Греховные клятвы

ГЛАВА 17

ЭЛСИ

Вода бьет по моему лицу, и я чувствую себя почти как утопающий. Интересно, каково это — утонуть? Я бы хотела найти более легкий путь, менее болезненный. Я уже достаточно настрадалась.

С самого начала, когда нас забрали, началась боль. И с каждым годом она становилась все сильнее. Когда нас забрали в первый раз, нас с Кайлой привезли на пустой склад, вокруг которого стояли клетки, каждая из которых была заполнена женщинами и детьми.

Я пыталась бежать, укусила одного из похитителей за руку и вырвала кусок его плоти. Потом он избил меня. Через несколько дней меня и двух случайных девушек затащили в машину, завязали глаза и надели на голову тканые мешки.

Когда мы приехали, нас троих бросили в комнату. Но мы были не одни, и в тот день… в тот день я по-настоящему поняла, насколько злыми могут быть люди.

— Шшш, — говорю я девушке, имени которой я не знаю. — Все будет хорошо.

Но это ложь. Я уже чувствую, как горит мой язык, когда я произношу эти слова вслух.

На красном бархатном диване сидят трое мужчин, черные маски закрывают верхнюю половину их лиц, на губах каждого из них застыла зловещая усмешка. Их костюмы так же темны, как и души, которых у них больше нет. Потому что поступать так с нами — бесчеловечно.

Девушка плачет громче, прикрывая грудь руками. Она выглядит как моя ровесница. Восемнадцать, максимум девятнадцать.

Другая девушка рядом со мной, может быть, на пару лет старше. Я не могу сказать точно. Я их не знаю.

Но я — это они.

Мы все одинаковые. Каждая из нас.

За последние несколько месяцев мужчины столько раз совершали над нами насилие, что я сбилась со счета. Я пыталась отгородиться от них, лежала и надеялась, что если я не издам ни звука, они меня не ударят. Но они обычно бьют.

Есть те, кто предпочитает просто покончить с сексом, но другие… их аппетиты гораздо развратнее. И у меня жуткое чувство, что мужчины, которые были до нас, испытывают то же самое возбуждение. Как только они закончили с нами, как только они заплатили нашим похитителям, нас вернули обратно в клетки.

— Опусти руки, — требует мужчина, сидящий посередине, и с яростным вздохом поднимается со своего места и подходит к ней. — Если мне придется попросить тебя еще раз, я заставлю тебя сделать это, и тебе не понравится, когда я это сделаю.

— Просто сделай это, — говорит другая женщина, ее голос срывается на крик, на ее лице синяк от мужчины, с которым она была прошлой ночью.

Но девушка не опускает руки, закрываясь от их взглядов.

Мое тело обнажено для них, руки по бокам. Борьба с ними ничего не изменит. В конце концов, они добьются своего. Борьба имеет смысл только тогда, когда у тебя есть шанс победить. А с ними у нас его нет.

Когда она не делает того, что он хочет, он ворчит от досады. Он поднимает с пола свой ремень. И с жестокостью, запечатленной в его взгляде, проводит им по ее дрожащему бедру.

В глазах застыл ужас, пульс раскалывает сердце на две части.

Он выхватывает его и ударяет ее по предплечью.

— Опусти эти чертовы руки. Твое тело будет нашим, хочешь ты этого или нет. — Свободной рукой он грубо хватает ее за волосы и тянет вверх, его лицо приближается, обнажая зубы. — Ты дорого стоила. И я и мои друзья будем наслаждаться каждым пенни из того, что мы заплатили.

Он ударяет ее по бедру, и она вскрикивает, ее руки трясутся от рыданий.

— Прекрати! — говорю я ему. — Ты делаешь ей больно.

Его глаза смотрят на меня, но в них нет жизни. Тьма — единственное, что в них есть.

— Если ты не закроешь рот, ты будешь следующей.

Эти слова повергли меня в панику. Я не хочу, чтобы это была я, но я не хочу, чтобы это была и она.

Мое тело содрогается, когда он снова бьет ее, на этот раз сильнее, прямо по спине. И со следующим ударом в живот она падает на пол, а он повторяет это снова и снова.

— Ах ты, гребаная шлюха! — кричит он, нанося ей удары до тех пор, пока кровь не просачивается из рубцов на ее спине.

Мое сердце колотится до боли в груди, слезы льются нескончаемым потоком, я плачу, а девушка рядом со мной безутешна. Я смотрю на двух мужчин, которые с безучастным видом сидят и наблюдают за происходящим, держа в руках по бокалу. Для них это развлечение. Они наслаждаются этим, как будто смотрят спектакль.

Он опускает ремень, вдавливает ботинок в ее спину, она лежит и хнычет, а его нога зарывается все глубже. И прежде чем я успеваю остановить себя, я бегу к маленькому столику, стоящему всего в футе от меня, и беру единственное оружие, которое могу найти: нож для колки льда.

С гортанным криком я бросаюсь к человеку, который держит бедную девушку на полу. Он мгновенно поворачивается, злобно оскаливает рот, отпуская ее, и медленно идет ко мне. Я остаюсь на месте, пульс стучит так громко, что у меня кружится голова.

Двое других мужчин ничего не делают, только смеются. Они думают, что это смешно. Что я — шутка.

— Ты сука. Теперь ты за это заплатишь. — Он хватает меня за руку, пытаясь вырвать нож из моей руки.

И ему это почти удается. Он почти вырывает ее у меня, хотя я сопротивляюсь, сжимая пальцы изо всех сил.

Но как только я думаю, что все кончено, что он собирается меня убить, вторая девушка прыгает ему на спину, царапая когтями его лицо и издавая рычащий крик, как зверь, попавший в клетку и наконец-то освобожденный.

— Гребаные шлюхи! — огрызается он, выкручивая ей руку и бросая ее на пол спиной ко мне. — Я заставлю вас, сучки, пожалеть об этом.

Он поднимает ногу, готовый топнуть по ее животу, но не замечает меня. Ледоруб все еще в моей руке, я на цыпочках иду за ним. Мужчины продолжают смеяться, не обращая внимания на то, что кто-то вроде меня может расправиться с одним из них. Не раздумывая ни секунды, я вонзаю ледоруб в шею мужчины, как можно глубже.

Он замирает, когда я отступаю на шаг назад. Его нога, как свинец, падает на кафельный пол.

— Черт…, — говорит второй мужчина, и оба быстро вскакивают со своих мест, хватая меня сзади, пока ледоруб все еще зажат в нем.

Не удержавшись, он поворачивается и с грохотом падает.

— Кто теперь смеется? — Жестокая ухмылка овладевает моим лицом, гнев разгорается в моем нутре.

— Ты действительно сделала это, девочка. — Голос мудака, стоящего позади меня, пробирается по моей шее, и я практически чувствую вкус поганого спиртного на его дыхании, когда он крепко обхватывает меня за шею.

Другой достает из кармана телефон и набирает номер, а когда кто — то отвечает, говорит:

— Ты нужен нам во второй комнате.

Через несколько секунд дверь открывается, и входит Агнело, человек, который купает мое тело в абсолютном страхе.

— Ну и дела! — Он проводит рукой по зачесанным назад черным волосам и с грохотом захлопывает дверь. — Кто из них это сделал?

Тот, кто его назвал, наклонив голову, делает жест в мою сторону.

Агнело бросает в мою сторону смертельный взгляд и медленно поднимается. Я вздрагиваю всем телом, с трудом сглатывая.

Его рука протягивается и хватает меня за подбородок, угрожающе глядя на меня.

— Ты знаешь, что ты сделала? Кого ты убила? Какой беспорядок мне придется разгребать из-за тебя?

Он ударяет тяжелой ладонью по моей щеке. Я вскрикиваю от резкого укуса, а второй мужчина жестоко смеется над моим ухом.

— Тебе нечего сказать, сука? — Агнело снова дает мне пощечину, и старшая девушка задыхается от крика.

Та, которую били, едва шевелится. Я думаю, не умерла ли она уже.

— Я бы сделала это снова. — Я рычу, даже когда слезы текут по моему лицу.

Я не позволю им напугать меня. Я не боюсь смерти. Смерть лучше, чем это.

— Приведи мне другую девушку, — требует Агнело.

Мужчина повинуется, хватает старшую девушку за руку и заставляет ее встать, хотя она и спотыкается на ногах.

Рука Агнело опускается на ее бедро, морщины на его лбу становятся все более отчетливыми, а брови поднимаются. Его пальцы медленно сползают вниз между ее ног, лаская ее.

— Какая ты красивая… Жаль, что ты сегодня умрешь.

Она вздрагивает, ее плечи сотрясаются.

— П-пожалуйста. Прости меня. Не убивай меня.

— Теперь уже слишком поздно.

Он подходит ко мне, лезет в карман и достает пистолет.

О, нет.

Я закрываю глаза, и дыхание с трудом пробивается сквозь легкие.

Не смотри. Просто не смотри. Все будет быстро. Тебе больше не придется страдать.

Мысленное ободрение ничуть не помогает унять панику, бьющуюся внутри меня.

— Возьми пистолет.

Голос Агнело прорывается сквозь мои мысли, и я смотрю на него, обнаруживая протянутую ко мне руку с оружием.

— Что? — шепчу я.

Неужели он ждет, что я покончу с собой? Я не могу этого сделать. Разве?

— Возьми пистолет. Сейчас же! — рычит он.

Я отшатываюсь назад, слезы текут по щекам, трясущаяся рука тянется к пистолету. Я успеваю схватить пистолет, как стоящий за мной человек отпускает его.

Агнело хватает меня за руку, пистолет дрожит в моей ладони, пока он ведет меня к девушке.

Что он делает?

Когда я стою перед ней, вглядываясь в ее побледневшее лицо, в ее наполненный слезами взгляд, мне хочется только одного — взять ее и убежать. Но нам некуда бежать. Не от наших похитителей. Они найдут нас где угодно.

— Пристрели ее, — говорит Агнело сзади меня.

Я резко оборачиваюсь к нему.

— Чт-что? Нет.

Мой пульс бьется в голове, снова и снова, пока голова не закружится.

Пожалуйста, скажите, что я неправильно его поняла. Пожалуйста!

— Или пристрели ее, или я убью вас обеих.

Я сглатываю, преодолевая боль, застрявшую в горле.

— Я не буду ее убивать. — Моя нижняя губа дрожит. — Тогда убейте нас обеих.

Он усмехается.

— У тебя есть яйца. Надо отдать тебе должное.

Он лезет в карман и достает телефон.

— Что ты делаешь? — Страх струится по моим рукам, мурашки бегут по коже, как будто их пришили к моей плоти.

— Звоню одному из своих парней, чтобы он убил обеих твоих подруг.

— Нет! — Я бросаюсь на него. — Пожалуйста! Не делай им больно. Я… я сделаю все, что ты хочешь. Что угодно. Только не это.

Грудь вздымается. В горле пересохло. Я не могу убить другого человека. И не буду.

— Это то, чего я хочу. — Его губы изгибаются. — Сделай это, и они не умрут. Не сделаешь, и… ну, ты уже должна знать, как хорошо я выполняю свои обещания.

Да, я знаю. Я уже видел, как он убивает. Для таких, как он, это легко. Но не для меня.

Я поворачиваюсь к другой девушке. Ее жизнь так же ценна, как и жизнь моих друзей. Так же ценна, как и жизнь любого другого человека.

— Ты можешь считать до трех, Элли.

Это имя, которое они мне дали. Они так делают — дают нам разные имена, похожие на наши. Как будто они дразнят нас нашим прошлым, протаскивая его в наше новое начало. Еще одна форма пытки. Но я делаю вид, что это имя — не мое. Я — Элси. И так будет всегда. Они могут забрать Элли. Она их, но Элси — моя.

— Один.

— Ты больной! — кричу я. — Ты попадешь в ад.

Он хихикает.

— У тебя нет времени, чтобы тратить его впустую. Решай. Твои друзья или эта пустышка.

Девушка рыдает и умоляет меня пощадить ее — умоляет и умоляет — и я плачу вместе с ней. Я протягиваю к ней руку, но Агнело оттаскивает меня назад за волосы.

— Ты сделала это с ней. С этого дня ты навсегда останешься убийцей. Сначала он. — Он дергает меня за голову в сторону мертвого мужчины. — Теперь это будут либо твои друзья, либо эта женщина. И неважно, будет ли твоя рука на спусковом крючке. Ты будешь причиной смерти своих друзей.

— Пошел ты, — шиплю я, когда он нажимает сильнее, кожа головы горит.

— Два.

Я не могу убить своих друзей. Может быть, я могу убить себя. Я начинаю поднимать пистолет к голове, а он смеется.

— Если ты даже сможешь убить себя, это ни хрена не изменит, — хрипит он. — Я убью всех троих. Тебе этого не избежать.

Нет! Нет! Нет!

Моя рука дрогнула, когда я подняла пистолет, направляя его на невинную женщину, стоящую передо мной.

— Пожалуйста…, — плачет она. — Не убивай меня.

Ее ореховые глаза смотрят на меня, умоляя о жизни, умоляя о шансе на то, чего мы никогда не получим. Мы больше не принадлежим этому миру. Мы уже мертвы. Никто не сможет спасти нас от этого. Может, нам всем лучше умереть?

— Сделай это сейчас! — кричит он, а она рыдает, выставив ладони перед лицом.

Но это не остановит пулю.

— Три.

Выстрел.

Звук выстрела пронзает воздух, и пуля пронзает ее прямо в грудь.

Я убила кого-то. Кого-то, кто имел значение. Я. Я сделала это. Я никогда не смогу простить себя.

Вода льется мне на голову, я падаю на пол в душевой, мои ладони наполняются слезами, которые смываются водой. Отголоски моих мучений становятся все громче, рыдания накатывают на меня волна за волной.

Я убийца. Не лучше, чем Майкл. Причины, по которым я это сделала, не имеют значения. Важно лишь то, что я это сделала. Я лишила ее жизни из эгоизма. Спасая своих друзей, я лишь продлила их страдания.

Я не могу заставить себя перестать плакать. Как будто воспоминание об этом вывело все на поверхность. Все то, через что мы с Кайлой прошли. Все то, что нам пришлось увидеть и сделать.

Моя грудь сжимается, и я сжимаю ее ногтями, задыхаясь и задыхаясь от того, что дыхание не попадает в легкие. Хорошо, что София еще в школе. Я бы не хотела, чтобы она слышала меня в таком состоянии.

После того как я убила бедную девочку, я на какое-то время оцепенела. Я пыталась убедить себя, что я, Элси, никого не убивала. Это сделала Элли. Но это помогло только на неделю. Пока она не начала мне сниться. Чувство вины… Я все еще живу с ним. И всегда буду жить.

Мои пальцы погрузились в волосы, когда я закричала навзрыд. Вспоминая тот день, я чувствую, что все происходит заново.

Я даже не знаю ее имени. Я убила ее и даже не знаю ее имени.

Вдруг стеклянная дверь распахивается, и я, задыхаясь, поднимаю голову и вижу там Майкла, на его лице отражается озабоченность.

— Что ты здесь делаешь? — Я провожу рукой под глазами и зажмуриваюсь, чтобы убедиться, что мои руки прикрывают грудь.

— С тобой все в порядке? — Он нахмуривает брови, и его шрам подергивается.

— Я в порядке. И я… э-э… голая. Ты можешь уйти? — Нервы бурлят в моем голосе.

Он не обращает на это внимания, достает полотенце и идет в душ, вода стекает по его спине, пропитывая хлопок его серой рубашки и черных брюк. Но ему, похоже, все равно, потому что эти напряженные глаза смотрят на меня, требуя, чтобы я подчинилась.

— Вставай, — говорит он, раскрывая для меня полотенце.

Я хочу драться с ним. Это то, что я умею. То, в чем я хороша. Но как только я рискую взглянуть на него, все рушится. Все смывается. И остается только женщина, которая смеет мечтать о мужчине, который действительно заботится о ней настолько, что может обнять ее, когда она плачет. Не желая ничего другого, кроме этого.

— Иди сюда, голубка. Позволь мне облегчить это для тебя.

Мое сердце замирает, слезы затуманивают зрение. И с задыхающимся криком я делаю это. Я иду к нему. Я встаю и бросаюсь в его объятия, как будто все остальное не имеет значения, кроме ощущения их силы, этой мощи и, Боже, этой безопасности.

Он прижимает мою голову к своей груди, крепко обнимая меня, а я позволяю боли отступить, как будто вычеркиваю ее из своего существования. Трудно поверить, что этот человек, которого я должна была ненавидеть, который отнял у меня свободу, сейчас утешает меня.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает он, успокаивая меня.

— Нет. — Я тяжело вздыхаю. — Я хочу забыть.

Он отводит от меня лицо, его взгляд тлеет и мягко темнеет.

— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе в этом, детка?

Детка. Он назвал меня «деткой», как будто я его. Это слово проникает в мое нутро и расцветает. Но когда я начинаю чувствовать силу этого одного слова, простого слова, я гашу его, как горящее пламя. Я не его ребенок. Я — ничто.

Не позволяй ему обмануть себя.

Он проводит костяшками пальцев по моей щеке, мое лицо покалывает, каждый сантиметр меня дрожит от одного только его прикосновения, от одного только ласкового взгляда в его глазах.

— Ты ничего не можешь для меня сделать.

Он обнимает меня крепче, сильные мужские руки пробегают по моей спине.

С тяжелым вздохом он говорит:

— Давай я уложу тебя в постель. Тебе надо отдохнуть.

Я устала. Так чертовски устала. Моя голова. Мое сердце. Все устало.

Я киваю, и мы вместе выходим из душа. Не сводя с меня глаз, он берет полотенце обеими руками и растирает его по моим рукам, вытирая меня насухо.

Медленно опускает полотенце, обнажая мою грудь, вытирает и ее, переходит к животу, к моей сердцевине. Убедившись, что каждый сантиметр моей кожи сухой, он опускается на пол. И все это время он смотрит прямо на меня, даже когда вытирает мои бедра. Как будто одним взглядом он говорит мне: «Ты больше, чем твое тело и твоя кожа».

Ты больше. Ты моя.

Его голубка.

Он встает, возвышаясь надо мной, ладонями обхватывает мои щеки, полотенце теперь лежит на земле. И я обнаруживаю, что хочу, чтобы он поцеловал меня, как я хотела все эти разы. Этот всплеск потребности настолько силен, что я не могу перестать смотреть ему в глаза, не могу остановить биение своего сердца.

Он долго и глубоко вдыхает, прикрыв глаза, и когда он опускается, чтобы поцеловать меня в лоб, моя нижняя губа дрожит. Это слишком. Я не хочу так сильно чувствовать.

Я хочу сказать ему, чтобы он ушел, и в то же время хочу, чтобы он остался. Между моей головой и сердцем идет борьба, и я не уверена, кто из них побеждает.

Каждый дюйм его тела выглядит так, как будто он тоже борется. Борется за то, чтобы не прикоснуться ко мне. Поцеловать меня. Он хочет меня, но не позволяет себе обладать мной. Впервые за долгое время мужчина уважает меня настолько, чтобы не принуждать.

— Я отнесу тебя в постель, — говорит он мне, просовывая руки под мои бедра и прижимая меня к своей груди.

Он прижимает меня к себе, как будто я значима. Как будто я важна. Для него.

И в этот момент, когда мое сердце бьется быстрее, мне все равно, что его глаза постепенно блуждают по моему телу. Меня не волнует, что они сужаются, когда он видит мою грудь, изгиб бедер. Я не чувствую себя грязной, когда он смотрит на меня.

В кои-то веки я чувствую себя красивой.

Он выводит меня за дверь, несет к комоду и достает одну из своих футболок. Не одну из моих. Не знаю, может быть, я слишком много в этом вижу, но от того, что он хочет, чтобы я была в его одежде, мне становится немного легче. Он ставит меня на ноги, и я поднимаю руки, чтобы он надел на меня эту футболку.

Когда я опускаю взгляд вниз, то вижу толстые очертания его члена, и у меня подгибаются пальцы на ногах.

Его грудь расширяется от резкого вздоха, и я отвожу взгляд, мои щеки пылают от того, что на них смотрят.

— Давай, детка. Пойдем в постель.

Опять это слово, от которого мой желудок начинает бешено вращаться. Что он делает со мной? и скользит полотенцем по одной ноге, затем по другой.

Он берет мою маленькую руку в свою большую, и я с готовностью иду за ним к кровати. Он обхватывает мое лицо ладонью и смотрит в мои глаза так глубоко, что я чувствую, как его эмоции вырываются из него и попадают прямо в мое сердце.

— Что эти ублюдки сделали с тобой? — шепчет он, нежно поглаживая губы большим пальцем.

— Все, — говорю я со слезами на глазах.

— Элси… — Он задыхается. — Я бы хотел…

— Ты не можешь вернуться и спасти меня. — Я кладу руку на его руку, которая все еще держит мою щеку. — Но ты можешь спасти тех, кто еще страдает. Пожалуйста, Майкл.

Его длинные ресницы опускаются вниз, а глаза на мгновение закрываются.

— Ты думаешь, я не хотел помочь, Элси? Ты думаешь обо мне так?

Мои брови изгибаются.

— Я не знаю, что думать. Но я точно знаю, что ты не помог Кайле.

Его челюсть сжимается.

— Мы подписали с ними договор. Это единственная причина. Мы не вмешиваемся в их деятельность, а они не вмешиваются в нашу.

В его взгляде плещутся эмоции. Ему тяжело. Теперь я это вижу.

— Так мы живем в мире, и если бы не София, я бы разорвал чертово соглашение, которое заключил с ними мой отец, и убил бы их всех. Ради тебя. — В потемневших лужах его взгляда появилась убежденность. — Этот договор — единственное, что обеспечивает безопасность Софии. Они убьют ее, чтобы добраться до меня.

Мои глаза увеличиваются. Я даже не подумал об этом.

— О, Боже. Мне… мне очень жаль. Я не понимала… Но, думаю, это не должно меня шокировать, учитывая, что они делают с детьми. — Слезы наполняют ободки моих глаз. — Теперь я понимаю. Мне жаль, что я сказала тебе эти вещи. Что ты трус.

Но теперь я точно знаю одно: чтобы спасти Кайлу, мне придется действовать самой. Каким-то образом. Даже если для этого придется разозлить мужа.

— Все в порядке. — Уголки его губ подрагивают. — В чем-то ты не ошиблась. Я не очень хороший человек. Но мы не занимаемся людьми. И никогда не занимались.

Он делает паузу, его рот открывается, но так же быстро закрывается, губы сжимаются в легкую гримасу.

— Что такое? — спрашиваю я, понимая, что он чего-то не договаривает.

Он тихонько качает головой, как будто говорить мне о том, что бы это ни было, будет как-то больно. Мой пульс бьется в шее от нарастающего предвкушения.

— Я должен тебе кое-что сказать. Я не думаю, что будет правильно скрывать это от тебя.

Дрожь пробегает по моим рукам.

— Просто скажи мне.

Он убирает одну руку, крепко сжимая ее вокруг моего бедра.

— Я послал одного из своих людей в дом.

Я откидываю голову назад, смятение овладевает мной.

— Где находится Кайла?

Он кивает.

— Там, где находилась Кайла.

Тошнота подкатывает ко мне с новой силой.

— Она… она мертва? — Я заикаюсь.

О Боже. Я не могу дышать.

— Нет, детка. Нет. — Он сжимает мой затылок. — Черт, мне так жаль, что я заставил тебя так думать. — Он снова целует меня в лоб. — Они перевезли девочек. Место было вычищено. Они сделали это, как только ты ушла.

— О, Боже…

Ужас подкатывает к горлу. Как я теперь ей помогу?

— Ты уверен, что она еще жива?

— Да. — В его глазах появилась уверенность. — Я позвонил Агнело, надеясь прийти к какому-то соглашению и вернуть Кайлу для тебя, но…

Я слабо вздохнула.

— Ты сделал это? Ради меня?

Мои глаза наполнились тяжелыми слезами. Он рисковал безопасностью своей семьи ради меня. У меня никогда такого не было. Никто не заботился обо мне после моих родителей. Моих друзей.

Я даже не знаю, что с этим делать. Это кажется чужим. Как будто это происходит не со мной.

— Ты заслуживаешь знать, что твоя подруга в безопасности. Я знаю, каково это — хотеть защитить тех, кого любишь. Я не виню тебя за это, Элси. — Его плечи слегка опускаются. — Но я подвел тебя. Прости меня за это.

— Но ты пытался. — Я глажу заросшую щетиной щеку человека, который дал мне больше, чем он сам думает. — Это кое-что значит для меня.

— Недостаточно.

И то, как он это говорит, как смотрит на меня при этом…

— Но я буду стараться, голубка. Я подключу своих людей. Мы найдем ее.

Если он действительно хочет нам помочь, то это лучше, чем если бы я по глупости думала, что справлюсь сама. У него больше сил, больше людей, чем я могу себе представить.

— Спасибо, — шепчу я.

Инстинктивно мои руки обхватывают его шею, и я прижимаюсь к нему, а он прижимается ко мне.

— Тебе нужно отдохнуть, — дышит он мне в ухо.

Но вместо этого он прижимает меня ближе, как будто не хочет отпускать.

Я тоже не хочу, чтобы он меня отпускал.