Гость из будущего. Том 2

Глава 23

«Скоро только кошки родятся», — пришло мне в голову изречение великого комбинатора, пока киномеханик подклеивал плёнку, а съёмочная группа в зале невольно зашумела и зашушукалась, обсуждая увиденный материал. Я покосился на актрису Ирину Губанову, которая сидела на втором ряду, и вспомнил наш недавний разговор по поводу того, что роль криминалиста её категорически не устраивает.

­– У всех есть хорошие и вкусные эпизоды, а у меня нет! — прокричала она, застав в монтажном кабинете меня одного. Мне всё-таки удалось научить Раису Кондратовну и её ассистентку Лизочку выходить курить в коридор.

— Могу вставить постельную сцену с Казановой, — буркнул я. — Однако я тебе гарантирую, что её потом заставят вырезать. Зато лет так через цать, будет что в телевизионном ток-шоу вспомнить.

— Ты мне тут не шути, а то я тебе не шучу, — прошипела актриса.

— Хорошо, сцена в душевой комнате, — прошипел в ответ и я. — Струи воды, обнажённая спина и вдруг раздаётся телефонный звонок с работы. И ты, закутанная в коротенькое полотенце, бросаешься к телефонному аппарату. Могут не вырезать. Ибо наш советский человек по первому звонку всегда должен быть на рабочем посту, даже среди ночи. И даже из постели с любимым человеком.

— Ну, допустим, — улыбнулась Ирина Губанова. — По какому поводу звонок?

— Из морга сбежал труп покойника со смертельным огнестрельным ранением в голову, — пробормотал я первое, что пришло в голову, немного позабыв, что с некоторыми женщинами иногда лучше не шутить.

— Ха! Ха! Ха! — зло выпалила актриса. — Очень смешно! Ты учти, Феллини, если не напишешь для меня хороший эпизод, то я твоей Ноннке всё расскажу о том, что между нами было.

— Так не было же ничего? — пролепетал я.

— Посмотрим, — рыкнула она и, выйдя из кабинета, громко хлопнула дверью.

— Ты, первый троллейбус, по улице мчи, верши по бульварам круженье, — прошипел я немного переделанную строчку из песни Булата Окуджавы, впихнув в неё название фильма «Первый троллейбус», в котором снялась актриса Ирина Губанова.

Вот и сейчас в просмотровом кинозале я словил злой и недовольный взгляд главной героини этого злосчастного «Первого троллейбуса». Наконец погасили свет, зашумел кинопроектор и на экране снова возник Леонид Быков в роли подполковника Петренко.

— Ты что сделал, лейтенант? Я же приказал не стрелять, — рыкнул он на командира взвода бойцов.

— Виноват, хотел напугать, бил поверх головы, — промямлил реальный лейтенант Ярков.

— Снайпер, твою дивизию, — отмахнулся Быков-Петренко и, увидев, как по дороге ведут остальных членов банды, скомандовал, — пакуйте этих гавриков в кузов. В отделении разберемся, кто есть кто.

— Товарищ подполковник, Юрий Саныч, — произнёс Володя Казанцев, выйдя из дверей отвоёванного у бандитов дома, — там, в хате, картины, золото и меха из квартиры на Невском. Взяли, можно сказать, с поличным.

— Что и требовалось доказать, — криво усмехнулся наш киношный подполковник, а когда на общем плане к нему подошли Ларин, Казанцев, Волков и следователь прокуратуры Анастасия Абдулова, он добавил, — если завтра государству вернём «Святого Луку», то премии и внеочередные отпуска я вам гарантирую.

— Звёздочку бы ещё одну на погоны, — пискнул Волков, в исполнении актёра Стеблова.

— Кхе, — кашлянул Быков-Петренко и буркнул, — посмотрим.

«Посмотрим», — подумал и я, когда на экране начался 14-й эпизод, который изначально должен был выглядеть, как типичное шпионское кино, но недавний разговор с Ириной Губановой спутал все мои карты.

Поэтому сразу после панорамы Невского проспекта в том месте, где располагалась гостиница «Европейская», к жёлтому автомобилю марки ГАЗ-М-21 с чёрными шашечками на боку кроме англичанина Питера Баткина устремилась и криминалист широкого профиля Ольга Матвеева. Роль иностранца замечательно играл Игорь Дмитриев, который сегодня ни на собрание, ни на просмотр не пришёл, так как уже снимался в другом городе и в другом кино.

— Товарищ! Товарищ! — затараторила Губанова-Матвеева, одетая заботливыми руками костюмера в элегантный коротенький, чуть выше колена, летний плащ с поясом. — Товарищ, я очень опаздываю в аэропорт. — Девушка показала чемоданчик в руках. — Уступите мне, пожалуйста, машину. Я вижу, что вы не очень спешите.

— Гражданочка, оставьте в покое интуриста, — заворчал шофёр, высунувшись с переднего сиденья жёлтого такси, впрочем, на чёрно-белой плёнке машина выглядела светло-серой.

— Ты что ли интурист? — как базарная хабалка рявкнула Ольга Матвеева. — Давно на себя в зеркало-то смотрел, Калуга?

— Я есть интурист, сеньорита, — улыбнулся Питер Баткин. — Мне как раз ехать в аэропорт.

— Двоих везти не положено, — заворчал таксист, который наверняка был внештатным сотрудником КГБ.

— Я разрешать, — махнул ручкой Дмитриев-Баткин.

— Что глазами хлопаешь? Открой сеньорите багажник! — топнула ножкой героиня Ирины Губановой.

Я искоса оглянулся на второй ряд, где сидела сама актриса, и с удовлетворением отметил про себя, что девушка довольна. А на экране отъезжающее такси проводил долгим взглядом лейтенант Волков, который вышел из гостиницы.

— А это наш Московский проспект! — громко прокомментировала криминалистка Матвеева, когда машина везла её и иностранца в аэропорт. — Правда, красиво⁈

— Корошо-корошо, — пролепетал с растерянным и недовольным лицом Питер Баткин.

— Ой! А это Парк победы! Послушайте! — вновь заорала Губанова-Матвеева и прочитала небольшое четверостишие из пока ещё ненаписанной песни Окуджавы:

Горит и кружится планета!

Над нашей Родиною дым!

И, значит, нам нужна одна победа!

Одна на всех. Мы за ценой не постоим!

— Очень корошо, — промямлил Дмитриев-Баткин, который всем своим видом выражал сожаление, что взял в такси эту ненормальную взбалмошную русскую женщину.

А после следующей монтажной склейки такси остановилось перед главным входом в аэропорт Пулкова. Невысокая бетонная конструкция с какими-то гигантскими грибами на крыше, в черновой монтаж фильма не попала. Машина сразу же затормозила на фоне больших панорамных окон, и когда таксист выдал вещи своим пассажирам, криминалист Матвеева ещё раз закричала прямо в ухо мистеру Баткину:

— Вы к нам непременно приезжать ещё! Я вам показать весь город!

— Корошо-корошо, — пролепетал интурист с постным лицом.

Внутри здания аэропорта, где было достаточно много людей, которым ничего о съёмках детектива не сказали, чтобы никто не волновался и не таращился в кинокамеру, Дмитриев-Баткин медленно подошёл к газетному киоску. Кстати, эту сцену заранее решено было снимать скрытой камерой. И тут же в кадре появился, переодетый в гражданское капитан Ларин, в исполнении актёра Пороховщикова. Он что-то спросил у продавца, а когда интурист с приобретённой газеткой направился к стойкам регистрации, то на небольшом расстоянии двинулся следом.

И вдруг Питер Баткин на полпути остановился, покрутился на месте, заставив капитана Ларина проследовать дальше в неизвестном направлении, и пошагал куда-то в сторону от регистрационных стоек. Однако следом за ним поспешил старший лейтенант Казанцев, тоже переодетый в штатское. Следующий план неожиданно вызвал в кинозале смех, так как интурист и оперативник вошли в туалет. Видов-Казанцев скорчил такое лицо, что захихикал даже я.

Естественно модная в будущем туалетная тема не получила продолжения. Поэтому в следующем кадре мистер Баткин встал в очередь к регистрационной стойке. А за его спиной, тоже с чемоданом в руках пристроился подполковник Петренко. Он впервые в фильме появился не в милицейском кителе, а в костюме и в шляпе. Финальным же кадром всего эпизода стала удаляющаяся к самолёту фигура Питера Баткина и недоумённые лица Ларина, Казанцева и Петренко, которые остались в здании аэропорта. И тут интурист внезапно остановился, обернулся в сторону провожающих и хитро улыбнулся, после чего снова пошагал к самолёту.

Кстати, этот последний кинематографичный штрих предложил мне сам актёр Игорь Дмитриев, который во время второго дубля сказал: «Феллини, а давай мой герой посмеётся над гражданами милиционерами? Он ведь не дурак, он ведь чувствует, что за ним установлена слежка». «Если не дурак, то пусть посмеётся», — ответил я тогда, подумав о том, что потом монтаж покажет, что уместно и хорошо, а что не очень.

— Ничего не понимаю, интурист уехал, картина осталась, — пролепетал подполковник Петренко, когда действие детектива перенеслось в отделение милиции, в более просторный кабинет «оперов». — Ничего не понимаю. Где мы с вами, братцы сыщики, прокололись?

— Почему сразу прокололись? — обиделась криминалист Матвеева. — Я чисто сработала. Вы бы видели лицо этого мистера, да он принял меня за сумасшедшую, ха-ха!

После чего камера общим планом показала всех, кто присутствовал в кабинете. Это были сыщики: Волков, Казанцев и Ларин, а так же «следачка» из прокуратуры Анастасия Абдулова и старшая сестра Казановы Анна Сергеевна. Камера целых четыре секунды в полной тишине прокатилась по рельсам, показав нам застывшие фигуры всех действующих лиц.

— А вдруг никто не прокололся. Просто за картиной должен прийти сообщник, то есть напарник этого интуриста? — затараторил Слава Волков.

— Был бы такой человечек, то мы давно об этом знали. Ты что думаешь, Славка, наши смежники лаптем щи хлебают? — возразил Володя Казанцев.

— Уже и спросить нельзя, — огрызнулся Волков, в исполнении актёра Евгения Стеблова.

— А вдруг сообщник должен прилететь тогда, когда здесь всё утихнет? — медленно и размерено произнёс капитан Андрей Ларин.

— Точно, Андрюха, это же обычный воровской приём! — обрадовался Казанова. — Отсидеться неделю другую, и уже после всеобщего кипиша скинуть хабар! Гениально!

— Вот это, братцы сыщики, больше похоже на правду, — выдавил из себя улыбку подполковник Петренко. — Поэтому мы в музей, раньше, чем приедет напарник, пошлём своего человека.

— Это ещё кого? — буркнул Казанова, догадываясь, к чему клонит товарищ подполковник.

— Кроме Анны Сергеевны больше некого, — сказал Быков-Петренко, посмотрев на Марианну Вертинскую. — Анна Сергеевна, дело государственной важности. Вы представляете, что случиться, если слух об украденной музейной картине разлетится по всему советскому союзу? Выручайте, прошу вас.

— А я и не отказываюсь, — улыбнулась Анна Сергеевна. — Только, что мне нужно будет делать?

— Вам придётся вести себя так же, как это делал Питер Баткин, — произнёс подполковник Петренко, пройдясь по кабинету «оперов» этом с задумчивым и сосредоточенным лицом. — Нужно будет стоять и подолгу смотреть на соседние картины. Кстати, Анастасия Романовна вас подстрахует.

— Я? — удивилась Нонна Новосядлова, сделав свои огромные глаза еще больше. — Каким образом?

— Вам придётся дополнительно осмотреть запасники музея, может быть, там ещё что-нибудь пропало, — пустился в объяснения товарищ подполковник. — И в непринуждённой обстановке, без протокола, пообщаться со свидетелями преступления. Вдруг всплывёт что-ниубдь ещё.

— А чем займёмся мы? — пискнул Стеблов-Волков.

— Установите слежку за мужем директрисы, — ответил Петренко и, увидев, что в углу кабинета стоит гитара, взял её в руки. — У него, кстати, алиби нет. Это что за бандура в рабочем кабинете?

— Учимся играть в свободное от сыскных мероприятий время, — прокашлялся Андрей Ларин. — Говорят, что это развивает логическое мышление.

— Шерлок Холмс, между прочим, тоже играл. Хум-кхе, на скрипке, — поддакнул Казанова.

— А можно мне посмотреть этот инструмент? — улыбнулась «следачка» из прокуратуры Анастасия Абдулова и, приняв из рук товарища подполковника гитару, провела своими длинными музыкальными пальцами по струнам.

Затем девушка присела на край стола и красивым меццо-сопрано запела:

Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит,

Не оставив мне даже тени взамен, и он не спросит.

Может быть, хочу улететь я с тобой,

Желтой осенней листвой, птицей за синей мечтой.

Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи.

Я отправлюсь за тобой, чтобы путь мне не пророчил.

Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце,

Где разбитые мечты обретают снова силу высоты…

А после одного куплета и припева, который народ в зале прослушал в полной тишине, на экране зашумел Невский проспект.

— Надо было песню оставить целиком, — шепнула Нонна и ткнула меня локотком в бок.

— Помилуй, родная, это же детектив, а не мюзикл, — прошептал я в ответ, а сам подумал, что потом, при финальной озвучке картины, на ещё один куплет песни вполне можно намонтировать красивые планы Ленинграда.

Но пока зрители увидели лишь то, как следователь прокуратуры едет в троллейбусе по Невскому. И вдруг троллейбус притормозил напротив горбатого запорожца, рядом с которым продавали джинсы маде ин Одесса фарцовщик Косой и агент ГКБ под прикрытием по кличке Кот. Нонна-Анастасия улыбнулась, увидев актёра Льва Прыгунова, а тот, заметив девушку, незаметно помахал в ответ. Примерно так же как это исполнил герой Николая Рыбникова в финале кинофильма «Весна на Заречной улице», который сначала рукой пригладил за ухом волосы, а затем махнул одной ладонью.

«Вот в чём суровая правда, — подумал я, — жизнь проносится мимо, а фарцовщики стоят на обочине и торгуют ширпотребом».

На этом короткий лирический эпизод закончился, оставив зрителям пищу для сплетен и размышлений, у кого с кем на съёмках закрутился роман, и кто с кем затем по сюжету будет строить крепкую советскую ячейку общества. А в кадре вновь появился Русский музей, где сперва по картинной галерее прошли туристы в сопровождении экскурсовода, а потом в директорском кабинете на крупном плане появилась фотография директрисы, её мужа и девочки примерно семи лет.

— Я решительно не понимаю, что ещё вы хотите услышать от меня? — выпалила своим неповторимым пискляво-нервным голосом Людмила Гурченко, которая в детективе играла эту самую директрису Наталью Суркову. — Да, мы с мужем копим на автомобиль. Это нашими советскими законами не запрещено.

— А ваш муж часто бывает у вас на работе? — очень спокойно произнесла Нонна-Анастасия и взяла в руки семейную фотографию гражданки Сурковой.

— Не помню, может быть пару раз и бывал. Вы подозреваете моего мужа⁈ — тут же буквально взорвалась Гурченко-Суркова. — Вы там совсем с ума сошли? Он — серьезный человек! Он занимается научной работой!

— Ясно, — вновь очень спокойно сказала «следачка» Абдулова. — В таком случае, ваш муж вне подозрения. Вычёркиваем.

И Нонна-Анастасия поставила фотографию на место. После чего на экране появился злосчастный 14-ый зал музея, где Анна Сергеевна Казанцева, переодетая под иностранку, стоя практически неподвижно, рассматривала картину Карла Брюллова «Распятие». Мимо неё прошли две организованные группы туристов, затем несколько других посетителей музея. А старшая сестра Казановы, сделав пару шагов назад, вновь вернулась на прежнее место.

А тем временем самый красивый в СССР следователь прокуратуры заглянул в реставрационную мастерскую. К своему удивлению Нонна-Анастасия застала реставратора Дьячкова, которого играл Георгий Штиль, около мольберта. Перед съёмками на холсте наш декоратор стремительно набросал с десяток ярких цветовых пятен, и лишь потом кисточку в руки взял актёр Штиль.

— Любопытное полотно, — пролепетала «следачка» Абдулова.

— Замечательная работа, — задумчиво с видом большого знатока живописи поддакнул реставратор Дьячков. — Правда, не все понимают и принимают такой вид живописи. Но я вас уверяю, за импрессионизмом будущее.

— Вы полагаете? — немного опешила девушка из «органов».

— Уверен, — утвердительно кивнул Штиль-Дьячков и пару раз мазнул кистью наугад. — Такое искусство развивает в зрителе воображение, импрессионизм заставляет ум человека работать. Вот что вы сейчас видите на холсте?

— Ээээ, кошка играет с котёнком, — так же наугад произнесла Нонна-Анастасия.

— Кхе, это натюрморт, — неожиданно обиделся реставратор.

— Очень может быть. В музее поговаривают, что у вас есть денежные долги, — «следачка» перевела взгляд с картины на гражданина Дьячкова, который пока по делу проходил свидетелем.

— Сто рублей — разве это деньги? Мелочи жизни, ха-ха! — весело хохотнул Штиль-Дьячков. — Легко пришли, легко ушли.

— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, так? — поддела его «следачка», впервые согнав улыбку с лица неунывающего реставратора.

И вновь на экране появилась Марианна Вертинская, которая всё в том же 14-ом зале медленно прохаживалась около картины Карла Брюллова. И одна из смотрительниц музея стала на неё очень подозрительно посматривать. Камера крупным планом выхватила лицо Анны Сергеевны, и та еле заметно одними уголками губ улыбнулась.

Курилку Русского музея, мы без долгих дополнительных разговоров решили снимать в самой настоящей реальной курилке этого заведения. Сначала в кадре мелькнула открытая форточка, затем сигаретный дымок, и лишь потом, стоя около подоконника, появились Анастасия Абдулова и научный сотрудник музея Маргарита Фомичёва, которую играла Анастасия Вертинская. Обе барышни держали в своих красивых пальцах сигареты «Столичные», правда произведённые на Ленинградской табачной фабрике, и безбожно дымили.

— Всё никак не соберусь бросить, — пожаловалась Вертинская-Фомичёва. — Режиссёр меня постоянно за это дело ругает, а я его кормлю «завтраками», хы-хы.

— Какой ещё режиссёр? Здесь в музее? — удивилась Нонна-Анастасия.

— Нет, конечно, хы-хы, — хохотнула младшая из сестёр Вертинская. — Я играю в любительском театре. Мы сейчас ставим шикарную пьесу румынского писателя Михаила Себастьяна «Безымянная звезда». У меня там роль Моны, светской львицы из Бухареста, которая случайно застряла в маленьком провинциальном городке, хы-хы. А музейная работа — это, наверное, не моё.

— Понимаю, родители настояли? — спросила «следачка», выпустив дым изо рта.

— Почему-то некоторым папам и мамам кажется, что они лучше нас знают, как нам правильно строить свою жизнь, — эту часть диалога сняли, взяв лицо Анастасии Вертинской крупным планом. — А что касается картины, то мы все здесь уже подозреваем друг друга. Ведь без сообщника среди сотрудников музея её украсть было бы просто невозможно.

Затем место для местных музейных курильщиков вновь показали общим планом, чтобы в кадре появился археолог Павел Гурьев, в исполнении актёра Алексея Кожевникова. Гурьев с улыбкой на губах буквально вбежал в курилку и встал как вкопанный.

— Здрасте, — пролепетал он, покосившись на следователя прокуратуры.

— Здравствуй, Паша, — поздоровалась с коллегой Маргарита Фомичёва, — ты что-то хотел спросить?

— Вспомнил, потом спрошу, — буркнул археолог и, пулей вылетев из кадра что-то по дороге уронил, чем вызвал улыбки на лицах девушек и тихий короткий смешок.

— А вас тут все бояться, — заметила Вертинская-Фомичёва.

— Я бы предпочла, чтоб меня уважали, — проворчала Нонна-Анастасия. — Кстати, где у вас можно пообедать?

— В соседнем корпусе есть хорошая столовая.

После этих слов мимо картин прошла ещё одна группа туристов. И вдруг кто-то очень осторожно и аккуратно выглянул из-за мраморной скульптуры на стоящую перед картиной Карла Брюллова Анну Казанцеву. Этот фрагмент был снят так называемой субъективной камерой, поэтому зритель временно посмотрел на окружающий мир глазами преступника. И тут же действие перенеслось в обычную ленинградскую столовую, где за одним столом обедали реставратор Геннадий Маслов, в исполнении Евгения Леонова, и экскурсовод Майя Добрынина, которую играла актриса Елена Добронравова.

— Хочу вам сказать, дорогая Мая Андреевна, что мне предлагают место главного инженера на одесской мебельной фабрике, — с воодушевлением сообщил Леонов-Маслов, помешивая ложкой в тарелке суп.

— Поздравляю, — с равнодушием пробурчала Добрынина.

— Давай бросим всё и уедем, — с жаром зашептал влюблённый реставратор. — Я чувствую, Мая, что эта история с украденной картиной для кого-то плохо закончится. И даже если никто из наших не будет причастен, то поползут нехорошие слухи.

— Уезжай, я тебя не держу, — так же холодно ответила Мая Добрынина, намазав ножом кусок масла на кусок хлеба. — У меня тётка в Ленинграде больная. На кого я её брошу?

— Здравствуйте, извините, можно к вам? — неожиданно для музейщиков к столику с подносом, где стоял компот и макароны с котлетой, подошла «следачка» из прокуратуры.

— Присаживайтесь, — недовольно проворчал Леонов-Маслов.

— Как продвигается следствие? — улыбнулась Майя Добрынина. — Нашли иностранного туриста, которого я описала?

— Работаем, Мая Андреевна, работаем, — ушла от прямого ответа Анастасия Абдулова. — Вот приехала проверять ваши запасники. Поверьте, никуда преступник от нас не денется. Куда же вы, товарищ Маслов? — спросила «следачка», когда реставратор внезапно встал из-за стола.

— Я сыт, приятного аппетита, — буркнул Геннадий Маслов и понёс недоеденный суп в мойку.

— Вы обмолвились, что у вас тётя больна, — невозмутимо произнесла Нонна-Анастасия, разрезав ножом котлету. — У меня есть замечательный знакомый врач-терапевт, могу дать его координаты.

— Спасибо, я этот вопрос решу как-нибудь сама, — хмыкнула героиня Елены Добронравовой.

На этом просмотр смонтированного в черновом качестве материала закончился. Свет в просмотровом зале включился. А я, приподнявшись с первого ряда и развернувшись к зрителям, среди которых были только актёры и члены нашей съёмочной группы, задал немой вопрос: «ну, как?».

— Отличное кино, Феллини! — рявкнул главный оператор Дмитрий Месхиев. — Никого не слушай. Народ валом повалит в кинотеатры! Я за это ручаюсь!

— Отлично! Здорово! Так держать! — стали выкрикивать зрители со своих мест то тут то там.

— Только у меня остался один вопрос? — почему-то встала и как в школе подняла руку актриса Людмила Гурченко. — Кто всё-таки преступник? Пока что-то ничего не понятно. Неужели мой киношный муж?

И гомонящий разными голосами просмотровый зал тут же притих.

— Теперь, когда осталось два съёмочных дня, скрывать преступника не имеет смысла. Картину украл вот этот персонаж, — сказал я и указал рукой в центр кинозала.