Глава 4

— Мужик! Мужик! — заголосил я, отмахиваясь от ножа букетом цветов. — Давай спокойно покурим, выпьем вина, я угощаю, и поговорим!

— Отойди, зарежу! — прорычал сумасшедший молодой человек с грязными всклокоченными чёрными волосами. — Сначала её зарежу, а потом себя!

При этом псих сделал два резких выпада и махнул ножом перед моими глазами. «Сука!» — выругался я про себя, сначала резко отскочив назад, а затем, атаковав безумца цветами, которые полоснули его по щеке. Кстати, букет был завёрнут в бумагу и состоял из нескольких роз и какой-то зелени, поэтому у придурка на лице появилась первая кровавая царапина.

— Наверное, надо вызвать милицию? — испуганно пролепетала Анастасия Вертинская, обращаясь к Савелию Крамарову и Олегу Видову.

— Убью! — рявкнул псих и снова попытался меня достать кухонным ножом.

И я, сделав ещё один шаг назад, заорал:

— Погоди-погоди! Давай наоборот! Сначала ты зарежешь себя, а потом Вертинскую! От перемены мест слагаемых сумма не меняется! Тебе в школе об этом разве не рассказывали⁈

Псих замер на какое-то мгновенье, вспомнив школу и учителя математики, а я резко пошёл в атаку, размахивая букетом колючих цветов. И придурок с ножом, не ожидая такой наглости, попятился назад.

— Получи! — изо всех сил заорал я и бросил букет в безумную рожу психованного молодого человека.

Психованный парень как-то нелепо пригнулся, прижав к телу обе руки. И в этот момент я, разорвав дистанцию, выбросил стремительную троечку. Сначала моя правая рука шибанула по кулаку, который сжимал нож, затем левым прямым я шлепнул по носу, и мой правый боковой опустился точно в подбородок. Нож из руки идиота вылетел, а сам, ненормальный поклонник Анастасии Вертинской, грохнулся на задницу. И только в этот момент я почувствовал, как больно защипало моё левое предплечье. По всей видимости, этот мудак всё же успел зацепить меня лезвием ножа. Поэтому от накатившей злости я врезал с ноги по башке придурка словно по футбольному мячу. Псих жалобно ойкнул и, разбросав руки в разные стороны, без сознания растянулся на полу училища имени Бориса Щукина.

— Вот теперь вызывайте милицию, — тяжело дыша, пролепетал я и, вытащив носовой платок, зажал кровоточащую рану на наружной стороне левого предплечья.

— Я сейчас позвоню с вахты, — пискнула Анастасия Вертинская и тут же побежала на проходную.

— Сильно он тебя? — выйдя из оцепенения, спросил Крамаров.

— Мелочи, но зелёнка и бинт мне не помешают, — пробурчал я и, пошевелив пальцами, с облегчением убедился, что мышцы и сухожилия не задеты.

— Ну, ты даёшь, сработал как в кино, — присвистнул Видов.

— Кстати, хорошая идея, в следующий фильм обязательно вставлю драку с букетом цветов, — хохотнул я.

— Вот падла, нехороший человек, — высказался Савелий Крамаров, легонько пнув по ноге, отдыхающего в обмороке психа. — И куда только бабушка на вахте смотрит? А если бы он кого-нибудь зарезал? Что тогда?

— Одним словом — редиска, — буркнул я.

* * *

К счастью вечер этого длинного и суетного дня, я встретил без нервных потрясений. Наряд милиции, который приехал через полчаса, быстро разобрался — кто здесь преступник, кто потерпевшая, а кто ненормальный рыцарь Дон Кихот, которому не следовало лезть с голыми руками на нож. По милицейской логике, мы должны были спрятаться в какой-нибудь учебной аудитории и ждать спасительного прихода людей в форме.

«Ты хоть понимаешь, парень, что если бы ты превысил пределы допустимой самообороны, то сам бы загремел в тюрьму?» — сказал мне товарищ старший лейтенант. «Есть такое понимание, — кивнул я. — Только и вы, товарищ милиционер, объясните мне: почему при проклятом царизме этого ненормального бандита можно было бы спокойно и безнаказанно убить, а при советской власти я перед этим разбойником вдруг оказался беспомощен? Почему я должен думать, как бы не проломить ему голову, когда он угрожает жизни моим друзьям и другим законопослушным гражданам?». «Если хочешь поспорить, можем забрать в отделение», — недовольно пробурчал милиционер, закончив небольшую дискуссию.

Когда же милиция уехала, составив протоколы и проведя прочие формальные следственные мероприятия, отчётный спектакль курса, который возглавлял Анатолий Борисов, уже закончился. Так я и не увидел, как на сцене играет свою роль красавица Нонна Новосядлова. И хоть постановку по тургеневскому роману «Накануне» зрители встретили более чем тепло, почему-то за кулисами Нонна собой была крайне недовольна.

— Всё ужасно, всё ужасно, — шептала она, нервно теребя в руках кисет 19-го века.

— Ерунда, всё было великолепно, — приобнял я любимую актрису. — Лично мне всё понравилось. Если бы театральная общественность присуждала премию за лучшую тургеневскую девушку, то она бы, несомненно, была твоей.

— А почему я тебя не видела в зале? — Нонна посмотрела на меня огромными глазами, в которых читалось недоверие.

— Так мест не было, — тут же соврал я. — Я стоял у входа, у самого края. Я тебе так скажу, мне от дверей смотреть привычней всего. Сцену видно — это раз, зрителей — это два.

— Говорят, милиция в училище приезжала, ты ничего такого не слышал?

— И правильно, что приезжала, — хмыкнул я, — а то у вас тут проходной двор. Мало ли что? Кстати, у меня для тебя подарок.

Я вынул из внутреннего кармана пиджака миньон, который во время поединка с психом не пострадал. А вот цветы пришлось выбросить в мусорную корзину. Какой был смысл от букета, когда от него осталась одна зелень и обёрточная бумага? И тут кукольное личико Нонны наконец-то озарила широкая белозубая улыбка.

— Это же я! — взвизгнула девушка, увидев своё фото на конверте пластинки.

И она уже готова была броситься мне на шею, но тут за кулисы вбежали сёстры Вертинские, сверкая огромными глазищами. Кстати, старшая Марианна, пока сумасшедший поклонник носился с ножом за младшей сестричкой, тоже участвовала в спектакле и видеть безобразной драки не могла, но услышав рассказ Анастасии, расчувствовалась и кинулась мне на шею вперёд моей девушки.

— Если бы Настю порезали, то мама бы этого не перенесла, — буквально зарыдала Вертинская старшая.

— Не поняла? — топнула ножкой Нонна.

— Ты что, ничего не знаешь⁈ — возбуждённо вскрикнула Анастасия. — Ты бы видела, как твой ленинградец сейчас дрался! Этот придурок с ножом, с такой хлеборезкой, на него: «ха!», а твой цветами тоже: «ха!». Потом тах, бах, бац, здорово! — заголосила младшая Вертинская, встав в позу, как на занятии по сценическому фехтованию, и стала размахивать почему-то правой рукой, когда в реальности я отбивался левой.

— Умоляю девушки, больше никому не слова, — смущённо пролепетал я, но тут появились актёры Видов и Крамаров.

— О! Ха-ха! Вот он наш герой! — заорал Савелий на всё закулисье. — Люди, это дело надо отметить! Делай раз! — актёр распахнул пиджак и из двух внутренних карманов выглянули две бутылки красного вина, а из карманов брюк две бутылки водки. — Делай два! — скомандовал он, и уже Олег Видов приподнял авоську с целым десятком бутылок лимонада. — Это для трезвенников, — прокомментировал детский напиток непьющий Крамаров.

— И три для прекрасных дам, — галантно произнёс светловолосый красавчик Видов, показав из-за спины букет белых роз.

— Мерси, — захихикала Анастасия Вертинская, взяв одну розочку себе.

— А вы слышали, что у нас в коридоре какой-то супермен побил двух хулиганов с ножами? — спросил, появившись в нашем закутке, актёр Евгений Стеблов. — Правда-правда, пока мы играли спектакль, там кто-то дрался.

— Это дрались из-за меня, — гордо произнесла Анастасия Вертинская. — Кстати, а что мы здесь стоим? На втором этаже в аудитории уже стол накрыт.

— Годится! — загоготал Крамаров. — Пошли!

«Ну, всё, через пару часов хулиганов уже станет трое, число ножей также увеличится до трёх штук, и милиционеров будет не меньше трёх с одной собакой», — тяжело вздохнул я.

* * *

Гуляли студенты «Щуки» с истинно студенческим размахом. Водку, вино, пиво и лимонад будущие звёзды кино и театра закусывали плавлеными сырками, килькой в томатном соусе, хлебом, на который мазали горчицу, и конфетами. Надо сказать, что компания собралась примерно в человек сорок. В аудитории праздновали окончание учебного года и студенты на курс моложе и так называемые «вечерники».

А какие мелькали лица: Николай Бурляев, Борис Хмельницкий, Александр Пороховщиков, Евгений Стеблов, Никита Михалков, Андрон Кончаловский. Кстати, братья активно ухаживали за сёстрами Вертинскими. Каким-то макаром в компанию затесался и Лев Прыгунов. Он с кем-то из студентов водил дружбу и тоже был на отчётном спектакле. Кстати, женская половина по звёздности не уступала мужской: Валентина Малявина, Наталья Селезнёва, Любовь Корнева, Татьяна Егорова, Галина Яцкина, Марианна и Анастасия Вертинские и моя красавица Нонна Новосядлова.

— Слушай, а правду говорят, что ты сейчас троих уделал? — вдруг спросил меня Пороховщиков, высокий, физически мощный и широкоплечий парень, который в будущем будет исполнять роли боксёров, штангистов, следователей и прочих волевых и сильных людей.

В этот момент врубили магнитофон и начались танцы под западную запрещённую музыку, и студенты разделились на несколько небольших групп по интересам. Кто-то пошёл танцевать под медленную композицию, кто-то продолжил выпивать дальше. Кстати, Крамаров и Видов пригласили сестёр Вертинских, уведя их из компании Михалкова и Кончаловского.

— Сплетни, — поморщился я. — А ты сейчас у кого снимаешься?

— Как бы тебе это получше сказать? — криво усмехнулся будущий народный артист России. — Мебельщиком я работаю в театре Вахтангова.

— Правда⁈ Тогда пиши свой номер телефона, будет тебе работа по специальности, — я вынул записную книжку с карандашом и протянул их актёру.

— А что за фильм?

— Я надеюсь, детектив, — недовольно буркнул я. — Сейчас в Госкино решается мой вопрос. Но в любом случае, я смогут твою кандидатуру порекомендовать другому режиссёру. Сам директор «Ленфильма» со мной за руку здоровается.

— Правда, порекомендуешь? — опешил актёр, который в будущем блестяще отыграет множество замечательных ролей.

— Мой Феллини почти никогда не врёт, — захихикала Нонна. — Только иногда слишком много фантазирует. Вот смотри, — девушка протянула Пороховщикову пластинку, — на одной стороне я пою песню вместе с Хилем, а на другой моя сольная композиция. И всё благодаря ему, — актриса приобняла меня за руку и положила голову на моё плечо.

И вдруг Никита Михалков и его старший брат Андрон Кончаловский на пустом месте устроили скандал. Будущим метрам отечественного кино не понравилось, как Савелий Крамаров в танце обнимает Марианну Вертинскую, а Олег Видов Анастасию. Парни начали кричать, толкаться, доказывать свою правоту.

— Чёрт, — выругался я и поспешил к месту разборок, ведь мне как всегда было больше всех надо. — Что случилось⁈ — рявкнул я. — Объясняем быстро, коротко, без эмоций, из-за чего сыр-бор? Давайте не будем портить праздник!

— О, вы посмотрите, ленинградский держиморда прибежал, — криво усмехнулся Никита, 19-летний высокий и худой паренёк. — Кто ты такой? Я узнавал: ты работаешь простым ассистентом у Максима Перепелицы! Ты — четвёртый гриб во втором составе! Понял кто ты?

— Размахивать кулаками не советую, будут большие неприятности, — поддакнул младшему брату Андрон, который к своим 26-и годам уже снял одну короткометражку и написал несколько сценариев.

— Знаю вашего знаменитого папу, наслышан, — кивнул я, еле задерживаюсь, чтобы не сломать чью-нибудь челюсть и свою карьеру. — А ещё я в архиве читал секретный документ про вашего дядю, где он служил и какие песни сочинял. Будем продолжать неприятный разговор?

После моих слов братья Михалковы заметно сникли. Им было неловко признавать, что их родственник служил в СС и сочинил гимн танковой дивизии «Великая Германия», когда у большинства ребят отцы и деды погибли на фронте, защищая Родину. История про то, как Михаил Михалков оказался на службе у немцев, была тёмная. Был ли он разведчиком или просто испугался, попав в плен, неизвестно, однако Андрон почему-то предусмотрительно взял фамилию матери.

— В самом деле, ерунда какая-то, — захохотал Кончаловский. — Праздник ведь, давайте веселиться!

— Верно! Давай музыку, даёшь шейк, твист и рок-н-рол! — обрадовался я, так как мне проблемы с семейством Михалковых были ни к чему.

В моей голове уже копилось множество интереснейших задумок, которые могли советский кинематограф вывести на мировой уровень, чтобы наше кино от разовых побед на международных фестивалях для избранной публики перешло к широкой международной популярности. И распыляться на борьбу с Михалковыми было глупо и непозволительно. У них своя жизнь, со своими скелетами в шкафу, у меня своя.

* * *

А после того, когда часы пробили полночь, и когда бабушка вахтёрша нас, бездельников и обалдуев, выгнала на улицу, мы небольшой компанией пошли гулять по ночной Москве. Я держал за руку Нонну, рядом сыпали шутками Крамаров и Видов, которые сопровождали сестёр Вертинских, а за спиной о чём-то секретничали Пороховщиков и Селезнёва. Мы медленно вышагивали по проспекту Калинина в сторону Красной площади. Ночь была светлая и тёплая.

И кстати, подобные нам группы молодых людей встречались буквально повсюду. Разгуливали школьницы-выпускницы в белых платьях в форме колокола и парни-выпускники в белых рубашках и цветастых галстуках. То тут, то там слышались песни под гитару и звонкий смех. И я подумал, что сейчас эти парни и девчонки, которые прощаются с волшебной беззаботной школьной порой, наверное, рисуют в своём воображении фантастической и чудесное будущее. Они, счастливые, ещё не знают какие передряги их ждут в перестроечные 80-е и в бандитские 90-е.

— Придёт время, и этот проспект Калинина опять переименуют, — вдруг ляпнул я, ибо мне сейчас захотелось поговорить о будущем. — Улицу, которую мы только что прошли, назовут Новым Арбатом, а эту, под нашими ногами, Воздвиженкой.

— Откуда такие сведения? — проворчала Марианна Вертинская, которая сегодня поругалась с Андроном Кончаловским, и назло ему пошла гулять именно с нашей компанией.

Кроме того, её младшая сестра Анастасия из-за какого-то пустяка поссорилась с Никитой Михалковым. Всё-таки Михалков серьёзно приревновал свою подругу к Олегу Видову, и, не имея возможности разобраться с этим актёром на кулаках, психанул.

— У вас, Феллини, наверное, родственник работает в генплане? — захохотала Наталья Селезнёва.

— Отнюдь, — хмыкнул я, — это всё элементарная логика. Люди, которые сейчас управляют страной, не бессмертны. На их место придут другие управленцы и скажут: «Если Москва основана давным-давно, то, наверное, стоит вернуть улицам их исторические названия? Это же справедливо».

— Ну и что, подумаешь? — опять проворчала Вертинская старшая.

— Я это сказал к тому, что если рассуждать логически, то можно многое предсказать из событий будущего.

— Например? — Марианна Вертинская от возмущения остановилась и сложила руки на груди.

— В будущее смотреть непросто, — ответил я, тяжело вздохнув. — Оно не всегда напоминает страну розовых пони.

— Договаривай, — сквозь зубы произнесла Марианна.

— Хорошо, — я с большим трудом улыбнулся. — Начну с того, что вы, все здесь присутствующие, станете звёздами советского кино, но не всё в карьере будет гладко. Будут взлёты, падения, народная слава и периоды, когда режиссёры перестанут снимать. Такова жизнь.

— И я стану звездой? — недоверчиво посмотрел на меня Саша Пороховщиков.

— С такой прекрасной фактурой и такой тягой к кино, обязательно, — кивнул я.

— А я? — спросила Наташа Селезнёва.

— Когда пойдёшь на кинопробы к Гайдаю, надень купальник, Леониду Иовичу эстетически нравятся фигуристые девушки в купальниках, — хохотнул я.

— А я? — спросил Олег Видов.

— Ты себя в зеркало видел? — хмыкнул я. — Учи языки, будешь сниматься в Югославии, в ГДР, в Польше, в Италии.

— А я? — заинтересовался Савелий Крамаров.

— Извини, Сава, тебя в Италию не возьмут, зато в СССР работы будет хоть отбавляй, — хохотнул я. — Вот скажи: «А вдоль дороги мертвые с косами стоят, и тишина».

— Ха-ха-ха! — дружно захохотала вся компания.

— Да идите вы, — обиделся Савелий.

— И всё же, ты что-то ещё хотел сказать обо мне? — упрямо произнесла Марианна Вертинская.

— Твой Андрон скоро поедет в Среднюю Азию снимать какое-то кино, и вернётся в Москву с новой молодой женой, — буркнул я. — И вообще, у Андрона будет много женщин, такой он человек. А знаешь, кто в тебя по-настоящему влюблён? Боря Хмельницкий, который сегодня раньше всех сбежал с сабантуя.

— Правда? — спросила Марианна, у которой сами собой покатились огромные слёзы из глаз.

— Сто процентов, — улыбнулся я.

— Почему ты ничего не сказал про меня? — спросила Нонна Новосядлова.

— Потому что уже в понедельник у нас съёмки «Зайчика», — я приобнял девушку и добавил, — а вообще, ребята, я вам так скажу: «Будущее может и измениться, если упорно работать, верить в мечту и идти к ней не смотря ни на что».

— Ясно, буду учить языки, — заявил Савелий Крамаров. — Я тоже хочу в Италию и в ГДР. Пошл гулять, — закончил он под дружный хохот всей компании.

Загрузка...