Грешник

Глава 23

Джо стояла на пешеходной дорожке перед баром «МакГридер», наблюдая, как мимо проезжает машина. Отошла в сторону, пропуская в бар двух парней в гражданском. Проверила телефон, хотя ей было плевать на время.

В следующий раз, когда Син попросит ее номер, она точно продиктует его.

Если конечно увидит его снова.

Ночь казалась особенно холодной, пока она шла назад к офисам «ККЖ»… практически полярной… и забавно, но с Сином Джо не замечала низкой температуры. И на своем пути она внезапно осознала, что Колдвелл буквально вымер. Несмотря на людей в автомобилях, пешеходов на улицах, клиентов в МакГридере, даже учитывая ее женоненавистника босса и милых Билла и Лидию, она чувствовала себя единственной пережившей ядерную катастрофу.

С другой стороны, когда тебя бросает дорогой тебе человек, он забирает с собой весь мир…

Тааааак, выключаем мелодраму. Это не эпизод из сериала «Моя так называемая жизнь», с ней в роли Анжелы и Сином — за Джордана Каталано.

— Гормоны, — пробормотала Джо перед зданием «ККЖ».

Вместо того, чтобы зайти с главного входа, она достала пропуск и зашла с боковой двери. Она понимала, что долго не просидит над материалом — отчасти причина в ее эмоциональном состоянии. Паршиво. Последние двое суток выдались просто безумными, но ей начинала нравиться работа репортера. Шантажировать босса — не ее фишка, и она не станет обольщаться на его счет. Сейчас она ударила его по рукам, но это песчинка в океане песка. Рано или поздно он найдет способ уволить ее.

Она зашла в уборную, потому что не торопилась попасть домой… хотя план Б — просмотр любовной истории Анжелы Чейз — казался не таким уж плохим на фоне перспективы просидеть за рабочим столом до рассвета. Она вышла, вытирая руки, и направилась к столу, чтобы проверить электронную почту — вдруг МакКордл отправил другие фотографии со своего телефона. Не судьба.

Прежде чем она взялась за уборку рабочего стола — и не потому что увольняла саму себя — Джо решила, что это смешно. Выйдя из офиса через черный вход, она, опустив голову, направилась к своему автомобилю, ощущая звон паранойи в крови. Украдкой оглядываясь по сторонам, она не стала открывать «Гольф» пока не оказалась в четырех футах от водительской двери. Но, да ладно, словно кто-то мог запрыгнуть на ее заднее сиденье? Заскочив за руль, она защемила куртку дверью и не стала ее вытаскивать, заблокировав замки.

Заведя двигатель швейной машинки, Джо пристегнула ремень и, включив заднюю, нажала на газ…

Джо резко ударила по педали тормоза.

В зеркале заднего вида, в красном свете габаритных огней у ее заднего бампера возвышалась фигура с ирокезом.

Джо поставила двигатель в режим парковки и выскочила из «Цивика».

Шутка в духе «сто лет не виделись» застряла у нее в горле.

— Ты цел? — спросила она, окидывая его взглядом.

Когда Син кивнул, она не поверила ему. Он выглядел бледным и чем-то потрясенным, а его руки дрожали.

— Мне нужно в душ, — сказал он.

— Что?

— От меня плохо пахнет.

— Я чувствую только твой одеколон.

— Мне нужно…

У нее возникло ощущение, что он не понимал, что говорит, и она хотела узнать что, черт возьми, случилось за те двадцать минут, что прошли с того момента как он выбежал из бара. То, как он сбежал от нее, точно не причем. Крепкий орешек вроде него не стал бы выглядеть так растерянно, ошарашенно.

Прежде чем она успела толком подумать, Джо подошла к Сину и взяла за руку. Она хотела сказать «пошли со мной». Но его кожа оказалась такой ледяной, что Джо боялась переохлаждения.

— Нужно согреть тебя.

— Я замерз?

Она подвела его к пассажирскому месту и открыла дверь.

— Садись.

Ну, вдруг он сам не догадался… хотя как, черт возьми, он поместится на этом сидении…

— Видимо, ты хорошо складываешься, — пробормотала Джо, закрывая за ним дверь.

Обойдя машину со стороны переднего бампера, она уселась за руль, понимая, что ее сердце гулко бьется, а кровь судорожно бежит по венам. Во второй раз включая заднюю передачу, она посмотрела на мужчину, которого подобрала на улице словно бродячего пса.

Он едва влез в ее «Цивик». Складываешься — это слабо сказано. Скорее он свернулся в три погибели. Колени практически достигали мочек ушей, руки втиснуты между ног, дальнее от нее плечо вжато в дверь. Ему, казалось, было все равно. Син словно вообще не замечал, где находится.

— Моя квартира недалеко отсюда, — сказала она. Ну, если сравнивать с теми, кто живет в Вермонте. — В смысле…

Син смотрел прямо перед собой. Словно пребывал в другой реальности.

— Пристегнешь ремень? — напомнила она.

Когда он не шелохнулся, Джо ударила по тормозам и потянулась к…

Син двигался так быстро в тесном пространстве, что она не следила за ним. В одну секунду он, казалось, был сжат ее «Цивиком» со всех сторон. А в следующую он схватил ее за горло и смотрел на нее пустым невидящим взглядом.

Дикий страх пронзил ее грудь.

— Прошу… — выдохнула Джо. — Не…

Моргнув, Син сфокусировал на ней взгляд.

— О, черт… — Он мгновенно разжал хватку. — Прости меня. Ты застала меня врасплох.

Откинувшись на спинку кресла, Джо обхватила шею руками.

— Я так больше не буду.

— Просто я… был не здесь. Я не причиню тебе боли, клянусь.

Син задрожал и, казалось, испытывал трудности с дыханием. И хотя он был физически сильным и очевидно очень жестким парнем, Джо ощущала непреодолимую нужду позаботиться о нем. Он выглядел совсем разбитым.

— Все нормально, — сказала она ему. — Думай, о чем нужно, я позабочусь об остальном.

— Я знал, что тебе нет веры.

Услышав слова отца, Син повернулся к красивому дому, к молодой женщине и ее младшему брату, к невинным, что беззаботно резвились на диком лугу.

Отец сделал еще один шаг вперед, еще одна ветка хрустнула под его огромным весом.

— Я знал, куда ты направишься. Тебя совсем не волнует, что я умираю с голоду? Ты должен был принести мне пищу, но, видимо, придется мне поискать самому.

Блестящие черные глаза были направлены поверх головы Сина, они следили за хрупкой жертвой. Когда отец приподнял губы, его клыки удлинились, а тело подалось вперед, словно готовясь к нападению.

Син двигался на инстинктах. Рванув вперед, он укусил тыльную сторону руки своего отца, той, где ранее застрял его зуб. Когда он сжал челюсти, отец издал крик настолько громкий, что он эхом пролетел по лесу, и Син послал мольбы Деве-Летописеце о том, чтобы молодая женщина и ее брат услышали вопль и укрылись в безопасном месте.

Не было времени надеяться, что его молитвы высшим силам будут услышаны.

Отец повернулся к нему с желанием мести, в котором сплелись злость и безумие. Син держался на расстоянии карающего удара, который последует с быстротой сокола, атакующего лемминга. Перед тем как удар пришелся на его лицо, он вывернулся и отскочил. Отец съел наживку, рванув вперед и, покачнувшись, споткнулся — хмель все еще не выветрился из его головы, хотя попойка состоялась уже давно.

Син ударил отца по голени и отошел еще дальше. Потом криво ударил его по голове и снова отскочил назад.

Он знал, что достаточно сильно взбесил своего предка, и глаза отца вспыхнули красным светом, озаряя Сина обещанием скорой смерти.

И тогда Син побежал.

И он бежал быстро, но недостаточно.

Он не знал, куда направляется. Понимал лишь, что нужно увести чудовище подальше от той семьи, даже если это станет последним, что он сделает. Воистину, так и будет. Он умрет сегодня, но он надеялся, что женщина и ее семья сочтут его изломанное тело за предупреждение и защитят себя… наверное, это было лучшим решением. Его страдания кончатся, а молодая женщина будет если не в безопасности, то хотя бы цела, ведь жители деревни наверняка прогонят его отца?

Еще один повод для молитвы, хотя времени на обращение к Деве-Летописнце у него не было.

Глаза отца испускали красный свет, накрывая зловещим сиянием лес, деревья и кусты, тропу, на которой стоял Син, оленя, прогнанного с места… все окрашивалось в красный цвет, цвет крови, что скоро прольется.

Син перебирал тощими ногами так быстро, как только мог, и только мамонтоподобный вес отца позволил ему держаться на расстоянии. Да, судя по лошадиному дыханию и топоту казалось, словно дракон несется по земле, вместо того чтобы парить по воздуху. Но у отца, слава богам, не было крыльев.

Внезапно перед ним появилась опушка, полоса препятствий, выстроенная лесом, кончилась резко, и короткое мгновение Син не мог понять, куда он прибежал… но потом он узнал ландшафт. Это начало непаханных земель его отца, те, что он сдавал фермерам для выпаса лошадей, рогатого скота, коз и овец.

Впереди виделась конструкция из балок, предназначавшаяся для животных, и Син устремился в ту сторону, надеясь укрыться там от нападения. Приблизившись, он заметил стойку с сенными граблями возле одной из балок, поддерживающих крышу, и тогда произошло нечто странное. Ладони зачесались, а по телу прокатилась волна тепла, не связанная с недавним бегом. В уме сразу возникло понимание о том, что он сделает с потенциальным оружием, и оно шокировало Сина… но не по причине своей жестокости. Образы в голове были настолько четкими, словно это уже произошло.

Может, он и переживет эту ночь.

Позволяя инстинктам руководить им, Син уступил смертоносной цели, незнакомой стороне своей сущности, что скрывалась глубоко внутри. И результат такого подчинения оказался сверхъестественным. Он спрятался где-то внутри себя, буквально отделяясь от тела и наблюдая за происходящим скорее со стороны, нежели собственными глазами.

Все текло вокруг него подобно реке.

Быстрее перебирая своими тощими ногами, он отбежал на расстояние от своего отца, нацелившись на садовые инструменты. Маленькие ладошки обхватил изношенную, покрытую потом рукоять граблей, он расположил их вдоль своего тела, скрывая от взора отца, дожидаясь, пока он приблизиться.

Громогласный топот замедлился, когда Син застыл, и его отец дышал шумно и тяжело, как бешеный бык.

Син ждал приближения, громоподобного, сотрясающего землю приближения, и задышал также как и отец. Он опустил взгляд на руки, сжимавшие грабли, и, увидев на них красный цвет, удивился, когда успел пораниться…

Нет, это была не кровь. Это его глаза сияли красным светом, как и глаза отца.

Но времени подумать об этом не было.

Когда отец почти сократил дистанцию, мозг Сина просчитывал момент нападения, необходимый угол, сможет ли он поднять вес граблей, что казался пушинкой для его отца и тяжелым булыжником для него самого. Но тело знало ответы на эти вопросы, и у него были силы. Пока он раздумывал над «как» и «когда», его рука и торс внезапно и скоординированно начали действовать.

Замах был слишком точным и уверенным для него. И Син не знал, кто удивился больше — он или его отец. Отец повернул лицо, в неверии уставившись на острые пики, что надвигались на его голову.

У Сина оставалось мало сил, а грабли были тяжелыми. Однако зубья было не остановить. Прежде чем отец успел выставить руку или уклониться, металл глубоко вспахал красное, искаженное гневом лицо, пройдясь по виску, щеке и носу. В воздухе брызнула кровь.

Отец взревел от боли, грязная медвежья лапа поднялась к ободранной голове. А грабли под действием инерции дошли до земли, цепляясь в нее как хищная птица когтями.

Син дернул рукоять. Потянул изо всех сил, снова вскидывая орудие, налегая всем весом.

Он посмотрел на отца и застыл.

Отец выпрямился и опустил руки. Один его глаз вывалился наружу, свисая на кровавой нитке, глазное яблоко касалось скулы, а пустая глазница зияла черной дырой. Лицо исказилось от ужаса и жажды мести, рот с обнаженными зубами был широко распахнут, клыки полностью выступили из челюсти.

Грабли выскочили из земли, словно живые, вскинулись в хватке Сина, меняя местами зубья и тупое навершие рукояти.

Не осознавая себя, Син сделал выпад и воткнул деревянное древко в глазницу, прикладывая все силы в теле. Он с облегчением осознал, что орудие вошло как по маслу.

Еще один вопль боли вспорол ночную тишину, и его отец слепо потянулся руками к Сину, рукава грязной рубахи промелькнули в воздухе возле лица и головы Сина. Снова хватаясь за грабли, Син проскользнул между отцовских ног. Выскочив из-за его спины, он развернулся и, извернувшись, принял упор руками в землю и пнул отца ногами в спину.

Толчка хватило, чтобы отправить тушу в свободный полет, и его отец рухнул лицом на грабли, рукоять вошла так глубоко в его череп, что голова накренилась вбок.

Отец полетел наземь мертвым грузом, а взгляд Сина устремился к ножу на широком кожаном ремне. Пока зверь был ошеломлен ранением, Син рванул вперед и вытащил лезвие из чехла. Рукоять была чересчур большой для его ладони, поэтому пришлось ухватиться двумя руками. Вскинув кинжал, Син всадил его в толстую кожу отца. Тот, медленно извиваясь, казалось, совсем не заметил удара.

Тогда Син увидел камень. Плоский. Широкий. Размером с его грудную клетку.

Он был слишком тяжелым для него. Но страх вкупе с яростью придал ему сил. Он поднял камень и опустил на рукоять, один раз… второй… третий.

Он вбил нож до самого эфеса.

Отшатнувшись, Син рухнул на твердый участок земли, вытоптанный копытами. Он дышал так тяжело, что болело горло, а взгляд помутился. Когда он поднял руки, чтобы протереть глаза, то осознал, что плачет…

Отец со стоном перекатился и попытался встать, как призрак восставший из могилы, только в его случае из плоти и крови, все еще способный нанести серьезный урон. Рана глаза была настолько страшной, что Сина затошнило при виде лившейся ручьем блестящей крови.

Когда показалось, что отец собирался встать и продолжить бой, стало очевидно, что алкоголь в крови не позволял ему ощутить боль от ранений. Или, может, душа, что руководила этим телом, была настолько злой и закаленной.

Ужас охватил Сина, и он вскочил, собираясь убежать…

Спустя какое-то время, много позже, к Сину вернулось чувство осознанности. И это странно, ибо он не заметил, как оно покидало его.

Все, казалось, было словно в дымке, поэтому он протер глаза…

Резкая боль заставила его нахмуриться, и, моргнув, Син осознал, что сидит в луже, скрестив ноги. Прошел дождь?

Нет. Это не вода.

Это была кровь. Он сидел в луже свернувшейся крови.

Син нахмурился. Подняв руку, он обнаружил, что ладонь тоже покрыта красной жидкостью. Воистину он весь был покрыт кровью, даже его изорванная одежда. Он был ранен? Отец напал на него и…

— Дражайшая Дева в Забвении.

Дернувшись, Син поднял взгляд. Разум сказал, что он должен узнать фигуру, что стояла над ним. Да, он должен знать его.

Претранс опустился перед ним на колени.

— Прошу… отдай мне кинжал.

— Что?

— Кинжал, Син.

— Нет у меня никакого кинжала…

— В твоей ладони.

Только подняв руку, чтобы доказать этому знакомому незнакомцу, что в его ладони ничего нет, Син понял, что ошибается. В его хватке лежал кинжал. Как он его не заметил? И внезапно он вспомнил, кем был этот претранс. Это его кузен, Бальтазар. Сейчас он узнал мужчину.

— Кузен, кинжал. Отдай мне его.

Посмотрев налево, Син увидел первую часть тела возле сломанной рукоятки граблей. Вторая была нанизана на зубья. Другая… возле ограды.

Их было очень много, а самая большая — торс — была разделана.

Кто-то разорвал его отца на части. Кто-то еще был… здесь?

— Син, отдай мне лезвие. Сейчас.

Рука разжалась, когда из нее забрали оружие. А потом Син посмотрел кузену в глаза, и, наконец, начал осознавать ужасную, немыслимую реальность.

— Кузен, кажется, я это сделал.

— Да, — мрачно выдавил Бальтазар. — Сделал.

Син уставился на отрезанную руку, что лежала на земле подобно павшему солдату.

— Он хотел причинить ей вред.

— Кому?

— Неважно.

Сосредоточившись, Син умудрился оторвать уставшие конечности от кровавой лужи. Покачиваясь на ногах, он побрел к реке, к холодным бурлящим водам. Входя в поток, он рухнул на колени и, сложив руки чашей, снова и снова омывал лицо. Потом отпил воды, усмиряя пожар в глотке и желудке.

Он снова попытался встать, но ничего не вышло, и он упал на мокрые камни. Подняв голову, Син обнаружил, что череп весил столько же, сколько все его тело, и мгновенно пришло головокружение. А за ним — вспышка жара, что не имела отношения к физической нагрузке.

— Баль… тазар?

Кузен просунул руку ему подмышки и рывком поднял, вытаскивая из воды.

— О, нет, Син…

— Что?

Бальтазар судорожно оглянулся по сторонам.

— Превращение. У тебя началось превращение…

— Нет, я не…

— От твоей кожи исходит пар, ты горишь.

Син в смятении посмотрел на свою руку, ноги, лодыжки. Пар действительно поднимался от его кожи, и он сам чувствовал странный жар. Но…

Его внезапно накрыла обширная слабость, земля ушла из-под ног, он выпал из рук родственника. Он приземлился наземь кулем, жар утроился, все набирая силу, а потом его конечности загудели.

— Дражайшая Дева в Забвении, — простонал Бальтазар. — Тебе нужно укрытие и источник крови.

— Нет, — выдавил Син сквозь сжатые зубы. — Оставь меня. Я с радостью отправляюсь в Забвение…

Когда кости ног вытянулись, а руки, казалось, скрутило словно веревки, он лишился речи и опустил голову. Делая мелкие вдохи, Син вспомнил все, что слышал о превращении: без крови вампирши он умрет. Интересно, как скоро…

— Я помогу ему.

Услышав эти слова, Син заставил глаза открыться. Увидев говорившего, он покачал головой.

— Нет, нет…

Это была женщина с цветочного луга. Которая всегда хорошо к нему относилась.

— Бальтазар, — сказал он настойчиво. — Уведи ее, она не должна видеть…

Женщина шагнула вперед.

— Я знаю, что он сделал, чтобы защитить меня и моего брата. — Она не поднимала взгляда, словно намеренно не желала смотреть на свидетельства его преступления. — Я знаю… и я помогу ему сейчас.

Син слабо покачал головой.

— Нет. Нет, я недостоин…