Хаос: отступление?

Джейк Керр начал писать в 2010 году, 15 лет отработав как музыкальный и радиожурналист и колумнист. Первый опубликованный рассказ «The Old Equations» появился в «Lightspeed» и в конце концов стал финалистом на премии «Небьюла» и Теодора Старджона. Публиковался в «Fireside Magazine», «Escape Pod» и в антологии юмористической фантастики «Unidentified Funny Objects». Выпускник Кеньон-колледжа, специалист по английскому и психологии, Керр учился у Урсулы Ле Гуин и перуанского драматурга Алонсо Алегрия. Живет в Далласе с женой и тремя дочерьми.

Серый рассвет

Дон Уиллис, сорока пяти лет, только что закончил загружать свою тележку для продуктов. Обойдя кассовые аппараты, он останавливается у входа. Загородив двери, там из-за банки детского питания дерутся мужчина и женщина. Мужчина ударяет женщину по лицу, хватает детское питание и проталкивает свою перегруженную тележку через двери, по направлению к автостоянке.

Масса тел устремляется вперед, при попытке преодолеть узкое место их перегруженные тележки со звоном сталкиваются между собой. К тому времени, когда Дон пробивается к дверям, женщина уже исчезла. Дон старается не поскользнуться в луже крови, которую она оставила за собой.

Десятилетний Донни Уиллис смотрит телевизионный сериал, уже давно забытый, о том, как богатые люди занимаются своими делами, и там как раз показывают яхту. Она выглядит просто величественно, с волнующими белыми парусами и разноцветными флажками, протянувшимися от рубки до носа. Донни подбирается поближе к телевизору, словно может прокрасться сквозь экран и оказаться на судне, расположенном между морем, солнцем и берегом.

– Вот такой дом я себе хочу, – говорит он своему папе, который подходит к нему, становится рядом на колени и улыбается. – Что тебе в нем нравится? – сжав плечо Донни, спрашивает он.

Донни рассказывает ему о развевающихся парусах, о голубой воде, одиночестве, золотом пляже и – что самое главное – о радости быть свободным под солнцем и небом и возможности плыть куда угодно.

– Это хорошая мечта, Донни. Не отказывайся от нее. Живи так, чтобы ее достичь, и ты никогда об этом не пожалеешь.

Этой ночью Донни видит во сне, как он просыпается перед рассветом, становится на палубу своей яхты и наблюдает за тем, как всходит солнце, крики чаек, плеск волн и хлопанье парусов – вот и вся его компания.

Уже слишком поздно. Пакеты с продуктами трясутся в руках Дона. Пожалуйста, не делай так, чтобы стало слишком поздно. Даже без официального подтверждения везде распространяются слухи о том, что на Северную Америку должен упасть астероид. Единственная надежда на бегство. Он спешит в комнату сына. У них совсем нет времени. Насколько отчаявшимися будут люди?

Он входит в комнату Зака. Сын играет в видеоигру, вид у него скучающий. – Прошу прощения, сынок. Ты знаешь, что происходит, и я боюсь, что у нас мало времени. Мы должны уложить вещи.

Зак бросает на него быстрый взгляд, но уделяет основное внимание своей видеоигре.

– Ты имеешь в виду астероид?

– Что еще за вопрос? – Дон подходит к нему, вырывает из рук сына контроллер виртуальной реальности и швыряет его на кровать. – Конечно, астероид. Нам надо перебраться в безопасное место. Мы отплываем сегодня вечером на «Южном кресте».

– Господи, папа! Ты же знаешь, как я ненавижу твою лодку.

Дон пристально смотрит на него.

– Что значит «ненавижу твою лодку»? Нам нужно убираться отсюда, Зак!

Сын пожимает плечами.

Закрыв глаза, Дон пытается взять под контроль свой страх и гнев.

– Зак, это не игра. У нас даже нет времени разыскать твою маму или моих родных в Остине. Нам нужно прямо сейчас перебраться в безопасное место.

– Конечно, папа. Мне все равно. – Зак тянется за своим контроллером ВР.

– Все равно? У тебя есть идея получше? – Чтобы осуществить свою мечту, он десять лет работал на две полные ставки, теперь эта мечта спасет им жизнь, а Зак говорит «все равно»?

Зак пожимает плечами.

– Я просто предположил, что мы умрем.

Гнев Дона угасает, когда он слышит в голосе сына небрежную обреченность.

– Зак, мы можем это сделать. Ты ведь это понимаешь, правда?

Болезненная пауза, затем Зак отвечает:

– Наверно.

– Подумай о будущем, Зак. – Дон садится рядом с сыном. – Мы можем выбраться, и можем выжить. – Зак кивает, но без особого энтузиазма. – Подумай о будущем, сын. Где ты хочешь быть? Что ты хочешь делать? Мы должны оставить все это, – Дон стучит по контроллеру, – позади. – Лицо сына все еще бесстрастно, лишено всяких эмоций. – Разве у тебя нет мечты?

– Не знаю. – Он небрежно пожимает плечами. – Наверно, жить.

Джонни шестнадцать лет, и он преодолевает страдания средней школы, цепляясь за свою мечту.

Яхта больше не находится у него под ногами; она стоит на якоре посреди залива, белая и величественная. Паруса свернуты, мачта и швартовы элегантны по своим очертаниям, их красота отличается от красоты развевающихся парусов. Небо – это синева, озаряемая солнцем, а само солнце настолько яркое, что Джонни не может оценить его размеры. Оно сияет высоко вверху, создавая фон, освещающий новые дополнения к его мечте: девушкам в бикини, завернутым с большие пляжные полотенца голубого, белого и желтого оттенка.

Только он и они. У них нет имен, но Дона это не волнует. Они обожают его яхту, его частный пляж – и его самого.

В своих мечтах он еще не встречается с девушкой, поэтому нынешние девушки – чистые абстракции, как солнце, пляж, море и сама яхта. Дон смотрит на нижнюю часть желтого бикини одной из девушек. Она подтянута вверх и демонстрирует ее задницу гораздо лучше, чем стринги, открывая то, что должно быть скрыто.

Донни знает, что его мечта когда-нибудь осуществится. Он просто знает это.

Дон никогда не видел на пристани для яхт столько людей. Он проходит мимо старых ржавых суденышек, находившихся на длительном хранении – теперь они вычищены и готовы к использованию. Судна побольше нагружены припасами. Везде кипит какая-то деятельность, вода кишит судами, выходящими в море.

Он останавливается и протягивает руку перед Заком. Какой-то незнакомец загружает парусную шлюпку Дона.

– Зак, вернись к грузовику и принеси мое ружье.

Зак кивает, опускает на землю вещмешок армейского образца и бежит назад по цементной дорожке.

Спустя минуту он возвращается и подает отцу винтовку калибра тридцать ноль-шесть.

– Я ее зарядил, – добавляет он.

– Оставайся здесь и следи за припасами, – говорит Дон.

– Что он делает?

– Он думает, что ворует нашу яхту.

Быстрым шагом направляясь к причалу, Дон проверяет патронник. Его никто не замечает, всеобщее внимание приковано к одной вещи – загрузиться и уйти. Какой-то мужчина перекладывает пластмассовые пакеты в заднюю часть лодки. Небольшая куча лежит на борту, куча побольше – на причале.

– Ладно, приятель, – говорит Дон. Мужчина поднимает на него глаза и видит, как Дон направляет винтовку прямо ему в грудь. – Просто брось то, что держишь, возьми оставшуюся часть пакетов и швырни их обратно на причал. – Мужчина выглядит испуганным, но не настолько отчаявшимся, чтобы сделать какую-нибудь глупость.

– Я просто нагружаю свой корабль! – Мужчина улыбается и бросает пакет на заднюю часть «Южного креста». – Я знаю, что ты, вероятно, беспокоишься и все такое, но нет нужды красть у человека корабль. – Мужчина тянется за другим пакетом, но останавливается, когда Дон делает к нему шаг.

В этот момент Дон понимает, что мир необратимо изменился. Здесь нет места для дебатов и проявления слабости. Он должен выбраться отсюда со своим сыном и здесь нет места для дискуссий, объяснений или переговоров. Незнакомец поднимает руки. Но прежде чем он успевает что-то сказать, Дон ударяет прикладом ему в лицо.

Тот отшатывается назад, прижимая руки к голове, между пальцами левой руки течет струйка крови. Он кричит, пронзительно и истерично:

– Ты козел! Это моя лодка! Я ее нашел! – Он замолкает и опускает руки. На левой стороне лба видна глубокая рана, но глаза ясные.

– Еще один шаг, и ты мертвец. – Дон снова нацеливает ружье в грудь мужчины. Тот стонет, но не двигается с места. – На борту кто-нибудь есть?

– Нет. Я жду свою семью. – Голос тихий и мрачный.

– Забирай свои вещи и уматывай.

– Брось, мужик! У меня же дети. Давай вместе сядем на эту лодку. Хозяина здесь нет.

– Я ее хозяин, – отвечает Дон, хотя это и не имеет значения. Мир изменился. Указывая стволом ружья в сторону корабля, он повторяет: – Забирай свои вещи.

Мужчина забирает свои сумки с корабля и бросает на причал. Кажется, в них одежда. Дон старается не думать, сколько человек у него в семье. Это не моя проблема.

Когда мужчина уходит, Дон и Зак заканчивают погрузку корабля. Дон собирался совершить еще одну поездку за припасами, но в свете того, что сейчас произошло, он решает сразу направиться в открытое море после того, как они уложат то, что у них есть.

Яхта не очень велика, но комфортабельна, с единственной рубкой, способной вместить двух человек. Две большие мягкие скамьи могут служить койками, внизу в трюме находится кладовая.

Дон начинает раскладывать вещи – коробки с продуктами, бутылки с водой и сумки с недавно купленными припасами. Открыв деревянный люк, ведущий в кладовую под палубой, он берет пластмассовый контейнер, где хранится много обезболивающих средств, антацидов, бинтов и опреснительный комплект – все это еще находится в пакетах для продуктов. Сделав шаг, он слышит на берегу какой-то крик.

Опустив ящик, Дон хватает ружье, прислоненное к дверной раме, и выскакивает наружу. Зак стоит с поднятыми руками. Двое мужчин смотрят на Зака, один нацелил на него пистолет.

– Просто уматывай отсюда, детка. Мы не собираемся тебе вредить. – Мужчина кивком указывает на ведущую к автостоянке цементную дорожку. – Просто уходи. – Оба выглядят как обычные мужчины среднего возраста – джинсы, теннисные туфли, футболки, один в очках, другой лысый. Из ряда выпадает только пистолет.

Дон поднимает ружье к плечу и прицеливается в мужчину с пистолетом. Он ниже, на нем что-то вроде хирургического халата. В другое время он мог бы просто проверять свою лодку по дороге в больницу, но сегодня он выглядит так же, как все, выглядит отчаявшимся. И направляет пистолет на его сына.

Мир изменился. Теперь никаких вариантов. Никаких переговоров. Никаких обсуждений.

Солнце стоит высоко в небе. Море спокойно. Корабль едва двигается. Дон нажимает на спусковой крючок. Остаются только изображение и звук. Брызги крови. Крик. Зак, спотыкаясь, направляется к кораблю. Освобождает тросы. Кричит. Забирает ружье у Дона и твердой рукой направляет его на толпу, собравшуюся на причале. Хлопанье канатов и парусов. Все небо заполнено белизной. Корабль устремляется в глубь залива, заполненного пеной, хаотическим движением парусов и судов, избегающих столкновений лишь потому, что все они направляются в одну сторону – в открытое море.

Дон учится на третьем курсе, и безымянные девушки в его мечтах сменяются одной-единственной – одноклассницей по имени Кико. Она кружится по палубе в черном бикини под плавную музыку латиноамериканского джаза, ее руки витают над головой и устремляются к солнцу. Дон следит за ней, держа в руке пиво. Небо голубое с полосками белых облаков.

Девушка исчезает из мечтаний Дона, сменяясь какой-то другой, но все остальное не меняется: яхта, открытое море, солнце и мелодичные звуки гитарных струн в такт хлопающим парусам и мягкому покачиванию судна.

– Боже мой, папа! Неужели мы должны опять слушать джаз?

Музыка отвлекает Зака, который смотрит на свой телефон. В данный момент Дон только рад тому, что его сын раздражен. Перед тем как корабль вышел из радиуса действия сотовой связи, Зак звонил своей подружке, и когда ее голос угас, он по-прежнему смотрит на экран.

– Он мне нравится. – Дон подталкивает сына локтем, надеясь отвлечь его внимание от мертвеца, лежащего на причале в луже собственной крови, от последних слов подружки и от той неопределенности, которая ждет их в будущем и которую они еще даже не начали осознавать. – Кстати, я только что поставил его на повтор.

– Эх! Напоминает что-то средневековое.

Дон улыбается и думает о танцах босиком на сверкающей палубе. Он смотрит на Зака, который, сжав губы, смотрит куда-то в пространство, с руки его свисает телефон.

– Ты прав. Будем слушать твою музыку. Что ты хочешь послушать?

Повернувшись к нему, Зак качает головой.

– Я просто шучу, папа. Ты же знаешь, я равнодушен к музыке.

«Есть ли такая вещь, к которой он неравнодушен?» – думает Дон. Зак проявлял апатию даже тогда, когда находился дома со своей подружкой, в окружении друзей. Здесь, на судне, стало, кажется еще хуже.

– Возможно, нам стоит поставить сальсу или что-нибудь вроде этого, – говорит Дон. – Я вот подумал, что мы можем в конце концов пристать в Рио. И ты сможешь там танцевать с бразильскими девушками. – Он улыбается, надеясь, что улыбка не кажется вымученной.

Зак смотрит на свой телефон, затем качает головой. – Ставь что тебе нравится, папа.

– Ну, если сальса тебе не по душе, чем ты хотел бы заняться, когда мы вернемся к цивилизации? Где бы ты хотел жить? Ну и все такое. – Когда Зак не отвечает, Дон добавляет: – О будущем стоит подумать.

– Я подумаю о нем, когда оно у меня будет, – Зак отворачивается и смотрит на горизонт, солнце по-прежнему яркое, небо голубое.

Они находятся в южной части Саргассова моря и приближаются к Барбадосу, стараясь найти хорошее место для рыбной ловли. Проблема в том, что после столкновения с астероидом южноамериканские страны выставили вооруженную до зубов береговую охрану, чтобы не пропускать беженцев, не имеющих документов. Охране было приказано стрелять на поражение, и единственное, что спасало Дона, – то, что патрульные суда были относительно маленькими и оставались возле побережья. По ним с Заком открывали огонь несколько раз, и каждый раз, когда Дон возвращался в открытое море, погоня быстро прекращалась.

Зак хватает бинокль, лежащий на полке под приборной доской, и подносит его к глазам, настраивая пальцем на фокус.

– У нас неприятности.

Дон забирает у сына бинокль и смотрит на горизонт. Там быстро приближается небольшое судно.

– Черт! – Ему не нужно долго всматриваться, чтобы понять, что это быстроходный катер. Богатые детки на скоростных судах – вот что самое неприятное. Хорошо вооруженные, они не столько охраняют побережье, сколько охотятся за американцами. – Что они делают так далеко от берега? – бормочет Дон, передавая бинокль Заку, и меняет курс, чтобы двигаться прямо на восток и далее в открытый океан.

– Это быстроходный катер, – замечает Зак, разглядывая его в бинокль. – На борту два или три человека. Точно сказать трудно, их слишком сильно бросает по волнам.

Дон кивает.

– Возьми риф. Мы не сможем от них убежать, поэтому надо их напугать.

– Почему бы тогда мне не взять круто к ветру и направиться на восток?

– Нет. Мы не сможем от них убежать. Просто держи курс.

Зак хлопает себя по бедру.

– Если мы добьемся успеха, они могут просто уйти. Если же мы будем здесь болтаться, то станем легкой добычей! – И, прежде чем Дон успевает ответить, добавляет: – Подожди, ты же не думаешь, что я не справлюсь?

Дон встает, сделав паузу, прежде чем ответить. Он неделями дожидался, когда сын начнет на что-то надеяться, и вот дождался – пусть даже надежда проявляется в форме отчаяния. Он берет Зака за руку.

– Послушай! Я знаю, что ты можешь управлять этой лодкой, но мне нужно, чтобы все выглядело так, что мы их не боимся. Поэтому просто держи курс. Если это не сработает – что ж, тогда ты поведешь нас на восток.

Поджав губы, Зак кивает. Дон хватает ружье и направляется на корму.

Дует сильный ветер, море волнуется, но вскоре судно плавает в относительном спокойствии. Зак хорошо справляется с парусом. Опершись на транец, Дон поднимает ружье; как он надеется, богатые детки не ожидают, что они вооружены.

Яхта взбирается на гребень волны, отсюда видно, что преследующий их катер находится гораздо ближе, чем он ожидал. «Черт, как они быстро идут!» За стеклянным ветровым стеклом сидят трое молодых людей. Судно переваливает через гребень, и Дону кажется, будто у двоих он заметил оружие.

Обмотав ремень вокруг руки, Дон поднимает ружье и дожидается момента, когда можно будет получше прицелиться. Он хорошо умеет обращаться с ружьем, в свое время он почти каждое лето охотился с дедушкой в Южном Техасе. Он вполне уверен, что успеет снять по меньшей мере одного, прежде чем они поймут, что парусник представляет угрозу.

Судно снова поднимается на гребень, и он может выстрелить. Молодые люди находятся достаточно близко друг от друга, так что можно попасть в одного из них, даже если он возьмет чуть левее или правее.

Внезапно его осеняет, и Дон стреляет вправо от всех троих, разбивая ветровое стекло, но ни в кого не попадая. Попасть в широкое ветровое стекло не просто легче – он надеется, что куски стекла на их физиономиях после выстрела вооруженного противника напугают их, не вызвав желания отомстить, как могло бы случиться, если бы он кого-то убил.

Дон роняет взгляд на ствол, довольный тем, что некогда получил значок «Меткий стрелок». Затем он смотрит на катер. Еще секунда, и дело сделано. Судно берет право руля и уходит.

Поднявшись, Дон вешает ружье на плечо и кричит в рубку:

– Пора идти в бейдевинд, Зак!

Когда он спускается в рубку, Зак спрашивает:

– Ты кого-то подстрелил? Они сбросили ход и ушли восвояси.

Тяжело опустившись на мягкую скамью, Дон испускает глубокий вздох и смотрит, как сын управляет судном.

– Не сбавляй ход. Ты все делаешь правильно. Нам нужно выбираться отсюда.

Зак смотрит на него через плечо.

– Так ты кого-то убил? – Голос его дрожит, и Дон боится, что это от возбуждения.

– Нет, – говорит он. – Хватит уже смертей.

Дону тридцать пять лет. В его мечтах уже не танцуют одетые в бикини женщины. К этому времени он уже женился на Марии и развелся с ней. Он не знает, что именно пошло не так, но это не имеет значения – в его мечтах нет места нестабильным отношениям.

Загорелые тела на пляже он променял на мягкое покачивание «Южного креста», стоящего на якоре в девственном заливе, где судно почти со всех сторон окружает белый песок. Вода настолько чиста, что можно видеть скользящих по дну скатов.

С возрастом к нему приходит спокойная стабильность. То, что следует дальше, уже не меняется: он рано встает и, сидя на носу судна, смотрит, как, постепенно бледнея, с неба медленно исчезает Млечный Путь. В отдалении медленно восходит солнце, накрывая гребни крошечных волн ковром сверкающих алмазов. Его сын находится рядом, он спит внизу.

Дон закрывает глаза, вдыхает запах соленой воды и слушает музыку джаза, сливающуюся с криком чаек, хлопаньем парусов и плеском волн.

Млечный Путь исчез, похороненный под пеленой серого пепла. Тем не менее Дон каждое утро проводит на палубе «Южного Креста», надеясь застать восход. Он смотрит на часы. Уже тридцать минут как рассвело, и горизонт теперь темно-серый, а не угольно-черный. Он прищуривается, но солнца нигде нет. Единственная разница между днем и ночью заключается в оттенках угнетающего серого цвета, господствующего от горизонта до горизонта. Судно окружают куски черного стекла, разгневанное море уже не первый месяц не хочет успокоиться или стать голубым. Правой рукой Дон потирает лицо, затем встает, стараясь без содрогания смотреть на пляшущие волны, и направляется вниз, чтобы разбудить Зака. Еще один день. Не светлее, не яснее, не лучше предыдущего.

Первый шторм пришел в момент падения астероида – словно Земля содрогнулась от боли. Когда подул ветер и море разбушевалось, Дон решил, что яхта сейчас разлетится на куски. Судно швыряло вверх, вниз и в стороны, но через несколько часов море успокоилось, и они с Заком принялись подсчитывать ущерб и залечивать свои ушибы и царапины.

Из разбитых окон сильно дуло, но они закрыли их кусками фанеры, выдранными из облицовки днища, а кливер[43] Дон починил без особого труда. Самой большой потерей стал бассейн для сбора дождевой воды, который оторвался и улетел в море. Его заменили одним из пластмассовых контейнеров.

К следующим штормам они подготовились получше, но из каждого оба выходят со ссадинами и синяками, а судно все больше повреждается. Самое скверное, что Дон вывихнул при этом плечо. Он изо всех сил старается не испугать Зака, но часами страдает от жесточайшей боли после того, как сорвавшийся трос выбил его руку из сустава, причем при каждом ударе волны вывихнутая рука трется об окружающие кости.

Когда море успокаивается, Зак начинает распоряжаться с такой целеустремленностью, которую Дон раньше наблюдал только изредка, в промежутках между долгими периодами депрессии и затишья. Он ставит ногу на ребра Дона и сильно тянет отцовскую руку. Дон кричит, затем раздается громкий щелчок и наступает тишина.

Дон потратил столько энергии, настраивая Зака на позитивный лад, что его собственная жестокая депрессия, понемногу проникая в его сознание, наваливается и поражает его, когда они сталкиваются с еще одним штормом.

Время для этого вряд ли могло бы оказаться более неудачным. Они с Заком сильно ослабели от недостатка питания. В поисках рыбы они снова отдрейфовали на юг, но океанская вода была пропитана вездесущей грязью и пеплом, падающим с неба, – отвратительным черным снегом, который все отравляет.

Как считает Дон, рыба в конце концов поняла, что возле поверхности нет ничего ценного. Возможно, настало время, чтобы попытаться высадиться на берег. Ведь правительства Бразилии или Гайаны не завернут их обратно через столько времени после столкновения? Но сначала нужно пережить шторм.

А пока он в самом разгаре – шторм или даже полномасштабный ураган. Дон пытается управлять судном вручную, но быстро отказывается от этой идеи, так как волны и порывы ветра набрасываются на судно со всех сторон. На него натыкается Зак, и Дон с изумлением видит, что в глазах сына нет страха. Взгляд у него мрачный, но это от решимости, а не от страха.

Они хватаются за все, что можно, единственной задачей является не сломать себе кости, когда их швыряет по всей рубке. Судно почти ложится на бок, когда крутая волна поднимает его в воздух.

Дон задерживает дыхание, надеясь, что судно не развалится надвое. Когда оно поворачивается в обратном направлении, он снова падает на скамью. Дон делает выдох, и корабль врезается в еще одну волну, отбрасывая Зака и Дона на другую сторону рубки.

Раздается громкий треск, и Дон оборачивается к Заку, ожидая увидеть сломанную конечность или изувеченное тело. Но с Заком на вид все в порядке. Набрав побольше воздуха, Дон кричит:

– Ты слышишь? – Он думает, что сломалась мачта.

Но, прежде чем он успевает вымолвить хоть слово, его грудь пронзает жгучая боль. Она настолько сильна, что Дон почти утрачивает зрение, цепляясь за все, чтобы удержаться в рубке. Его хватает за руку чья-то рука. Она сильная и держит его так, что не дает оторваться.

Судно накреняется, и Дон падает на что-то твердое. Он кричит, затем все вокруг темнеет.

Свое сорокалетие Дон празднует один, но не в одиночестве. Млечный Путь постепенно меркнет, и в отдалении восходит солнце, Дон видит, как из океана выпрыгивают дельфины, с первобытным энтузиазмом приветствуя наступающий день. Залив красив как всегда, но на этот раз здесь есть и другие суда, а на песчаном пляже нежатся люди. Купаясь в лучах солнца, Дон держит в руке ледяной стакан лимонада. Звуки латиноамериканского джаза сливаются со звонкими голосами, хлопающими флагами и звоном льдинок в его стакане. Дон прижимает к лицу холодное стекло, по щеке стекают струйки конденсата.

Дон приходит в себя не от боли, а от холода. Он дрожит и открывает глаза. Рядом находится Зак, его лицо в тени, слева от него на ящике стоит керосиновая лампа, наполняя светом тесное помещение.

– Папа, ты в порядке?

– У меня все хорошо, – еле слышным голосом отвечает Дон. Он осматривается по сторонам. Они находятся в трюме. Здесь тесно, но вполне уютно. Дон лежит под одеялом в окружении подушек. Паруса и важнейшие запчасти сдвинуты в сторону, освобождая ему место. Он пытается опереться на локоть, но грудь снова пронзает сильная боль. Стиснув зубы, он испускает стон.

– У тебя сломано несколько ребер. Я перенес тебя сюда на тот случай, если придет новый шторм, – говорит Зак, осторожно подталкивая Дона обратно на одеяла. – Шторм закончился вскоре после того, как ты отключился.

Хотя его лицо находится в тени, Дон может сказать, что сын гордится собой. Игнорируя боль, он сжимает ему руку.

– Это хорошо, Зак. Ты здорово с этим справился.

– Жаль, что здесь холодно. – Немного помолчав, Зак продолжает: – Я истратил все наши нагревательные пакеты. Я о тебе беспокоился. – Он говорил как отец, сообщающий дурные новости, а не как сын, беспокоящийся о том, не совершил ли он ошибку.

Из-за того что солнце закрыли облака пыли и пепла, температура упала даже в Карибском бассейне. Нередко выпадает снег, ночные заморозки стали нормой. Но все же есть разница между опасным холодом и неприятным холодом.

Дон чувствует, что одеяла достаточно теплые, и понимает, что Зак не зря потратил нагревательные пакеты.

– Спасибо, Зак. – И хотя лицо Зака все еще находится в тени, это не может скрыть его улыбки.

Несколько дней Дон провел под палубой. Из-за темноты здесь кажется холоднее. Угнетающая беспомощность охватывает его, когда он слышит, как Зак ходит по палубе у него над головой. Он закрывает глаза, пытаясь представить себе залив, восход солнца и свою яхту. Перед глазами мелькают какие-то обрывки, но он не может их уловить – это все равно что вытаскивать ручку из-под дивана, когда она откатывается дальше каждый раз, когда до нее дотянешься. Он напрягается, чтобы встать, но его тут же переполняют боль и отчаяние. Он думает о своем сыне. О нехватке еды. О своей травме. О холоде. О шторме.

– Зак! – кричит он, игнорируя боль в груди.

Сын протискивается через люк. – Что такое, папа?

– Сколько сейчас времени?

– Шесть часов.

– А когда рассвет?

– В семь с чем-то.

– Помоги мне встать.

Сын возражает, но Дон совершенно четко представляет, что ему сейчас обязательно нужно увидеть рассвет. Если он сможет хотя бы увидеть, как солнце поднимается над волнами, то сможет смотреть вперед, зная, что не все потеряно.

– Мы ведь уже пробовали, папа. Нужно подождать, пока ребро еще немного подживет. Тебе слишком больно.

– Помоги мне встать!

– Папа, мы вчера уже пробовали.

– …и позавчера. Я знаю. – Голос Дона звучит напряженно. – А теперь помоги мне встать.

Сын медлит, качает головой и просовывает руку ему под спину. Он осторожно его поднимает, и Дон кряхтит, на глаза его навертываются слезы. Зак осторожно опускает его на одеяла.

– Нет! Мне нужно отсюда выбраться.

– Хорошо. Не беспокойся. Выберешься. – Зак сжимает ему плечо. – Рыба вернулась, папа. Шторм заставил ее активизироваться. У нас все будет хорошо. Не беспокойся. Я об этом позабочусь. Ты пока отдохни. – Зак поворачивается и поднимается вверх по трапу.

Тусклый свет, пробивающийся из квадратного люка, не слишком разгоняет угнетающую темноту. Это не только его настоящее. Это его будущее.

– Зак! – снова кричит Дон, и в его голосе звучит отчаяние.

Сын снова поспешно спускается.

– У тебя все в порядке?

Дон отвечает не сразу. Он знает ответ. Его мечта умерла. Больше не будет восходов. Яхта черна от пепла и грязи. Океан больше никогда не будет синим.

– Угу. Все прекрасно. – Он пытается скрыть горечь, звучащую в его голосе. И шепотом добавляет: – Мы справимся.

– Я знаю, папа.

Дон не знает, что ответить, – ведь он как раз не думает, что они справятся. Но прежде чем он успевает хоть что-то сказать, Дон добавляет:

– Очень скоро мы пристанем к берегу.

Этого Дон ожидал меньше всего.

– Подожди… – Он собирается с мыслями, готовясь возразить или, по крайней мере, понять, откуда взялась эта мысль. Но прежде чем Дон успевает что-нибудь сказать, Зак его прерывает.

– Тот шторм, папа, нас чуть не утопил. Я шесть часов вручную откачивал воду. Пришлось затыкать забортный клапан. Мы едва не потеряли судно. Но… – Зак на миг замолкает. В его голосе звучит не страх, а спокойная уверенность, – ветры разогнали облака – и пепел больше не падает. А море… рыба вернулась.

– Это хорошо, сынок, но…

– Нет, папа, это важно. – Зак поднимает глаза, взгляд у него напряженный. Он не слушает Дона. Это уже не мальчик, который больше интересуется играми в виртуальной реальности, чем спасением от астероида. – Я хочу помочь все восстановить, – отрывисто говорит он. – Я хочу помочь другим снова встать на ноги. Мне неважно, где. Мне неважно как. Я просто хочу, чтобы все снова пришло в норму. – Зак переводит дух и вздыхает. – Я сумасшедший?

Дон делает глубокий вдох, хотя боль пронзает ему бок. Он знает, что нужно сказать. Он много раз проговаривал это про себя, но до сих пор не имел возможности сказать вслух.

– Ты прав, сынок. Это важно. – Дон отворачивается от сына и твердо говорит: – Это хорошая мечта. Не отказывайся от нее.

Зак говорит Дону, что прокладывает курс к Сан-Луису. Дон до сих пор толком не может двигаться. Он боится, что повредил спину или внутренние органы. Но снова опасения он оставляет при себе, тогда как Зак излагает ему различные планы возрождения. Дон слушает внимательно, время от времени вставляя свои комментарии, но это не его мечта, и Дон понимает, как важно не загораживать путь.

– Папа, ты сможешь подняться на палубу? – спрашивает Зак на следующее утро.

У Дона перехватывает дыхание – словно внезапный луч света пронзает мрачную тьму реальности. Он чувствует себя лучше, но боится встретить еще один мертвый восход. Он живет мечтой сына. Его собственная мечта умерла.

– Пока слишком больно. – Зак кивает и поднимается на палубу.

Через три дня он перестает спрашивать.

Дон теряет счет времени. Через несколько дней (он точно не знает через сколько), Зак спускается вниз и садится рядом с отцом.

– Я знаю, что что-то не так, папа.

– Все так. – Дон старается, чтобы его голос звучал небрежно.

– Тогда почему ты не поднимаешься на палубу?

– Просто мне там нечего делать.

– А я думаю, есть.

– Да нет же. Я ведь уже говорил. Все в порядке. Просто я выздоравливаю. Никаких особых проблем.

– Папа! – Зак пристально смотрит на Зака. – Есть причина, по которой тебе нужно быть наверху. – Дон собирается снова возразить, но Зак встает и тянется к его руке. – Через десять минут восход солнца.

Он берет отца за руку. Дон колеблется, но понимает, что сопротивляться глупо. Этот новый образ сына – он полон решимости и надежды. Его сын нашел свою мечту. И неважно, что его собственная мечта умерла. Он должен поддержать своего сына, пусть даже это доставляет ему боль. Разве не так должен поступать хороший отец?

Зак обхватывает его рукой, поднимает и помогает Дону подняться по ступенькам. «Когда же он успел так вырасти?» – думает Дон.

– Мы обращены на запад, – говорит Зак, – так что просто сиди на корме и наблюдай. Ты справишься.

Дон сосредоточенно смотрит себе под ноги и, не поднимая глаз, медленно идет к скамье рулевого на корме судна. Ему не очень больно, но Дон знает, что дело не в боли – вовсе не она держала его внутри. Зак помогает ему сесть, Дон закрывает глаза и делает несколько вдохов. «Все только ради Зака», – думает он.

Дон открывает глаза и хватается за борт яхты, чтобы удержать равновесие.

На черном небе видны белые точки, некоторые из них сверкают. Он оглядывается по сторонам. Серых облаков пыли больше нет. Дон смотрит на сына:

– Где мы?

– Северное экваториальное течение теперь движется на юг, папа. Оно уже провело нас вокруг восточной оконечности Южной Америки. Разве ты не заметил, что стало теплее? – Зак широко улыбается.

– Нет, – отвечает Дон, не думая о том, что говорит, все его внимание сосредоточено на светлеющем небе. Вода начинает пузыриться, когда над горизонтом появляется желтое сияние. Сердце бьется чаще.

Зак хватает его за руку.

– Пока не поздно, смотри вон туда! – Зак указывает куда-то высоко в небо. Дон смотрит туда и видит группу сверкающих звезд. – Это Южный Крест!

Когда Дон смотрит на это созвездие, у него вырывается рыдание. Обернувшись, он видит в отдалении восходящее солнце. Океан сейчас темно-синий, не черный и не пепельно-серый.

Дон смотрит на Зака. Его сын сияет – его мечта о возрождении уже начала сбываться.

Дон сидит на пляже, в старом кресле, древесина у него покоробилась, а краска облетела. Тем не менее оно до сих пор удобное и прочное. Это хорошее кресло. «Южный Крест» стоит у причала, в стеклянных окнах рубки отражается свет солнца. Яхту нужно заново покрасить, но Зак и без того приложил огромные усилия для того, чтобы привести ее в приличный вид. Сейчас он сидит возле кромки прибоя вместе с Инес, они вдвоем слушают музыку из одной пары наушников и пританцовывают в такт какой-то песне, которую Дон не может слышать. Он сомневается, что это джаз.

Но это не страшно. Это же не его мечта.