Греховные клятвы

ГЛАВА 22

МАЙКЛ

Мы находимся в одном из ресторанов с видом на пляж, но единственный вид, на который мне хочется смотреть, — это та, что сидит напротив меня.

Пока она смотрит в океан слева от себя, я смотрю на нее, не в силах оторвать взгляд от того, как прекрасно она выглядит в этом ярко-зеленом платье на бретельках.

Мы не говорили о том, что произошло раньше, о том, что она оказалась у меня на коленях, голая и мокрая. Но это все, о чем я мог думать.

Когда я впервые увидел, как она разговаривает с теми парнями, все, что я видел, было красным. Мне было легко выбраться из песка. Ничто не могло меня остановить. Даже чертова кирпичная стена. Я последовал за ней туда, где она не могла меня увидеть, подальше от воды, туда, где находятся рестораны.

Она думала, что сможет сбежать от меня до того, как я буду готов дать ей свободу? Она ведь еще не знает, кто я такой, верно? За территорией постоянно следят люди, некоторые притворяются гостями, а каждое дерево на пляже обвешано жучками. Никогда нельзя быть слишком осторожным.

После того как я оставил ее в гостиничном номере одну, я прослушал весь ее разговор с теми мужчинами. Я знал, что она не флиртовала с ними. Но я не знал, по какой именно причине она сказала им, что я ее брат. Пока не услышал запись.

Она может пытаться бежать, но никогда не сможет спрятаться. Я всегда найду ее и верну обратно, пока ее долг передо мной не будет выплачен.

Но я обманываю себя, если думаю, что дело только в этом, что все, чего я хочу, — это чтобы она исправила ошибку, которую совершила.

Она неловко заглядывает в свою тарелку с лососем, ковыряет вилкой в еде, почти не откусывая. Ее щеки вспыхивают, когда она жеманно ловит мой взгляд, напоминая мне о том, какими розовыми они могут стать, когда она умоляет меня позволить ей кончить.

Я пытаюсь побороть ухмылку, поселившуюся на моем лице, пытаюсь отогнать все мысли о ней, склонившейся над моим коленом. Не то время, чтобы возбуждаться из — за жены. И не тогда, когда я ничего не могу с этим поделать.

— Может, мы потом вернемся на пляж? — София прорвалась сквозь напряжение.

Я знаю, что даже Мейбл это чувствует: ее ореховые глаза вопросительно смотрят на меня. Она знает меня достаточно хорошо, чтобы почувствовать, что что — то не так. Она была со мной с тех пор, как я принес Софию домой, когда ей был всего месяц. Я ничего не знал о младенцах, и она была рядом, чтобы показать мне все, в чем я не мог разобраться сам.

Единственная причина, по которой я узнал, что Софии уже месяц, — это то, что кто-то из наших знакомых в правительстве смог найти ее свидетельство о рождении. Я решил не менять имя, с которым она родилась. Она была Софией — моим маленьким бойцом, кричащим во все горло, пока пламя ревело вокруг нее, не трогая, как будто боялось ее. Так и должно быть.

Я никогда не думал, что стану отцом-одиночкой, но я бы сделал все это снова и снова. Быть отцом Софии дало мне цель, показало, что я не просто силовик в семье Мессина, а человек, которому есть ради чего жить.

— Итак, Элси… — Мейбл берет стакан с водой и смотрит на Элси, делая медленный глоток. — Твоя семья будет присутствовать на свадьбе?

Брови Элси подрагивают, когда ее взгляд переходит на меня. Она заставляет себя улыбнуться и смотрит на Мейбл.

— Они живут не близко. Им будет трудно приехать. Но они хотели бы увидеть свадьбу своей единственной дочери. — При этих последних словах она окидывает меня пристальным взглядом, подхватывая кусочек спаржи и засовывая его в рот.

— Очень жаль, — говорит Мейбл. — Уверена, они очень грустят по этому поводу.

— Да. — Она кивает, прочищая горло. — Я давно их не видела. Время… оно просто ускользает, понимаешь?

— О, да, скажи это старушке за столом, — смеется Мейбл.

— Ты не такая уж старая. — София хихикает. — Ну ладно, может быть, немного старовата. Но не такая старая, как доктор Зингер. У него седые волосы по всей голове. А у тебя только несколько.

— Ну, тогда… — Мейбл выпрямила позвоночник и подняла подбородок. — Я согласна.

Элси смеется, и с ее плеч спадает тяжесть, словно кто — то снял с нее налипшие кирпичи. Но они возвращаются, как только она смотрит на меня. Когда она вспоминает, где она и почему. Потому что она со мной, и лучше бы ей этого не делать.

В конце концов ты будешь свободна. И я не стану тебя останавливать.

— Ты такая красивая, Элси. — Глаза Софии мерцают, когда она смотрит на нее.

Глаза Элси блестят от умиления. И мое сердце, если его все еще можно так назвать… бьется быстрее. Так всегда бывает, когда я вижу их вместе.

— Не такая красивая, как ты. — Элси кладет свою руку на руку моей дочери, которая смотрит на нее так, словно эта женщина — ее лучшая подруга.

— Папочка. — София поворачивается ко мне. — Ты можешь заплести мне косу, как у Элси?

Мой желудок сжимается. Это единственное, что я еще не научился делать. Прически. Я умею делать только самое необходимое. Как, черт возьми, женщины это делают? Я пытаюсь, но каждый раз проваливаюсь. Она никогда не бывает идеальной, не то что у Элси.

Если бы у меня не было мамы и Мейбл, мне пришлось бы нанять кого — то только для этого. Но я хочу учиться. Я хочу быть достаточным для своей девочки. Быть тем, кто даст ей все, что ей нужно.

Моя грудь вздымается на вдохе, когда я допиваю остатки виски, а затем отодвигаю стул.

— Я могу попробовать.

— Оу, — восторгается Мейбл. — Ты такой хороший отец.

А вот Элси? Ее улыбка исчезла, а брови нахмурились, когда она смотрит, как София спрыгивает со стула ко мне на колени.

Я снимаю бант с ее макушки и начинаю разделять ее волосы на три части, глядя на боковую косу Элси и надеясь повторить ее. Это чертовски сложно, но я не могу подвести свою дочь. Она рассчитывает, что я сделаю все правильно. Но когда я начинаю, то понимаю, что ни за что не смогу сделать так, как моя жена. Надеюсь, София этого не понимает.

У меня сжимается челюсть, когда я начинаю ошибаться, и я пытаюсь выровнять дыхание, чтобы исправить ошибки и попробовать снова.

Элси отодвигает стул и медленно поднимается.

— Хочешь, я покажу тебе, как это делается? Моя мама научила меня очень давно.

Ее мама. Конечно, она научила. Еще одно напоминание о том, от чего я ее удерживаю. Чего я лишаю свою дочь.

С непоколебимым взглядом я киваю, и Элси придвигает ко мне пустой стул. И, черт возьми, мое сердце делает то же, что и каждый раз, когда мы втроем вместе. Я жажду этого и в то же время ненавижу. Постоянное напоминание о семье, которой у меня не будет.

И пока она учит меня, ее глаза мерцают, я только и успеваю думать о том, как хорошо было бы, если бы она осталась с нами еще немного и научила меня всем остальным вещам, которые я, возможно, никогда не смогу узнать без нее.

— Пора спать, принцесса.

Мы выходим из ресторана, София держит нас за руки.

— Но, папочка… — Она капризничает. — Я не так уж и устала.

Но огромный зевок выдает ее.

— Конечно, не устала. — Я поднимаю ее в воздух и перекидываю через плечо, пока она хихикает.

— Спокойной ночи, София. — Элси берет ее за голову и целует в макушку. — Я буду на пляже, — тихо говорит она мне.

— Почему я не могу пойти? — ворчит София.

— Потому что тебе шесть лет и тебе нужен отдых. — Я щекочу ей живот, вызывая очередной смех. — Встретимся там, как только я закончу, — говорю я Элси, кладу руку ей на бедро и притягиваю к себе, чтобы шепнуть на ухо. — И на этот раз постарайся не убегать от меня.

— Обещаю, что на этот раз буду вести себя хорошо, — дышит она мне в шею. — Я бы не хотела повторения такой формы наказания.

— У тебя все еще пульсирует, детка? — Я стону под дыханием при мысли о завершении начатого.

— Разве ты не хочешь сам узнать? — Она отступает на шаг, и я освобождаю ее. — Увидимся позже.

Ее рот кокетливо улыбается, когда она уходит, покачивая бедрами так, что я внутренне проклинаю свой член за то, что он стал твердым. Я смотрю, как она исчезает из виду.

— Почему бы тебе не присоединиться к ней? — говорит Мейбл. — Я могу уложить маленькую мисс в постель. Не так ли, София?

— Да. — Она снова зевает, когда я ставлю ее на ноги. — Я знаю, что ты хочешь ее поцеловать, папочка. — Она вздергивает плечи, наклоняет голову набок, длинные ресницы хлопают.

Я хочу поцеловать ее. Черт возьми, как же я хочу ее поцеловать. Но я не могу. Я поклялся, что никогда не буду этого делать, только если…

Опустившись на колени перед дочерью, я прижимаю ладони к ее лицу.

— Я люблю тебя, принцесса. Спи спокойно. Увидимся завтра утром.

Она обнимает меня за шею и прижимается.

— Я действительно люблю ее, папочка. Я так счастлива, что она будет моей мамой.

Эти слова — удар в самое нутро. Она будет разбита, когда Элси уедет.

Блять!

— Я рад, что ты так думаешь, принцесса. Она тоже тебя обожает.

Это не ложь. Я вижу это. Все видят.

Поднявшись на ноги, я целую ее в щеку, пока они не направились к лифтам. Когда они поднимаются, я марширую вниз тем же путем, что и Элси.

В небе клубится тьма, но на пляже есть фонарные столбы, освещающие путь вниз. Я шагаю по песку, сразу же замечаю ее у воды и подхожу к ней сзади. Она плещется в океане и выглядит такой умиротворенной.

— Ты прекрасна. — Мой голос срывается.

Я почти не осознавал, что сказал это вслух. Как будто вместо этого говорило мое сердце.

Она резко поворачивается.

— Боже мой. Я тебя не слышала.

— Прости, если напугал тебя. — Я делаю шаг к ней.

— Ты не напугал меня, Майкл.

Мой рот слегка приоткрывается.

— Но ты меня пугаешь.

Она насмехается. Как будто это самая глупая вещь в мире. Но она даже не подозревает…

Ее взгляд перехватывает мой, и мы молча смотрим друг на друга — слишком велико расстояние между нами. Мое сердце бьется достаточно громко, чтобы мир услышал его эхо. Она делает это со мной. Эта женщина. Но все, что я сделал, — это разрушил ее жизнь.

— Я оставлю тебя, — говорю я ей, начиная отворачиваться, хотя все, чего я хочу, — это обнять ее.

— Останься, — шепчет она.

И у меня перехватывает дыхание, тяжесть наваливается на грудь.

Она действительно хочет, чтобы я был здесь? С ней?

— Я просто наслаждалась водой. — Она делает шаг ближе. — Это было так давно. Я скучала по ней. Все, чего я хочу, — это находиться рядом.

Я делаю еще шаг ближе. — По чему еще ты скучаешь?

Потому что я хочу дать ей все.

Ее лицо озаряется улыбкой.

— Я скучала по музыке. Я все время пела.

Я бы все отдал, чтобы услышать, как она поет для меня. Со мной. Я так давно не брал в руки гитару и не пел. Но все прекратилось, когда у меня вырвали мир из — под ног. Когда исчезло все, что, как мне казалось, я знал.

Ее взгляд не отрывается от моего, и не успеваю я опомниться, как мы оба оказываемся друг напротив друга, и все, чего я хочу, — это чтобы мои руки были на ее руках.

— Я также скучаю по книгам. — Она широко улыбается.

Я провожу костяшками пальцев по ее щеке, и она наклоняется к моему прикосновению, а не отстраняется от него, вдыхая долгий, довольный вздох.

Черт.

— Тогда я была большой ботаничкой, — продолжает она. — Читала по выходным, когда другие предпочитали пойти на вечеринку к какому-нибудь богачу. — Она усмехается, словно погружаясь в воспоминания.

Я хочу, чтобы она продолжала говорить. Ее голос — моя собственная музыка.

Кончики ее пальцев касаются моих, и она нежно проводит по ним пальцами, глядя на меня. И я чувствую это, действительно чувствую ее прикосновение, как будто оно повсюду.

— Я скучаю по праздникам.

Моя вторая рука покидает ее щеку и тянется к ее спине, нуждаясь в ее близости, желая поцеловать ее, чтобы забыть проклятое правило никогда не целовать женщину. Потому что это значит для меня больше, чем секс, и я хотел бы дать ей это.

Ее грудь вздымается все выше с тяжелыми вдохами, ее взгляд такой же теплый, как и ее выдохи, падающие на мои губы.

— Я скучаю по семье, смеху и искреннему счастью, — говорит она мне, эмоции проступают в каждом слове.

И то, как она смотрит на меня, словно проникает в самое сердце и находит душу, которая заставляет его биться.

— Я скучаю по ощущению жизни, по тому, как… — Ее рот дрожит, как будто она не может закончить это предложение.

— Как что? — Подушечки моих пальцев впиваются в ее бедро.

— Как я чувствую себя, когда я с тобой, — вздыхает она.

Я вдыхаю дрожащий воздух и убираю руки.

— Не говори мне таких вещей.

— Почему нет? — Она гладит меня по щеке, и мои глаза закрываются.

— Потому что это заставляет меня хотеть того, чего я не должен.

— Например? — пробормотала она.

Мой взгляд переходит на нее.

— Чтобы в моей жизни была такая женщина, как ты. В жизни Софии.

Ее глаза расширяются.

В моем голосе есть что-то грубое и уязвимое, и я не пытаюсь скрыть это, потому что с ней мне кажется, что это правильно.

— Каждый заслуживает любви, Майкл. — Она говорит это так откровенно, как будто это правда.

— Только не я, Элси. Не со всем, что я сделал. Я этого не заслуживаю.

— Заслуживаешь. В тебе есть и доброта. Я видела ее. Я чувствовала ее. — Ее большой палец поглаживает мои губы. — Я чувствую это прямо сейчас.

— Что еще ты чувствуешь? — Мои глаза становятся тяжелыми.

Этот вопрос опасен. Он способен развязать мне руки.

— Я чувствую твои руки на себе. — Ее пальцы скользят по моему затылку. — И я хочу… — Ее губы дрожат, а взгляд непоколебим.

— Чего ты хочешь, голубка? — Готов отдать ей луну, ярко сияющую над головой.

— Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Черт.

Как мне сказать ей, что я не могу? Что это слишком много значит — дать ей то, что я не давал ни одной женщине за шестнадцать лет, даже если она — единственная, кому я хочу это дать? Но я не могу целовать ее только для того, чтобы наблюдать, как она уходит.

— Я не заслуживаю и этого. Когда ты освободишься от меня, ты встретишь того, кто сможет любить тебя так, как ты должна быть любима.

Она смотрит вниз, ее черты лица погрустнели.

Я хватаю ее за подбородок, наклоняя его вверх пальцами.

— Если он не сделает этого, я дам тебе свой пистолет, и ты сможешь застрелить его. Или, что еще лучше, я это сделаю. Я убью любого, кто причинит тебе боль.

Ее брови изгибаются.

— Это твой ответ на все? Насилие?

— Так было всегда.

— А что, если все может быть по-другому? Ты бы хотел этого?

Я думал об этом. Я бы солгал, если бы сказал, что не думал. Это может дать Софии безопасность. Настоящую жизнь. Но для такого человека, как я, это никогда не было возможным. Это моя жизнь, и я должен принять ее. Формально я новый король на троне, но до свадьбы никто об этом не узнает.

— Я не могу тратить время на размышления о том, чего никогда не случится. Я такой, какой есть. И этого не изменить.

Она вздохнула, опустив взгляд к ногам.

— Ничего, если я буду по-прежнему звонить Софии, когда перестану быть твоей женой?

Я делаю длинный, рваный вдох, глядя на звезды.

Эта женщина. Кто она такая и почему, черт возьми, пытается забрать мое сердце с собой?

— Я… все в порядке, если… — заикается она.

Я перевожу взгляд на нее, и ее рот застывает на одной части.

— Конечно, все в порядке. — Я сжимаю ее затылок, прислоняясь лбом к ее лбу. — Это более чем хорошо.

— Хорошо. — Я слышу улыбку в ее голосе. — Она мне нравится.

Ты тоже мне нравишься.

ЭЛСИ

Каким-то образом мы оказались на большом пляжном полотенце, которое оставили сегодня. Его тело прижалось к моей спине, ветер мягко обдувает нашу кожу.

Он прижимает меня ладонью к животу, я прижимаюсь к нему, глядя на мерцающие звезды над головой.

— Как ты оказался отцом Софии? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом.

Мне было больно слышать, как он говорит, что не заслуживает любви женщины, потому что он ее заслуживает. Может, у него и есть свои недостатки, но он не такой, как Бьянки. Как те мужчины, которые причинили мне боль.

Его пальцы гладят мое лицо, заправляя за уши распущенные волосы, а от его взгляда у меня сжимается живот.

За те дни, что мы провели вместе, я обнаружила, что смягчаюсь к нему, даже когда все внутри меня хочет бежать.

Но не от него. Не совсем, больше нет. Чтобы помочь Кайле. Это всегда будет моим приоритетом. Так же, как для него защита дочери. Я не виню его за это. Она должна быть его приоритетом.

— Мы собирались купить заброшенное здание, — объясняет он, кончиками пальцев проводя по моему лицу, отчего у меня колют руки. — Когда я пошел проверить его, на втором этаже начался пожар. Мой отец позвонил в 911, и мы ждали, пока они приедут, когда я услышал крик, похожий на детский.

Его глаза закрываются, и он делает долгий и глубокий вдох.

— Мы слышали, что там иногда останавливаются сквоттеры, поэтому я должен был войти, — говорит он мне, когда его темный, гипнотизирующий взгляд снова устремляется на меня. — Я не мог рисковать тем, что ребенок умрет, пока я буду стоять там. Поэтому я бросился внутрь, даже когда отец кричал, чтобы я остался. Я снял куртку и закрыл ею рот. Она закричала еще громче, и я пошел на звук вверх по лестнице, сначала с трудом нащупывая ее, потому что дым в этот момент был повсюду. А когда я поднялся на второй этаж, она уже перестала плакать, и мое сердце… черт… я подумал, что она мертва.

Его глаза затуманиваются, в них вспыхивают эмоции, как будто он находится там, в тот самый момент.

— Но я продолжал идти, даже когда дым обжигал мои легкие. Мне нужно было убедиться, что она еще жива. И тогда она снова начала плакать. — Он вздыхает. — Мои ноги стали двигаться еще быстрее, следуя за шумом. Я выживал на одном только адреналине. Но я нашел ее рядом с теми, кто, как я потом узнал, был ее мертвыми родителями.

— О Боже! — Я зажимаю рот рукой. — Их убил огонь?

— Нет, — качает он головой. — Их убили иголки в руках.

— Так грустно. — Я прикусываю нижнюю губу.

— Да, она заслуживала лучшего. Каким-то гребаным чудом она не пострадала. Даже дым не смог навредить этой девочке. Она — огонь, который сожжет мир дотла. — Он ласково смеется. — Может, в ней и нет моей крови, но она в полной мере моя малышка.

В моих глазах стоят слезы.

— Ей повезло, что ты нашел ее.

Его большой палец проводит под ресницами, собирая мои слезы.

— Нет, это она нашла меня.

И по тому, как его взгляд проникает в мой, я уже не уверена, что он говорит о Софии. Я сглатываю бабочки, порхающие у меня в горле, потому что, что бы я ни чувствовала, я не должна этого делать.

Но все, что я делаю, — это отрицаю то, что уже знаю: Я начинаю что-то чувствовать к своему мужу.

Я провожу пальцами по шраму на его лице, когда его взгляд становится тяжелым.

— Откуда у тебя это?

— Когда я спускался с ней, этой маленькой девочкой, укрытой в моей куртке, что-то упало с потолка. Я увидел это, как раз когда оно собиралось попасть в нас, поэтому я уклонился и споткнулся, приземлившись на что-то еще, что обожгло меня.

Вау. Он действительно герой.

— Мне очень жаль.

— Ты находишь его отталкивающим? — Его голос понижается, и это совершенно уничтожающе, как будто он действительно так думает.

— Нет, — говорю я, глядя прямо на него. Мои губы скользят к его щеке, и я целую его туда. Один раз. Дважды. — Я нахожу его красивым.

— Элси… — простонал он шепотом, его ладонь скользит по моей спине, пальцы зарываются в мои волосы, перебирая их. — Как ты это делаешь? — Его тон понижается.

— Что делаю? — Я шепчу, мое тело снова оживает, а сердце следует за ним.

Этот мужчина… он сжигает мой мир дотла и возводит его заново, превращая в то, что я никогда не думала, что может быть моим.

— Заставляешь меня хотеть того, в чем я так долго себе отказывал.

Его губы прорезают расстояние между нами, они так близко, что я чувствую привкус виски на его дыхании, ощущаю след его рта, прижимающегося к моему. Но с резким вздохом он прижимается лбом к моему виску и вздыхает, словно поцелуй — это единственное и последнее, чего он хочет. Как будто он ведет войну, лишь бы не допустить этого.

— После того как мы закончим нашу сделку, я отвезу тебя к твоим родителям, и тебе больше никогда не придется меня видеть.

Мое сердце замирает при мысли о том, что я никогда не буду чувствовать того, что чувствую сейчас, и в груди нарастает грусть. Вот что значит скучать по человеку, который находится прямо перед тобой? Эта пустота?

Что произойдет, когда я покину их? Смогу ли я поддерживать связь с Софией? Будет ли этого достаточно? Я буду с родителями, за много миль отсюда. Я никогда не увижу ее. Не увижу его. И это уже больно.

— Хорошо, — это все, что я могу сказать.

Потому что он не может быть единственным для меня, не в этой жизни. Неважно, что мое сердце говорит мне попробовать. Узнать его получше.

Я словно разделена пополам. Одна часть хочет остаться, а другая… она хочет быть свободной, найти свою семью, своих друзей. Быть с ними снова. Чтобы избежать опасности, которая исходит от такого мужчины, как Майкл.

Он не может быть моей безопасностью. Как бы хорошо мне ни было с ним. Остаться с мужчиной, который принадлежит к такой семье, как он, — все равно что стать частью всего, что я ненавижу. Может, он и не совершал того, что совершили Бьянки, но его семья связана с такой жизнью, и я не должна иметь к этому никакого отношения.

Но стоит мне закрыть глаза и увидеть себя с теми, кого я люблю, как частичка моего сердца снова оказывается рядом с ним — и с Софией, этой маленькой девочкой, которая уже более чем взростила во мне любовь к себе. Она мне очень дорога, и, боюсь, я начинаю глубоко переживать и за ее отца.