Гость из будущего. Том 2

Глава 7

В замечательное субботнее утро 4-го июля 1964 года я, как и во все предыдущие дни, переступил порог киностудии «Ленфильм». И хоть на улице накрапывал вредный и тягомотный дождь, настроение было превосходным. Во-первых, сегодня мне предстояло увидеть весь актёрский ансамбль дебютного полнометражного фильма в сборе. Во-вторых, я наконец-то полностью закончил сценарий, переписав некоторые диалоги и последний 25-ый эпизод, который решил держать в секрете до последнего съёмочного дня. В-третьих, моя любимая актриса Нонна, которую я держал за руку, тоже выглядела счастливой. А для мужчины это немаловажно.

— Зайдём в кафе? — спросила она, когда я остановился напротив объявления о Первом всесоюзном фестивале кино.

Официально фестиваль считался ленинградским, однако в Ленинграде было запланировано всего-навсего открытие и закрытие этого съезда честных тружеников советского кино. Вся остальная рабочая программа, обсуждения и круглые столы, были перенесены в санаторий «Красный холм». Эта бывшая финская здравница «Канкала» располагалась под Выборгом на берегу живописного озера, что могло нанести непоправимый вред здоровью всех киношников. «Это же семь дней непрекращающейся и необузданной коллективной пьянки! Хорошо хоть медицинские работники под боком», — подумал я и пробурчал вслух:

— А неплохие фильмы заявлены в программу: «Живые и мёртвые», «Тишина», «Живёт такой парень». Кстати, это дебют Василия Шукшина.

— Ты с ним знаком? — спросила Нонна Новосядлова.

— Никогда не видел, зато много слышал.

— А я слышала, что лучше один раз увидеть, — улыбнулась актриса.

Я тихо хохотнул и, взяв девушку под руку, направился к лестнице, ведущей на третий этаж. И тут, словно из-под земли вырос дядя Йося Шурухт. Он уже четыре дня осаждал меня, как средневековую крепость, и буквально требовал записи нового миньона. Кстати, наша первая мини-пластиночка разлеталась по всему необъятному СССР огромными тиражами. По слухам, которые мне сообщил Эдуард Хиль, песни: «Королева красоты» и «Любовь настала» крутили даже в соседней Польше. Какой-то друг ему рассказал, что слышал нашу музыку в Варшаве. К сожалению, деньги с этого многомиллионного бизнеса пролетали мимо моего кармана. Моей интеллектуальной собственностью распоряжался кто угодно, но не я сам.

— Когда будем писать новые песни? — зашипел дядя Йося, встав на моём пути.

— Этот вопрос будем решать завтра, — буркнул я и, отодвинув навязчивого делового дальнего родственника, продолжил с Нонной путь в сторону кафе.

— Ты мне это говорил ещё вчера, — увязался он следом за нами.

— И позавчера, и три дня назад, — я остановился около лестницы и, два раза стукнув себя кулаком в грудь, добавил, — пока бьётся это неравнодушное сердце — склероз не пройдёт.

— Ну, допустим, значит, завтра скажешь точно? — дядя Йося больно ущипнул меня за руку.

— Завтра скажу точно, но если буду уверен на все сто процентов, — хмыкнул я, смахивая ладонь дальнего родственника.

— Издеваешься? — криво усмехнулся он.

— И в мыслях не было, — соврал я. — Просто я — пламенный борец за стабильность.

— И поэтому ты мне, старику, стабильно обещаешь каждый день одно и то же, так? — дядя Йося держался из последних сил, чтобы не устроить скандал.

— Между прочим, на востоке, где верят в переселение души, есть такое старое проклятие: «Чтоб жить тебе в эпоху перемен», — сказала Нонна. — Но вы, Иосиф Федорович, не расстраиваетесь, как только появится гонорар за первую пластинку, мы тут же запишем вторую.

— Вот, — я многозначительно поднял указательный палец вверх, — устами красавицы глаголет истина.

— Я же сказал ещё вчера, что деньги скоро будут переведены на книжку, — обиженно проблеял дядя Йося Шурухт.

— Чтоб я так жил в эпоху перемен, — пробормотал я, когда спустя 15 минут в обществе Нонны Новосядловой и дяди Йоси Шурухта поднялся на четвёртый этаж к своему временному кабинету.

Дверь в мой «киношный командный пункт» была распахнута настежь, а внутри уже кипело бурное обсуждение: актёры будущего детектива громко спорили о том персонаже, который украл картину. Но не это вызвало у меня состояние близкое к параличу лицевых мышц. С дверью всё было ясно — её открыл ассистент Генка Петров. А вот к группе творческих товарищей в количестве четырёх человек, которые в данный момент курили в коридоре около открытого окна, один животрепещущий вопрос наклёвывался. Так как в компании Олега Видова, Льва Прыгунова и некурящего Савелия Крамарова дымил папироской молоденький Владимир Высоцкий. «Что за прикол? — подумал я. — Владимира Семёновича, я на роль не приглашал».

— О, товарищ режиссёр! — обрадовался моему появлению Савелий Крамаров, — здравствуйте, ха-ха. Я тут, вот, это, кхе.

Крамаров покосился на Высоцкого, с которым они на днях начинали съёмки в Юрмале. И хоть картина под названием «На завтрашней улице» была о строительстве сибирской электростанции, режиссёр «Мосфильма» Фёдор Филиппов подходящую натуру для съёмок нашёл только на берегу Рижского залива. Море, солнце, благоустроенная гостиница, «Рижский бальзам» и красивые девушки оказались гораздо приятней, чем мошкара, комары и вагончики с туалетом в маленьком покосившемся деревянном домике.

— Привет, Сава! Как народная слава? — захихикала Нонна Новосядлова.

— Да ну их всех! — отмахнулся Савелий. — На улицу уже спокойно выйти нельзя. Как увидят, так со всех сторон орут: «Привет, Косой!». А один тип в ресторане подбежал и давай обниматься: «Федя! Косой! Кореш! Помнишь, как мы с тобой в Магадане чалились?». А я ему: «Помню, только забыл, упал недавно в поезде со второй полки». А он мне: «Погоди, сейчас у лабухов нашу закажу, пионерлагерную». Жизни ведь никакой не стало, — пожаловался он мне и вновь искоса одни глазом посмотрел на Владимира Высоцкого.

— Тяжела и неказиста жизнь советского артиста, — понимающе кивнул я и, обращаясь к Видову, Прыгунову и Крамарову, сказал, — товарищи актёры, попрошу пройти в кабинет на читку сценария. Напоминаю, что время — это новенькие рубли, десятки и двадцатьпятки. Прошу.

— Тут такое дело, — промямлил Лев Прыгунов, — это наш хороший друг — Владимир Высоцкий. Я с ним снимался в «Увольнении на берег».

— Знаю, смотрел, отличное кино, — улыбнулся я и задумчиво произнёс, — Высоцкий? Высоцкий? Если я не ошибаюсь, то вы играли матроса, который напильником точил якорь, чтобы тот лучше входил в воду. Я угадал?

— Я там ещё и палубу драил, — хриплым голосом поддакнул Владимир Семёнович.

— Слушай, Феллини, — вновь затараторил Савелий Крамаров, — мы в фильме появляемся в пятом эпизоде. Вот, — актёр ткнул пальцем в предварительный сценарий, — на блатхате под музыку Элвиса Пресли танцуют: Федя Косой, Ванька Кот и две смазливые девчонки, а их кореш Наум разливает по стаканам лимонад. Ха-ха. Федя Косой — это, стало быть, я. Ванька Кот или агент КГБ под прикрытием Иван Андреевич Крылов — это у нас Лёвка Прыгунов, так? Девочки у нас из массовки, а кто играет спекулянта валютой Наума? Зачем брать кого-то из массовки, когда есть готовый актёр? Между прочим, из театра на Таганке, — Крамаров хлопнул Высоцкого по плечу.

— Спекулянта по кличке Наум сыграет кто-нибудь из самбистов-каскадёров, — ответил я. — Потому что в 13-ом эпизоде, когда оперативники берут банду вора-рецидивиста Кумарина, Наум единственный кто спасается бегством. А спасется он, потому что владеет приёмами русской народной борьбы по названию буза. Подними ладонь на уровень плеча, — сказал я Савелию Крамарову и, отдав бумаги со сценарием Нонне, сделал маленький шаг назад.

Из кабинета тут же высунулись любопытные лица остальных актёров будущего детектива. Савелий Викторович криво усмехнулся, крякнул и приподнял ладонь чуть выше собственного плеча. Конечно, японским каратэ я занимался исключительно ради расширения кругозора, но благодаря врождённой хорошей растяжке кое-какими ударами овладел вполне профессионально. Кстати, у моего теперешнего тела растяжка была ничуть не хуже. И способность махать ногами я уже проверял дома, делая по утрам зарядку. Поэтому после резкого выкрика: «кия!» моя пятка хлестко и без членовредительства шлёпнула по ладони актёра. Удар мог бы выйти и сильнее, но я намерено выбрал безопасную дистанцию.

— Ооо! — выдохнули невольные зрители небольшого представления.

— Есть ещё порох в пороховницах, — захохотал я. — Вулкан погас, но дым ещё идёт! Ха-ха. Значит, предлагаете мне взять актёра с Таганки?

— Да ладно, не надо, — тяжело вздохнул Владимир Высоцкий, — я так махать ногами не смогу.

— Допустим, махать будет каскадёр, — пролепетал я, ломая голову, брать Владимира Семёновича или не брать: «Сейчас не возьму, а потом в разных актёрских байках будут вспоминать, как режиссёр Нахамчук по прозвищу Феллини зажимал и душил великого советского барда и поэта. Да и сам товарищ Высоцкий на встрече со зрителями будет рассказывать историю о том, как его не взяли в одно знаменитое кино из-за неправильных ног». — Хорошо, роль Наума твоя, — я протянул руку Владимиру Высоцкому, а когда он её пожал, добавил, — но у нас на съёмках сухой закон. После с устатку не возбраняется, непосредственно до и во время съёмочного процесса алкоголь вне закона.

— Согласен, — кивнул будущий кумир миллионов.

— Товарищ режиссёр, скажите, в конце-то концов, кто в нашем детективе преступник? — почти хором заголосили актёры, когда я вошёл в кабинет. — Где заключительный 25-ый эпизод?

— Молодцы! — гаркнул я. — Молодцы, что прочитали весь сценарий, а не только свои эпизоды. Рассаживайтесь кто где может, сейчас не это самое главное, — сказал я и, уступив кресло Нонне, присел на подоконник. — Если я скажу, кто преступник, то вы мне подсознательно испортите кино. Ибо настоящий детектив — это ребус, который интересно разгадывать. И загадка должна открываться в самом финале, как в романе Агаты Кристи «Десять негритят».

— Интересно, а где этот роман можно почитать? — заинтересовался Евгений Леонов.

— Не знаю, я читал, когда служил в Германии, — соврал я, так как моего армейского друга в кабинете не было, в эти минуты Генка спустился во второй павильон, где должны были сегодня смонтировать стены киношного отделения милиции. — Товарищи, хватит шуметь! — прикрикнул я, из-за начавшегося шума и гама. — Давайте знакомиться с вашими персонажами. Леонид Фёдорович, вы — начальник уголовного розыска, с вас и начнём.

«Не кино, а россыпь звёзд», — улыбнулся я про себя, когда Леонид Быков, громко кашлянул и начал читать первую страницу сценария:

— Всем здравствуйте. Я — начальник уголовного розыска подполковник Юрий Александрович Петренко, подчинённые между собой называют Саныч. Бывший фронтовик, служил во фронтовой разведке, имею боевые награды. После войны несколько лет занимался автогонками, играю на гитаре. Женат, двое детей.

— Маловато настругал! — выкрикнул актёр Станислав Чекан.

— Мне хватает, — под хохот собравшихся артистов буркнул Леонид Фёдорович.

«Вот и отлично, первый шаг к фильму „В бой идут одни старики“ сделан, — подумал я. — Иначе после череды комичных персонажей играть роль капитана Титаренко долго не разрешат. Помнится, как-то Петра Алейникова сняли в роли Александра Пушкина. Так народ в зале, видя великого русского поэта на экране, сразу же начинал хохотать. Я помню чудное мгновенье, ха-ха-ха».

— Товарищи, давайте потом разберёмся с проблемами демографии! — прикрикнул я на актёров, которые стали предлагать добавить подполковнику Петренко ещё парочку детей. — Дальше у нас на очереди капитан Ларин. Поехали.

Высокий и фактурный Александр Пороховщиков, который ещё секунду назад выглядел уверенным плейбоем, вдруг среди окружающих его звёзд кино заметно задёргался и разволновался. «Ну, ё-моё, соберись тряпка! — мысленно гаркнул я на актёра. — Сейчас снимешься, и новые роли хлынут как из рога изобилия».

— Здравствуйте, — после пятисекундной паузы выдавил Пороховщиков, — я — капитан милиции, старший оперуполномоченный Андрей Васильевич Ларин. Кандидат в мастера спорта по боксу и самбо. В данный момент холост, разведён, детей не имею.

— Хорошо, — кивнул я. — Почему развёлся, какие у твоего героя недостатки?

— Так тут не написано, — буркнул Александр Пороховщиков, чем вызвал гром хохота.

— Чудак человек, — похлопал его по плечу Евгений Леонов, — так в этом и заключается работа актёра — придумать своего героя. Кто он? Что он? О чём мечтает? Чего боится? Какое у него было детство, где учился? Используй собственный опыт, и тогда каждый человек в кинозале поверит, что твой капитан Ларин — это не выдумка сценариста.

— Всё нормально, пусть Александр подумает ещё, — улыбнулся я и вспомнил, что Нонна меня предупреждала, что Пороховщиков может зажаться и не вытащить роль.

«Ничего, ничего, расшевелим. Не за красивые же глаза Александр Шалвович стал народным артистом России?» — подумал я и тут в кабинет буквально ворвался Генка Петров и, протиснувшись к окну, на подоконнике которого я сидел, сделав большие и испуганные глаза, зашептал:

— Тебя срочно вызывает Илья Николаевич. В общем, «копает под тебя» кто-то из наших великих режиссёров.

— Разберёмся, — проворчал я. — Что у нас происходит в павильоне?

— Сегодня рабочие закончат сборку, но требуют ящик коньяка за старательность.

— Не проблема, скажи дяде Йосе, пусть купит, — буркнул я и, встав с подоконника, обратился ко всем актёрам. — Товарищи звёзды советского кино, меня вызывает директор киностудии, поэтому за старшего остаётся Леонид Фёдорович Быков. Следующие у нас по списку идут: старший лейтенант милиции, оперуполномоченный Володя Казанцев — актёр Олег Видов. Лейтенант милиции Слава Волков — актёр Евгений Стеблов. Криминалист Ольга Ушакова — актриса Ирина Губанова. И следователь прокуратуры Настя Абдулова — актриса Нонна Новосядлова. Продолжайте пока без меня.

— Что у тебя там происходит? — пренебрежительно произнёс Илья Киселёв, не предложив мне ни присесть, не выпить ни кофе и ни какао с чаем, когда я появился на пороге директорского кабинета.

— Идёт нормальный рабочий процесс, — ответил я и сам уселся за стол директора «Ленфильма».

— Где кинопробы⁈ — взревел Илья Николаевич и грохнул кулаком по столешнице. — Где нормальный сценарий⁈ — второй кулак директора опустился примерно на то же самое место. — Ты хоть знаешь, что в последних числах июля из обкома приедут смотреть черновой материал? Кто-то из наших уже успел туда наверх кляузу накалякать, — устало пробормотал он.

— Может по кофейку? — улыбнулся я.

— Какой кофе⁈ Где кинопробы⁈ Где сценарий⁈ Что это за х…ня⁈ — Илья Киселёв швырнул на стол старый вариант моего сценария, где было множество ошибок, опечаток, среди которых милиция иногда вдруг становилась полицией, а ещё там не хватало некоторых диалогов.

Я лично этот замызганный экземпляр выбросил в корзину. Каким образом эти бумаги попали в руки нашего нервного директора, оставалось только гадать. Кому же я дорогу перешёл? Кому наступил на больную мозоль? У кого отобрал последний кусок хлеба? На мэтров Григория Козинцева и Иосифа Хейфица думать не хотелось.

— Нет, в целом, конечно, неплохо, только нет последнего эпизода, не ясно кто преступник, — немного успокоившись, сказал директор. — Что мы покажем в конце июля? Я из-за тебя лишаться партбилета не хочу. Ну, что ты всё улыбаешься, как Дунька Распердяева⁈ — товарищ Киселёв опять грохнул кулаком по столу.

— А давайте перенесём показ чернового материала на 8 августа, — предложил я. — С 1-го по 7-е у нас ведь ленинградский Всесоюзный кинофестиваль. Позвоните в Смольный, скажите, что в последних числах июля все заняты на подготовке к фестивалю.

— И что это изменит?

— Много чего. Во-первых, в моём детективе всего 25 3-минутных эпизодов, — я зажал большой палец. — Во-вторых, если работать в режиме: утром и днём съёмка, вечером обработка исходных киноплёнок, на следующий день монтажёр сам из исходников вырезает хорошие планы, а вечером уже со мной склеивает черновой эпизод, то мы получим к 5-ому августа готовый черновой монтаж всего фильма. Начнём снимать 10-го июля, 3-го или 4-го августа закончим.

— Хочешь сделать кино за 30 дней? — опешил Илья Николаевич.

— Черновой вариант — да, чистовой с нормальным звуком к сентябрю, — улыбнулся я. — Есть только одно большое «НО», лишь бы актёры меня не подвели. Не люблю, когда на площадке пьяный артист изо всех сил делает вид, что трезв. А что касается погоды, то это меня не пугает. Небольшой моросящий дождь для детектива даже лучше.

— А если твой актёр где-то ещё параллельно снимается и не сможет приехать в нужный день?

— Значит не судьба, его слова отдадим исполнителю из массовки, и чуть-чуть перестроим сцену. Кто не успел, то опоздал, — я встал из-за стола. — Извините, Илья Николаевич, мне работать надо.

— Где кинопробы? — устало, произнёс он.

— Сейчас после обсуждения главных героев и героев второго плана мы все идём в костюмерный цех, сделаем там шикарные фотопробы, а остальное будет потом когда-нибудь.

— Стой! — рявкнул Илья Николаевич, притормозив меня в дверях. — Кто украл картину?

— Американский шпион, которого тайно забросили в Ленинград враги, чтобы он съел всю советскую колбасу и испортил всю советскую туалетную бумагу. Как вам такой поворот? — усмехнулся я.

— Балабол, — отмахнулся директор киностудии.