Холодина

Глава 23. Булкомятие – В нутрях – Крещендо

– Красавчик! Мы их поимеем, Сава! Ты поимеешь… – интонации невидимого собеседника резко перескочили с энергичного оптимизма до легкой меланхолии. – Короче, слушай: в нашем коридоре стоит только один охранник. Из этих. Нелюдей. Ну, ты понял. Вытащи его к себе в камеру.

– Как?

– Придумай что-нибудь… Крикни, что аппендицит или еще что. Они натасканы на такие ситуации. Могут зайти. Как отопрет дверь – втыкай заточку в шею. Шанс есть.

– Да, я заметил, они туго соображают.

– Вот-вот! Притворись слабым – и резко всаживай! Поверь, сработает. Я, увы, слишком поздно это понял и применил… Главное – втащи его в камеру, чтобы в коридоре не валялся. И кровью там особо не брызгай.

– Понял.

– У жмура возьми нож. Другого оружия у них нет, но ножи у всех имеются. Заточку спрячь на прежнее место – вдруг еще пригодится. Не нам с тобой, так другим… А теперь самое важное! Запоминай и держи в голове. Выходи из камеры и поворачивай направо – это северное направление. Сейчас ночь, так что никого в коридорах быть не должно. Тут народу совсем мало, если честно. Так вот, пройдешь немного и будет перекресток. Коридор разделяется, и дальше на север будут идти три таких коридора. Так вот, тебе нужен самый левый. Пойдешь по нему. Запомнил?

– Да, запомнил.

– Вот по нему и иди. Ищи дверь, на которой будет надпись: «П» большая, «о» маленькая, «О» большая, «п» маленькая. Запомнил? Пэ-О-О-Пэ. Большая, маленькая, большая, маленькая. Повтори!

Я всё повторил.

– Хорошо, – в голосе Макара звенело напряжение. – Это самое главное, Сава. Это твой путь к свободе. А, может, даже мой. Зайти туда и убей того, кого увидишь.

– В смысле? – опешил я. – Что за ребус?

– Никакого ребуса. Там живет их главный. Тот, кто рулит всем. Внешне человек, а внутри – чудовище. Он водит всеми, как марионетками, понимаешь?

– Как же я его убью? Он меня походя уничтожит.

– Вовсе нет. Если рядом не будет всех его подручных, то он почти бессилен. Это разумом он босс и чудовище, а телом слабак. Убить его намного легче, чем мордастых прихвостней. Сделай это по-быстрому – и никто не успеет прийти на помощь.

– А потом? – не удержался я.

– А потом сказка, Сава! Чары падут, власть его развеется – и все его припевалы рухнут, как подкошенные. На нём всё держится и без него всё рухнет. Понимаешь?

– Понимаю… – сказок я за последние дни наслушался, конечно. – Что ж, ты сам это не сделаешь, раз всё так просто?

«На канале» повисла тягостная тишина.

– Козел ты, Сава… – внезапно глухо заявил Макар. – Я с тобой мечтой делюсь. Своим ключиком золотым от волшебной дверцы. А ты… козел. Да, конечно, если б я мог – давно так и сделал бы! Только разобрался во всем слишком поздно. Вот тебе, Сава, пальчик отрезали, а мне – ногу. Лежу тут, как попало замотанный, гнильем воняю. Жду, когда заражение пойдет. Понял теперь, почему тебе всё говорю?!

Боль и злость на судьбу жгли самую душу моего собрата по несчастью. Мне стало очень стыдно.

– Макар, так может я к тебе прорвусь? В какой камере ты си…

– Нет! – он чуть ли не заорал. – Не надо! Это тупик. Потеряешь время – ничего не сделаешь! Всё напрасно будет. Тут нельзя жалеть; нету здесь своих, нет хороших, понял? Надо просто наказать этих сук, которые с нами такое сделали! А наказать только так можно: завалив их босса! Ясно тебе?

– Да, – глухо ответил я.

– Значит, сделаешь?.. Что молчишь? Сделаешь?

Этим голосом можно искры высекать. Сколько боли, сколько жажды мщения. Нда… Я еще и близко не подошел к той черте, за которой находился Макар.

– Сделаю.

«Если хватит сил» – добавил про себя. Уж больно сложную задачу ставит мне собрат по несчастью. Получается, роль мыши мне как-то ближе.

«Ну, коли уж сам из той роли вылез, – развела руками седая мудрость. – Хошь не хошь, полезай в эту».

«Ладно! Попробуем, – я со свистом выдохнул, вдохнул и снова выдохнул, разгоняя кислород. – Давай пока о главной цели не думать. Будем идти маленькими шажками. Маленькие цели выглядят более посильными».

Я крепко сжал заточку в кулаке. Повезло все-таки, что мне палец с левой отчекрыжили. Меряя камеру шагами, я резко помахал боевой рукой в воздухе. Так! Вот так я его! Вспомнил, какого роста были Красномордые, на каком уровне у них шея. Попробовал надавить заточкой на стену – тоненькая рукоятка сразу стала проскальзывать. Надо давить обратно с торца большим пальцем. Снял куртку, скрутил ее в комок, положил на лавку и несколько раз с силой ткнул – острое лезвие пробило ткань и вошло до самой лавки.

Неплохо.

«Ну, всё! Хорош булки мять!» – вскинулась решительность, и я заорал:

– Помогите! Хулиганы зрения лишают! – слегка одумался и добавил. – На меня напали! На помощь! На помощь!

И для верности пару раз стукнулся плечом в дверь. Реакция была довольно быстрой: к камере подбежали, и железный лязг возвестил, что запор откручивают. Я переместился в сторону и вжался в стенку. Дверь-шлюз распахнулась, и внутрь сразу сунулся Красномордый. Он моментально заметил меня, как раз, когда я принялся исполнять. Весь вжался в стену, хрипел, пучил глаза, а моя левая – калечная – рука душила мою же несчастную шею. Правую – напряженную и готовую к удару – прятал за корпусом.

Красномордый голем растерянно смотрел на меня, не понимая: где угроза, с кем бороться? Наконец, неуверенно шагнул, протянул руку, чтобы освободить мою шею… Тут-то я и всадил заточку. Голем-робот совершенно не ждал удара, но рефлекторно вскинул плечо, защищаясь. Так что вышло смазанно, но почти шиловидное острие воткнулось в шею. Красномордый дернулся, я же давил-давил правой рукой, загоняя лезвие всё глубже и глубже. Ощущение податливости плоти вызывало жуткое чувство. Хотелось блевать. Но отступать уже нельзя. Охранник всё пятился от меня, уходя вглубь камеры, я же тянулся за ним, не позволяя заточке покинуть рану. Наверное, поэтому пока крови было совсем мало (а может, эти Красномордые все-таки устроены иначе, чем люди).

Голем так ничего и не сказал. Не пытался крикнуть. Только хрипел, жадно втягивая воздух, а потом все-таки упал. И принялся колотиться. Если это стандартные посмертные судороги – то я больше не хочу их видеть. Словно, огромная мертвая кукла, наполненная псевдожизнью. Голема крутило, вертело, он неестественно дергал конечностями, пока, наконец, не затих.

– Что там? Что? – неслось нетерпеливое из вентиляции. – Ты его сделал, Сава?

– Да, – нехотя буркнул я, кривясь от предстоящего шмона трупа.

– Красава! – нескрываемое ликование наполнило камеру. – Теперь у тебя всё получится!

– Угу, – буркнул я и перевернул мертвое тело.

Нож охранника оказался точной копией того, каким мне отрезали палец. Тяжелый – граммов четыреста – с бритвенно-острым лезвием. Острие было толстовато, но с такой массой и им можно без проблем проткнуть человека. Подумав, я снял с мертвяка и форменную сине-оранжевую куртку – хоть, какая-то маскировка. К удивлению, у Красномордого больше не нашлось ни одной вещи. Ни сиг с зажигалкой, ни мелочи, ни ключей, ни забытых чеков. Абсолютно чисто. Големы, что еще скажешь.

Я осторожно выглянул в коридор – чисто. Притворил за собой дверь…

«А если сейчас налево пойти?» – вдруг озорно улыбнулась упертость.

«Баба дело говорит, – поддакнул задний ум. – Больно часто нас за последнее время обманывали».

Я завис. В плохо освещенном коридоре оба направления выглядели одинаково непривлекательно. Пессимизм говорил мне, что в конце любого пути нас поймают и что-нибудь дополнительно отрежут… Хоть, обратно лезь!

«Ага, к трупу, – ухмыльнулась ирония. – За него тебя тоже чего-нибудь лишат».

Куда ни кинь… Я пошел направо. Ну а что? Справа имелся хоть какой-то план, а слева – только мои ничем не подкрепленные подозрения.

«Но и ничем не опровергнутые…»

– Ой, да хорош! – шепотком прикрикнул я на свой внутренний голос.

Шепотом почти неслышным, ибо крался вдоль стенки коридора, открытый всем ветрам. Вот и перекресток – иду в левый проход. Тот оказался на удивление не прямым, а в виде ломаной линии, так что за каждым изгибом я с ужасом ждал появления красномордых врагов. Но пока все слова Макара подтверждались. Я принялся внимательно всматриваться в двери. Их было много: то появлялись через большие промежутки голых бетонных стен, а то частили через каждые два метра. На большинстве не было никаких знаков. На других – обычные таблички, типа «теплоузел», «склад №6». Но где же эти треклятые «ПоОп»?

А вот они! Стоит слева дверь родименькая – одна на весь сегмент стены. Не шлюзовая какая-нибудь, а обычная, офисная. И четыре заветные буквы, банальной краской вручную выведенные.

И я застыл. Сейчас мне надо врываться. Стремительно! Резко! Решительно! И кромсать ножом человека. Очень плохого человека, судя по всему. Которого я знать не знаю, видеть не видел. А надо его убить. Желательно, прежде, чем он убьет меня.

Ладонь, сжимающая тяжелый нож, вспотела. Нажать ручку, Сава. Открыть дверь. И влетаем в комнату, сея смерть!

Нет, не могу. Не хватает решимости.

«Ну, давай уже! – взмолилось отчаяние. – Столько пройдено уже… Всё равно пути назад нет».

Ну, это умом понимаю, что нет. А в нутрях греется надежда, что пока дверь не открыл – еще можно переиграть.

Наивный, глупый Сава!

Рука чуть ли не сама ложится на дверную ручку и давит на рычаг. Всё! Там уже видят. Видят движение ручки – теперь нельзя тормозить!

Согласен. Я с силой толкаю дверь, вваливаюсь в… огроменный, тускло освещенный зал. А почти посередине этого зала, под низко висящей лампой… за столиком сидит мальчишка и что-то увлеченно чиркает карандашиком.

Хотя, стоп! Это у меня из-за большого пространства пропорции исказились. Вовсе не маленький столик – а нормальный такой письменный стол. Соответственно, и сидит за ним не дитё, а вполне взрослый парень. Даже высокий весьма. Просто… сидит он так по-ребячьему, навалившись всем телом на столешницу, прогнув спину и ритмично покачиваясь. Ноги его под стулом заплетены крестом, а рука с толстым цветным карандашом что-то часто-часто штрихует мелкими движениями.

– Ширк-ширк-ширк-ширк… – ажно кончик языка высунул!

Ну, как такого за дитятю не принять! Но это точно парень. Большой, не толстый, но дородный и очень смешно выглядящий. Видно, что когда-то его забривали налысо, но уже пару месяцев волосы бесконтрольно отрастают, превращая своего хозяина в темно-русого одуванчика. На щеках – локальные небритости, которые все еще не превратились в ровный слой щетины.

Сколько же ему лет? Я настороженно вглядывался в парня, благо, время у меня имелось: «юный художник» в упор не замечал ни меня, ни моего грозного ножа. Как будто, нас тут не существовало! Я ждал криков ужаса или криков ярости, беготни по комнате (опять же, неясно, кто от кого еще должен бегать) – но не полного игнора. Неужели настолько погрузился в работу?

Сделал осторожные шаги к столу, примечая детали. Парень, вроде бы, уже совсем взрослый, но кожа его светла, тонка и почти нежна. Нижняя челюсть, как одеялом, укрыта округлостями щёк и пеликаньим безвольным подбородком. Глаза большие, а светлые брови, напротив, жидки, тонки и вздернуты удивленно, как у Пьеро. Детское лицо. Большое детское лицо на огромном теле ребенка.

Меня осенило – это же какая-то задержка развития. Лишняя хромосома или наоборот, не хватает. Вот и сидит передо мной взрослый ребенок. Ничего вокруг не замечает, да рисует каракули.

Подождите! И вот его я должен убить? Это главный? Это чудовище?

Моя рука с ножом безвольно опустилась. Бред какой-то. Дурачок-переросток по-прежнему совершенно не замечал смертельной угрозы в лице меня. Только карандаш поменял на черный.

«А если так и есть, Сава? – взволновалось сомнение. – Вокруг полное сумасшествие. Ты толком ничего не понимаешь. Как всё устроено, кто всем заправляет, чего хочет. А вдруг он? Вдруг этот безумный разум управляет всем безумием вокруг?».

Звучало глупо. Как и всё, что в последние месяцы происходило вокруг меня.

Убить недоразвитого? Это казалось простым делом. «Особенный» парень увлеченно рисовал, он и удар почувствует только в последний момент. Я представил себе, как полосую ножом эту беззащитную пеликанью шею – и едва не блеванул от отвращения к самому себе за такие мысли.

Но надо, Сава. Надо сделать. Сделать хоть что-то!

Я был уже совсем близко, шагах в трех. В свете нависшей лампы виднелась какая-то странная пыль, которая вилась вокруг. Черная, лохматая, но при этом, практически прозрачная, она, казалось, создавала вокруг стола и дурачка какие-то узоры. Как будто, он под неким покрывалом сидел. Эфемерная защита: дунь – и развеется. Дунь – и режь этого беззащитного недоразвитого взрослого ребенка.

«Щас как дуну!» – вспыхнул в голове злорадостный вопль Ритки, которая охотилась за мной в развалинах «Урода». Тогда я был жалкой хрюшкой, которой Чужаки хотели полакомиться. А теперь? Теперь вот он хрюшка? Бедный, ничего не понимающий дурачок.

«А я тогда кто?».

Гадливо стало. Я с омерзением посмотрел на свою оружную руку. С трудом представляю, как всажу этот нож во врага. Но еще труднее представить, что смогу убить им беззащитное существо.

– Нет! Не буду! – выкрикнул я…

И в тот момент в голове моей вспыхнуло пламя! Боль, свет, страх! Всё смешалось. И всё это перекрывал голос Макара – совсем иной, пугающий и подавляющий.

«Я приказываю тебе! Иди вперед и убей его! Это зло! Убей!»

Сила этого голоса была стократ больше моих сил. Воля его полностью подавила мою волю. Я не мог не подчиняться приказу Макара. Макара, который больше не говорил со мной через вентиляцию. Он поселился прямо в моей голове. И взял все рычаги управления в свои руки.

Я четко понимал, что могучий рев приказа раздается лишь внутри меня. Снаружи, как и раньше, царит полная тишина. Однако, великовозрастное дитя, как будто, услышало его. Юный художник вдруг поднял свои водянистые глаза и уставился прямо на меня. При этом, его рука с карандашом продолжала чиркать на бумаге – с удвоенной амплитудой.

Когда я, полностью раздавленный волей Макара, сделал первый шаг в направлении моей жертвы, дурачок вдруг нервно закачался на стуле и отчаянно замычал.

– Ммммм! Ыыыыы! – словно хотел что-то мне сказать, но рот его был плотно стянут кляпом.

– Да беги же ты, придурок! – скрипя зубами, процедил я. Процедил и сделал новый шаг вперед. – Не сиди, убегай…

Недоразвитый парень отбросил карандаш, поднял рисунок и прихлопнул его себе на лоб. Изображением наружу. Прямо в меня смотрело какое-то хаотичное переплетение размытых, разноцветных фигур.

– Аааиииии! – еще настойчивее закричал дурачок, потрясая листочком.

Фигуры, надо сказать, не смотрелись детскими каракулями. Они весьма причудливо перетекали друг в друга, клубились (мне даже показалось, что я вижу почти неуловимое движение) и как-то обволакивали мое сознание. Как будто, голову заматывали в пленку с пупырышками. Всеподавляющая воля Макара уже на так громко долбила мой размазанный по стенкам черепа разум. Рев приказа уходил на второй план, куда-то в сторону.

Я по инерции сделал еще шаг к гигантскому ребенку, но затем остановился.

«Не буду» – уничтоженная мысль воскресла и воспряла. Воля Макара с удвоенной яростью навалилась на нее, пытаясь смять, подчинить, но теперь у моего врага (а Макар – враг, я в этом теперь не сомневался) получалось не очень. Откуда-то нашлись силы сопротивляться, нашлась воля говорить врагу «нет». Если сначала я не хотел убивать дурачка из жалости и сострадания, то теперь – из принципа! Какая-то очередная мистическая тварь решила мной манипулировать! Не бывать такому!

«Еще как бывать! – ревел астральный Макар. – Ты никто! Ничтожество! Не хотел по-хорошему – придется по-плохому!».

Страшные удары посыпались на голову, новые потуги к свободе оказались сметены… а моя правая рука (собственная правая рука!) начала медленно поднимать нож… И нацеливать острие на мое горло.

«Ты сам убьешь его! Я даже подчинять его не буду. Сам! Или подохнешь тут же, как свинья!».

Все силы свои бросил я на то, чтобы остановить собственную руку, но та медленно поднималась всё выше. В метре от меня дурачок уже бесновался со своим рисунком, изо рта его разлетались слюни и пена. Всё это – внутри и снаружи меня – сливалось в какое-то невероятно крещендо. Наконец, оно достигло апогея, за которым происходит неизбежный взрыв.

…Нож с глухим звоном упал на бетонный пол. И через мгновение сознание мое померкло.

Темнота и долгожданный покой.