Грязные войны: Поле битвы — Земля

2. Анвар Аулаки: Американская история

США и Йемен, 1971–2002 гг.

Когда Джордж Буш в 2000 г. вел свою предвыборную кампанию, мир был совершенно другим. Дата 11 сентября не имела особого значения для американцев, а Усама бен Ладен еще не был в центре внимания военной и разведывательной машины США. Для многих арабов и мусульман эпоха Клинтона закончилась крахом надежд, что вопрос Палестины будет решен в их пользу. Многие жившие в Америке мусульмане рассматривали именно Буша, а не вице-президента Клинтона Эла Гора в качестве наилучшего для себя кандидата на президентских выборах 2000 г.[181] И дело было не только в Палестине. Многие мусульмане разделяли те же консервативные социальные ценности по вопросам отношения к институту брака, правам гомосексуалистов и абортам, что и евангелические христиане, к которым принадлежал и Буш. Одним из таких американских мусульман был и молодой имам из штата Нью-Мексико, которого звали Анвар аль-Аулаки. «Да, когда речь заходит об американской внешней политике, мы не согласны с ней по целому ряду вопросов, — говорил Аулаки в 2001 г. — Мы крайне консервативны, когда речь заходит о семейных ценностях. Мы против того морального разложения, которое мы наблюдаем в обществе. Однако мы ценим и многие американские ценности. Одна из них — это свобода, другая — открывающиеся перед человеком возможности»[182].

Во многом история Аулаки — это классический рассказ о человеке из далекой страны, приехавшем в Америку искать лучшей жизни. Его отец, Нассер аль-Аулаки, был талантливым студентом из Йемена. Он приехал в США в 1966 г., получив стипендию Фулбрайта для изучения экономики сельского хозяйства в университете штата Нью-Мексико[183]. «Когда мне было только 15 лет, я много читал о США, — вспоминал Нассер. — Учась в школе, я думал, что Америка — это страна демократии, страна возможностей. Я все время жаждал там обучаться»[184]. Приехав в Соединенные Штаты, он сначала отправился учить английский язык в Лоуренс, штат Канзас, а уже оттуда — в Нью-Мексико. «Мне хотелось увидеть и познакомиться с людьми, которые построили одну из наиболее прогрессивных стран в мире», — написал он в сочинении, в котором рассказал о себе своим товарищам по учебе[185]. Нассер также отметил, что хотел бы получить образование, «чтобы помочь людям своей страны стать более прогрессивными и передовыми». Сразу же по окончании школы он женился, но не имел средств взять с собой в Америку свою жену Салеху. Его месячная стипендия составляла всего 167 долл. «Поскольку мне хотелось привезти к себе жену, я закончил обучение и получил степень бакалавра сельского хозяйства всего за два года и девять месяцев», — рассказал мне Нассер, когда мы беседовали с ним в декабре 2011 г. в его большом и современном доме в Сане, столице Йемена. Завершив первую ступень обучения, он вернулся в Йемен, получил визу для жены и приехал обратно в Америку, на этот раз в Лас Крусес, Нью-Мексико, где и окончил учебу, получив степень магистра. 22 апреля 1971 г. у супругов родился мальчик Анвар[186]. «В те дни еще не возбранялось раздавать сигары своим товарищам по учебе, — рассмеялся Нассер. — На каждой сигаре было написано «У меня сын». В день, когда родился Анвар, я был на седьмом небе от счастья. Это произошло в Мемориальной клинике Лас Крусес».

Нассер хотел воспитать своего сына американцем — не только по национальности, но и по образу мыслей. В 1971 г., когда семья переехала, чтобы Нассер смог завершить работу над диссертацией в университете штата Небраска, они записали маленького Анвара на уроки плавания в местное отделение юношеской христианской ассоциации (YMCA). «Он научился плавать, когда ему было всего два с половиной года, — вспоминал Нассер. — И у него это очень здорово получалось». Пока мы сидели в гостиной его дома в Сане, Нассер достал семейный фотоальбом и показал мне постановочную фотографию маленького Анвара, сидевшего на ковре в каком-то торговом центре. Семья, наконец, осела в Сент-Поле, где отец получил работу в университете штата Миннесота[187]. Он записал сына в начальную школу Челси Хейте. «Он был совершенно американским мальчишкой», — сказал Нассер, показывая мне фото Анвара в классе. Анвар, с длинными волнистыми волосами, улыбаясь, показывал на глобусе Йемен. На следующем фото долговязый подросток Анвар, в черных очках и бейсболке, был снят в Диснейленде. «Анвар воспитывался так же, как и другие американские мальчишки. Ему нравился спорт, он очень хорошо учился. Он был хорошим учеником и занимался самыми разными видами спорта».

В 1977 г. Нассер решил вернуться в Йемен, но как надолго, он не знал. Нассер верил, что обязан воспользоваться полученным в США образованием с тем, чтобы помочь своей очень бедной родине. Он знал, что Анвару однажды надо будет вернуться в Америку, чтобы получить высшее образование, но в то же время он считал полезным для мальчика познакомиться со своим отечеством. И вот в последний день 1977 г. семья возвратилась в Сану. Шестилетний Анвар с большим трудом говорил по-арабски, но быстро наверстал упущенное. К концу первого полугодия в Сане он уже был четвертым учеником в классе, а через год уже свободно владел арабским языком. Нассер вместе с коллегами открыл частную школу, обучение в которой велось на английском и арабском языках. Анвар обучался в самом первом наборе, вместе с сыном президента Йемена Ахмедом

Али Абдалла Салехом. Мальчики будут учиться вместе восемь лет. Ахмед Али вырастет человеком, внушающим ужас всему Йемену — главой Республиканской гвардии. Анвар, в свою очередь, пойдет по стопам отца, став ученым.

Последующие двенадцать лет Анвар провел в Йемене, а его отец сблизился со своими американскими друзьями в Сане. Нассер и несколько других йеменцев, обучавшихся в Америке или Англии, в сотрудничестве с Агентством США по международному развитию (USAID) открыли сельскохозяйственный колледж, получив из Соединенных Штатов финансирование в объеме 15 млн долл. В 1988 г. Нассер был назначен министром сельского хозяйства Йемена. После того как Анвар закончил школу в Йемене, коллега Нассера из USAID предложил подыскать тому хорошее учебное заведение в США. Нассер хотел, чтобы его сын изучал «строительство, в особенности гидротехнику, а также проблему водных ресурсов Йемена, поскольку Йемен страдал от нехватки воды». Приятель из USAID предложил учиться в университете штата Колорадо и помог получить стипендию от правительства США. Чтобы получить ее, Анвару нужен был йеменский паспорт. «В те времена я был простым университетским профессором. У меня не было таких денег, чтобы самому послать сына учиться в Америку, — вспоминал Нассер. — Директор представительства USAID сказал мне, что вопрос решается очень просто. Если у Анвара будет йеменский паспорт, то USAID сможет оплатить его учебу». Местные власти указали местом его рождения йеменский город Аден. Позже это накличет на Анвара беду.

3 июня 1990 г. Анвар сошел с борта самолета, приземлившегося в чикагском аэропорту О’Хара[188], а затем поехал изучать строительство в Форт Коллинз, штат Колорадо[189]. «Будучи молодым человеком, он действительно мечтал завершить учебу в США, а затем вернуться в Йемен, чтобы работать здесь», — рассказывал Нассер. В первый год учебы Анвара в университете Соединенные Штаты начали войну в Персидском заливе против Ирака. Нассер вспоминал, что, когда американские бомбы начали падать на Багдад, Анвар позвонил ему. Он смотрел репортаж знаменитого журналиста CNN Питера Арнетта из Багдада. «Он увидел, что на картинке CNN Багдад был полностью погружен во тьму. Поэтому Анвар подумал, что город полностью разрушен. В мусульманской культуре Багдад имеет очень большое значение, ведь это столица династии Аббасидов. Так что он был очень расстроен случившимся. Именно в это время он начал по-настоящему интересоваться общими вопросами ислама».

Анвар признавал, что по приезде на учебу в США он «не был истинно практикующим» мусульманином[190]. Однако после войны в Персидском заливе его стали интересовать политические вопросы, со временем он возглавил мусульманскую студенческую ассоциацию кампуса[191]. Анвар также заинтересовался войной в Афганистане, и во время зимних каникул 1993 г. отправился туда. Поддерживаемые Штатами моджахеды изгнали в 1989 г. советских оккупантов, тем не менее страна оставалась погруженной в пучину гражданской войны. Это было популярное место для поездок молодых мусульман, включая поразительное количество йеменцев, которые хотели своими глазами увидеть джихад. «Произошло вторжение в Кувейт, затем началась война в Персидском заливе. Именно тогда я стал серьезнее относиться к своей религии, — вспоминал позднее Анвар. — Я предпринял поездку в Афганистан, чтобы принять участие в боях. Я провел там зиму, а затем вернулся с намерением закончить свои дела в США и уехать в Афганистан навсегда. Я планировал отправиться туда летом, однако к тому времени моджахеды захватили Кабул. Я увидел, что война закончена и решил остаться в США»[192].

По мере того как Анвар все больше увлекался политикой и религией, дела с учебой шли все хуже[193]. Позднее он утверждал, что лишился стипендии из за своей политической деятельности. «Мне передали от знакомых в американском посольстве в Сане, что туда поступали сообщения о моей исламской деятельности в кампусе и поездке в Афганистан. Это было единственной причиной, по которой моя стипендия была закрыта»[194]. Глядя из сегодняшнего дня, видишь, что именно этот момент определил всю дальнейшую жизнь Анвара. Возникла искра, которая, в сочетании с последующими событиями, изменила его путь. Несколько лет спустя Анвар рассуждал, что полученная им стипендия была частью плана правительства США вербовать студентов из разных стран мира в качестве своих агентов. «С помощью программ предоставления стипендий иностранным студентам, власти США создают себе по всему миру кадровый фонд. Именно из этих людей происходят государственные лидеры, политики, бизнесмены, ученые и т. д. У них есть одна общая черта — все они — выпускники американских университетов, — писал он. — Эти программы помогли США укрепить свою силу по всему миру и управлять им. Путь, которым США управляют империей, не называя ее империей, это одно из величайших новшеств нашего времени». О себе он рассказывал как о редком индивидууме, оказавшемся в состоянии противостоять этим имперским планам. «Попытка включить меня в число многих тысяч лояльных США мужчин и женщин по всему миру провалилась. Я больше не годился для этой роли. Теперь я стал фундаменталистом!»[195]

Члены семьи Аулаки не считали себя особо религиозными, они были просто хорошими мусульманами, молившимися пять раз в день и пытавшимися строить свою жизнь в соответствии с заповедями Корана. Религия играла важную роль, однако для Аулаки на первом месте стояла их племенная принадлежность. Кроме того, они были современными людьми, поддерживавшими отношения с иностранными дипломатами и бизнесменами. Поскольку Анвар проявлял все большую заинтересованность в религиозной политике, он стал посещать мечеть, располагавшуюся неподалеку от его университета в Колорадо. Однажды местный имам попросил его выступить с пятничной проповедью[196]. Анвар согласился и обнаружил, что у него есть талант к публичным выступлениям. Он начал задумываться, не является ли именно проповедничество, а не строительство, его истинным призванием. «Он был очень, очень многообещающим человеком. Мы надеялись, что его ждет хорошее будущее, — вспоминает дядя Анвара шейх Салих бен Фарид, преуспевающий бизнесмен и глава йеменского племени аулаков. — Мне кажется, Анвар был прирожденным лидером. Это было у него в крови и в складе ума»[197].

Анвар окончил университет и решил остаться в штате Колорадо[198]. Он женился на двоюродной сестре из Йемена и стал работать имамом в Исламском обществе Денвера[199]. Нассер рассказал мне, что Анвар никогда не говорил о желании стать имамом, когда уезжал в Америку, однако после того как его несколько раз попросили прочесть проповедь, он увлекся этим делом. «Он думал, что сможет принести пользу в этой области, достичь чего-то. Думаю, что началось это все совершенно случайно. Затем, как мне кажется, ему это понравилось, так что он решил забросить строительство», став исламским проповедником. Анвара заинтересовали работы и речи Малькольма Икс и других деятелей, озабоченных судьбой афроамериканской общины[200]. В Денвере «он начал задумываться о социальных вопросах Америки, он знал много чернокожих, он навещал их в тюрьмах, старался помочь им, — рассказывал Нассер. — Так что он все больше занимался социальными проблемами, касающимися мусульман и других меньшинств США». Прихожанин его мечети в Денвере позднее сказал об Аулаки: «Он мог говорить с людьми, глядя им прямо в глаза. Он владел этим волшебством»[201]. Пожилой мусульманин, посещавший мечеть Аулаки в Денвере рассказал в интервью New York Times, что однажды у него с Аулаки вышел спор. Это случилось после того, как молодой имам посоветовал молодому верующему из Саудовской Аравии присоединиться к чеченскому джихаду против России. «Он говорил прекрасно, — вспоминал старик. — Однако я сказал ему: не говори с моими людьми о джихаде»[202].

13 сентября 1995 г. жена Анвара родила их первого ребенка[203]. Мальчика назвали Абдулрахман. Годом позже, в 1996 г., Анвар перевез свою молодую семью в Сан-Диего в Калифорнии, где он стал имамом мечети Масджид аль Рибат аль Ислами[204]. Он также вел научную работу для получения звания магистра управления образованием в университете Сан-Диего[205]. В конце 1990-х гг. в США началась подготовка к президентским выборам 2000 г. Нассер приехал в Америку, чтобы пройти курс лечения и навестил в Сан-Диего своего сына. Нассер показал мне фотографию длиннобородого Анвара на лодке, держащего в руках пойманную им большую рыбу. «Видите, он был уже имамом, с большой бородой», — вспоминал Нассер, улыбаясь фотографии своего сына. Тот был одет в желтую футболку, украшенную логотипом местной исламской организации, и бейсбольную кепку. Бывший сосед Аулаки по Сан-Диего, Линкольн Хигги III, описывал Анвара как «очень дружелюбного и приветливого», с «очень скромной женой» и «восхитительным» ребенком[206]. «Он любил ходить на ловлю тунцов, — вспоминал Хигги, — так что время от времени он приносил мне приготовленное его женой филе тунца»[207].

Будучи в гостях у сына, Нассер посещал пятничные молитвы и слушал проповеди Анвара. «Это была обычная мечеть, вмещавшая около четырехсот человек. Большинство молящихся были обычными мусульманами — инженерами, врачами, владельцами ресторанов и других подобных заведений. Со всего ис-дамского мира, из арабского мира, — вспоминал Нассер. — Я слушал его проповеди. На самом деле он постоянно просил мусульман принимать участие в демократическом процессе в Америке. Во время предвыборной кампании 2000 г. он полагал, что консервативные республиканцы будут лучше, чем либеральные демократы, поэтому он призывал мусульман голосовать за Джорджа Буша. Он говорил, что тот выступает против абортов и прочих подобных вещей. Это соответствует мусульманским традициям». Нассер добавил: «Он был очень активным деятелем местной мусульманской общины, но никогда не поддерживал никакого насилия. В Америке он был очень миролюбив. Все, что он делал было попыткой представить самое лучшее, что есть в исламе».

В 1999 г. Анвар впервые столкнулся с ФБР[208]. Он привлек внимание Бюро, поскольку якобы общался с Зиядом Халелем, сторонником «Аль-Каиды», который, по данным американской разведки, купил батарею для спутникового телефона бен Ладена. Также видели, как к нему заходил коллега Омара Абдель Рахмана, «слепого шейха», осужденного за организацию в 1993 взрыва во Всемирном торговом центре[209]. Расследование 1999 г. выявило еще ряд связей, обеспокоивших ФБР, таких, например, как Фонд Святой земли, мусульманская благотворительная организация, стяжавшая недобрую славу сбором денег для палестинских благотворительных организаций, связанных с «Хамас»[210]. «Хамас» был официально признан Госдепартаментом террористической группировкой. В течение двух лет своего пребывания в Сан-Диего, в соответствии с налоговыми декларациями, поступившими в распоряжение ФБР, Аулаки был вице-президентом еще одной организации — Благотворительного общества социального обеспечения (CCSW)[211]. В соответствии с сообщением одного из агентов ФБР, это была просто еще одна «организация прикрытия для переправки денег террористам»[212]. Хотя CCSW никогда не предъявлялось обвинений, федеральные прокуроры характеризовали ее как филиал более крупной структуры, основанной Абдулом Маджидом аз-Зиндани, широко известным йеменцем, якобы связанным с «Аль-Каидой»[213]. Правда, исходя из подобной логики, обвинять следовало и Министерство труда США, предоставившее в период 2004–2008 гг. миллионы долларов проектам, реализуемым CCSW[214]. Семья Анвара отвергает предположения о том, что он собирал средства для террористических групп, настаивая, что деньги шли сиротам в Йемене и других странах арабского мира[215]. Дело в отношении Анвара было вскоре прекращено за недостатком улик. В марте 2000 г. ФБР пришло к выводу, что Аулаки «не соответствует критериям для производства дальнейшего расследования»[216]. Но Анвару еще предстояло столкнуться с ФБР.

Двое из прихожан его мечети в Сан-Диего[217], Халид аль-Михдар и Наваф аль-Хазми, вскоре окажутся в числе 19 угонщиков самолетов, проведших теракт 11 сентября[218]. Когда Анвар в 2000 перевез свою семью в Фоллс-Черч, штат Вирджиния, Хазми также посещал его мечеть. После 11 сентября американские следователи обвинят Анвара в том, что тот был «духовным наставником» аль-Хазми[219]. Нассер рассказал мне, что спрашивал сына об отношениях с Хазми и Михдаром, и выяснил, что они были нерегулярными и касались исключительно религиозных вопросов. «Я сам спросил его об этом. Он ответил: «Они просто молились в мечети, как и все остальные, иногда я беседовал с ними». Как могла «Аль-Каида», — спрашивает Нассер, — доверять Анвару настолько, чтобы обсуждать с ним подготовку своего самого крупного удара? Это просто невероятно, потому что в то время у него не было совершенно никаких связей с подобными группами. Это совершенно точно. Я на 100 % уверен».

Если послушать проповеди Анвара этого времени, в них нет и намека на какую-либо близость с «Аль-Каидой». В 2000 г. Анвар стал записывать свои выступления на компакт-диски и продавать их наборы[220]. Проповеди были очень популярны среди мусульман США и по всему англоязычному миру[221]. Всего им было записано свыше ста дисков, большинство из которых содержали лекции о жизни пророка Магомета, рассказывали об Иисусе и Моисее, а также о теориях загробной жизни[222]. Как было сказано в New York Times «проповеди не содержат признаков очевидного радикализма»[223]. Анвару посыпались приглашения выступить в мечетях и исламских центрах США, а также в других странах мира. «Я был очень доволен им», — вспоминает Абу Мунтасир, один из основателей английской группы JIMAS («Движение возрождения пути Пророка», исламская благотворительная организация. — Примеч. пер.), несколько раз принимавшей у себя Аулаки[224]. «Он заполнял пробел для мусульман Запада, искавших выражение своей религии, отличавшееся от ислама поколения их отцов, с которым им трудно было себя соотнести».

Несмотря на аполитичный характер своих проповедей, Анвар позже утверждал, что агенты американской разведки засылали в мечеть в Сан-Диего своих «кротов», чтобы собрать информацию о его действиях[225]. «В мечети не происходило ничего такого, что мы сегодня относим к весьма размытой категории террористической деятельности, однако, и я твердо в этом уверен, правительство, по каким-то одному ему известным причинам, пыталось запустить в нее «кротов», — обвинял Анвар.

Есть и еще одно загадочное событие, связанное с ранними столкновениями Анвара с ФБР. Объяснить его, вероятно, так и не удастся. Когда он был имамом в Сан-Диего, его дважды обвиняли в найме проституток[226]. В первом случае он признал менее серьезное обвинение и отделался штрафом в 400 долл., а в другом он был оштрафован на 240 долл, и приговорен к двум неделям общественных работ. Эти аресты будут позже использованы для того, чтобы выставить Анвара лицемером, однако у проповедника было другое объяснение: правительство США пыталось шантажировать его, чтобы сделать своим информатором. Анвар вспоминал, что однажды остановил свой минивэн, ожидая зеленого сигнала светофора, когда вдруг к машине подошла женщина средних лет и постучала в пассажирское стекло. «Я опустил стекло, но ни я, ни женщина еще не успели сказать ни слова, как вдруг меня окружили сотрудники полиции, которые заставили меня выйти из машины и надели на меня наручники, — рассказывал Анвар. — Меня обвинили в том, что я хотел взять проститутку, а затем отпустили.

Мне также было недвусмысленно дано понять, что эта женщина была полицейским, работающим под прикрытием. Я терялся в догадках, как объяснить произошедшее»[227]. Через несколько дней, по словам Анвара, его навестили два человека, назвавшиеся федеральными агентами, которые сказали, что хотели бы его «сотрудничества». Анвар пояснил, что от него хотели сведений, «касающихся мусульманской общины Сан-Диего. Подобное предложение вызвало у меня сильное раздражение, и я объяснил этим людям, что от меня они такого «сотрудничества» не дождутся. Следующий раз я услышал о них» через год. Это было второе обвинение, касающееся проституток. «Теперь мне сказали, что я стал участником операции по «ловле на живца», и выбраться из этой ситуации мне не удастся», — вспоминал Анвар.

Возможно, он действительно «снимал» проституток, а самозащита, выдававшая его за благочестивого человека, была сложной схемой обмана. Однако позже мы увидим другие указания на то, что спецслужбы США рассматривали Анвара Аулаки не только как объект расследования, но и в качестве возможного коллаборациониста.

Анвар был выведен из равновесия своими столкновениями с органами правопорядка Калифорнии. «Мне казалось, что, если события в Сан-Диего связаны с местными властями, я буду в безопасности, переехав в другое место», — вспоминал Анвар[228]. Нассер организовал для него получение частичной стипендии в вашингтонском Университете имени Джорджа Вашингтона, чтобы получить там степень доктора философии[229]. К этому времени у Анвара родился второй ребенок, и ему требовалось найти работу. Поэтому он подыскал себе место священника в межрелигиозном совете университета и устроился имамом в популярную мечеть Дар аль-Хиджра в Вирджинии[230]. «Нашей общине был нужен имам, говорящий по-английски… кто-то, кто мог бы (говорить современным языком об исламе) со всей силой веры», — рассказывал Джохари Абдул Малик, директор по развитию мечети Дар аль-Хиджра[231]. Мечети нужен был человек, способный донести послания Корана аудитории, состоящей из американских мусульман. Аулаки, по мнению Малика, «бьш именно таким человеком. И он смиренно доносил эти идеи». В январе 2001 г. семья поселилась в одном из пригородных районов Вирджинии. Хотя позднейшие воспоминания Анвара говорят о том, что его ненависть к США начала расти еще за несколько лет до 11 сентября, если это правда, то он крайне умело маскировал свои чувства. В глазах окружавших его людей он был уважаемым членом обычной мусульманской общины.

Утром 11 сентября 2001 г. Анвар Аулаки ехал на заднем сиденье такси[232]. Он только что прилетел в аэропорт имени Рональда Рейгана в Вашингтоне и возвращался домой после конференции в Ирвине, штат Калифорния, вылетев накануне поздно вечером. Он услышал о терактах, еще находясь в такси, и велел водителю сразу везти его в мечеть. Аулаки и его коллеги полагали, что в такой ситуации мечеть может стать объектом нападок со стороны разъяренной толпы. Этим вечером к мечети действительно пришлось вызывать полицию после того, как какой-то человек подъехал на машине к зданию и в течение тридцати минут непрерывно выкрикивал угрозы в адрес находившихся внутри людей[233]. В результате мечеть закрыли на три дня, выпустив при этом пресс-релиз, осуждавший террористов[234]. «Большинство вопросов сводятся к одному: «Как нам реагировать?», — объяснял Аулаки газете Washington Post решение руководства закрыть мечеть. «Наш ответ таков: Оставайтесь дома, пока волнения не улягутся. Это особенно относится к нашим сестрам, более заметным из-за их одежды»[235]. Когда мечеть вновь открыли, было нанято мусульманское охранное агентство, сотрудники которого обыскивали машины и сумки, а также досматривали людей, входящих в здание[236]. Местные церкви выступили в поддержку Дар аль-Хид-жры, включая сопровождение мусульманок, которые опасались в одиночку идти в мечеть[237]. Этот факт Анвар особо одобрил в обращении к своим прихожанам и к репортерам, однако он в то же время держал молящихся в курсе относительно антимусульманских предрассудков и совершенных из ненависти преступлений. Одним из подобных инцидентов было нападение на мусульманку, которая пришла 12 сентября в мечеть хромая, после того как на нее напал человек, вооруженный бейсбольной битой[238]. В своей первой проповеди после открытия мечети, Анвар осудил эти нападения как «гнусные»[239]. «Наши сердца истекают кровью после ударов, нацеленных на Всемирный торговый центр, а также на другие здания в Соединенных Штатах, несмотря на то что мы выступаем против произраильской политики Америки», — сказал он, зачитывая осуждение террористических актов, сделанное знаменитым и любящим полемику египетским теологом Юсуфом аль-Кардави. «Мы пришли сюда, чтобы строить, а не разрушать… Мы — это мост между Америкой и миллиардом мусульман, живущих во всем мире», — добавил Аулаки.

Когда произошли события 11 сентября, у Аулаки не было телевизора. «Я узнавал все новости через Интернет», — сказал он через несколько дней после терактов. «Однако, как только все это произошло, я помчался в магазин и купил себе телевизор. Мы все просто приклеились к нашим телевизорам. Для мусульман ситуация была очень сложной, поскольку мы страдали дважды, — уверял он. — Мы страдали как мусульмане и как люди, потому что случившееся было трагической потерей для всех. Затем, вдобавок, мы страдали из-за последствий, которое случившееся может повлечь для мусульманской общины Америки. Ведь преступники пока отождествляются именно с арабами или мусульманами. Случившиеся события вывели нашу общину на передний план. К нам приковано внимание СМИ, кроме того, мы находимся под наблюдением ФБР»[240].

В то время как Анвар совещался вместе с другими мусульманскими руководителями, чтобы определить, как им следует реагировать на события 11 сентября, он вновь попал в сферу интересов правительства США. «11 сентября было вторником, — вспоминал позднее Анвар. — К четвергу ко мне в дверь уже постучались агенты ФБР»[241]. Аулаки были заданы вопросы относительно дел, которые он вел с двумя лицами, подозреваемыми в участии в угоне. Агенты показали ему фото угонщиков — включая и тех двух, что посещали его мечеть в Сан-Диего[242], а также Хани Хаджура, кто тоже бывал в Сан-Диего и вместе с Хазми в 2001 г. посещал проповеди Аулаки в Фоллс-Черч в штате Вирджиния[243]. Аулаки «сказал, что никогда не слышал имени Хазми, однако узнал его на фотографии[244]. Хотя Аулаки и признал, что несколько раз беседовал с Хазми, что именно обсуждалось в ходе этих бесед он не помнил», — говорится в документах Комиссии 9/11. Аулаки также заявил, что не встречался с Хазми в Вирджинии, а только в Сан-Диего, и добавил, что никогда не видел Хаджура»[245]. По данным комиссии, Аулаки «описал Хазми как тихого прихожанина из Саудовской Аравии, который появлялся в его мечети вместе со своим спутником, но не обладал большим количеством друзей»[246]. В соответствии с рассекреченными документами ФБР, касающимися встреч агентов с Аулаки после 11 сентября, он характеризовал Хазми как «одиночку», добавляя, что тот был «спокойным и крайне приятным человеком»[247]. В соответствии с данными ФБР, не считал Хазми «очень религиозным, поскольку он (Хазми) никогда не носил бороды и не посещал все пять дневных молитв»[248]. Вскоре после этой встречи, агенты ФБР вновь обратились к Аулаки, предложив ему помочь в проведении расследования. На их следующую встречу Аулаки пришел с адвокатом[249]. Отчет ФБР после этой встречи гласил: «В Управлении ФБР по Вашингтону продолжается расследование связи между Анваром Аулаки и лицами, причастными к нанесению 11 сентября террористических ударов по Соединенным Штатам»[250].

В соответствии с последующими свидетельствами сотрудников ФБР перед Комиссией 9/11, в 2000 г. Аулаки провел несколько телефонных разговоров с саудитом Омаром аль-Баюми, который помогал Хазми и Михдару подыскать квартиру в Сан-Диего[251]. Следователь ФБР показал комиссии, что, по его мнению, эти люди просто воспользовались телефоном Баюми, подразумевая таким образом, что у Аулаки не было прямых контактов с угонщиками. Все же, основываясь на этих ранних показаниях, следователи заключили, что версия взаимодействия Аулаки с тремя угонщиками представляется неубедительной[252]. Комиссия 9/11 заявила, что будущие преступники «уважали Аулаки как религиозного деятеля и находились с ним в достаточно близких отношениях, — добавив в то же время, что свидетельства о каких-либо специфических мотивах этих отношений весьма поверхностны».

В то время как ФБР копалось в отношениях Аулаки с угонщиками, мечеть Дар аль-Хиджра на пятничных проповедях Анвара переполняли сотни людей. Он давал советы семьям и помогал новым иммигрантам найти жилье или работу. Среди обратившихся к нему за помощью была и чета палестинцев, посещавшая все его пятничные проповеди. У них были неприятности с сыном, американским военным психиатром. Пару беспокоило, что их сын совершенно не интересуется религией. Нассер вспоминал, как Анвар привел их слова: «Не могли бы вы поговорить (с нашим сыном), чтобы он тоже ходил с нами в мечеть?» Аулаки согласился помочь. Их сына звали Нидал Малик Хасан[253]. Это был тот самый человек, который через десять лет совершит одно из самых массовых убийств, которые когда-либо происходили на военных базах США[254]. Точно так же, как его знакомство с некоторыми из угонщиков самолетов 11 сентября привело к пристальному вниманию со стороны правительства к жизни Аулаки, его взаимодействие с Хасаном будет использовано для того, чтобы посеять подозрения о его роли в других террористических заговорах.

Несомненно, мечети, в которых проповедовал Аулаки, привлекали самых разных людей, часть из которых впоследствии становилась террористами. Однако очень сложно определить, насколько Анвар был в курсе того, кем они были или что собирались предпринять. Изучая действия и заявления Аулаки, приходящиеся на этот период, мы только усугубляем тайну. Что именно происходило за закрытыми дверями в отношениях между ним и правительством США после 11 сентября, и как строились его публичные отношения со СМИ — это причудливая история, полная противоречий. Казалось, будто Анвар Аулаки ведет двойную жизнь.

В первые недели после 11 сентября, когда Анвар конфиденциально общался с агентами ФБР, для публики он стал медиазвездой. К нему обращалось огромное число средств массовой информации, желавших знать точку зрения «умеренного» мусульманина на теракты. За ним следовали телевизионные съемочные группы. Его интервьюировали общенациональные радиоканалы. Его часто цитировали газеты. Аулаки призывал своих последователей сдавать кровь для пострадавших, помогать их семьям деньгами. Руководители мечети описывали его как человека, известного своими «межконфессиональными связями, гражданской активностью и терпимостью»[255]. Агентство Associated Press Пресс сообщало, что из тех, кто посещал его проповеди, «большинство утверждало, что не находили в нем чего-то откровенно политизированного или радикального»[256]. Хотя Аулаки периодически выступал с острыми обвинениями в адрес американской внешней политики, он также достаточно резко осуждал террористические акты. Поначалу он даже утверждал, что США поступят совершенно оправданно, поведя «вооруженную борьбу» с теми, кто ответственен за эти нападения. «Безусловно, — заявил Аулаки телекомпании PBS. — Мы заявили свою позицию, что… люди, совершившие это, должны ответить за содеянное. Им придется заплатить за то, что они сделали. Каждая страна на земле имеет право на самозащиту»[257].

Аулаки был «естественным выбором для репортеров, хотевших пообщаться с мусульманским духовным лицом, чтобы получить разъяснения по вопросам, связанным с исламом. Он осуждал массовые убийства, приглашал репортеров сопровождать его, терпеливо объяснял суть религиозных церемоний», — так было написано в газете New York Times[258]. Газета посвятила отдельную статью рассказу о том, что Аулаки «представляет собой новое поколение мусульманских лидеров, способных объединить Запад и Восток»[259]. В конце сентября 2001 г. Аулаки заявил: «Мне представляется не очень удачным, что такую позицию пришлось сформулировать именно нам, поскольку с подобными действиями не мирится ни одна религия, это общеизвестно. Но в сложившейся ситуации именно нам необходимо было сказать, что ислам не одобряет их. Люди, совершившие это, не могут быть мусульманами, а если они утверждают обратное, значит, они извратили свою религию»[260]. Несколько раз за консультациями к Аулаки после 11 сентября обращалась газета Washington Post, даже поручив ему главную роль в сетевой трансляции, посвященной Рамадану[261]. «Мы должны вновь и вновь повторять нашу позицию, и она должна быть предельно четкой», — заявил Аулаки в своей проповеди, транслировавшейся на всю территорию США телекомпанией PBS через несколько недель после терактов[262]. «Тот факт, что США организовало убийство и гибель… гражданского населения Ирака, тот факт, что США поддерживает смерти и убийства тысяч палестинцев не может служить оправданием убийства одного гражданина США в Нью-Йорке или Вашингтоне. Точно так же как гибель (тысяч) гражданских лиц в Нью-Йорке или Вашингтоне не оправдывает гибель одного жителя Афганистана. В этом то и заключается разница между правдой и ложью, злом и добром, о которой все якобы говорят».

Даже осуждая террористические акты, Аулаки не сдерживал ударов в своем анализе политики США по отношению к исламскому миру. В одной из проповедей, произнесенных через неделю после 11 сентября, Аулаки ответил на данные администрацией Буша характеристики мотивов «Аль-Каиды». «Нам говорили, что это был удар по американской цивилизации. Нам говорили, что это удар по американской свободе, по американскому образу жизни. Нет, это было не так. Это был удар по внешней политике США», — заявил Аулаки[263]. Когда в октябре 2001 г. США начало военную операцию в Афганистане, Аулаки дал интервью газете «Вашингтон Таймс». «Мы категорически против того, что совершили террористы. Мы хотим привлечь к суду совершивших это. Но мы выступаем также и против убийств среди гражданского населения Афганистана», — заявил Аулаки[264]. Когда наступал первый после 11 сентября Рамадан, Аулаки сказал: «В этом году наша община будет не так спокойна и умиротворена, как обычно». Мусульманский праздник будет омрачен «тяжелыми переживаниями, связанными с сентябрьскими событиями и войной, ведущейся за океаном». Он добавил: «Нам всегда хотелось, чтобы Рамадан проходил в тихие и спокойные времена, но, к несчастью, в этом году этого не получится»[265]. Он также ясно показал, что выступает против войны, начатой США против талибов. «Я, лично, полагаю, что Америка поторопилась вступать в эту войну», — сказал он интервьюеру[266]. «Можно было найти и другие пути решения этой проблемы, одним из которых могло стать дипломатическое давление, опирающееся на все те исламские страны, которые выступили в поддержку США и высказали свою озабоченность тем, что случилось 11 сентября. Их резко осудил весь исламский мир. Так что, вместо того чтобы кидаться воевать, чему мы сейчас стали свидетелями, накопленный в такой ситуации политический капитал мог быть использован для давления на Афганистан или те силы, которые совершили преступление. Более чем за десять лет до «арабской весны» Анвар также подвергал критике ту поддержку, которую США оказывали автократическим лидерам и их репрессивным режимам на Ближнем Востоке, в основном в мусульманских странах. «Эти режимы не должны смениться резко, внезапно, за ночь. Однако

США должны оказывать на них определенное давление с тем, чтобы они немного раскрылись и дали своим гражданам больше свободы», — говорил он[267].

В конце 2001 г., в дни Рамадана, ведя свою машину по сельской Вирджинии, Аулаки говорил под камеру журналиста из Washington Post: «С момента начала войны, среди мирных жителей очень много жертв. Очень много. К сожалению, об этом практически ничего не сообщалось или сообщалось слишком мало. То, что простые люди в Афганистане должны расплачиваться за все это, вызывает огромное беспокойство. Они стали просто пешками в этой политической игре», — сказал он.

После 11 сентября американские мусульмане испытывали точно такие же чувства, как и все остальные граждане страны, — сострадание к семьям жертв, ощущение того, что, кто бы это ни сделал, его надо призвать к ответу… это были преобладающие настроения у всех американских мусульман, фактически у мусульман всего мира. Война несколько изменила их, потому что воспоминания об Ираке до сих пор свежи в нашей памяти. В 1990 г. нам говорили, что это будет война против Саддама Хуссейна. Что ж, прошло десять лет, а он все еще у власти, единственные пострадавшие — жители Ирака. Там умерли миллион человек. Вот об этом мы и вспоминаем сейчас. Нам говорят, что идет война с террористами, однако потери несут мирные жители[268].

Интервьюер спросил Аулаки, каково его мнение о бен Ладене и «Талибане». «Они являются представителями радикального толка, у них экстремистские взгляды, и часть того, что питает этот радикализм, это те условия, которые существуют в мусульманском мире», — ответил Аулаки. «Совершенно очевидно — это маргинальная группа. Они искажают учение. Это метод оправдания своих действий с использованием религиозных текстов, такое может произойти в любой религии»[269]. Видео демонстрирует, что Аулаки действительно испытывал серьезные трудности, пытаясь определить, как же следует относиться к 11 сентября. Он также показан любящим отцом, вытирающим нос своему маленькому сыну. В другом эпизоде он держит за руку своего малыша, недавно начавшего ходить, и они вместе идут в мечеть. В какой-то миг Аулаки даже начинает напевать песенку из детской передачи «Барни»: «Я люблю тебя, ты любишь меня». Просматривая часы записей, сложно сделать вывод о том, что он просто был хорошим актером.

По мере того как случаи антимусульманского насилия и фанатизма становились все чаще, Аулаки наблюдал за тем, как мусульманская и арабская общины Соединенных Штатов попадали под прицел правительства страны. Люди, приходившие к нему на проповеди, жаловались на запугивания, которым они подвергались из-за своей национальности или веры. На людей делались облавы, в мечети внедрялись соглядатаи, бизнес, принадлежавший мусульманам, становился объектом для самодеятельных вершителей правосудия и федеральных агентов[270]. Как и многие другие американские мусульмане, Аулаки полагал, что его единоверцев выделяли именно по религиозной или этнической принадлежности. «Среди мусульман есть чувство, что на них ведется охота, или, по крайней мере, им приходится платить за происходящее больше, чем кому-либо еще», — заявил Аулаки, выступая в октябре 2001 г. по Национальному общественному радио. «С момента произошедших событий в СМИ возросло число отрицательных упоминаний об исламе. В США задержана 1000 мусульман. Афганистан, мусульманская страна, сейчас находится под ударами бомб. Так что у мусульман есть определенные причины полагать, что, несмотря на сделанные заявления, что это — не война с исламом, на практике больше всего терпеть приходится именно им»[271]. Когда двое бывших прихожан его мечети в Сан-Диего были задержаны по обвинению в предполагаемой «тесной связи» с угонщиками самолетов, которые также посещали эту мечеть, Аулаки упрекнул ФБР: «Не было никаких причин захватывать их столь грубым образом», — сказал он[272]. Он и его коллеги проповедовали смирение и сотрудничество с властями, добавил Аулаки, однако заметил: «Наши прихожане не будут слушать нас, когда они видят, как с ними обращается ФБР. Это укрепляет нашу веру в то, что мы — осажденная община… гражданские права которой подвергаются нарушениям». — «Это неправильно», — продолжал он, утверждая, что два человека, о которых идет речь, пытались добровольно сотрудничать с властями, перед тем как их несправедливо задержали». — «Создается впечатление, что они были как-то связаны с произошедшим. Это разрушает их репутацию. Я убежден, что они невиновны».

По мере того как с 11 сентября проходили неделя за неделей, Аулаки во множестве интервью, данных им разным средствам массовой информации, говорил о том, какую борьбу ему и другим духовным лидерам приходилось выдерживать в своих общинах, подожженных ощущением того, что США вели войну с мусульманами и исламом. «Верх берут голоса радикалов, тех людей, которые выступают за вооруженное противостояние с их правительствами. Так что, в основном нам приходится сталкиваться с тем, что в мусульманском мире голоса умеренных заглушены», — сказал он в одном из интервью[273]. В другом он заявил: «Американских мусульман сейчас разрывают противоречивые чувства — с одной стороны, мы — граждане этой страны, с другой — мы солидарны с мусульманами всего мира»[274]. Аулаки начал предупреждать Соединенные Штаты о том, что, если они пойдут на шаги, которые будут восприняты мусульманами, как война с их религией, это приведет к ответным ударам. «Меня очень беспокоит, что в результате этого конфликта взгляды Усамы бен Ладена станут привлекательными для определенной части мусульманского мира. — сказал он. — Это очень пугает, так что США следует быть очень осторожными, чтобы они не были восприняты как враги ислама»[275].

Одним из странных поворотов в судьбе Аулаки, случившихся после 11 сентября, стало поступившее от Министерства обороны приглашение выступить на завтраке в Пентагоне 5 февраля 2002 г. В рассекреченном электронном письме один из организаторов, сотрудник Пентагона, писал: «Я имел честь слушать одно из ноябрьских выступлений господина Аулаки и был впечатлен как обширностью его знаний, так и тем, как он делился этой информацией с аудиторией, а также обращался с враждебными элементами среди слушателей. Мне особенно понравилось, как он освещал вопрос восприятия средним жителем Ближнего Востока Соединенных Штатов, а также его отношение к международным СМИ»[276]. Письмо заканчивалось словами о том, что встреча должна состояться в ближайшее время, поскольку «господин Аулаки собирается отбыть на длительный срок, и, — добавил автор, — думаю, если ты придешь, то получишь большое удовольствие. (Аулаки) очень поучителен, и он будет освещать важную тему, о которой каждый из нас хотел бы узнать побольше». В соответствии с рассекреченными документами Пентагона, «в это время военный министр (имя выпущено) очень хотел услышать выступление умеренного мусульманина», далее добавляется, что Аулаки «рассматривался в качестве молодого и перспективного члена исламской общины»[277]. Пройдя проверку службы безопасности, Аулаки «был приглашен и посетил завтрак, организованный в Пентагоне в офисе правительственного советника министра армии США»[278]. (Крайне сомнительно, чтобы в ходе завтрака Аулаки попробовал предлагавшийся там сэндвич «Ист-сайд — Вест-сайд», приготовленный из говядины, индейки и бекона на мраморном ржаном хлебе)[279].

Появление в Пентагоне могло быть просто случайным эпизодом, вызванным нечеткой работой службы режима и той репутацией, которая сложилась в это время у Аулаки, много раз появлявшегося в СМИ, однако оно подлило масла в огонь рассуждений о том, что Анвар сотрудничал с правительством США в расследовании событий 11 сентября. Когда я спросил о завтраке в Пентагоне у Нассера Аулаки, отца Анвара, он просто вспыхнул. «Да! Знаете, этому просто невозможно поверить, — сказал он. — Однажды он признался мне, что пойдет в американскую армию, чтобы стать там мусульманским священником». Однажды, когда примерно в это же время он разговаривал со своим сыном, тот сказал, что «был просто вне себя, потому что его не пригласили в Белый дом, как остальных видных исламских деятелей. Буш принимал их по случаю Рамадана. Он спрашивал, почему же они не пригласили его, имама крупного американского религиозного центра». Хотя в Белый дом Аулаки так и не попал, в начале 2002 г. его пригласили провести службу в Капитолии. Его проповедь была показана в выпущенном в 2002 г. документальном фильме телекомпании PBS «Мухаммед: Наследие пророка»[280].

В марте 2002 г. федеральные агенты США провели серию внезапных рейдов по десятку с лишним мусульманских некоммерческих организаций, фирм и частных домов[281]. Они проводились так называемой межведомственной оперативной группой и были частью широкого расследования источников финансирования террористов. Операция имела условное наименование Green Quest[282]. Среди организаций, подвергшихся проверке, был и ряд уважаемых исламских аналитических центров, таких как Международный институт исламской мысли[283], а также аспирантура исламских и общественных наук в Кордовском университете в Вирджинии[284]. Также были произведены обыски в домах руководителей и сотрудников этих организаций, а на их имущество был наложен арест[285]. Как утверждалось, рейды — это часть операции, нацеленной на выявление источников финансирования терроризма. Были изъяты жесткие диски компьютеров, секретные документы и книги. Изъятых бумаг было столько, что для них понадобилось пятьсот упаковочных коробок[286]. По итогам рейдов никаких обвинений организациям или их руководителям предъявлено не было. Придерживающиеся общепринятых взглядов мусульманские организации, а также группы защитников гражданских свобод осудили рейды, назвав их охотой на ведьм. Аулаки выступил со жгучей проповедью, заявив, что операция Green Quest стала «атакой на каждого из нас, членов мусульманской общины»[287]. Он также предупредил: «Если сегодня подобное произошло с этими организациями, завтра это случится с вами». В другом обращении к верующим Аулаки объявил: «Может быть, завтра конгресс примет постановление, ставящее ислам в Америке вне закона. Не удивляйтесь, в сегодняшнем мире возможно все, потому что нет таких прав, которые не надо было бы отстаивать»[288].

Аулаки не знал, что оперативная группа, реализовывавшая операцию Green Quest, рассматривала его в качестве одного из важных объектов расследования, хотя в итоге было установлено, что он не имел связей с группами, в отношении которых проводилось мероприятие[289]. В то же время ФБР активно стремилось принудить его помогать проведению различных расследований[290]. Аулаки полагал, что случившиеся в Сан-Диего инциденты с проститутками были использованы для того, чтобы «встряхнуть» его[291]. В общем, его теория была весьма недалека от истины. Именно это и пытались повторить федеральные агенты в те месяцы после 11 сентября, которые Аулаки провел в Вирджинии. «Агенты ФБР надеялись, что Аулаки может пойти на сотрудничество с расследованием событий 11.09, если они смогут предъявить ему те же обвинения и в Вирджинии», — написал позднее еженедельник US News & World Report «Источники в ФБР сообщали, что агенты отмечали случаи, когда имам якобы привозил вашингтонских проституток в Вирджинию, и раздумывали над применением федерального закона, обычно используемого против сутенеров, перевозящих проституток из штата в штат»[292].

Средства массовой информации чествовали Аулаки, представляя его как голос умеренного ислама; человека, красноречиво описывавшего борьбу мусульманской общины за то, чтобы ввести в спокойное русло чувство ярости, вызванное событиями 11 сентября и недовольством войнами, развязанными в ответ Соединенными Штатами. Однако частным образом Аулаки в это время планировал свой отъезд из Америки. Имам Джохари Абдул Малик, директор по развитию вирджинской мечети, где проповедовал Аулаки, вспоминал, как пытался убедить того остаться в США на 2002 г. «Почему ты уезжаешь?» — спросил Малик[293]. Аулаки ответил: «Из-за местного климата. Ты не можешь заниматься своей работой, потому что тебя все время донимают какими-то антитеррористическими расследованиями. С тобой постоянно хотят поговорить люди из ФБР. Я на такое не подписывался. Я хотел бы уехать куда-нибудь, где я мог бы проповедовать, учить, говорить о чем-нибудь, кроме 11 сентября». Аулаки добавил, что хотел бы выдвинуть свою кандидатуру на парламентских выборах в Йемене[294], а также его интересует открытие собственного телешоу, вещающего на регион Персидского залива[295]. Маликдобавил: «Аулаки знал, что его арестовали за дела с проститутками, и если американские власти раскроют этот факт, его карьера погибнет»[296].

Аулаки также сменил тон по отношению к Соединенным Штатам. Он был взбешен репрессиями против мусульман и войнами против стран ислама. Рейды, вкупе с войной в Афганистане и угрозой войны против Ирака, побудили Аулаки к более острой критике правительства США. «Теперь это — не война с терроризмом. Нам всем необходимо ясно это понимать. Это — война против мусульман. Это война с мусульманами и исламом. Она идет не только по всему миру, она идет и здесь, в Америке, которая утверждает, что ведет ее за дело свободы, хотя в то же время и ограничивает свободу своих собственных граждан только потому, что они — мусульмане», — сказал Аулаки в одной из своих проповедей. Это было одно из его последних выступлений в Соединенный Штатах[297]. Если верить Нассеру, наблюдение со стороны правительства США за мусульманами, мечетями и имамами вывели Аулаки из себя. «Анвар неожиданно обнаружил, что находится в очень сложном положении. Страна, где он родился, страна, которую он любил, страна, где он хотел проповедовать свою религию, по его мнению, повернулась против мусульман. Он просто обезумел. И он действительно не мог свободно исповедовать в Америке свою религию. Он решил, что, возможно, лучше будет отправиться в Англию», — вспоминал Нассер. «Он позвонил мне и сказал: «Отец, я не могу получить здесь ученую степень». Нассер был глубоко огорчен. Он мечтал о том, что его сын станет в Америке доктором философии, а затем вернется в Йемен и станет преподавать здесь в университете, так же, как в свое время сделал он сам.

Отправившись в 2002 г. из Америки в Великобританию, Анвар также отбросил свою репутацию «умеренного» мусульманина, которую он создал себе после 11 сентября с помощью американских средств массовой информации. Был ли Анвар Аулаки тайным сторонником «Аль-Каиды»? Духовным наставником угонщиков самолетов 11 сентября, в чем его позднее обвинило правительство? Или он был просто американским мусульманином, которого подтолкнуло к радикализму то, что он увидел в США после 11 сентября? Устраивал ли Аулаки после 11 сентября представление для публики, скрывая свои подлинные воинствующие взгляды на Соединенные Штаты, или просто пытался скрыться от расследований и допросов американского правительства? Уехав из Вирджинии, он неизбежно сталкивался с мировой историей.