Хаос: отступление?

Кен Лю – автор и переводчик, а также юрист и программист. Его произведения появлялись в таких журналах, как «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Asimov’s», «Analog», «Clarkesworld» и т. д., а также публиковались в престижных антологиях «Year’s Best SF», «The Best Science Fiction» и «Fantasy of the Year». Обладатель премий «Хьюго», «Небьюла» и «World Fantasy Award». Живет с семьей возле Бостона.

Боги умерли не напрасно

Например, я могу сейчас доказать, что существуют две человеческие руки. Как? Мне нужно поднять обе свои руки и сказать, сделав любой жест правой рукой: «Вот одна рука, – и добавить, сделав любой жест левой: – А вот вторая».

Дж. Э. Мур[44]. Доказательство внешнего мира, 1939

Рожденная в облаке, она была загадкой.

Мэдди впервые познакомилась со своей сестрой в окне чата, после того как умер ее отец – одно из загруженных сознаний в новую эпоху богов.

<Мэдди> Кто ты?

<Неизвестный идентификатор> Твоя сестра. Твоя рожденная в облаке сестра.

<Неизвестный идентификатор> Ты ужасно молчаливая.

<Неизвестный идентификатор> Ты еще здесь?

<Мэдди> Я… я не знаю, что сказать. Надо многое обдумать. Может, начнем с имени?

<Неизвестный идентификатор> ¯\_()_/¯

<Мэдди> У тебя нет имени?

<Неизвестный идентификатор> Раньше оно мне не требовалось. Мы с папой просто делились мыслями.

<Мэдди> Я не знаю, как это делается.

<Неизвестный идентификатор>

Вот почему Мэдди стала называть свою сестру «Мист[45]» – из-за опоры подвесного моста, возможно, моста Золотых ворот, скрытого за знаменитым сан-францисским смогом.

Мэдди хранила существование Мист в тайне от своей матери.

После всех войн, начатых загруженными сознаниями – некоторые из которых еще теплились – процесс возрождения шел медленно и был полон неопределенности. На других континентах умерли сотни миллионов людей, и хотя Америка была избавлена от самого худшего, в стране все еще царил хаос, поскольку инфраструктура была разрушена, а большие города захлестнул поток беженцев. Мать Мэдди, которая теперь стала советником городского правительства Бостона, очень много работала и все время валилась с ног от усталости.

Прежде всего нужно было подтвердить, что Мист говорит правду, поэтому Мэдди предложила ей раскрыться.

Для таких цифровых сущностей, как отец Мэдди, существовала наземная проверка – воспринимаемое человеком отображение инструкций и данных, адаптированное для различных процессоров объединенной глобальной сети. Отец Мэдди научил ее это читать, когда восстановил с ней связь после своей смерти и воскрешения. Это выглядело как код, написанный на каком-то языке программирования высокого уровня, изобилующий сложными циклами и каскадными условностями, замысловатыми лямбда-выражениями и рекурсивными определениями, состоящими из цепочек математических символов.

Мэдди назвала бы подобную вещь «исходным кодом», если бы не узнала от отца, что это неточное определение – Он и другие боги не были транслированы из исходного кода в исполняемый код, а были разработаны с помощью технологий искусственного интеллекта, которые воспроизводили работу нейронных сетей непосредственно на машинном языке. Воспринимаемое человеком отображение больше походило на карту реальности этого нового способа существования.

Мист без колебаний раскрыла свою карту Мэдди, когда та об этом попросила. «Не всю себя», – пояснила Мист. Она являлась распределенным существом, обширным и постоянно самоизменяющимся. Чтобы показать всю себя в коде карты, потребовалось бы столько пространства и столько времени, что Мэдди пришлось бы читать все это до конца вселенной. Вместо этого Мэдди показала ей некоторые ключевые моменты:

< > Вот раздел, который я унаследовала от нашего отца.

((лямбда (n1) ((лямбда (n2…

Просматривая список, Мэдди установила сложные логические пути, проследила шаблоны многочисленных замкнутых выражений и отброшенных удлинений, раскрыла контуры образа мышления, который был одновременно и странным, и знакомым. Это было все равно что смотреть на карту своего собственного сознания, но со странными ориентирами и дорогами, ведущими в неизведанную область.

В коде были эхосигналы ее отца – она это видела: необычный способ ассоциации слов с образами; тенденция видеть шаблоны, игнорирующие строгую рациональность; глубокое, неизменное доверие конкретной женщине и конкретному подростку из миллиардов живущих на планете.

Мэдди вспомнила о том, как мама рассказывала о связанных с ней вещах, отрицающих все теории воспитания и говоривших ей и папе, что Мэдди их ребенок так, что это выходило за пределы рационального знания – даже в шесть недель ее улыбка напоминала маме о папе; напоминала о том, как она с первого же раза возненавидела лапшу – совсем как мама; о том, как она успокаивалась, лишь только папа брал ее на руки, несмотря на то что в первые шесть месяцев ее жизни он был слишком занят межпроцедурной оптимизацией алгоритмов.

Но были и такие сегменты Мист, которые ее удивляли: то, что она располагала столь значительными знаниями о тенденциях на фондовом рынке; то, что она ощущала все тонкости патентов; то, как ее алгоритмы выбора решения казались адаптированными к методам ведения войны. Кое-что из кода карты напоминало Мэдди о кодах других богов, которые показывал ей папа, кое-что было совершенно новым.

У Мэдди было к Мист очень много вопросов. Как она появилась на свет? Как Афина, выйдя полностью сформировавшейся из головы отца? Или это было нечто вроде следующего поколения эволюционного алгоритма, с изменениями наследующего сведения от ее отца и других загруженных сознаний? Кто был ее другой родитель – или, может быть, родители? Какие истории любви, одиночества и привязанности связаны с ее существованием? Каково быть созданием, не существующим во плоти?

Но в одном Мэдди была уверена: Мист действительно дочь ее отца, как она и утверждала. Она ее сестра, пусть даже ее вряд ли можно назвать человеком.

<Мэдди> На что была похожа жизнь с папой в облаке?

Как и ее отец, Мист имела привычку переключаться на эмодзи[46], когда находила слова неадекватными. Из ее ответа Мэдди вынесла, что жизнь в облаке просто находится за пределами ее понимания и Мист не находит слов, чтобы адекватно это передать.

Поэтому Мэдди попыталась навести мост с другой стороны, рассказав о своей собственной жизни.

<Мэдди> У нас с бабушкой был сад в Пенсильвании. Мне удавалось выращивать хорошие помидоры.

< >

<Мэдди> Да. Это помидор.

< > Я много знаю о помидорах: ликопин, Кортес, паслен, Центральная Америка, кетчуп, помодоро, Никс против Хеддена[47], овощи, суп. Возможно, больше тебя.

< > Ты что-то молчишь.

<Мэдди> Не обращай внимания.

Другие попытки Мэдди рассказать о своей жизни обычно оканчивались примерно так же. Она говорила о том, как Бэзил виляет хвостом и лижет ее пальцы, когда она входит в квартиру, а Мист отвечала ей статьями о генетике собак. Мэдди начинала говорить о неприятностях в школе и конкурирующих группировках, а Мист демонстрировала ей страницы из теории игр и работы о психологии подростков.

В некоторой степени Мэдди могла это понять. В конце концов, Мист никогда не жила в ее мире и никогда не будет в нем жить. Ей были доступны лишь данные о мире, а не сам мир. Как Мист может понять, что Мэдди чувствует? Слова или даже эмодзи не способны передать ощущение реальности.

«Жизнь связана с воплощением», – думала Мэдди. Именно об этом они много раз говорили с папой. Узнавать мир с помощью чувств – совсем другое, нежели просто располагать о нем данными. Именно воспоминания о том времени, когда он сам находился в мире, сохранили отцу рассудок, когда он превратился в мозг в кувшине.

И как ни странно, именно в связи с этим Мэдди вдруг получила представление о том, как трудно Мист объяснить ей, что представляет из себя ее мир. Она попыталась вообразить, что значит никогда не ласкать щенка, никогда не пробовать помидор, наполненный июньским солнцем, никогда не чувствовать силу тяготения или радость от того, что тебя любят, но воображение ее подвело. Ей стало жаль Мист – призрак, который даже не может вспомнить о временах телесного существования.

Правда, была одна тема, которую Мэдди и Мист могли обсуждать вполне результативно. Речь шла о той задаче, которую поставил перед ними отец, – сделать так, что боги не вернулись.

Считалось, что все загруженные сознания – чье существование до сих пор не признавалось – умерли во время конфликта. Однако участки их кода, словно останки павших гигантов, были рассеяны по серверам всего мира. Мист говорила Мэдди, что загадочные сетевые сущности прочесывают сеть в поисках этих кусков. Кто они? Хакеры? Шпионы? Исследователи из корпораций? Оборонные подрядчики? Зачем им собирать эти остатки, если они не собираются воскресить богов?

Кроме этих тревожных новостей, Мист также присылала заголовки статей, которые могли заинтересовать Мэдди:

< > Сегодняшние заголовки:

• Японский премьер-министр уверяет обеспокоенных сограждан, что размещенные для возрождения новые роботы вполне безопасны

• Европейский Союз объявляет о закрытии границ; экономические мигранты из-за пределов Евросоюза нежелательны

• Сенат одобрил закон об ограничении миграции «чрезвычайными обстоятельствами»; большинство рабочих виз будет аннулировано

• Столкновения с полицией протестующих, которые требуют работы, в Нью-Йорке и Вашингтоне, округ Колумбия

• Развивающиеся страны настаивают, чтобы Совет Безопасности ООН принял резолюцию, осуждающую попытки развитых стран ограничить иммиграцию

• Предсказан коллапс экономики ведущих стран Азии, где обрабатывающая промышленность продолжает сокращаться из-за возвращения производства в Европу и США

• «Эверластинг, Инк[48].» отказывается сообщить цель создания нового центра обработки данных

< > Ты еще здесь?

< >??

< >?????????

<Мэдди> Успокойся! Мне нужно несколько секунд, чтобы прочитать эту кучу текста, которую ты мне перебросила.

< > Извини, я все еще недоучитываю, какие у тебя медленные циклы. Перебрось мне информацию, когда будешь готова.

Сознание Мист оперировало со скоростью электрических токов, колеблющихся миллиарды раз в секунду, а не медленных, аналоговых, электрохимических синапсов. Ее представление о времени должно быть настолько другим, настолько стремительным, что это немного пугало Мэдди.

Она стала ценить, каким терпеливым был с ней отец, когда стал призраком в машине. При каждом контакте между ним и Мэдди ему, вероятно, приходилось ждать ее ответа, как это должно было казаться, миллиарды лет, но он никогда не проявлял какого-либо раздражения.

«Возможно, поэтому он и создал другую дочь», – подумала Мэдди. Такую, что живет и думает так же, как он.

<Мэдди> Готова пообщаться с тобой, когда сможешь.

< > «Эверластинг» – та самая фирма, которая, как я проследила, перетаскивает фрагменты богов.

<Мэдди> Надеюсь, у них нет элементов папы?

< > Зря беспокоишься, сестра. Я позаботилась о том, чтобы похоронить элементы папы, как только он успокоился.

<Мэдди> Спасибо… Хорошо, если бы ты смогла выяснить, что они там планируют.

Основатель компании «Эверластинг, Инк.», Адам Эвер, был одним из ведущих специалистов по сингулярности. Он был другом папы, и Мэдди смутно помнила, как в детстве с ним встречалась. Эвер был ярым сторонником загрузки сознания – даже когда после кризиса на его исследования были наложены законодательные ограничения. Любопытство Мэдди было смешано со страхом.

< > Все не так просто. Я несколько раз пыталась пройти сквозь системную защиту «Эверластинг», но внутренние сети там полностью изолированы. Они там просто параноики – я потеряла несколько элементов, когда они обнаружили мое присутствие на внешних серверах.

Мэдди содрогнулась. Она вспомнила эпические битвы во тьме сети между ее отцом, Лоуэллом и Чандой. Фраза «потеряла несколько элементов» звучит вроде бы вполне безобидно, но Мист это, вероятно, ощущала как потерю конечностей и частей сознания.

<Мэдди> Ты должна быть осторожной.

< > Мне удалось скопировать те элементы богов, которые они забрали. Сейчас я дам тебе доступ к зашифрованной облачной ячейке. Просмотрев их, мы, пожалуй, сможем выявить, что делает «Эверластинг».

Сегодня вечером ужин готовила Мэдди. Мать присылала ей текстовые сообщения, что опаздывает – сначала на полчаса, потом на час, потом – «не знаю, на сколько». В конце концов Мэдди поужинала в одиночестве и провела остаток вечера, поглядывая на часы и беспокоясь.

– Извини, – сказала мама, появившись около полуночи. – Меня задержали.

Мэдди смотрела новости на ТВ.

– Протестующие?

Мама вздохнула.

– Да. У нас не так плохо, как в Нью-Йорке, но их было несколько сотен. Мне пришлось с ними разговаривать.

– Что их так беспокоит? Это не похоже на… – Мэдди осеклась. Ей не хотелось беспокоить мать, но та, вероятно, сегодня уже накричалась вдосталь.

– Это хорошие люди, – неопределенно сказала мама. И направилась к лестнице, даже не взглянув в сторону кухни. – Я очень устала. Наверно, я сразу же лягу.

Но Мэдди не хотелось просто так ее отпускать.

– У нас снова проблемы со снабжением? – Возрождение шло неровно, и товары все еще нормировались. Шла постоянная борьба с тем, что люди накапливали их запасы.

Мама остановилась.

– Нет. Поставки постепенно растут, хотя, может быть, слишком медленно.

– Не понимаю, – сказала Мэдди.

Мама присела на нижнюю ступеньку лестницы и похлопала рядом с собой. Мэдди подошла и тоже села.

– Помнишь, как во время кризиса, когда мы направлялись в Бостон, я рассказывала тебе о слоях технологии?

Мэдди кивнула. Ее мать, историк по специальности, тогда рассказала ей о том, как создавались сети, объединяющие людей. Тропинки переросли в караванные маршруты, которые развились в дороги, которые превратились в железнодорожные линии, которые обеспечили технические коридоры для оптоволоконных линий, которые переносили информацию, которая создала Интернет, который соединил мысли богов.

– История мира – это история процесса ускорения, роста эффективности и роста уязвимости. Если блокирована тропинка, ее можно просто обойти. Но если блокировано шоссе, придется подождать, пока доставят специализированную технику, чтобы его расчистить. Едва ли не каждый может сообразить, как отремонтировать дорогу, вымощенную булыжником, но лишь высококвалифицированные специалисты могут починить оптоволоконный кабель. У старых, неэффективных технологий гораздо больше запас прочности.

– Ты хочешь сказать, что надежнее придерживаться более простых технологий? – сказала Мэдди.

– Тем не менее наша история – это еще и история растущих потребностей, большего количества ртов, которые нужно прокормить, и большего количества рук, которые нужно чем-то занять.

Мама рассказала Мэдди, что во время кризиса Америке повезло: на ее землю обрушилось совсем немного бомб, а во время волнений погибло относительно немного людей. Но, поскольку по всей стране была парализована большая часть инфраструктуры, беженцы хлынули в большие города. Собственное население Бостона удвоилось по сравнению с тем, что было до кризиса. Такое огромное количество людей принесло с собой острейшие проблемы: проблемы питания, обеспечения одеждой, жильем, водопроводом и канализацией…

– По моему совету губернатор и мэр попытались опереться на распределенные, самоорганизующиеся группы граждан с низкотехнологичными методами снабжения, но мы не смогли заставить это работать из-за его слишком низкой эффективности. Заторы и перебои происходили слишком часто. Пришлось рассмотреть предложение «Сентильона» об автоматизации.

Мэдди подумала о том, как раздражали Мист ее «медленные циклы», и представила себе дороги, забитые грузовиками, движущимися бампер к бамперу со скоростью сто шестьдесят километров в час без водителей, которым нужен отдых, без дорожных пробок, вызванных человеческой непредсказуемостью, без аварий, возникающих из-за невнимательности и усталости. Она подумала о никогда не устающих роботах, нагружающих и разгружающих припасы, необходимые для того, чтобы накормить, одеть и обогреть миллионы людей. Она подумала о границах, патрулируемых машинами с точными алгоритмами, предназначенными для сохранения драгоценных запасов для людей с правильным акцентом, правильным цветом кожи, которым посчастливилось родиться в нужном месте и в нужное время.

– Все большие города делают то же самое, – сказала мама, и в ее голосе прозвучала нотка неловкости. – Мы не сможем остаться в стороне. Это было бы безответственно, как говорит «Сентильон».

– А водителей и рабочих должны заменить, – сказала Мэдди, которую наконец, осенило.

– Они вышли на Бикон-хилл, чтобы протестовать, надеясь сохранить свои рабочие места. Но еще большая толпа собралась, чтобы протестовать против них. – Мама потерла виски.

– Если все будет передано роботам «Сентильона», то не сможет ли еще один бог – я имею в виду какой-нибудь преступный искусственный интеллект – создать для нас еще большую угрозу?

– Мы дошли до той точки, когда наше выживание зависит от машин, – сказала мама. – Мир стал для нас слишком хрупким, чтобы полагаться на людей, поэтому нам ничего не остается, как сделать его еще более хрупким.

Когда роботы «Сентильона» взяли на себя критически важную работу по доставке в город товаров, снова воцарилось искусственное спокойствие. Потерявшие свои места рабочие получили новую работу, изобретенную для них правительством: исправлять ошибки в старых базах данных, подметать углы, в которые не могли попасть роботы «Сентильона», встречать обеспокоенных граждан в вестибюле палаты представителей штата и организовывать для них экскурсии. Некоторые ворчали, что это всего лишь ширма – что станет делать правительство, когда «Сентильон», «ПерфектЛоджик», «ФотфулБитс» и иже с ними автоматизируют новые рабочие места?

Но, по крайней мере, все получили чеки, по которым можно было купить припасы, доставленные в город армией роботов. А генеральный директор «Сентильона» клялся и божился на телевидении, что компания не разрабатывает ничего такого, что можно было бы назвать «преступным ИИ» наподобие старых, мертвых богов.

Это ведь хорошо, не правда ли?

Мэдди и Мист продолжали собирать элементы старых богов и изучать их, чтобы понять, что с ними может сделать «Эверластинг». Некоторые из фрагментов принадлежали их отцу, но их было слишком мало, чтобы хотя бы помечтать о попытке его воскрешения. Мэдди сама не знала, как к этому относиться – в известном смысле ее отец так до конца и не примирился со своим существованием в виде бесплотного сознания, и она не была уверена, что он захотел бы «вернуться».

Тем временем Мэдди работала над секретным проектом. Это будет ее подарок Мист.

Она просматривала все, что смогла найти в Сети, относительно роботики, электроники и сенсорной технологии. Она покупала онлайн компоненты, которые дроны компании «Сентильон» с радостью и усердием доставляли к ней домой – даже прямо в ее комнату; Мэдди держала окно открытым и крошечные дроны, жужжа пропеллерами, залетали туда в любое время дня и ночи, доставляя крошечные пакетики.

< > Что ты делаешь?

<Мэдди> Подожди минутку. Я уже почти закончила.

< > Тогда я дам тебе сегодняшние заголовки.

Сотни человек погибли при попытке преодолеть «Стену свободы» возле Эль-Пасо

Мозговой центр утверждает, что уголь будет снова оценен, так как альтернативные источники энергии не оправдывают надежд

Число погибших от тайфунов в Юго-Восточной Азии бьет исторические рекорды

Эксперты предупреждают о дальнейших региональных конфликтах в связи с взлетом цен на продовольствие и продолжающейся засухой в Азии и Африке

Число безработных показывает, что возрождение приносит больше пользы роботам (и их хозяевам), чем людям

Подъем религиозного экстремизма связан с застоем развивающихся экономик

Находится ли под угрозой ваше рабочее место? Эксперты объясняют, как защитить себя от автоматизации

<Мэдди> Есть что-нибудь от «Эверластинг»?

< > Они пока молчат.

Мэдди подключила к компьютеру свое новое творение.

<Мэдди>

Замигали индикаторы возле порта данных компьютера.

Мэдди улыбнулась про себя. Когда Мист задавала Мэдди вопрос и дожидалась, пока ее медленные циклы смогут понять суть и ответить, для Мист это было все равно, что отправлять почту с улиткой. Теперь она сможет гораздо быстрей сама исследовать новое приспособление.

Двигатели созданного Мэдди устройства пробудились к жизни, три колеса основания развернули стошестидесятисантиметровое туловище. Колеса обеспечивали вращение на 360 градусов – примерно как у передвижных автоматических пылесосов.

На цилиндрическом туловище находилась сферическая «голова», к которой были прикреплены лучшие датчики, которые только Мэдди удалось выпросить или купить: пара камер с высоким разрешением для создания стереоскопического эффекта; соответствующая пара микрофонов, действующих в роли ушей и настроенных на диапазон человеческого слуха; хитроумный комплект зондов, смонтированных на концах гибких антенн, которые действовали в роли носов и языков с чувствительностью человеческих органов; и другие многочисленные датчики осязания, гироскопы, акселерометры и так далее, которые давали роботу ощущения прикосновений, силы тяжести и присутствия в пространстве.

В стороне от головы, в верхней части цилиндрического тела, находились, однако, самые дорогостоящие из всех компонентов: пара рук с несколькими сочленениями с параллельно-эластичными приводами, воссоздающими свободу перемещения человеческих рук, которые заканчивались самыми передовыми протезами кистей, покрытыми пластикожей, предназначенной для использования в медицине. Эта кожа с имплантированными в нее датчиками температуры и усилия, как говорили, по своей чувствительности приближалась к реальной коже или даже превосходили ее, а пальцы так хорошо моделировали человеческие, что могли навинтить на винт гайку или подобрать прядь волос. Мэдди смотрела, как Мист их испытывает, сжимая и разжимая пальцы, и невольно повторяла эти движения своими собственными пальцами.

– Ну, что ты думаешь? – сказала она.

Смонтированный на голове робота экран пробудился к жизни, демонстрируя стилизованную пару глаз, симпатичную кнопку носа и пару абстрактных волнистых линий, подражающих движению губ. Мэдди гордилась конструкцией и программированием этого лица – она смоделировала его собственными силами.

– Очень хорошая работа, – раздался голос из громкоговорителя, расположенного под экраном. Это был голос молодой девушки, веселый и мелодичный.

– Спасибо, – сказала Мэдди. Она смотрела, как Мист передвигается по комнате, поворачивая голову то так, то этак, обшаривая все вокруг взглядом своих камер. – Тебе нравится новое тело?

– Это интересно, – тем же тоном сказала Мист. Мэдди не могла сказать, означает ли это, что Мист действительно довольна робототехническим телом, или же она еще не поняла, как модулировать свой голос, чтобы он соответствовал ее эмоциональному состоянию.

– Я могу показать тебе все те вещи, которые ты раньше не испытывала, – поспешно сказала Мэдди. – Ты узнаешь, что такое двигаться в реальном мире, а не как призрак в машине. Ты сможешь понять мои рассказы, а я смогу брать тебя с собой в поездки, представить маме и другим людям.

Мист продолжала двигаться по комнате, ее глаза осматривали кубки на полках, названия книг, плакаты на стенах, свисающие с потолка модели планет и ракетных кораблей – эволюция пристрастий Мэдди за долгие годы. Мист двинулась в угол, где находилась корзина с мягкими игрушками, но остановилась, когда до предела натянулся кабель данных – не хватало всего нескольких сантиметров.

– Кабель нужен сейчас потому, что от датчиков поступает слишком много информации. Но я работаю над алгоритмом сжатия, чтобы сделать тебя беспроводной.

Мист переместила поворотный экран со стилизованным лицом вперед, а затем назад, тем самым изображая кивок. Мэдди была благодарна за то, что она подумала о такой вещи – многие работы по взаимодействию роботов с человеком подчеркивали, что вместо слишком близкой имитации человеческого лица и получения какого-то жуткого образа лучше прибегать к стилизованным изображениям, усиливающим эмоциональную направленность. Иногда явно виртуальное представление бывает лучше попыток придания полной достоверности.

Мист остановилась перед мешаниной лежавших на полке проводов и электронных компонентов.

– Что это?

– Первый компьютер, который сделали мы с папой, – сказала Мэдди. Внезапно ей показалось, что она переместилась в то лето, почти на десять лет назад, когда папа показал ей, как применять закон Ома, чтобы выбирать нужные сопротивления, и как читать электрическую схему и превращать ее в реальные провода и компоненты. Ее ноздри снова наполнил запах горячего припоя, и она улыбнулась, хотя в глазах стояли слезы.

Мист взяла устройство из ее рук.

– Осторожно! – крикнула Мэдди.

Но было уже поздно. В руках Мист электронная плата треснула, ее куски упали на ковер.

– Извини, – сказала Мист. – Я думала, что применяю правильное давление, исходя из характеристик использованных в ней материалов.

– В реальном мире вещи стареют, – сказала Мэдди. Нагнувшись, чтобы подобрать с ковра осколки, она тщательно сложила их себе на ладонь. – Они становятся хрупкими. – Она смотрела на то, что осталось от ее первой неумелой попытки паяния, отмечая утолщения и погнутые электроды. – Пожалуй, у тебя в этом отношении не такой уж большой опыт.

– Я извиняюсь, – снова сказала Мист по-прежнему веселым голосом.

– Это не страшно, – сказала Мэдди, стараясь быть великодушной. – Считай это первым уроком взаимодействия с реальным миром. Подожди.

Она выскочила из комнаты и через секунду вернулась со зрелым помидором. – Он доставлен с какой-то промышленной фермы и ему очень далеко до тех, которые мы с бабушкой выращивали в Пенсильвании. Тем не менее ты теперь можешь его попробовать. Только не говори мне о ликопине и содержании сахара – просто попробуй.

Мист взяла у него помидор – на этот раз ее механические руки держали его бережно, пальцы едва надавливали на гладкую кожицу плода. Она пристально смотрела на него, линзы камер с жужжанием фокусировались. А затем один из зондов на ее руке вдруг выдвинулся и одним движением впился в помидор.

Это напомнило Мэдди, как хоботок комара впивается в кожу руки или как бабочка собирает нектар с цветка. Ее охватило беспокойство. Она так старалась сделать Мист человечной, но с чего она взяла, что Мист этого хочет?

– Очень хороший, – сказала Мист. Она повернула свой экран в сторону Мэдди, чтобы было видно, как ее стилизованные глаза искривились в улыбке. – Но ты права. Он не такой хороший, как домашние сорта.

Мэдди засмеялась.

– Откуда ты можешь это знать?

– Я пробовала сотни сортов помидоров, – сказала Мист.

– Где? Как?

– Перед войной богов все крупные производители блюд быстрого приготовления и рестораны быстрого питания использовали автоматизацию для создания рецептов. Папа провел меня через некоторые из этих предприятий, и я попробовала все сорта помидоров от «Ямала» до «зебра черри» – я была большой поклонницей сорта «снежно-белый».

– Машины составляли рецепты? – спросила Мэдди. До войны она любила смотреть кулинарные передачи, шеф-повары там были настоящими художниками, а то, что они делали, было настоящим творчеством. В ее голове никак не укладывалось, что машины могли составлять рецепты.

– Конечно. В тех масштабах, в которых работали эти производства, приходилось оптимизировать столько факторов, что люди никогда бы не смогли это сделать. Блюда должны были быть вкусными и использовать ингредиенты, которые можно получить в рамках современного механизированного сельского хозяйства – не было смысла использовать некий хороший рецепт, базирующийся на каком-то домашнем сорте, который невозможно эффективно выращивать в достаточно больших количествах.

Мэдди вспомнила свой разговор с мамой и поняла, что это та же концепция, которая сейчас определяет создание продовольственных пайков: они должны быть питательными, вкусными и в то же время экономичными, чтобы накормить сотни миллионов человек в условиях поврежденной инфраструктуры и ограниченных ресурсов.

– Почему ты не сказала мне, что пробовала помидоры? – спросила Мэдди. – Я думала, ты…

– Не только помидоры. Я перепробовала все сорта помидоров, тыквы, огурцов, яблок, винограда и многих других вещей, которые ты никогда не пробовала. В продовольственных лабораториях я испробовала миллиарды сочетаний вкусов. Тамошние датчики гораздо чувствительнее, чем человеческий язык.

Робот, который казался Мэдди таким необычным подарком, теперь казался ей жалким. Мист не нуждалась в теле. Она уже пребывала в гораздо более материализованном состоянии, чем то, что Мэдди могла себе представить или понять.

Мист попросту не считала новое тело чем-то особенным.

• Экспертный доклад объявляет нереалистичным план по очистке Азии от радиоактивных осадков, голод неизбежен

• Япония присоединяется к Китаю и Индии, обвиняющих западных экспертов в «запугивании»

• Утечка информации об индийском геоинженерном плане по растапливанию гималайских снегов для сельскохозяйственной мелиорации вызвала осуждение со стороны более мелких стран Юго-Восточной Азии из-за «кражи воды»

• Протестующие в Италии и Испании требуют, чтобы африканские беженцы «убирались домой», в ходе столкновений пострадали тысячи человек

• Чтобы остановить поток «людей в лодках», Австралия объявляет, что будет стрелять без предупреждения

• Региональные «войны за ресурсы» могут превратиться в глобальные, предупреждает специальная комиссия ООН

• Белый Дом твердо придерживается доктрины «НАТО в первую очередь: использование военной силы оправдано для прекращения реализации геоинженерных проектов, которые могут нанести ущерб интересам США или их союзников

Теперь мама по большей части работала допоздна, она выглядела бледной и нездоровой. Мэдди не нужно было ни о чем спрашивать, чтобы понять, что возрождение идет хуже всех ожиданий. Война богов нанесла такие раны земной поверхности, что выжившие принялись бороться друг с другом за остатки. И неважно, сколько лодок с беженцами утопили дроны или насколько высокими были возведенные стены – отчаявшиеся люди продолжали просачиваться в США, которые меньше всего пострадали от войны.

День за днем на улицах крупных городов разворачивались протесты и контрпротесты. Никто не хотел видеть утонувших в море или пораженных током женщин и детей, но также было ясно, что американские города перегружены. Даже эффективные роботы не справлялись с задачей всех накормить и обеспечить безопасную жизнь.

Мэдди замечала, что качество продовольственных пакетов постепенно ухудшается. Это не могло долго продолжаться. Мир постепенно катился по длинной спирали вниз, в пропасть, и рано или поздно кто-то должен был прийти к заключению, что одного ИИ здесь недостаточно и нам нужно снова призвать богов.

Они с Мист должны это предотвратить. Мир не выдержит еще одного правления богов.

В то время как Мист – возможно, величайший хакер всех времен – тестировала защиту «Эверластинг» и стремилась понять, как ее преодолеть, Мэдди пыталась разобраться с фрагментами мертвых богов.

Код карты – сочетание самоизменяющегося искусственного интеллекта и шаблонов мышления человека – не относился к таким вещам, которые может написать программист, но Мэдди, уделив столько времени фрагментам своего отца, кажется, интуитивно понимала, как личностные особенности проявляют себя в этом коде.

Точно так же Мэдди научилась понимать Чанду, Лоуэлла и других богов. Она выкладывала их надежды и мечты, словно фрагменты произведений Сафо и Эсхила. Выяснилось, что по своей сути все боги обладали аналогичной уязвимостью, своего рода сожалением или ностальгией по жизни во плоти, что отражалось на всех уровнях организации. Это была мертвая зона, уязвимое место, которое можно было использовать в войне против богов.

– В моем коде нет похожего слабого места, – сказала Мист.

Мэдди это поразило. Она никогда не считала, что Мист принадлежит к числу богов, хотя объективно это было именно так. Мист просто была ее младшей сестрой, особенно когда была встроена в симпатичный робот, который сделала для нее Мэдди – вот как сейчас.

– А почему? – спросила она.

– Я дитя эфира, – сказала Мист. И ее голос теперь звучал по-другому. Казалось, что она стала старше, в голосе чувствовалась усталость. Мэдди даже могла бы сказать, что он стал каким-то нечеловеческим. – Я не стремлюсь к тому, чего никогда не имела.

«Ну конечно, она же не маленькая девочка», – выругала себя Мэдди. Она позволила себя одурачить стилизованному устройству – маске, призванной облегчить общение, которую сама же и придумала. Мысли Мист двигались гораздо быстрее и она знала о мире гораздо больше, чем могла бы узнать Мэдди. Она могла при желании смотреть через миллиарды камер, слушать через миллиарды микрофонов, чувствовать скорость ветра на горе Вашингтон и в то самое время ощущать жар лавы, вытекающей из вулкана Килауэа. Она знала, что такое смотреть на мир с международной космической станции и что такое испытывать давление многокилометровой толщи воды на глубоководный аппарат. В определенном смысле она была гораздо старше Мэдди.

– Я собираюсь наведаться в «Эверластинг», – сказала Мист. – С учетом твоих открытий мы сейчас полностью готовы. Возможно, они уже создают новых богов.

Мэдди хотелось сказать Мист несколько слов поддержки, заверить ее в успехе. Но что, собственно, она знает о тех опасностях, которым подвергается Мист? Не она будет рисковать жизнью в этом невообразимом царстве, находящемся внутри машины.

Элементы экрана, обозначавшие лицо Мист, исчезли, оставив лишь одинокую картинку эмодзи.

– Мы будем защищать друг друга, – сказала Мэдди. – Обязательно будем.

Но она и сама понимала, насколько несерьезно это звучит.

Мэдди, вздрогнув, проснулась, когда ее лица осторожно коснулись холодные руки.

Она села на кровати. Ночник был включен, рядом с ее кроватью виднелась приземистая фигура робота, его камеры были направлены на Мэдди. После того как Мист исчезла, Мэдди заснула, хотя и не собиралась этого делать.

– Мист, – потирая глаза, сказала она, – ты в порядке?

Стилизованное лицо Мист сменилось заголовком.

• «Эверластинг, Инк.» объявляет о проекте «Цифровой Адам»

– Что? – все еще плохо соображая, спросила Мэдди.

– Пусть лучше он сам тебе скажет, – заявила Мист. Экран снова изменился, и на нем появилось лицо какого-то мужчины. На вид ему было тридцать с чем-то лет, коротко остриженные волосы, любезное, доброжелательное выражение лица.

С Мэдди сразу слетели остатки сна. Это лицо она много раз видела по ТВ, когда Адам Эвер в чем-то постоянно заверял публику.

– Что вы здесь делаете? – спросила Мэдди. – Что вы сделали с Мист?

Робот, который вмещал Мист – нет, теперь Адама, – поднял руки жестом, который был призван ее успокоить.

– Я здесь просто для того, чтобы поговорить.

– О чем?

– Разрешите показать, над чем мы работали.

Мэдди летела над фиордом, заполненным плавающими айсбергами, пока не достигла ледяного поля. На фоне белого ландшафта смутно вырисовывался огромный черный куб.

– Добро пожаловать в Лонгйир[49], в центр обработки данных, – прозвучал в ее ушах голос Адама Эвера.

Гарнитуру виртуальной реальности Мэдди когда-то использовала, когда играла с отцом, но после его смерти она пылилась на полке. Адам попросил ее надеть.

О существовании центра обработки данных Мэдди знала со слов Мист и даже видела фотографии и видео с его изображением. Они с Мист предполагали, что именно там «Эверластинг» пытается воскресить старых богов или создать новых.

Адам рассказывал ей о собранной внутри конструкции из кремния и графена, о сжатых электронах и фотонах, отражающихся от внутренней поверхности стеклянных кабелей. Это был алтарь вычислительной техники, Стоунхендж новой эры.

– Здесь я и живу, – сказал Адам.

Сцена перед глазами Мэдди изменилась, и теперь она смотрела на Адама, спокойной лежащего на больничной койке и улыбающегося в камеру. Вокруг его постели сгрудились врачи и какие-то устройства, ритмично подающие звуковые сигналы. В компьютер внесли какие-то команды, и через некоторое время Адам закрыл глаза, собираясь заснуть.

Мэдди внезапно почувствовала, что эта сцена напоминает ей последние мгновения жизни ее отца.

– Вы были больны? – нерешительно спросила она.

– Нет, – сказала Адам. – Я был совершенно здоров. Это видеозапись момента перед началом сканирования. Я должен был быть полон энергии, чтобы эта процедура имела максимальный шанс на успех.

Мэдди представила себе, как врачи приближаются к спящему Адаму со скальпелем, пилой для костей и бог знает чем еще – она едва не вскрикнула, когда эта сцена милосердно сменилась изображением стерильно белой комнаты, где Адам сидел на постели. Мэдди испустила вздох облегчения.

– Вы пережили сканирование? – спросила Мэдди.

– Конечно, – сказал Адам.

Но Мэдди чувствовала, что это не совсем верно. Раньше, на видео, у Адама в уголках глаз виднелись морщинки, а лицо Адама перед ней было совершенно гладким.

– Это не вы, – сказала Мэдди. – Это не вы.

– Это я, – возразил Адам. – Единственное «я», которое имеет значение.

Мэдди закрыла глаза и мысленно вернулась к тем временам, когда Адам впервые появился на ТВ. Он говорил, что не желает покидать Шпицберген, предпочитая передавать все свои интервью по спутниковому каналу. Камера всегда стояла очень близко, показывая только лицо. Теперь, увидев все это, она понимала, что в этих интервью Адам выглядит как-то странно, немного жутковато.

– Вы умерли, – сказала Мэдди. Она открыла глаза и посмотрела на Адама, на этого Адама с гладким, идеально симметричным лицом и неправдоподобно изящными конечностями. – Вы умерли во время сканирования, потому что невозможно его выполнить, не уничтожив тело.

Адам кивнул:

– Я один из богов.

– Но зачем? – Мэдди не могла представить себе подобную вещь. Все боги были созданы в состоянии предельного отчаяния, это был способ сохранить свои сознания для достижения целей других. Ее отец ненавидел свою судьбу и боролся за то, чтобы никому больше не пришлось пройти то, через что он прошел. Сознательно стать мозгом в кувшине – для нее это было немыслимо.

– Мир умирает, Мэдди, – сказал Адам. – И вы это знаете. Даже перед войнами мы медленно убивали свою планету. Нас было слишком много, мы постоянно ссорились из-за недостаточных ресурсов, и чтобы выжить, мы были вынуждены навредить миру еще больше, загрязняя воду, воздух и почву с тем, чтобы можно было извлечь побольше. Войны лишь ускорили то, что уже и так было неизбежной тенденцией. Нас слишком много на планете, чтобы нас можно было содержать. Когда мы в следующий раз начнем войну, никто из нас уже не выживет, когда упадут ядерные боеголовки.

– Это неправда! – Но даже когда она это говорила, Мэдди уже знала, что Адам прав. Заголовки и ее собственные исследования уже давно привели ее к тому же выводу. Он прав. Она почувствовала сильную усталость. – Мы – раковая опухоль на этой планете?

– Проблема не в нас, – сказал Адам.

Мэдди пристально посмотрела на него.

– Проблема в наших телах, – сказал Адам. – Наши материальные тела существуют в царстве атомов. Наши чувства требуют материального удовлетворения. Не все из нас могут вести такой образ жизни, который, по их мнению, заслуживают. Нужда – корень всех пороков.

– А как насчет космоса, других планет и звезд?

– Для этого уже слишком поздно. Мы с трудом добрались только до Луны, а большинство ракет, которые мы после этого построили, были предназначены для доставки бомб.

Мэдди ничего не сказала. – Значит, надежды нет?

– Конечно, есть. – Адам взмахнул рукой, и белое помещение превратилось в роскошные апартаменты. Больничная койка исчезла, Адам теперь стоял посреди хорошо обставленной комнаты. За темными окнами горели огни Манхэттена.

Адам снова взмахнул рукой, и теперь они уже оказались в просторной космической капсуле. За окном виднелась массивная сфера кружащихся цветных колец, среди которых медленно дрейфовал гигантский красный овал, словно остров в бушующем море.

Адам опять взмахнул рукой, и теперь Мэдди просто не могла понять, что она видит. Внутри Адама как будто находился Адам поменьше, внутри него – Адам еще меньше, и так до бесконечности. Тем не менее ей как-то удавалось видеть всех Адамов сразу. Она переместила взгляд и почувствовала легкое головокружение – само пространство приобрело глубину, и ее взгляд везде проникал внутрь вещей.

– Мы сможем получить все, что когда-либо хотели, – сказал Адам, – если избавимся от наших тел.

«Бесплотное существование, – подумала Мэдди. – Но жизнь ли это?»

– Но это же не реальность, – сказала Мэдди. – Это всего лишь иллюзия. – Она вспомнила игры, в которые играла со своим отцом, зеленые моря травы, казавшиеся бесконечными, журчащие ручьи, фантастические создания, против которых они сражались бок о бок.

– Если следовать вашей логике, то само сознание – уже иллюзия, – сказал Адам. – Когда вы обхватываете рукой помидор, ваши чувства утверждают, что вы касаетесь чего-то твердого. Но большая часть помидора представляет собой пустое пространство между ядрами атомов, которые, если соблюдать пропорции, находятся друг от друга на таком же расстоянии, как звезды. Что такое цвет? Что такое звук? Что такое тепло или боль? Это всего лишь электрические сигналы, которые создают наше сознание, и не имеет значения, исходит ли сигнал от датчика, который касается помидора, или же это результат вычисления.

– Но разница все-таки есть, – сказал голос Мист.

Сердце Мэдди исполнилось благодарности. Сестра пришла к ней на помощь. Или же она так подумала.

– Помидор, который состоит из атомов, выращен на отдаленном поле, где он получает удобрения, привезенные с другого конца света, и инсектициды, которые распыляют машины. Потом его нужно собрать, упаковать и отправить самолетом или автомобилем, чтобы он оказался у вашей двери. Количество энергии, необходимой для приведения в действие инфраструктуры, которая поддерживает создание и доставку одного-единственного помидора, во много раз больше, чем потребовалось для строительства пирамиды Хеопса. Неужели стоит поработить всю планету, чтобы вы могли почувствовать помидор через интерфейс плоти, вместо того чтобы сгенерировать тот же самый импульс от кусочка кремния?

– Но это вовсе не обязательно, – сказала Мэдди. – Мы с бабушкой выращивали свои собственные помидоры, и нам ничего такого не требовалось.

– За счет приусадебных участков невозможно накормить миллиарды людей, – сказала Мист. – Ностальгия по никогда не существовавшим участкам – вещь опасная. Масса человечества зависит от хрупкой, энергоемкой инфраструктуры цивилизации. Думать, что без нее можно прожить, – это заблуждение.

Мэдди вспомнила слова своей матери: «Мир стал слишком хрупким, чтобы полагаться на людей».

– Мир атомов не только расточителен, он еще и ограничен, – сказал Адам. – Внутри центра обработки данных мы можем жить там, где захотим, и иметь все, что хотим, нас ограничивает только воображение. Мы можем испытывать такие вещи, которые наши матеральные датчики никогда не смогут нам предоставить: жить во многих измерениях, изобретать всевозможную пищу, обладать мирами, бесконечными, как пески Ганга.

«Мир без нужды, – думала Мэдди. – Мир без богатых и бедных, без конфликтов, вызванных обладанием. Мир без смерти, без разложения, без ограничений, навязанных неподатливой материей. Состояние, к которому всегда стремилось человечество».

– А о реальном мире вы скучать не будете? – спросила Мэдди. Она помнила о той слабости, которая существовала в сердцах всех богов.

– Изучая богов, мы обнаружили то же самое, что и вы, – сказал Адам. – Ностальгия не знает пощады. Когда в индустриальную эпоху крестьяне впервые пришли на фабрики, возможно, они тоже ностальгировали по неэффективному миру натурального хозяйства. Но мы должны быть открыты к переменам, к адаптации, к поискам нового пути в океане уязвимости. Вместо того чтобы вынужденно попасть сюда, находясь на краю гибели, как ваш отец, я выбрал это добровольно. Я не ностальгирую. Это большая разница.

– Он прав, – сказала Мист. – Наш отец это тоже понимал. Возможно, поэтому он родил меня вместе с другими богами – чтобы увидеть, является ли ностальгия такой же неизбежной, что и смерть. Они не смогли полностью адаптироваться к этому миру, но, может, их дети смогут. В определенном смысле папа родил меня потому, что в глубине души хотел, чтобы ты могла жить здесь с ним.

Замечание Мист казалось Мэдди похожим на предательство, хотя она и не могла сказать почему.

– Это следующая стадия нашей эволюции, – сказал Адам. – Этот мир не будет идеальным, но он ближе к идеальному, чем то, что мы когда-либо изобретали. Человеческая раса стремится открывать новые миры, и теперь можно исследовать их бесконечное множество. Мы будем править ими как боги.

Мэдди сняла свою гарнитуру виртуальной реальности. На фоне ярких красок цифрового мира физический мир казался унылым и тусклым.

Она представила себе центр обработки данных, кишащий миллиардами сознаний. Сблизит ли это людей, с тем, чтобы они делили одну вселенную без всяких ограничений? Или же это оттолкнет их друг от друга, так что каждый будет жить в своем собственном мире, став королем бесконечного пространства?

Она вытянула руки. На них появились морщины, это были руки женщины, а не ребенка.

После кратчайшей паузы Мист подъехала к ней и взялась за ее руки.

– Мы будем защищать друг друга, – сказала Мист. – Обязательно будем.

В темноте, держась за руки, сестры – человек и постчеловек – ждали наступления нового дня.