Хаос: отступление?

Рассказ Чарли Джейн Андерс «Six Months Three Days» попал в шорт-лист на премию «Небьюла» и премию Теодора Старджона. Ее произведения публиковались в «Mother Jones», «Asimov’s Science Fiction», «Tor.com», «Tin House» и т. д. Она – исполнительный редактор в io9.com и ведет читательскую серию «Writers With Drinks» в Сан-Франциско. Смотрите charliejane.com.

Самое последнее кино

Люди жонглировали такими словами, как «гибель цивилизации» и «постапокалипсис», но в действительности все было как всегда. Только без звуковой дорожки, поскольку весь мир оглох и с «ополчением» из ребят в красных банданах, которые сновали вокруг, убивая всех, кто оказался у них на пути, и пачками отправляя в лагеря «нежелательные элементы». Но, как вы знаете, цивилизация – вещь относительная. То она погибает, то восстает из мертвых – кто может за этим уследить?

Так вот, некое акустическое оружие сработало не так, как ожидалось, и теперь абсолютно все в этом мире полностью утратили слух. Это было своего рода противоречивое проклятие. Подкрадываться к людям внезапно стало легче – но и к вам можно было легко подобраться. Боязнь того, что кто-то подкрадется ко мне сзади и перережет горло, – единственное, что все время спасало меня от скуки. Я всегда считал, что шум надоедает, но тишина надоедала мне еще больше. А если вы идете вслед за кем-нибудь, особенно если это ополченец в красной бандане[34], поддерживающий порядок на наших улицах, вам нужно быть очень осторожным – ведь вы же не хотите, чтобы красная бандана решила, что вы за ней крадетесь. А еще вы часто обнаруживаете, что целая улица магазинов, еще вчера существовавших, сегодня превратилась в обгорелые остовы, или находите тела, странным образом сложенные в кучи наподобие оригами.

Я обнаружил, что часто принюхиваюсь – чтобы избежать опасности или просто ради развлечения. Если бы еще остались те, кто способен слышать, они, вероятно, умирали бы от смеха, так как мы все ходили, принюхиваясь, что-то ворча и бормоча забавными голосами, поскольку не имели представления о том, как нелепо они звучат.

Кажется, почти на каждом углу стояли красные банданы, явно скучавшие и отчаянно желавшие, чтобы кто-то бросил им вызов.

И в то же время я был «Новым талантом месяца» по версии «Энтертейнер эксплейнер»[35], так как ухитрился избежать смерти довольно забавным образом, и снятое об этом видео стало суперпопулярным. Я все чаще видел собственное лицо на майках и планшетах. Наш фильм демонстрировал ту часть, где Реджинальд, чувак с безумным взором, с усами и в шлеме викингов, преследовал меня и пытался оторвать мне руки и ноги, но не продолжение, где красные банданы стирали Реджинальда в порошок и поджигали (возможно, эта часть не была такой забавной). В любом случае, мы с Салли внезапно стали своего рода знаменитостями, и нам пришлось разгрузить холодильник, чтобы освободить место для кусков мяса, кастрюль и всего прочего, что нам приносили.

Все ждали, что будет дальше. Мы все еще верили в деньги, ну, или вроде того, даже после того, как масса народа потеряла свои сбережения и инвестиции в крутой спирали неплатежей. Впрочем, можно сказать и так, что мы не верили в деньги. У нас все еще было электричество, сотовая связь и Интернет, хотя во многих частях страны они то включались, то отключались. Красные банданы и остатки правительства нуждались в сотовой связи не меньше нашего, поскольку им нужно было поддерживать порядок, поэтому до тех пор, пока они не решат, каким образом смогут получить отдельную сеть связи и свои собственные источники энергии, они будут поддерживать доступную всем нынешнюю сеть в рабочем состоянии. По крайней мере, мы на это надеялись.

Мы с Салли не один час проспорили о том, каким должен быть следующий фильм. Все мои идеи казались ей слишком сложными или чересчур заумными. Я хотел сделать фильм о ком-то, кто пытается стать гангстером, но для этого он слишком приличный – например, занимается рэкетом, но никогда не собирает никаких денег. Или продает наркотики, но лишь самые безвредные. Поэтому другие гангстеры на него злились, и всем пришлось помогать ему изображать, будто он настоящий. И он так хорошо работает, что становится главным гангстером, и тогда его ждут реальные неприятности. Ну, или что-то в этом роде.

В любом случае, Салли сказала, что сейчас для народа это слишком сложно; нам нужно снять что-то, не требующее разъяснений. Некоторые из фанатов кино хотели, чтобы мы сделали фильм о том, что все оглохли, но мне это казалось противоположностью эскапизму – нечто вроде клаустрофобии.

Салли не давала покоя слава викингов и самураев – возможно, на этот раз у нас будут ниндзя-амиши[36], которые швыряют деревянные метательные звездочки. Но, возражал я, разве ниндзя-амиши – это не чересчур заумно? Я был готов вечно спорить на эту тему, так как на самом деле вовсе не хотел делать еще одно кино. Та часть меня, которая позволяла превратить несчастье в комедию, умерла, когда я выпал из окна вслед за Реджинальдом и увидел, как он умирает в огне.

Падал снег. Потом сыпался град, потом падал дождь со снегом, потом снова снег. Даже днем все казалось темным, и я ощущал, что мое зрение, обоняние, осязание уходят вслед за слухом. И только вкус оставался таким, как прежде. Все было соленым, соленым, соленым. Если поскользнуться и сломать ногу в канаве, никто и не узнает, что ты там, в течение многих, многих дней.

Начиналась долгая зима.

РОК МЭННИНГ, ВЫ НАМ НУЖНЫ

Я взглянул на бегущую строку на «Аут оф таун ньюс» на Гарвард-сквер[37]. Смигнул снег и посмотрел на нее снова. Кажется, там действительно отображалось мое имя.

Ну вот, наконец-то сбылось то, о чем меня еще в пятом классе предупреждал школьный врач, – я заболел нарциссизмом и стал воображать, что за меня провозглашают тосты и обо мне говорят по телевидению. Вероятно, теперь уже слишком поздно принимать пилюли.

Но тут парень, которого я как-то встретил во время киносъемок, тоже это увидел. Потянув меня за рукав, он указал на бегущие слова. Так что если мы с ним оба не спятили, мое имя действительно там красовалось.

Мимо пролетел автобус (несколько автобусов снова вышли на маршрут). Спереди на большом мигающем экране не было привычного текста «ВНИМАНИЕ, АВТОБУС МОЖЕТ ВАС СБИТЬ. УЙДИТЕ С ДОРОГИ». Вместо этого там было написано: «РОК МЭННИНГ, ВЫ МОЖЕТЕ ВНЕСТИ ВКЛАД В ПЕРЕСТРОЙКУ ОБЩЕСТВА». Я схватил одного парня, которого звали не то Скотти, не то Тор, не то еще как-то, и указал на автобус, чтобы получить еще одно независимое подтверждение, что я не сошел с ума. Он оттолкнул меня и указал на большой экран в витрине «Кардулло деликатессен», на котором теперь было написано «РОК МЭННИНГ, ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К НАМ». Я схватил свой сотовый телефон и обнаружил там новое текстовое сообщение, во многом напоминающее те, которые видел везде. Я чуть не выбросил телефон.

Вместо этого я побежал к реке, пытаясь опередить слова. В последние несколько месяцев с того момента, как все оглохли, я видел экраны во все новых и новых местах, и теперь все они вдруг начали обращаться ко мне лично. Экраны компьютеров в витрине большого магазина, вывеска, обычно перечисляющая фирменные блюда «Монгольского буфета», даже маленький экран, который кто-то прикрепил к ошейнику своего ретривера, чтобы дать вам знать, когда собака лает, – все они взывали ко мне.

Приблизившись к реке, я побежал по большому старому каменному мосту. В мутной речной воде плясали буквы, излучаемые откуда-то из глубины: «ПОЧЕМУ ВЫ БЕЖИТЕ? МЫ ДУМАЛИ, ЧТО ВАМ ПОНРАВИТСЯ».

Когда я перебрался на другую сторону моста, меня там ждал Рикки Апресян. Он был в костюме, вместо красной банданы в нагрудном кармане торчал красный носовой платок, но в остальном он был прежним Рикки из средней школы. Он держал в руках большой кусок бумаги.

«Успокойся, дружище. Нам просто нужна твоя помощь – в том же духе, что и раньше. Только на этот раз мы сделаем так, что все будет в порядке.

Как будто я мог забыть то время, когда меня шантажом пытались помочь команде Рикки сделать пропагандистский фильм – именно тогда я начал сходить с ума. По мере того как наши фильмы становились все более популярны, Салли все больше беспокоило, что ужасный ранний фильм, в котором я играл героическую красную бандану, может всплыть в сети и подорвать нашу репутацию. Но я был совершенно уверен, что он навсегда утрачен.

За спиной Рикки стояла парочка других типов в костюмах, которые также явно были какими-то начальниками среди красных бандан. Думая о том, чтобы спрыгнуть с моста, я не отрывал глаз от темного силуэта внизу. Река освободилась ото льда, но все равно казалась страшно холодной. Я снова посмотрел вниз, мысленно подбросил монету и прыгнул.

Лодка оказалась именно там, где я себе представлял. Она плыла вниз по течению от лодочной станции Гарварда, и я опустился на корму, не до конца опрокинув суденышко. Я выровнял его и нашел весла. Кто-то или забыл привязать лодку, или разбил цепь, которой она была привязана. Я вставил весла в уключины и начал грести. Раньше мне никогда не приходилось грести, но разве это так трудно?

Через полчаса усиленной гребли, когда я снова и снова двигался по кругу, а Рикки наблюдал за мной сверху, я стал думать, что, возможно, допустил ошибку. Я послал Салли СМС, что нахожусь на лодке и пытаюсь сбежать, но не знаю, как следует грести. Она набрала в Гугле греблю и сообщила, что мне нужно выпрямиться и одинаково грести обеими веслами, и что тогда я, возможно, перестану двигаться по кругу. Кроме того, надо двигаться по течению. Тем временем Рикки и его друзья отыскали большой, устрашающего вида крюк.

Я попытался выяснить, куда течет река. Прошло немало времени, прежде чем я обнаружил плывущий лист и сообразил, что должен двигаться туда же. Я попытался грести в том же направлении, но лодка продолжала крутиться и вертеться. Затем я увидел прямо перед собой скамейку, которая выглядела так, словно кто-то должен был сидеть на ней, глядя в другую сторону. Неужели моя проблема отчасти заключалась в том, что я сидел задом наперед? Я развернулся на сто восемьдесят градусов, но выронил одно из весел, и оно уплыло от меня, двигаясь гораздо быстрее моей лодки. В этот момент крюк зацепился за лодку, и через секунду я снова стал сухопутной крысой.

– Эй, Рок! – позвал Рикки (я мог с десятипроцентной точностью читать по губам). Он протянул мне руку, и я машинально взял ее.

Мы всей компанией отправились за бургерами в ближайшую забегаловку, которая пережила все несчастья, не изменив своим разгульным привычкам. Меня это восхищало. На каждом столе там даже стояли небольшие музыкальные автоматы, а виниловые скатерти в красную клетку были во многих местах прожжены, что говорило о том, что здесь можно курить. Рикки и курил – кто сказал бы ему, что этого делать нельзя?

«думаю это здорово что ты делаешь то же самое что и в школе», – было написано на экране его ноутбука. Он развернул его к себе и напечатал еще несколько слов, затем повернул обратно. Теперь там говорилось: «ты нашел дело которое на тебя работает и ты за него держишься. это здораво». Я кивнул. Если бы Рикки говорил, а не печатал, это, вероятно, звучало бы как комплимент. «знаешь ты мне всегда нравился», – добавил он. Двое других не пытались ничего сказать или хотя бы прочитать то, что печатал Рикки; они просто поедали свои бургеры и смотрели в окно на группы студентов, направлявшихся в Гарвард.

Я также не пытался поддерживать беседу, а просто читал то, что печатал Рикки. К своему бургеру он пока что не притронулся. Он рассказал мне, что делал карьеру после окончания школы, теперь же он работает на некоторых влиятельных людей в правительстве, и все теперь под контролем. Ты удивишься, сказал он, насколько сейчас все под контролем.

Я кивнул и слегка улыбнулся, чтобы показать, что понял, о чем он говорит, но на самом деле не думал, что был бы сильно удивлен.

Я подумал о весле, которое уплыло от меня, двигаясь вниз по реке к свободе так быстро, как только могло. Куда оно доплывет?

Рикки сказал, что я не должен бояться повторения того, что было в прошлый раз. С тех пор мы оба стали старше и опытнее, а он стал сообразительнее. Но дело в том, говорил он, что люди все еще испытывают шок – почти как малые дети. И им нужно помочь отвлечься. Сделка такова: он предоставляет нам ресурсы – ресурсы, которые мы не можем себе представить даже в самых дерзких мечтах. А взамен мы всего лишь должны дать положительный образ власти. Не нужно пережимать, изображая, например, что все носят банданы или военную форму, или еще что-то в этом роде. Просто время от времени мы должны видеть, что ополчение и армия заслуживают доверие, что руководство принимает близко к сердцу интересы каждого и т. д. По большей части мы будем иметь полную свободу действий.

Чтобы напечатать ответ на ноутбуке Рикки, мне пришлось встать и пойти помыть руки – я не хотел пачкать ему клавиатуру. После этого мне потребовалась целая минута, чтобы неловко напечатать: «салли не согласится она думает что ты убил ее бойфренда и сделал глупость».

Я развернул к нему экран, не успев как следует подумать над тем, что же я напечатал.

Глаза Рикки сузились. Он поднял на меня взгляд и на миг снова превратился в костолома – я уже было решил, что сейчас он бросится на меня и начнет душить. Но вместо этого он написал: «того робота?» Я кивнул. «там была ситуация. она сложная, виноваты многие».

Я очень старался, чтобы мое лицо оставалось непроницаемым, словно все это меня нисколько не волновало. Я покончил с гамбургером, поэтому медленно ел картофель фри, сдирая с него кожуру и выбирая находящееся внутри картофельное пюре. Все это пахло мясом.

«я тебе вот что скажу, просто не говори салли, что я тут задействован» – напечатал Рикки. «просто скажи ей что правительство хочет поддержать твою работу».

Мне было легко с этим согласиться, поскольку я знал, что для Салли мое лицо представляет собой гигантский смайлик, и она уже через считаные секунды узнает, что я скрываю.

Рикки не угрожал разломать нас на части, если мы не согласимся с его планом, но этого и не требовалось, и он лишь тонко намекнул насчет оплаты. Кроме того, он сказал, что мог бы дать мне пару уроков гребли.

Чтобы найти Салли, мне понадобилось два часа. Я чуть было не отправил ей СМС, но у меня сложилось нехорошее ощущение насчет собственного сотового телефона.

Она находилась в группе студентов-киношников Бостонского университета, сооружавших гигантский пандус, который выглядел так, словно они собирались закатить в сугроб почтовую карету. Увидев меня, она отвернулась, чтобы посмотреть, как ее товарищи собирают вместе доски. Я толкнул ее локтем, но она меня проигнорировала. Я вспомнил, как она что-то рассказывала о том фильме, который они собирались снимать – об одном парне, работавшем в почтовом отделении и обнаружившем потайную дверь, ведущую во внутреннюю почтовую систему Ада, и ему приходится доставить пачку писем демонам, прежде чем ему удалось выбраться. Чертовски заумно. В любом случае, ее раздражало то, что я неделями ее игнорировал, – вот теперь и не мог привлечь ее внимания.

В конце концов я просто написал на своем сотовом «рикки а» и помахал им перед ней, не нажимая клавишу «отправить». Она широко раскрыла глаза и собралась написать мне ответ, но я ее остановил. Я схватил блокнот и ручку, и написал для нее целый рассказ, включая надписи на Гарвард-сквер. Она долго качала головой, затем закусила губу. Она решила, что я преувеличиваю, но тут появился парень, который их видел, и все подтвердил.

– Мы такие ничтожные, – аккуратным курсивом написала она под моими каракулями. – С чего вдруг Рикки о нас вспомнил?

Я приписал внизу: 1. Он помнит нас по школе и хочет закрыть вопрос. 2. Мы ему нравимся, и он хочет нами владеть. 3. Он нас ненавидит и хочет уничтожить. 4. Эти ребята боятся утратить контроль и думают, что мы можем помочь.

Был холодный день, и я немного промок, пытаясь сбежать на гарвардской лодке, к тому же солнце уже заходило, так что я начал дрожать. Некоторые из студентов отошли чуть в сторонку – совсем как в Гарварде, и сейчас смотрели на закат, оставив недоделанной одну стену. Салли жестом велела своей банде отправить обратно на склад пандус, ведущий в адское почтовое отделение.

Мы сгрудились в задней части фургона с оборудованием, которым управлял Зепп Стилман, и направились к платной дороге – чем быстрее мы выберемся из города, тем лучше.

Проехав где-то с километр, мы наткнулись на первый КПП. Солдаты в больших закрытых шлемах стояли перед «хаммерами», перекрывавшими большую часть полос Сторроу-драйв[38] так, что между солдатами и вращающимися камерами на стойках было невозможно проскользнуть. Они проверяли всех въезжающих и выезжающих из города, а в ста метрах за ними стояла экзоскелетная штука – меха или как там ее называют, с бедрами размером с «Бьюик» и ступнями, напоминающими мусорные баки. Со своего места в задней части автофургона я не мог видеть его верхнюю часть, но представлял себе шарнирные локти и похожее на череп лицо. Люди, создавшие подобный механизм, не могли отказаться от соблазна сделать лицо, похожее на череп. Мой брат Холмен, кажется, управлял такой штукой в Центральной Азии или Центральной Евразии – в общем-то в чем-то центральном. Из-за большого нервного напряжения операторы подобных штуковин очень часто сходили с ума. Та, которая стояла перед нами, не двигалась, но была вполне функциональна, так как вокруг нее дрожала земля, а рядом виднелись свежие следы убийств – машины, которые еще дымились, тела каких-то несчастных.

Наш фургон как можно скорее свернул в переулок, и мы поехали назад к Бостонскому университету. К тому времени, как мы туда прибыли, Жанель обнаружила на форумах объявления о блокировании нескольких крупных городов. Это была операция по зачистке некоторых радикальных элементов, ставящих под угрозу непрочный порядок, – красные банданы в городах плюс армия снаружи.

Мы все еще находились в фургоне, припаркованном в переулке рядом с Даммер-стрит под гигантским дубом, ветви которого с одной стороны опустились почти до земли. Можно повесить на это дерево шину на цепях и качаться на ней под землей, где, вероятно, есть подземные бродяги. Подземные бродяги – это, наверно, бесподобно, особенно если у них есть свой собственный танец, который, как мне кажется, у них есть, поскольку чем еще там заниматься, когда все время сидишь в подземелье?

Я не знал, стоит ли выходить из фургона, ведь нас тогда могут заметить, но Салли проявила инициативу и вылезла, за ней последовала Жанель. Я выбрался за ними и встал в переулке, печально пожимая плечами, словно тряпичная кукла. Салли топала ногами и скрежетала зубами. Она попробовала объясниться со мной знаками, и я понял, что она хочет сказать, что мы в ловушке, – на любом выходе из города нас ждет то же самое. Я лишь взглянул на нее, ожидая, что она скажет, что нам теперь делать; она выглядела уставшей и расстроенной. Когда не можешь нормально говорить, приходится наблюдать за людьми, и, возможно, когда ты их не слышишь, то видишь людей более ясно.

Я пригляделся к Салли. Ее руки подергивались, что обычно означало, что она собирается что-то швырнуть. Шея была напряжена, что означало, что она собирается на кого-то накричать, словно теперь это возможно. Торчавшие во все стороны русые волосы представляли собой великолепный беспорядок, лицо было настолько взбешенным, что Салли пришлось покрутить головой, чтобы успокоиться. Язык она прикусила – так удобнее харкать кровью.

– армия снаружи + красные банданы внутри, – написала она на своем телефоне. – оккупация. городу конец. нам конец. мы в ловушке. – И она стерла это, не нажав кнопку «отправить».

– красные банданы + армия = возможность, – взяв у нее телефон, написал я.

Она лишь молча посмотрела на меня. Я даже толком не знал, что, собственно, имею в виду. В этой части разговора я обычно фантазировал о том, что нам нужно отправить сто человек бегать по улицам города в костюмах коалы, в то время как кто-то другой будет разбрасывать с дельтаплана шарики с галлюциногенной водой. Но так быстро фантазировать на пальцах я не умел.

Я сделал паузу и подумал о Рикки и других банданах, с которыми встречался, и о том, насколько они стремятся стать в чужих глазах героями, что даже просят людей вроде меня помочь их такими изобразить. Я подумал о Холмене и о том, как он свысока смотрел на гражданских до тех пор, пока не получил дырку в черепе. Я подумал о том, как Рикки и его ребята устроили катастрофу во время того мирного протеста, заставив копов решить, что протестующие в них стреляют, и стрелять в них в ответ. Я подумал о том, почему банданы не уходят из города, а армия в него не входит.

– думаю, у меня есть одна плохая идея, – написал я.

Всю мою жизнь вокруг существовало гигантское пустое пространство, огромная экзистенциальная пустота, которую нужно было чем-нибудь заполнить, и я никогда не понимал, что это хот-доги на колесах Оскара Мейера.

Со своим красным стенобитным тараном в форме хот-дога, окруженным пышной булочкой, он напоминал космический крейсер «Ямато»[39], сделанный из хлеба и свинины, хотя на самом деле был изготовлен из металла. Студент Массачусетского технологического института по имени Мэт, который снабдил машину мощным электродвигателем и колесами повышенной проходимости, просто хранил ее, пока не настанет удобный случай. А Жанель каким-то образом сумела убедить Мэта, что этот случай как раз настал.

Покрышки были безукоризненного цвета грязи, соответствующего нижней части рамы, которую Мэт спас со свалки в Берлингтоне. По обеим сторонам длинного обтекаемого корпуса из рамы выступали круглые красные кончики наподобие клоунского носа. Эта детка бороздила страну еще до моего рождения, олицетворяя чистую любовь «Боллпарк фрэнкс»[40] к людям с ослабленным зрением. Один ее вид вызывал у меня аппетит.

Столпившиеся вокруг нас миньоны Салли из числа студентов-киношников проверяли двигатели, шили парашюты, рисовали физиономии на бумерангах, надували секс-куклы, изготавливали пироги для разбрасывающей машины. Другими словами, выполняли обычную процедуру. Такого чувства, как сейчас, я никогда раньше не испытывал и даже не знал, как его определить. Отчасти возбуждение, отчасти сожаление, – но в целом ни то, ни другое. Он помещалось где-то внизу, там, где я всегда представлял, как позвоночник пожимает руки с толстой кишкой. В конце концов я понял – это был страх.

Раньше мне говорили о страхе, но я никогда до конца не верил, что он существует в реальной жизни. Я смотрел, как Зепп Стилман надувает надувную куклу, и во мне что-то дрожало. Я и раньше испытывал чувство вины и отвращения к себе, особенно после случая с Реджинальдом, но сейчас я испытывал беспокойство-страх. Зепп увидел, что я на него смотрю, и самодовольно кивнул. Я кивнул ему в ответ.

Салли вместе с Жанель сосредоточенно изучала большую дорожную карту, намечая маршрут бегства и выбирая, где мы должны встретиться, если сумеем выбраться из города. Приняв мою смутную идею, Салли превратила ее в развернутый план, по которому мы должны были выбраться на Конкордскую платную дорогу и направиться к Уолденскому пруду, где двести лет назад Генри Дэвид Торо построил забавную водную горку. А затем, возможно, направиться на запад. Найти тихое место (если можно так выразиться), и там переждать. Передав Жанель свой автоматический индикатор, Салли подошла ко мне.

– Почему ты передумал, – написала она в блокноте, – насчет этих трюков? Раньше ты собирался выйти из игры.

Я взял ручку и блокнот. Пожевал колпачок. И написал:

– Рикки не оставит нас в покое. Мы должны убраться из города, и это единственный выход. Плюс это совсем другое дело, чем просто сделать еще один необычный фильм. Если это сработает, мы, возможно, испортим красным банданам целый день. А может, и целую неделю. МЕСТЬ. – Последнее слово я трижды подчеркнул. Салли забрала у меня ручку и нарисовала вокруг него маленькие звездочки, сердечки, радужные арки и улыбающиеся лица, в результате получив самую разукрашенную «МЕСТЬ», какую вам только доводилось видеть.

Один из наших часовых зажег фонарик, Жанель кивнула, и мы с Салли втиснулись в маленькую комнату под полом, без света и почти без воздуха, где на нас вгромоздились все камеры и съемочное оборудование. Мы скрючились так, что ее колено упиралось в мое лицо, а моя левая нога – ей в бок. Через каждые несколько секунд пол над нами вздрагивал, словно там кто-то что-то передвигал. Салли тряслась и дергалась, поэтому я сжал ее сильнее. От недостатка света, воздуха и развлечений я начал сходить с ума, но когда я уже был готов выйти из себя, Жанель и Тор (Скотти?) откинули крышку и вытащили нас наверх.

Так вот. «Чудак с бейсбольного стадиона» была последним фильмом, который мы сделали, и, вероятно, одним из последних фильмов, которые вообще кто-то сделал. Это была смесь фантазии, реальности и импровизации, которую Зепп Стилман назвал очень привлекательной – мы полагались на то, что банданы и армия сыграют сами за себя, хотя я играл вымышленный персонаж, как и Жанель с Зеппом. Моим героем был Хорас Бертон, последний на земле бейсбольный фанат, сердце которого было разбито после закрытия Главной бейсбольной лиги, и который управлял этим гигантским хот-догом на колесах, чтобы разыскать величайших в мире бейсболистов и устроить нечто вроде финальной сцены из «Поля его мечты» с мясным обедом. Жанель играла бывшую распространительницу хот-догов, которая стала вегетарианкой, но все равно продолжала одеваться в костюм, изображающий хот-дог – только без мяса. А Зепп был кем-то вроде тренера. Мы сняли эпизод, в котором мы трое грузились в нашу хот-договую машину, сопровождаемый анимированной экспозицией с телешпаргалкой, и выложили его в Сеть с минимальным монтажом как приквел к самому фильму, который мы обещали разместить у себя в видеоблоге в режиме реального времени, когда это будет происходить.

К тому времени, когда мы были готовы покинуть город, то есть за час до рассвета, пролог «Чудака с бейсбольного стадиона» уже несколько часов как был загружен, и несколько тысяч человек снова и снова заходили в наш блог. Я проспал несколько часов, но Салли вообще не прилегла, а Жанель литрами поглощала ужасный кофе. Салли не собиралась садиться в хот-дог, она собиралась участвовать в съемках – как я надеялся – с безопасного расстояния, используя принадлежащие Мэту дистанционно управляемые дроны с камерой – я на этом настоял. Если даже из этого ничего не выйдет, но Салли окажется в каком-то безопасном месте, где сможет начать сначала, я буду считать это величайшей победой.

Когда мы выехали на середину улицу и довели хот-дог до максимальной скорости в восемьдесят километров в час, я взобрался на переднюю часть металлической булочки, чтобы поразмыслить над своими противоречиями с Хорасом Бертоном. В этом фильме целью Хораса было вывести свой хот-дог на широкую дорогу и вернуть утраченный дух бейсбола. Хорас не хотел никаких неприятностей – а я, наоборот, ставил своей целью только неприятности и, по правде говоря, не строил никаких планов на завтра.

Как мне это сыграть, чтобы сохранить добропорядочность Хораса и его невинную любовь к спорту? В сущности – размышлял я, взяв бейсбольный мяч и приготовившись метнуть его в бритую голову красной банданы, стоявшей на ближайшем углу перед закрытым цветочным магазином, – здесь можно использовать то, что в первую очередь привлекает людей к комическому герою, – его неудачливость. Этот новенький белый бейсбольный мяч украшен лозунгом о возвращении величайшей игры, так что история Хораса должна преподноситься как рекламная акция, и попасть ополченцу в голову он мог лишь по чистой случайности. Поэтому важно, чтобы не было заметно, что я целюсь. Но и промахнуться я не мог. Хорас – добрый человек, который всего лишь хочет доставить людям радость, но попадает в скверную ситуацию, и в тот момент, когда вы начинаете думать, что Хорас навлек это на себя из-за своей низости или агрессивности, в этот момент он перестанет вас привлекать.

Бейсбольный мяч угодил подростку в челюсть, как раз над аккуратно завязанным красным куском ткани, который казался слишком большим для его тощей шеи, подросток резко дернулся и сделал несколько выстрелов из своего «браунинга» модели Hi Performance, одновременно отправляя своим товарищам текстовые сообщения с просьбой о помощи.

Я постарался принять вид человека, искренне охваченного паникой, поскольку я не собирался будить тысячу спящих собак одним бейсбольным мячиком, и так резко развернулся на передней части хот-дога, что чуть не упал под колеса. Поскользнувшись, я уселся верхом на самый край хот-дога, затем немного сдвинулся назад, все еще пытаясь швырять рекламные бейсбольные мячики и излучать доброжелательность, и тут до меня впервые дошло, что, потратив столько времени на беспокойство по поводу того, что я могу кого-то случайно ранить, мне никогда не приходило в голову, что я когда-нибудь достигну того момента, когда соберусь причинить вред преднамеренно.

Наш хот-дог преследовали красные банданы на двух мотоциклах и гибридном дизель-электрическом джипе. Я не имел представления, стреляет ли в меня кто-нибудь, так как с того места, где я стоял на одной ноге, не было возможности видеть, как кто-то в меня целится, и не было возможности видеть, как пули во что-то попадают…

…до тех пор, пока одна пуля не попала мне в бедро как раз в тот момент, когда хот-дог, не снижая скорости, резко вильнул, и мы выпустили надувные куклы в импровизированной бейсбольной форме. Надувные куклы улетели назад, и я увидел, как одна из них попала в мотоциклиста в том месте, где красная бандана была подвернута под его круглый белый шлем; отпустив ручки управления, он начал кувыркаться, а я почувствовал, как кровь стекает у меня по штанам, словно пуля прошла мимо кости и попала в артерию, и я выругал себя за то, что забыл прихватить с собой гигантскую бутылку с кетчупом, чтобы поливать из нее народ, так как в роли фальшивой крови кетчуп смотрится забавнее всего; тут Рикки Артесян забрался на крышу третьей из пяти машин, которые теперь нас преследовали, и поднял большой телевизор с плоским экраном, на котором было написано «ТЫ СДЕЛАЛ СВОЙ ВЫБОР РОК ВРЕМЯ РАСПЛАЧИВАТЬСЯ». И еще одна пуля пронзила мой бок как раз в тот момент, когда хот-дог сделал еще один резкий поворот и мы исчезли в туннеле, оставшемся после заброшенного проекта расширения станции «Бэк бэй» линии Т.

Хот-дог остановился в темноте, наткнувшись на повалившиеся ржавые стальные балки, одна из наших изношенных покрышек лопнула, и вся машина покосилась на одну сторону, а наша группа поддержки принялась маскировать хот-до на колесах камнями и досками. Жанель вылезла из кабины и подошла ко мне, чтобы показать запись в Vumble[41] с безумным количеством пуль, которые мы только что получили, и циклически повторяющийся видеоматериал, где я швыряю бейсбольные мячики в красных бандан.

Заметив, что кровь течет из моей ноги и бока, Жанель попыталась меня уложить. Лишь тогда пришло сообщение от Салли, которая все еще руководила съемками из удаленной точки: «Они не заглотнули наживку». Банданы стояли по свою сторону линии и не пытались преследовать нас через армейские баррикады, как мы надеялись.

Я ускользнул от Жанель – что было нетрудно для такого скользкого типа, как я, даже сейчас, – и вскочил на велосипед Зеппа. До того как кто-нибудь успел попытаться меня остановить, я уже возвращался по аппарели тем путем, каким мы сюда пришли, мимо людей, пытавшихся закрыть и замаскировать вход в туннель, и выскочил из темноты на свет дня. Промчавшись достаточно близко от Рикки Артесяна, чтобы встретиться с ним взглядом и швырнуть свой последний бейсбольный мячик – уже полностью покрытый моей собственной кровью – в его костюм в тонкую полоску. А затем я развернулся и, пригнув голову, снова рванул по склону в направлении Сторроу-драйв, даже не оборачиваясь, чтобы проверить, следует ли кто-то за мною.

Мой телефон разрывался от сообщений, но я не обращал на него внимания. Я уже почти добрался до верхней точки, полный мыслей о Хорасе Бертоне и всех позабытых милых людях, которые были чересчур доверчивы. КПП представлял собой скопление бледных пятен, располагавшихся на уровне земли, и стаи мужчин и женщин с головами скорпионов, копошащихся вокруг величественной мехи и группы автомашин горчичного цвета. Я уже ничего не видел, концентрация внимания исчезла вместе со зрением, ноги соскальзывали с педалей, но я все равно продолжал на них нажимать до тех пор, пока не оказался достаточно близко, чтобы швырнуть последнее ограниченное издание рекламных бейсбольных мячей, отведя руку назад и сделав самый энергичный бросок в своей жизни.

Но тут у меня кончился завод. Я почти достиг бетонного барьера, когда Рикки и другие банданы преодолели подъем и выскочили на линию огня. Я не увидел, что произошло потом; прежде чем проползти остаток пути до своего укрытия и потерять сознание, я лишь ощутил запах дыма и пороха, да краем глаза заметил человека с чем-то красным на шее, который упал на четвереньки и пятился назад.

Когда ко мне вернулось сознание, я находился в концлагере, где чуть не умер – сначала от ран, потом от жесточайшей дизентерии, в которую трудно поверить. Я больше никогда не видел Салли, но видел наш последний фильм – видел всего лишь раз, он был записан на одном старом ноутбуке (эта дама по имени Шари записала смонтированный фильм на своем жестком диске перед тем, как Интернет накрылся медным тазом, и с тех пор люди копировали на флешки «Чудака с бейсбольного стадиона», когда имели доступ к электроэнергии).

Финальный эпизод «Чудака с бейсбольного стадиона» заключался в том, что солдаты и красные банданы дырявили друг друга пулями до тех пор, пока не перешли к рукопашной, и я должен сказать, что фильм начисто утратил линию повествования, связанную с Хорасом Бертоном, бейсболом или попытками возродить профессиональный спорт в Америке, не говоря уже о том, что комедийный эффект, который создавали все эти молотящие друг друга тела, был в лучшем случае минимальным.

Фильм заканчивался посвящением:

«Року Мэннингу. Человеку, который научил меня, что важно не то, что ты упал, а как приземлился. С любовью, Салли».