Хозяин облачного трона II

Глава 21

Меня продолжало штормить. Тело выворачивало, скручивало, растягивало — ощущение было такое, словно каждую мышцу, каждую кость, каждый сустав одновременно ломали и собирали заново. Но при этом контроль над телом я не терял: руки слушались, ноги держали, голова оставалась ясной. Относительно ясной.

А вот само тело менялось. Я чувствовал, как кожа становится плотнее, твёрже, как она будто покрывается невидимой бронёй. Посмотрел на собственные руки и не сразу их узнал: они стали серыми, с отчётливым металлическим отливом. Я провёл пальцами по предплечью, и мне показалось, что я трогаю не кожу, а холодную, гладкую сталь.

И ещё я стал больше. Не намного, но достаточно, чтобы это заметить. Рубаха, и без того пострадавшая в бою с зелёным чудищем, теперь окончательно разошлась по швам на плечах и груди. Штаны держались чуть лучше, но и они натянулись так, что грозили лопнуть при первом же резком движении.

— Хорошо, — снова раздался в голове скрипучий голос Хранта.

Меня передёрнуло. Не столько даже от этого голоса, сколько от воспоминания о безумном хохоте, что звучал минуту назад. От понимания, что там, внутри меня, сидит нечто сильное и очень опасное, и это нечто явно довольно происходящим. Но с другой стороны, а что теперь? Силу сердца я уже «выпил» — обратно не выплюнешь. Так что теперь будь что будет. Главное, что я по-прежнему ощущал себя хозяином тела.

Правда, было непонятно: чего там Хранту хорошо. Мне вот да, мне действительно было хорошо. Даже не хорошо — великолепно! Все негативные ощущения исчезли разом: боль в боку, где меня располосовал зелёный, усталость, тяжесть в мышцах, гул в голове — всё растворилось без следа. Вместо этого накатила волна эйфории: чистой, звенящей, почти опьяняющей. И вместе с ней пришла абсолютная, непоколебимая уверенность. Я знал, что просто разорву этого каменного медведя. Не «попробую победить», не «есть шанс справиться», нет — именно разорву! Без вариантов. Без сомнений. Железобетонная стопроцентная уверенность.

И не просто уверенность — во мне поднималось что-то звериное, первобытное. Желание броситься на тварь и разорвать её на куски. Не убить, а именно разорвать! Голыми руками, зубами, когтями. Уничтожить, раздавить, стереть в каменную пыль. Я чувствовал в себе такой прилив сил, какого не испытывал никогда в жизни. Казалось, я мог бы сейчас поднять эту платформу вместе со всеми, кто на ней стоял.

И я бросился на монстра. Рванул с места так, что доски настила захрустели под ногами. Расстояние до каменного медведя я преодолел за какие-то мгновения. И мне показалось, что тварь меня испугалась. По крайней мере, на какой-то миг она застыла, глядя, как я несусь на неё. Её горящие красные глаза чуть расширились, дым из пасти пошёл гуще, а массивное тело дёрнулось.

Медведь поднял передние лапы, но движение вышло странным, не атакующим, а каким-то… защитным. Словно чудовище пыталось отгородиться от меня, закрыться. Будто оно защищалось. Это было так непривычно: видеть, как тварь высшего порядка пятится от человека, что я даже на долю секунды замедлился.

Впрочем, каменный медведь всё-таки попытался атаковать. Его огромная правая лапа, покрытая чёрной потрескавшейся коркой, с когтями длиной с половину моей руки, пошла мне навстречу, целясь в грудь. Но я перехватил её за запястье, и мои серые, будто отлитые из металла пальцы сомкнулись на каменной конечности. Тварь попыталась вырваться, дёрнула лапой на себя, но я удержал. И не просто удержал, а даже не напрягся особо при этом.

И тогда медведь решил ударить второй лапой сбоку. Длиннющие когти целились мне в рёбра, но я перехватил и эту лапу в тот момент, когда когти должны были войти в моё тело. Затем, крепко удерживая вторую лапу, быстро отпустил первую и свободной рукой схватился за коготь твари. Немного надавил, и раздался хруст — громкий, отчётливый, как будто сломали сухую ветку.

Я сломал три когтя подряд, легко, без усилий, словно это были не когти чудовища высшего порядка, а прутики. И эйфория во мне уже просто зашкаливала. Мне хотелось крушить, уничтожать, ломать эту каменную тварь на части и смотреть, как она рассыпается на щебень.

Отпустив лапы медведя, я нанёс удар правым кулаком прямо в каменную грудь чудовища. Кулак, ставший будто железным, врезался в чёрную потрескавшуюся корку с глухим гулом. По каменной шкуре побежала трещина, и тварь отшатнулась. Я ударил ещё раз. И ещё. Левой, правой, снова левой. Каждый удар отдавался в моём теле приятной вибрацией и оставлял на каменной шкуре твари новые трещины, выбивал из неё куски породы. Медведь пятился, отступал, пытался отмахиваться лапами, но его движения стали неуверенными. Он уже не атаковал, а защищался. И защищался он плохо.

Я почувствовал себя скульптором, который обтёсывает глыбу мрамора, только вместо резца у меня были кулаки, а вместо мрамора — каменная туша разломной твари. Но когда я уже начал думать, что дело подходит к концу, что ещё два-три удара и чудище рассыплется, медведь меня удивил. Он вдруг вспыхнул — ярко, ослепительно, так что на мгновение я даже зажмурился от этой вспышки.

Когда я открыл глаза, передо мной стоял уже не живой монстр, а статуя, каменное изваяние медведя в натуральную величину. Чёрное, неподвижное, без единого признака жизни: глаза больше не горели, дым из пасти не шёл, лапы застыли в последнем защитном жесте. Тварь окаменела полностью, превратившись в монолит. Просто кусок камня в форме медведя, и всё. Возможно, включила какую-то особую защитную опцию. Я нанёс пробный удар по каменному боку. Кулак отскочил с глухим стуком. Не больно, но и толку ноль, всё равно что бить в скалу: ни трещинки, ни вмятинки. Ударил ещё раз, сильнее — тот же результат.

Краем глаза я заметил капитана и нескольких гвардейцев. Они стояли в стороне и смотрели на меня. Не просто смотрели, а пялились, разинув рты. И подходить ближе явно не решались. Учитывая, что я сейчас выглядел как стальная статуя, которая только что избивала каменного медведя голыми руками, их можно было понять.

А меня разрывало от желания добить тварь: сломать, уничтожить, закончить начатое. Эта каменная скорлупа была лишь временной преградой на моём пути, не более. Я схватился обеими руками за неподвижную голову медведя и начал тянуть. Камень не поддавался. Я напрягся сильнее, чувствуя, как стальные мышцы вздуваются под серой кожей, как сила перетекает из центра тела в руки. Пальцы впились в каменную морду, ноги упёрлись в настил, доски под ними заскрипели.

И наконец-то где-то внутри статуи что-то хрустнуло. Потом ещё раз. И тонкая, едва заметная трещина пошла по шее медведя. Я дёрнул ещё сильнее, вложив в рывок всю ярость, всю эйфорию, всё безумное желание уничтожить ненавистную тварь. И голова отломилась. Она отломилась с громким треском и осталась у меня в руках — тяжёлая, каменная башка с застывшей оскаленной пастью. Я отшвырнул её в сторону, и она с грохотом покатилась по настилу. А обезглавленная туша медведя продолжала стоять. Я толкнул её обеими руками, и она рухнула на платформу.

Я победил, разломная тварь высшего порядка была уничтожена. Но мне этого было мало. Ярость не отпускала, она требовала продолжения, требовала полного уничтожения. Я наклонился над поваленной каменной тушей и начал бить кулаками в её грудь. Раз, другой, третий. Камень крошился под ударами, летели осколки, трещины разбегались во все стороны. И наконец каменная корка не выдержала, она провалилась внутрь, обнажив полость, заполненную чем-то тёмным и вязким. Я, не раздумывая, просунул руку внутрь.

Там было горячо. И не просто горячо — казалось, будто я засунул руку в жерло раскалённой печи. Однозначно эта тварь подпитывалась магией огня. Но жар я чувствовал, а боль — нет. Моя серая стальная кожа легко выдерживала такую температуру. Пальцы быстро нащупали что-то плотное, пульсирующее, живое. Сердце. Оно было крупнее, чем у предыдущей твари, размером примерно с два моих кулака. И намного горячее, чем у зелёного. Да и пульсировало оно сильнее, мощнее, уровень твари ощущался.

И так же, как в случае с сердцем зелёного чудища, я физически ощутил силу, исходящую из этого сердца. Она давила на ладонь, стремилась проникнуть под кожу, просилась внутрь. И я её впустил, даже не вытаскивая сердце из туши, даже не отдавая себе в этом отчёта. Просто сжал его, и сила хлынула в меня потоком. Словно это и было целью всего боя — не победить, не защитить товарищей, а получить новую силу и забрать её себе.

И меня накрыло заново. Если поглощение силы зелёного монстра было похоже на погружение в кипяток, то теперь меня швырнули в жерло вулкана. Жар хлынул от руки вверх по телу, мгновенно охватив каждую клетку. Кости загудели, словно по ним пропустили электрический ток. Мышцы свело судорогой, а потом начало распирать изнутри. Казалось, они вот-вот лопнут от переполнявшей их энергии.

В глазах потемнело, звуки исчезли, остался только гул — низкий, вибрирующий, заполняющий всё пространство. А потом и он пропал, и осталась только пульсация: мощная, ритмичная, бьющая изнутри, словно у меня в груди завелось второе сердце. Ноги подкосились, и я упал. Сначала на колени, а потом завалился на бок и перекатился на спину. Висящий над платформой замок поплыл и раздвоился.

— Хорошо! — громко и отчётливо произнёс голос Хранта.

«Да просто охрененно», — подумал я с откровенным сарказмом.

Ещё какое-то время меня штормило, волны жара накатывали одна за другой, тело то сводило судорогой, то отпускало, а потом всё резко, почти мгновенно прошло. Жар схлынул, судороги прекратились, зрение прояснилось. Я лежал на спине, на досках настила, и смотрел в основание замка барона Фрельгоса.

Тело ощущалось чужим: слишком тяжёлым, слишком плотным, слишком… большим. Я чувствовал каждую мышцу, они были налиты силой до предела, как туго натянутые канаты. Кожа там, где я мог её ощутить, казалась твёрдой, металлической. И было в теле что-то ещё, что-то новое, чему я не мог подобрать названия. Какая-то дополнительная плотность, дополнительный вес.

В голове возникли разные не очень приятные мысли. Превратился ли я во что-то или в кого-то? Или это теперь Хрант командует телом, а я просто пассажир?

Я медленно поднял правую руку и поднёс к глазам. Рука была чужой. Серая, с отчётливым стальным отливом, с выступающими венами, которые темнели под кожей, как прожилки в мраморе. Мышцы предплечья выглядели так, словно под кожу запихнули стальные тросы. Пальцы стали толще, длиннее, когти чёрные, длинные и острые как лезвия. Но рука слушалась. Я сжал кулак, и пальцы послушно согнулись. Разжал — распрямились. Пошевелил каждым пальцем по отдельности, все работали.

И тело я ощущал, всё целиком, от макушки до пальцев на ногах. И себя в этом теле ощущал. Не Хранта, не кого-то чужого, а себя. Значит, контроль над телом пока ещё оставался за мной, несмотря на то, что само тело изменилось до неузнаваемости. И признаться, меня это не особо радовало. Это было здорово в бою с разломной тварью, но вот как с таким жить дальше, в обычной жизни? Очень хотелось верить в то, что всё это временно и постепенно вернётся в норму.

А вот самочувствие могло остаться таким и подольше. Здесь я не возражал, так как чувствовал я себя просто великолепно. Никакой боли, никакой усталости, никаких последствий боя. Только сила, бурлящая внутри, и странное ощущение, что я могу всё.

Надо мной возникло лицо капитана. Он смотрел на меня, и в его глазах было что-то среднее между удивлением и страхом.

— Как ты? — спросил он осторожно.

— Нормально, — ответил я, и тут же меня словно током прошибло: — Лира!

Я вскочил на ноги, да так резко, что капитан отшатнулся, и бросился к тому месту, где лежала Лира. Подбежал, быстро осмотрел. Зрелище было нерадостным: неподвижная, страшно бледная Лира лежала в большой луже крови и, казалось, даже не дышала.

Опустившись рядом с ней на колени, я осторожно просунул пальцы Лире под челюсть, нащупывая сонную артерию. Серая стальная кожа на подушечках пальцев всё ещё сохраняла чувствительность, и я ощутил слабое, едва заметное биение. Пульс был. Значит, жива.

Я внимательно осмотрел рану. И при виде её у меня внутри что-то сжалось, даже несмотря на всю мою эйфорию и ощущение всемогущества. Весь левый бок Лиры был располосован. Когти каменного медведя оставили глубокие рваные борозды, обнажившие мышцы и даже рёбра. Кровь всё ещё сочилась из раны, хотя уже не так обильно, как раньше.

Но не это было самым паршивым, а то, что время от времени на краях раны вспыхивали маленькие огоньки. Крошечные, едва заметные оранжевые всполохи с красными искрами на мгновение загорались и тут же гасли. Они пробегали по рваным краям плоти, уходили вглубь раны и появлялись снова, словно под кожей Лиры тлели невидимые угли.

Магическое заражение. Такое же, как было у моего брата, после стычки с разломной тварью. Только у Эрлонта оно было на ноге, а тут охватило весь бок и, судя по расположению раны, частично брюшную полость. Крайне поганый вариант. Я осторожно погладил Лиру по лицу, кожа у неё была холодной и влажной.

— Всё будет хорошо, — сказал я не столько ей, сколько себе.

И вдруг она открыла глаза. Мутный, затуманенный болью взгляд скользнул по моему лицу. Лира попыталась улыбнуться: её губы дрогнули, но улыбка вышла больше похожей на гримасу.

— Ари… ты… ты в детстве был… хорошим мальчишкой… — прошептала Лира слабым, хриплым голосом, и было видно, что каждое слово даётся ей с большим усилием. — И стал хорошим мужчиной и бойцом. Для меня было… честью, драться с тобой в паре…

— Прекрати! — грубо оборвал я её. — Слышишь? Не смей говорить обо всём этом в прошедшем времени. У нас ещё всё впереди!

Лира снова попыталась улыбнуться. На этот раз улыбка вышла чуть живее, хотя глаза уже начинали закатываться.

— Прощай, Ари… — прошептала она и снова потеряла сознание.

Голова моей напарницы безвольно откинулась набок, рука, которой она пыталась дотянуться до меня, упала на окровавленные доски. Я застыл на мгновение, в груди стало холодно и пусто, даже несмотря на весь жар и силу, что бурлили во мне.

— Какое, на хрен, «прощай»? — процедил я сквозь зубы. — Мы ещё с тобой не одну тварь порвём.

Я подхватил Лиру на руки и поднялся. Она сейчас была для меня лёгкой как пушинка.

— Тащи её скорее к лекарям, — сказал, подошедший к нам капитан. — Дальше мы уже сами справимся.

Я кивнул и бросился к берегу на какой-то запредельной скорости. Ноги сами несли меня, почти не касаясь настила, каждый шаг-прыжок покрывал метра два-три. На бегу отметил, что бой уже почти закончился: гвардейцы добивали последних зелёных тварей.

Шатры лекарей я заметил ещё издали — три большие серые палатки, установленные на безопасном расстоянии от берега. Возле них суетились люди в характерных белых плащах. А перед шатрами, прямо под открытым небом, стояли несколько столов, что-то вроде полевых операционных. На одном из них лежал крестьянин, над которым склонились двое лекарей, остальные были свободны.

Я подбежал к ближайшему пустому столу и осторожно положил на него Лиру. Тут же к нам подскочили двое лекарей: сухой, жилистый старик лет шестидесяти с седой бородой клинышком и внимательными светлыми глазами и круглолицый парень, может, чуть старше меня, с рыжими взъерошенными волосами.

Старик одним взглядом оценил состояние Лиры и тут же положил ладони ей на грудь. Его руки засветились мягким голубоватым светом: сначала тускло, потом всё ярче. Свечение потекло от ладоней к телу девушки, обволакивая её, проникая внутрь. Я видел, как свет концентрируется вокруг раны на боку, как он пульсирует в такт слабому сердцебиению, поддерживая его, не давая угаснуть.

Молодой тем временем торопливо рылся в кожаной сумке, висящей у него на боку. Вытащил из неё небольшой пузырёк с мутноватой жидкостью, выдернул пробку зубами, приподнял голову Лиры и влил содержимое ей в рот. Потом осторожно помассировал горло, помогая проглотить.

— Держи поток! — бросил старик молодому, не отрывая рук от груди Лиры. — Я займусь раной.

Молодой лекарь кивнул и встал с другой стороны стола. Его руки тоже засветились, и он положил ладони Лире на лоб и шею. А старик переместил свои руки к ране. Голубое свечение усилилось, стало почти ослепительным. Я видел, как края рваных борозд начинают медленно сближаться, как разорванные мышцы срастаются волокно к волокну, как кожа наползает на обнажённую плоть. Кровотечение остановилось почти сразу: сначала перестала течь кровь, потом подсохли края раны.

Но огоньки магического заражения никуда не делись. Они продолжали вспыхивать, теперь даже чаще, словно раздражённые вмешательством лекарей. Оранжевые всполохи пробегали по краям полузатянувшейся раны, ныряли вглубь, появлялись снова. Старик нахмурился, но продолжал работать. Его руки двигались над раной, свечение то усиливалось, то ослабевало. Молодой лекарь что-то тихо бормотал: похоже, поддерживающие заклинания.

Прошло несколько долгих, тягучих минут, и наконец старик отнял руки от раны и выпрямился. Дыхание Лиры стало ровнее, глубже. Грудь поднималась и опускалась в спокойном ритме, лицо, хоть и бледное, уже не казалось вылепленным из воска. Рана была затянута тонкой розовой плёнкой свежей кожи, но огоньки под этой кожей всё ещё вспыхивали.

— Прямо сейчас за её жизнь можно не переживать, — произнёс старый лекарь, утирая пот со лба. — Но продержится она так недолго.

— Поясните, — попросил я. — И скажите, какой у вас уровень?

— Шестой, молодой человек, к сожалению, шестой. Выше сюда не присылают.

Лекарь вздохнул и указал на рану Лиры, на те самые всполохи, что продолжали загораться под кожей.

— Само ранение, обычные его последствия, мы, по сути, уже убрали. Рану закрыли, кровотечение остановили, повреждённые ткани срастили. Но вот это… — старик покачал головой. — Это сильнейшее магическое отравление, и с ним мы ничем помочь не можем. Снять это не в моих силах. Чтобы нейтрализовать такое заражение, нужен целитель как минимум седьмого…

— Я в курсе, что такое магическое отравление, — перебил я лекаря. — Поясните, что вы имели в виду под «недолго».

Старик помолчал, вздохнул ещё раз и ответил:

— Заражение очень сильное, и место крайне неудачное: бок, брюшная полость, близко к жизненно важным органам. Если не будет очень уж активно распространяться дальше, то сутки эта девушка продержится. Но не больше. А если зараза поползёт по телу активно, то счёт пойдёт на часы.

— Сделайте что-нибудь, чтобы не поползла, — попросил я.

— Сделаю, конечно, — ответил старик. — Всё, что от меня зависит, сделаю, но гарантий дать не могу.

Я отошёл, давая лекарям работать, и начал просчитывать варианты, которых, по сути, и не было. Точнее, был один: мчаться в академию к целителю Таливиру. Но академия далеко, за сутки можно не успеть, и не факт, что Таливир сейчас вообще там. Всё же начались каникулы, он вполне мог уехать. Так что этот вариант никак нельзя было назвать железным. Но других у нас не было.

— Мне нужно, чтобы она продержалась хотя бы полтора дня, — сказал я лекарю, ещё раз прикинув предстоящий путь.

Но старик лишь покачал головой и ответил:

— В её ситуации сутки — это потолок. И это очень оптимистичный прогноз, молодой человек.

Спорить было бесполезно, и я снова отошёл. А лекари возились с Лирой ещё какое-то время: накладывали дополнительные заклятия, чертили на её коже какие-то знаки. Наконец старик выпрямился и сообщил:

— Мы сделали всё, что могли в плане лечения и наложили дополнительную защиту, которая должна замедлить распространение заражения. Лучше держать девушку без сознания, так ресурса защиты и организма хватит на дольше.

После этого он протянул мне три небольших пузырька с мутной голубоватой жидкостью и добавил:

— Через шесть часов влейте этот эликсир ей в рот. Потом так же ещё два раза, на сутки этого хватит.

— Но мне очень нужно, чтобы она продержалась полтора дня, — сказал я.

Лекарь снова покачал головой.

— Сутки — её предел, — отрезал он. — Поэтому советую поспешить. Если, конечно, вам есть куда спешить.

Я поблагодарил старика, забрал пузырьки и хотел уже хватать Лиру и бежать к экипажу, который ждал меня неподалёку — спасибо Тиору, на встречу с которым я должен был сорваться сразу после дежурства, но тут в голову пришла мысль: а ведь меня скоро отпустит. Эта трансформация не могла длиться вечно.

Более того, я не заметил в пылу всей этой возни с Лирой, но кожа моя стала заметно светлее, да и металлический блеск с неё ушёл. И когти опять превратились в ногти. Они были всё ещё чёрные и довольно длинные, но это уже были ногти. Это не могло не радовать — очень уж хотелось вернуться к своей обычной внешности. Но я понимал, что вместе с этим, я снова почувствую свои раны: порезы на спине, ушибы, содранную кожу. И это может стать проблемой в дороге.

— Осмотрите меня, пожалуйста, по-быстрому, — попросил я лекаря. — Мне нужно знать, в каком я состоянии.

Старик кивнул, и я принялся сдирать с себя остатки рваной рубахи, оголяя торс. Содрал и… замер. От удивления. На мне не было ран. Вообще никаких. Я провёл рукой по боку, там, где зелёный монстр располосовал меня когтями, но там всё было чисто: гладкая кожа, ни шрама, ни царапины. Правда, кожа эта была всё ещё немного серой, а мышцы под ней всё ещё вздувались буграми, но ран не было.

— На спине должны быть порезы, — сказал я лекарю, но не особо уверенно.

Старик обошёл меня, внимательно осматривая спину, даже провёл по ней рукой.

— У вас вообще нет никаких ранений на теле, — констатировал он после этого с явным удивлением, видимо, не доводилось ему ещё видеть возвратившихся от разлома бойцов без единой царапины.

Это что ж получается, я получил способность к регенерации? Других объяснений произошедшему у меня не было. Однозначно регенерация, да ещё и очень хорошая. Но откуда? Это Хрант так постарался, или сила от сердец двух тварей дала мне такую способность? А может, и то и другое вместе? Впрочем, разбираться сейчас в этом всём было некогда. Нужно было мчаться к экипажу.

— Молодой человек, — окликнул меня лекарь, когда я уже собирался подхватить Лиру. — У вас ведь вся одежда порвана. И обуться бы надо.

Я опустил взгляд на свои ноги, и с удивлением обнаружил, что стою босиком. Прямо на холодной утоптанной земле, голыми ступнями. Сапоги исчезли — видимо, лопнули и слетели, когда ноги увеличились вместе со всем остальным телом в разгар метаморфоза. А я даже и не заметил. Бегал по платформе, дрался с монстрами, нёсся к берегу, и всё это босой. Занятно.

— Гвардейцы почти всегда возвращаются от разлома в разорванной или обгоревшей одежде, — сказал старик. — Поэтому мы каждый раз берём с собой запас формы. Она лежит в крайнем шатре, можете выбрать себе по размеру и взять.

— Благодарю, — ответил я. — Но меня ждёт экипаж, там есть комплект одежды. Мне бы только сапоги да одеяло большое — Лиру укутать.

— Это всё можно взять в шатре, — сказал лекарь.

Я ещё раз поблагодарил его за всё и рванул к крайнему шатру. Внутри обнаружил аккуратно сложенные стопки форменной одежды, несколько пар сапог разного размера, какие-то накидки и плащи. Быстро подобрав себе сапоги, я натянул их, схватил большое шерстяное армейское одеяло и выскочил наружу.

Вернувшись к Лире, я осторожно укутал её в одеяло, взял на руки и побежал к тому месту, где должен был ждать наш экипаж. Бежать было легко. Невероятно легко. И это несмотря на то, что моё тело уже почти вернуло себе свой обычный вид. Ноги сами несли меня, почти не касаясь земли, лёгкие работали без малейшего напряжения, сердце билось ровно и мощно.

А ведь Хрант уже совсем затих, я не чувствовал его присутствия, не ощущал этого давящего, скребущего чувства где-то в глубине сознания. Неужели это всё последствия того, что я «выпил» два сердца разломных тварей? Похоже на то. Интересно, как долго такое состояние может продолжаться? И главное — останется ли у меня способность к регенерации? Было бы неплохо, учитывая мой образ жизни и планы. Было бы просто замечательно.