Греховные клятвы

ГЛАВА 37

ЭЛСИ

Она кружится передо мной, хихикая, а ее розовая юбка-пуф кружится вместе с ней. Я включаю очередную песню на радио, и мы обе в музыкальной комнате, которую Майкл оборудовал для меня, проводим самый лучший день. Это как мой маленький оазис, и мне нравится делиться им с ней.

— Это так весело!

Она покачивает бедрами под бодрящий трек, а я кручусь на откидном кресле, потягивая кофе со льдом, который я приготовила.

— Давай, Элси! — Она вскакивает на ноги и ухмыляется. — Потанцуй со мной!

Смеясь, я включаю музыку и ставлю свой напиток на боковой столик, чтобы присоединиться к ней.

Мое сердце учащенно забилось, когда ее маленькая ладошка прижалась к моей, и, как и ее отец, она идеально вписалась в мою беспорядочную жизнь. Я люблю ее неистово. Ей никогда не придется сомневаться в том, что у нее есть кто-то, кто готов отдать свою жизнь за нее, потому что это сделаю я, снова и снова.

Я просовываю свою руку в ее другую, и мы вместе танцуем, прыгаем, смеемся. Мы танцуем и смеемся так, как никогда раньше. Это волшебно и прекрасно. И в этот момент я по-настоящему осознаю, что наконец-то счастлива. Я наконец-то свободна. Я воссоединилась со своей семьей, мои друзья живы и находятся в безопасности. Я могу общаться со всеми ними по видеосвязи, когда захочу. Все хорошо.

И самое главное — я могу быть с мужчиной, в которого влюблена. А влюбиться в него — это как окунуть пальцы в ледяную воду и понять, что внутри довольно тепло. Если только привыкнуть к этому. Конечно, его жизнь — не та, которую я бы выбрала вслепую, но сейчас мне больше негде быть.

— Теперь ты моя мамочка? — неожиданно спрашивает она сквозь музыку, пока мы медлим, одна песня переходит в другую.

Я дергаюсь в ответ на вопрос, но делаю все возможное, чтобы не показать шок на своих чертах. Проблема в том, что я не знаю, кто я для нее. Я имею в виду, что я не ее мать, хотя от этой мысли мне становится как-то грустно. Потому что я хочу ею быть.

— Хочешь, чтобы я ею стала? — Я веду ее обратно к ноутбуку, подключенному к колонкам, чтобы убавить музыку.

— Уф, да! Ты лучшая. — Она игриво закатывает глаза, ее губы кривятся в широкой ухмылке.

Мы обе устраиваемся на диване, и она запрыгивает ко мне на колени, ее тонкие руки крепко обхватывают мою шею, а ее лицо утопает в моей груди.

— Я люблю тебя, Элси, — шепчет она.

Мое сердце буквально замирает, а глаза слезятся.

— Я тоже тебя люблю, милая. — Я прижимаю ее к себе. — Я тоже хочу, чтобы мы стали семьей.

— Правда? — В ее голосе слышится волнение, а в глазах пляшут искорки, когда она смотрит на меня. — Ты действительно хочешь быть моей мамочкой?

— Очень хочу. Я…

Но слова замирают в горле от звона разбивающегося стекла. Несколько секунд спустя откуда-то из дома раздается выстрел.

— Элси? — кричит она, ее глаза расширились от ужаса, а тело содрогается. — Ч-ч-что это?

Я задыхаюсь. Пульс на шее учащается.

— Все хорошо, милая. — Я быстро поднимаюсь, беру ее на руки и несу к гардеробной. — Спрячься здесь.

Я открываю дверь так тихо, как только могу, и кладу ее внутрь.

— Нет! — кричит она, как раз когда откуда-то из дома раздается град выстрелов. — Я хочу к папочке.

О, Боже! Что происходит?

— Шшш. Ты должна сидеть тихо, — дрожащим голосом говорю я. — Не двигайся, детка. Хорошо?

Я сжимаю ее руку; сердцебиение переходит в громоподобный галоп.

Я должна позвонить Майклу. Где мой телефон?

Я обшариваю взглядом комнату, но не нахожу его.

И тут меня осеняет. Я оставила эту чертову штуку на диване, когда мы смотрели фильм.

Нет! Нет! Нет! Как, черт возьми, я с ним свяжусь?

— Папочка, — причитает она. — Папочка.

В воздухе трещат еще пули, уже ближе.

— Я знаю, что ты боишься, милая, но мы должны стараться быть храбрыми, хорошо? Ты должна спрятаться здесь, как большая девочка. А я позвоню папе. Но ты должна остаться здесь. — Я пытаюсь закрыть дверь, но она ударяет по ней ладонью.

— Нет, пожалуйста, Элси, не оставляй меня одну, — умоляет она с бесконечной рекой слез в глазах.

У меня сбивается дыхание, внутри нарастает паника. Вдалеке раздаются многоголосые крики. Где-то вдалеке что-то разбивается, ударяясь о твердую поверхность, заставляя нас обеих подпрыгнуть.

Мой живот вздымается, а все тело содрогается.

— Я спрячусь с тобой, хорошо?

Я задыхаюсь, когда за дверью раздаются шаги. Я на цыпочках пробираюсь к шкафу и закрываю его, как раз когда скрипят половицы. София задыхается, и я закрываю ей рот ладонью. Наше дыхание затруднено и хаотично в кромешной тьме, в которой мы оказались.

— Здесь есть напитки, — хрипловато замечает мужчина. — Они определенно все еще в доме.

Его скрипучий голос пронизан тьмой и мерзкими намерениями, а шаги ступают совсем рядом с нами. Рука Софии сжимает мою так крепко, что я боюсь, что ее пальцы сломаются.

— Ищите их повсюду. Они нужны нам живыми.

Я не слышу ответа, только топот другого человека. Моя грудь сжимается, а тело дрожит, пока я пытаюсь держать себя в руках ради Софии. Я буду оберегать ее до последнего предсмертного вздоха. Я не позволю им причинить ей боль.

Они начинают уходить, увеличивая расстояние между нами, и я вздыхаю с облегчением. Мы можем спрятаться здесь, пока они не поймут, что не могут нас найти.

София издает слабое хныканье, и вдруг дверь распахивается, и перед нами предстает человек в маске, его зубы желтого цвета, и он оскаливается.

— А вот и вы двое. — Его бездушные карие глаза скользят по моему телу, и мои внутренности сворачиваются от отвращения.

— Пожалуйста, только не трогайте ее, — умоляю я, прижимая к себе обеими руками всхлипывающую Софию. — Все хорошо, милая. Я рядом.

— Не волнуйся. — Он хихикает, гладя ее по голове, и она подпрыгивает. — Ты идешь с девочкой.

Затем, в мгновение ока, появляется еще один парень в маске, бросается к нам и хватает меня за руку.

— Нет! — кричу я, отпихивая его, пытаясь вырваться, в то время как другой парень хватает Софию, оттаскивая ее от меня.

— Элси! — кричит она.

Наши руки все еще держатся, но чем сильнее они оттаскивают нас друг от друга, тем медленнее они расходятся, пока все, что мы можем чувствовать, — это кончики пальцев друг друга. Пока и они не исчезнут.

— Не трогайте ее! — кричу я им.

Но они игнорируют меня, вытаскивая нас из комнаты и ведя по коридору, пока мы не оказываемся в каморке.

Там нас ждут два стула, и я перевожу взгляд с мужчин на Софию, когда они усаживают ее на один из них. Сияние на ее лице сменилось паникой.

— Я здесь, милая. Я буду держать тебя в безопасности. Обещаю.

Но я лгу. Я ни черта не могу сделать.

— Сейчас свяжу ее, — говорит парень, достает из кармана молнию и обматывает ею запястья Софии, пока она плачет, слезы застилают ей щеки.

— Вы животные! — Я борюсь с руками, держащими меня в заложниках, пока он пихает меня на другой стул. — Она всего лишь ребенок! Отпустите ее. Ты понимаешь, что сделает с тобой ее отец, когда узнает, что ты натворил?

— Ни черта он не сделает, потому что не знает, кто мы такие, — огрызается он, стискивая мою челюсть, его дыхание такое же мерзкое, как и его душа. — И когда он вернется домой, нас не будет рядом, чтобы поздороваться.

— Заткнись, на хрен, — ворчит другой, и он тут же это делает.

София продолжает плакать, а я делаю все возможное, чтобы успокоить ее. Как, черт возьми, я смогу вытащить нас из этого? У меня даже нет с собой пистолета Майкла. По глупости я оставила его в спальне, в ящике стола. Я не хотела, чтобы София увидела его и испугалась, но это было ошибкой. Если бы он был у меня, я, возможно, смогла бы спасти нас.

Но их двое, а я одна. Может быть, я обманываю себя.

И тут я понимаю, что людей Майкла нигде нет. Они замешаны? Они мертвы?

О, Боже. У нас нет ни единого шанса, не так ли?

Мужчина берет меня за запястья, и я сжимаю кулаки, ладонями вниз, а он пристегивает мои руки хамутами к спинке стула.

Бездушные монстры. Дикари. Жаль, что здесь нет Майкла. Он бы заставил их молиться о смерти. Но он слишком далеко, чтобы успеть добраться до нас вовремя, даже если бы знал, что происходит.

— Что нам теперь делать? — спрашивает тот, что связал меня, у другого.

— Нам нужно сделать несколько телефонных звонков. — Он осматривает меня. — Они никуда не денутся. Пойдем.

Наклонив подбородок, он жестом указывает на переднюю часть дома. Вместе они бредут к входу, и когда раздается хлопок двери, я поворачиваюсь к Софии.

— Элси, мне ст-страшно, — плачет она, пока я работаю руками, пытаясь выпутаться из этих узлов.

Я помню, как училась этому на одном из тех женских курсов самообороны, которые мама заставляла меня посещать в подростковом возрасте. Там нам сказали, что если кто-то свяжет нам руки хамутами, то нужно сжать кулаки в положении ладонями вниз, затем перевести ладони в молитвенное положение и вывернуться. Это была единственная вещь, которая запомнилась.

— Мы умрем? — прошептала София плачущим голосом.

— Нет. Абсолютно нет.

Мое сердце разрывается от того, как дрожит ее тело, эти глаза такие грустные и испуганные.

— Все хорошо, София. Не плачь, хорошо?

Но мой страдальческий голос выдает мой страх.

— Мы выберемся из этого. Клянусь, мы выберемся. Твой отец придет, — лгу я.

Она кивает, слезы текут по ее лицу, брови напрягаются каждый раз, когда ее грудь подпрыгивает от рыданий.

— Пожалуйста, не позволяй плохим людям причинить мне вред. — Ее рыдания разбивают меня на мелкие кусочки.

Я бы сделала все, чтобы освободить ее, даже отдала бы свою жизнь за ее, если бы они мне позволили. Но, судя по всему, они все еще хотят, чтобы мы были живы, и это дает мне надежду.

— Я никому не позволю причинить тебе боль. Я люблю тебя, София. Будь храброй ради меня.

— Ты обещаешь, что папочка найдет нас? — Она хнычет, тяжело дыша, а я понемногу развожу руками.

Поторопись! Они могут вернуться в любую минуту. И на этот раз они могут убить нас за то, что я сделала.

— Я обещаю.

Я выкручиваю руки, и каким-то образом четверть одной из них начинает выскальзывать.

— О Боже, — бормочу я, работая еще усерднее, не обращая внимания на резкую жгучую боль.

Почти получилось. Наполовину. Еще немного, и…

Я задыхаюсь, когда одна рука выскальзывает как раз в тот момент, когда один из мужчин входит обратно.

Черт. Не двигайся.

— Вам двоим нужна вода или что-о еще? — спрашивает тот, что с желтыми зубами, и рукоятка его пистолета видна из-за пояса.

Если бы я могла как-то добраться до него. Я могла бы выхватить его, а потом пристрелить, прежде чем звонить в полицию и Майклу.

— Пожалуйста, мне кажется, у меня кровоточит запястье, — плачу я, на этот раз притворяясь, что плачу. — Не могли бы вы проверить?

— А, черт, — бормочет он, топая ко мне.

Как раз в тот момент, когда он проходит мимо моих коленей и поворачивает за мной, моя рука срывается и хватает пистолет.

— Вау… — Он поднимает руки в знак капитуляции, когда я направляю пистолет на его член. Медленно он отступает. — Вам не стоит этого делать, леди. Он вот-вот вернется и пристрелит тебя и ребенка.

— Ты нас выпустишь, — говорю я ему, хотя моя рука дрожит, и я использую другую, чтобы унять дрожь.

София хнычет, но я не могу на нее смотреть. Пока он не умрет или не исчезнет.

— Я не могу этого сделать. — Он качает головой. — У нас есть работа, и мы ее сделаем.

— Какого черта так долго… — Входит второй и, как только видит меня, достает пистолет.

Я даже не моргаю, когда нажимаю на курок. София вскрикивает, а мужчина падает на пол.

— Черт побери! — ругается мужчина передо мной, глядя на своего друга, в теле которого запеклась кровь.

— Подними свои гребаные руки! — Я направляю оружие ему в грудь, мои плечи напряжены, а руки липкие.

— Хорошо, леди. Расслабься. — Он делает то, что ему говорят. — Просто скажи мне, чего ты хочешь. Мне не нужны неприятности.

— Сколько вас в доме? — Мои конечности трясутся, но я стараюсь держать себя в руках.

— Только мы, клянусь. Остальные мертвы. — Он пытается сделать шаг назад, но я качаю головой. — Люди Майкла убили их.

— Где люди Майкла? — Мое сердце стучит так громко, что в животе поднимается тошнота.

Но я не обращаю на это внимания. Я сосредоточена только на том, чтобы вытащить Софию отсюда.

— Они тоже мертвы.

Черт!

— Я уйду, и ты больше никогда меня не увидишь. — Он поднимает руки вверх. — Мне все равно. Денег на это дерьмо не хватит.

— Брось оружие на землю. — Мой голос ровный, но каждый дюйм во мне пропитан болью.

В моей жизни было много ужасов, но это нечто совершенно иное. И я думаю, что это из-за Софии. Мне никогда раньше не приходилось защищать ребенка, особенно того, которого я люблю всем сердцем.

Когда он не двигается, я поднимаюсь со стула и делаю один шаг вперед, нацеливая пистолет ему в лоб.

— Оружие. Сейчас же. — В моем тоне звучит яд.

— Ладно, ладно… — Он тянется к своей лодыжке, извлекает оттуда пистолет и бросает его на землю.

— Убери его.

И он убирает.

— Покажи мне другую лодыжку.

Его челюсть сжимается.

Я так и знала.

Он тянется к ней, и вот оно, второе оружие. Он медленно кладет его у своих ног и пинает.

— Не двигайся, черт возьми, — предупреждаю я. — И отойди от девочки.

Он слушает, как хороший маленький солдат, а я, не сводя с него глаз, отступаю назад к своему телефону, надеясь, что он все еще на диване.

Продолжая наводить оружие, я начинаю набирать номер полиции.

— Девять-один-один. Что у вас случилось?

— Пожалуйста, к нам вломились и…

Я теряю дар речи, телефон выскальзывает из моей руки и падает на пол.

— Ты маленькая сучка, — усмехается он, раскрывая нож, который только что достал из кармана. — Я не собираюсь возвращаться в тюрьму.

Он делает один шаг к Софии, и она кричит.

— Отойди от нее, мать твою! — Я кричу громче, чтобы диспетчер услышал.

Я нацеливаю на него пистолет.

— Мэм? Вы здесь? Что у вас случилось? — Женский голос вибрирует на полу.

— Я застрелю тебя. Отойди от нее, — предупреждаю я этого засранца.

— Держу пари, ты даже не умеешь пользоваться этой штукой. — Он хихикает. — Я убью вас обеих, а потом уйду сам, пока не появились копы.

Он продолжает идти к Софии. Остается всего несколько футов.

Я перестаю слушать телефонную трубку и слышу только приглушенные крики Софии. Инстинктивно мои пальцы нажимают на спусковой крючок. Понемногу. Пока…

Выстрел.

Он стонет, когда пуля пробивает его руку, а крик Софии резко пробуждает меня от шока.

Я бросаюсь к нему, выпуская еще одну пулю в бедро, затем одну в другую, чтобы убедиться, что он не сможет уйти. Он ответит за это. Майкл захочет этого.

Кровь сочится из его ран, как нескончаемый поток его испорченности. Я опускаюсь на землю, а он борется за то, чтобы сесть, и смотрит на меня полным ненависти взглядом. Его ноздри раздуваются, зубы оскалены, грудь вздымается.

Я не даю ему ни секунды времени, сразу же бросаюсь к Софии и освобождаю ее от веревок.

Она спрыгивает и бросается в мои объятия, все ее тело обвисает и дрожит.

— Я держу тебя, милая. — Я прижимаю ее к себе, и мы обе разваливаемся на части. — Я никогда тебя не отпущу.