?

— Запросто, — буркнула актриса, которая была недовольна тем, что затея, уговорить меня вернуть Высоцкого в фильм, провалилась.

— Да не мешайте вы смотреть, — тут же заворчал Евгений Леонов, — интересно же.

— Правда, что Олежка Видов — красавчик? — снова зашептала она.

— Красота для мужчины не главное, — хмыкнул я и вспомнил, как махал вместо Видова ногами в этой сцене, которая сейчас разыгралась на экране ленфильмовского кинозала:

— Стоять, руки за голову, — скомандовал Видов-Казанцев, нагнав вора Сиплого на берегу маленькой речушки.

— Товарищ милиционер, ошибочка вышла, — «включил дурака» Сиплый, — шёл на рыбалку, тут какая-то стрельба, вот я и испугался, и побежал.

— В отделении разберёмся, что ты за рыболов-спортсмен такой, без удочки, — усмехнулся Казанова, но в следующее мгновенье вор ловко выбил пистолет из рук милиционера и провёл два боксёрских хука в голову.

Однако от обоих боковых ударов Казанова так же по-боксёрски уклонился и уже с другого ракурса моментально выполнил шикарную «вертушку», которой сбил Сиплого с ног.

— Ха! — выкрикнул вор и рывком эффектно вскочил на ноги.

— Ша! — гаркнул старший лейтенант Казанцев, проведя правый прямой в голову.

И теперь пришло время полетать и товарищу милиционеру. Ведь каскадёр-дзюдоист Александр Массарский, игравший гражданина вора, уклонившись от удара, легко бросил Олега Видова через бедро. Но на этом поединок не закончился. Так как в следующем кадре, снятым камерой сверху, я, загримированный под Видова, который в реальности больно ударился, падая на землю, ловко приземлился на ноги. Что-то подобное я видел в фильме «Непобедимый» 1983 года, где все боевые сцены были выполнены на очень высоком уровне.

Однако приземлившись на ноги, Володя Казанцев оказался развёрнутым спиной к своему не менее опытному противнику. И тот, не теряя ни секунды, провёл более чем логичный удушающий захват, обхватив рукой шею нашего Казановы.

— Ыыыы, — засипел старший лейтенант на «крупняке», то есть на крупном плане.

Но вдруг, откуда не возьмись, на зелёный берег этой маленькой речушки выбежала «следачка» из прокуратуры, в исполнении Нонны Новосядловой, и здоровенным дрыном шарахнула вора Сиплого по затылку. Естественно этот удар мы сняли таким ракурсом, чтобы дрын переломился не о голову каскадёра, а в непосредственной близости перед объективом кинокамеры. В реальности Нонна подпиленной палкой рубанула об ствол дерева, растущего поблизости. Поэтому на следующем кадре вор Сиплый рухнул на землю, живым и невредимым. А недодушенный Казанова, хватая ртом воздух, пробормотал небольшое четверостишье:

Я помню чудное мгновенье,

Как гений чистой красоты

Одним ударом по затылку

«Жигану» сделала кранты.


— Да я его даже и пальцем не тронула, — захихикала самая красивая «следачка» в СССР.

Кстати, захихикали и зрители в кинозале. И вообще практически весь показ будущего детектива периодически прерывался то взрывным, то раскатистым, то тихим, словно шелест листвы, хохотом. Вот и над следующей сценой, когда действие перенеслось вновь к сеням деревянного дома, народ дружно загоготал. Так как из дверей этой воровской хибары бойцы внутренних войск за руки и за ноги вынесли бандита по кличке Доцент.

— Я — Доцент, у меня и справка имеется! — орал этот пухленький актёр из массовки.

— Очень интересно, и из какого вы ВУЗа? — полюбопытствовал подполковник Петренко.

— Естественно из психического, ха-ха-ха! — разразился ненормальным хохотом актёр. — Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк!

— Ясно, временное помутнение рассудка, — буркнул Быков-Петренко. — Выноси следующего, — махнул он рукой.

Однако следующим из дверей выскочил солдатик, который, быстро засеменив ногами, запнулся о стоявший во дворе дома чурбак и грохнулся на траву. И тут же дверь ещё раз резко распахнулась, и из неё буквально вылетел и распластался на земле второй боец внутренних войск. И лишь потом из дома вывели главаря банды, вора Кумарина, руки которого за спиной уже были скованны наручниками. Но кроме того высокого и статного актёра Станислава Чекана в направлении машины силой вели два самых мускулистых бойца из тех, кто принимал участие в съёмках.

— А вот и старый знакомый, — криво усмехнулся подполковник Петренко. — Ну что гражданин Кум, поехали?

— Куда ещё? — пророкотал Чекан-Кумарин.

— К куме на блины, куда же ещё? — хмыкнул Быков-Петренко. — Увести.

И тут на экране появился фарцовщик Паганини, который, прижимаясь к стене дома, выглядывал из-за угла на то, как крутят его товарищей. Как Высоцкий-Паганини вылез из окна, как ему удалось остаться незамеченным при задержании остальных членов банды? Моё киноповествование умалчивало. Тем более на момент съёмок Владимир Семёнович мог уверенно стоять на ногах лишь тогда, когда держался за что-то крепкое и неподвижное. Хорошо хоть способность произносить членораздельные звуки к актёру вернулась, за то время пока я снимал боевые сцены в других локациях.

— Братуха, держись! — заорал он хриплым голосом.

И уже на следующем плане, который снимался сверху с киношного крана, Паганини в моём исполнении, сделал резкий кувырок во двор дома и, оказавшись между двух солдатиков, сначала залепил ногой с разворота одному гвардейцу, а затем примерно такой же «вертушкой» вырубил и второго бойца.

— Хааа! — на крупном плане рявкнул актёр Владимир Высоцкий, которого снизу поддерживал Савелий Крамаров.

— Брат, уходи! Уходи, брат! — зарычал вор Кумарин, пытаясь сбросить с себя двух, державших его бойцов.

— Держись, братуха! — заголосил Высоцкий-Паганини на том же «крупняке».

И вновь с верхней камеры, уже в моём исполнении, Паганини перекинул через себя бойца, который попытался ударить его в голову прикладом автомата Калашникова. А потом провёл шикарный йоко-гери, то бишь боковой удар пяткой в грудь, и вырубил ещё одного воина советской армии.

— Уходи, дурак, уходи! — опять закричал Кумарин.

— Брать живьём, не стрелять! — скомандовал подполковник Петренко, когда заметил, что фарцовщик Паганини так ловок, что вполне может улизнуть чужими огородами.

Однако в этот момент реальный лейтенант внутренних войск Ярков, уже шарахнул по беглецу из «Макарова» холостыми патронами. А дальше и играть ничего не пришлось. Владимира Высоцкого просто перестали держать и страховать, и актёр самой что ни на есть пьяной, шатающейся походкой, сделал несколько шагов вперёд и как подкошенный рухнул на землю.

— Ненавижу, суки! Ненавижу! — запричитал вор Кумарин, которого всё так же держали двое самых крепких бойцов.

— Ты что сделал, лейтенант? Я же приказал не стрелять, — прорычал подполковник Петренко.

— Виноват, хотел напугать, бил поверх головы, — промямлил Ярков.

— Снайпер, твою дивизию, — отмахнулся Быков-Петренко.

И вдруг на этом месте плёнка в кинопроекторе порвалась, и на экране образовалось лишь одно белое пятно света. А съёмочная группа, которая сидела в зале, вспомнив свою хулиганскую пионерскую юность, начала свистеть и требовать продолжения фильма.

— Товарищи, ведите себя интеллигентно, — обратился я к своим коллегам. — Сейчас всё подклеим, и будет вам продолжение.

— За что деньги плачены? — выкрикнул кто-то с задних рядов.

— Ну-ка, цыц, я сказал! — гаркнул я. — Сейчас выведу!

Загрузка...