В академию я приехал довольно рано и решил сразу же пойти к директору, даже чемодан не стал заносить в комнату. А вдруг повезёт и можно будет с ходу забрать диплом, без всех этих церемоний и прочих торжественных мероприятий, да и тут же домой поехать. Меня бы такой вариант устроил более чем.
На выпускной, или как это называется в магических академиях, оставаться не хотелось. Ни друзей, ни особых чувств к этому месту у меня не было. У Ари с общением, судя по воспоминаниям, были трудности, а я и подавно с сокурсниками сближаться не стал. И с кем мне теперь здесь это окончание праздновать? Всё это не моё, и никаких восторгов по поводу выпуска из академии я не испытывал.
Вместо выпускного и прочих мероприятий я бы лучше на пару дней у Тины в отеле задержался. Если она ещё не уехала в столицу, конечно. А ещё нужно было заехать на Цветочную улицу и отдать деньги Аркаса в приют. Тоже дело небыстрое — полдня уйдёт как минимум. Ну а потом — домой быстрее, потому как беспокойство не отпускало.
Интуиция не просто шептала, она в полный голос говорила: нельзя надолго оставлять имение без присмотра, отец с братом сами в случае чего не справятся. Вряд ли Граст проглотил обиду, да и старший Бильдорн, по словам отца, в последнее время зачастил с предложениями продать ему большую часть земель Оливаров. И как бы старый упырь не перешёл от уговоров к более жёстким методам воздействия. А он мог, и я это теперь знал. Однозначно надо было побыстрее возвращаться домой.
Когда я вошёл в приёмную директора, секретарша сразу оживилась, будто только меня и ждала. Не успел я и рта открыть, чтобы попросить аудиенции с директором, как она уже заговорила:
— Курсант Оливар! Господин директор велел, чтобы вы сразу зашли к нему, как прибудете.
Нельзя сказать, что такая встреча меня обрадовала. Я кивнул, поставил у стены чемодан и вошёл к руководителю академии с нехорошим предчувствием, что эта лицемерная гнида мне сейчас устроит ещё какой-нибудь сюрприз.
Директор встретил меня с приветливой улыбкой — настолько радушной, что мне стало совсем тревожно.
— Рад тебя видеть, Ари, — произнёс он, словно старый друг. — Проходи, садись.
— Здравствуйте, господин директор, — ответил я, присаживаясь на один из стульев.
— Как твой брат?
После такого вопроса мне стало окончательно ясно: у этого ушлого гада однозначно на уме очередная пакость.
— С братом всё хорошо, ещё раз спасибо за целителя. Родители тоже просили передать вам огромную благодарность за помощь, — ответил я и, не удержавшись, растянулся в такой же лицемерной улыбке, как у директора, и добавил: — Просили передать, как сильно они тронуты тем, что академия идёт навстречу семьям своих курсантов.
— Навстречу пойти мы всегда готовы, — кивнув, произнёс директор. — А как вообще у тебя дела, Оливар? Деньги ещё не кончились?
— Нет, не закончились, я экономный, — ответил я и, решив прекратить этот обмен нелепыми любезностями, спросил в лоб: — К чему вы клоните, господин директор?
— Хочу предложить тебе денег, — ответил тот и снова ласково улыбнулся.
— Предложение, конечно, интересное, — сказал я, усмехнувшись. — Но на доброго волшебника вы не похожи. Поэтому хотелось бы сразу понять: за что?
Директор опять расплылся в улыбке, чуть подался вперёд, положил руки на стол и, выдержав паузу, произнёс:
— Пять тысяч золотых риалов. Это очень большая сумма.
— Это очень-очень большая сумма, — поправил я директора. — И мне очень-очень хочется узнать, что же я должен сделать, чтобы получить её?
— Сущую мелочь.
— Только не говорите, что я должен кого-то убить, я на такое не подпишусь.
Директор опять улыбнулся, словно оценил мою иронию, и сказал с какой-то совсем уж неестественной добротой:
— Нет, нет, убивать никого не надо. Нужно всего лишь забрать документы и покинуть академию.
Я даже не сразу понял, что он сказал — настолько это было неожиданно.
— Если вы думаете, что у вас хорошее чувство юмора, господин директор, то вы ошибаетесь, — заметил я. — Шутка, скажу честно, так себе.
— Это не шутка, — спокойно произнёс директор. — Всё серьёзно. Я дам тебе пять тысяч золотых просто за то, чтобы ты отсюда ушёл.
— Минуты не прошло, как вы сказали, что убивать никого не нужно, и тут же предлагаете убить мою мечту об образовании.
— Не паясничай, Оливар, — сказал директор, недовольно поморщившись. — Подумай над моим предложением серьёзно.
— Я о другом думаю, — ответил я. — Что заставило вас сделать мне это предложение? Кто за ним стоит, я догадываюсь, но зачем? Почему нельзя просто выдать мне диплом? Обещаю, вы меня после этого здесь не увидите.
— А почему нельзя просто взять деньги? Тем более, когда они так нужны твоей семье.
— Вы навели справки о финансовом состоянии моей семьи? — спросил я, чувствуя, как в груди поднимается холодное раздражение.
— Я много о чём навёл справки, Оливар, — ответил директор с лёгкой тенью самодовольства.
После этого он немного помолчал, будто смакуя эффект, и добавил:
— Хорошо, уговорил. Пусть будет шесть тысяч.
— Щедро, — сказал я. — Но я вас не уговаривал. И четыре года жизни стоят намного дороже.
— Сколько? — тут же заинтересовался директор.
— Это я к слову, я не собираюсь торговаться.
— Торговаться я и сам не люблю, — признался директор. — Поэтому назову сразу потолок — десять тысяч золотых риалов. Больше я тебе не дам. Но это безумная сумма, Оливар, особенно для тебя в твоём положении. Советую не тратить попусту время и согласиться. Деньги можешь получить хоть сейчас.
После этих слов он снова улыбнулся. И от его мерзкой ухмылки веяло стопроцентной уверенностью, что я возьму эти деньги, потому как сумма действительно была огромная. И это ещё больше заставляло задуматься: зачем ему от меня избавляться? Ситуация конкретно напрягала.
— Что это за дичь, вообще? — спросил я прямо. — Что происходит? Мне нужны нормальные объяснения. Просто за уход из академии такие деньги не платят.
Директор снова наклонился вперёд и уже без всяких улыбок и довольно грубо сказал:
— Тебе нужны объяснения? Хорошо, сейчас ты их получишь. Фраллены хотят, чтобы духу твоего не было в академии, и я хочу уважить достойных людей. А выгнать тебя я не могу, потому что за тебя вдруг горой встала столичная проверяющая, — директор прищурился, выдержал паузу и добавил он с ядовитой ухмылкой: — Хотя я не могу понять, с чего вдруг госпожа Тианелия стала так переживать за простого курсанта после совместной поездки в её экипаже.
— На что вы намекаете, господин директор? — жёстко спросил я. — Ваши слова можно трактовать очень широко.
Директор тут же напрягся, дёрнул веком и почему-то убрал руки со стола — понял, что ляпнул лишнего.
— Ни на что не намекаю, — поспешно сказал он. — Я просто делаю тебе выгодное предложение: возьми десять тысяч золотых риалов и убирайся из академии.
— Но чем я так насолил Фралленам? За что они так на меня взъелись?
— Да мне плевать, — раздражённо ответил директор. — Чем насолил, сам вспоминай! Дарис не хочет видеть тебя в академии, и точка! Он хочет здесь учиться без тебя! А я не хочу расстраивать отца Дариса! И раз я не могу тебя отчислить, то предлагаю деньги. Огромные деньги! Не строй из себя принципиального, Оливар. Возьми их и исчезни! Иначе и вылетишь, и без денег останешься.
— Вылечу? — спросил я, наигранно удивившись. — Но ведь вы сами сейчас сказали, что не можете меня отчислить. Вы путаетесь в показаниях, господин директор.
После этих моих слов директор взорвался, ударив ладонью по столу, и заорал:
— Наглый щенок! Ты ещё смеешь надо мной насмехаться?
— Давайте без оскорблений, — спокойно отреагировал я на эту истерику.
Директор перевёл дыхание и уже холодно, деловым тоном пояснил:
— Слушай внимательно! Всех выпускников ждёт контрольный поединок, и претендующие на диплом с отличием обязаны выиграть этот бой.
— Постараюсь…
— Не перебивай! — рявкнул директор. — Есть в правилах контрольного поединка один очень интересный пункт: студент, проигравший поединок в первом раунде, остаётся на второй год, так как такое позорное поражение, считается показателем полной непригодности. Но уже много лет никто не оставался на второй год по этой причине, так как есть у студентов неписаный закон — в первом раунде не выигрывать, кто бы против тебя ни вышел. Тебе об этом скажут перед боем. В первом раунде все разминаются, а уже со второго начинается настоящий поединок.
Директор выдержал паузу, посмотрел мне прямо в глаза и, ехидно ухмыльнувшись, добавил:
— Если ты не уйдёшь, я поставлю тебя на бой с Фралленом — это будет ему моральной компенсацией за твоё упорство. У Дариса мощный родовой дар, он, возможно, сильнейший курсант этого выпуска. Он тебя просто разорвёт. Размажет по арене. И сделает это в первом раунде! И ты останешься на второй год, а там за девять месяцев учёбы я уж найду повод, чтобы вышвырнуть тебя из академии окончательно. И никакая госпожа Тианелия тебе не поможет! Так что бери деньги и уходи. Пока у тебя ещё есть выбор.
Я молча кивнул, давая понять, что всё услышал. Но если раньше я хотя бы теоретически мог допустить, что возьму эти деньги: всё-таки десять тысяч золотых — сумма огромная, то теперь вопрос был закрыт окончательно. Десять тысяч я ещё заработаю, а вот шанса прилюдно отлупить самодовольного, зажравшегося барончика больше никогда, возможно, уже не представится. Я посмотрел директору прямо в глаза и спокойно сказал:
— Не вопрос. Я готов выйти на поединок против Фраллена. Да хоть против вас. Но добровольно из академии я не уйду. Ни за что.
И тут директора будто переклинило: его лицо налилось красным и начало слегка светиться, на висках выступили жилы, его как-то странно затрясло, с кончиков пальцев начали слетать небольшие язычки пламени. И по всей комнате пошли всполохи магии — воздух задрожал и заискрился, с полок посыпались бумаги и мелкие предметы.
Директора трясло так, что казалось, сейчас лопнут все пуговицы на его камзоле. А ещё от него пошёл дым — чёрный и довольно густой. Похоже, он слишком долго держался, но я всё же смог разозлить его по-настоящему.
— Конец тебе, щенок! — взревел директор. — Ты ещё не раз пожалеешь о своём упрямстве!
Я смотрел на эту истерику, на густой дым, идущий от директора, и вдруг понял, что теперь точно знаю, что значит выражение «задница пригорает и дымится». Тут же вспомнились все старые шутки на эту тему из прошлой жизни, и я не выдержал — рассмеялся. И это я, конечно, сделал зря. Директора окончательно перекосило.
Он рычал, брызгал слюной, пытался что-то сказать, но от злости выдавал лишь какие-то нечленораздельные звуки. Всплески его магии я уже ощущал телом, воздух вокруг словно загустел и начал светиться, как при северном сиянии, казалось, ещё чуть-чуть и рванёт весь кабинет. Однако директор каким-то чудом смог немного успокоиться, и его невнятные оглушающие вопли трансформировались в два слова:
— Пошёл вон!
Я встал, поправил камзол, но прежде чем уйти, спокойно сказал:
— Кстати, если вы решите обмануть меня и не поставите в диплом отличные оценки, я напишу жалобу в столичное управление образования и в ней укажу, что вы заставили меня подписать бумагу о прощении Фраллена под угрозой отчисления.
— Будут тебе отличные оценки! — прорычал директор. — Будут! Я слово всегда держу! Только толку от них никакого не будет! Потому что ты останешься на второй год после поединка!
Хотелось напомнить этому лживому ублюдку, как он «держит слово», но Тину подводить было нельзя. Так что я просто усмехнулся и вышел.
Секретарша сидела в приёмной белая как мел — видимо, нечасто ей приходилось слышать, как директор орёт так, что стены дрожат. Увидев меня, она поднялась со своего места и тревожно спросила:
— С господином директором всё в порядке?
— Да, — ответил я, беря чемодан. — Только лекаря ему вызовите. Хотя лучше пожарных.
Секретарша замерла, не поняв, шутка это или нет, а я прошёл мимо, не оборачиваясь.
Когда вышел из приёмной, вспомнил своё предчувствие, что директор — гнида лицемерная что-нибудь да выкинет, и констатировал тот факт: что меня не подвели ни предчувствие, ни гнида. Невольно усмехнулся и отправился дальше.
Когда я вышел в центральный холл, взгляд сам собой скользнул к коридору, ведущему в то крыло, где располагался кабинет Тины. Захотелось свернуть — просто заглянуть, чтоб хотя бы узнать, здесь ли она ещё. Но нельзя. Мы с ней договорились, что никаких визитов по личным вопросам, никаких намёков, никаких взглядов в стенах академии. Слишком опасно, слишком много глаз и ушей.
И всё же тянуло. И довольно сильно. Я поймал себя на мысли, что, кажется, начинаю скучать по ней. Как бы такими темпами ещё и не влюбиться ненароком. Этого мне только не хватало. В целом-то ничего плохого в этом я не видел, но мезальянс напрягал.
Это с Лирой можно было крутить роман и допускать, что он может перерасти во что-то большее — мы были с ней почти ровесники и примерно одного уровня, но вот роман с богатой и влиятельной столичной дамой, родственницей самого Советника Императора по финансам, которой неизвестно сколько лет на самом деле и которая, возможно, ещё и замужем…
Тут однозначно перспектив у отношения не было никаких. У нормальных отношений, разумеется. Но это не означало, что мы с Тиной не можем под занавес провести ещё пару волшебных ночей в отеле.
Я пришёл в свою комнату, она встретила меня тишиной — соседи были на занятиях. Поставил чемодан в угол, решив разобрать его вечером, и посмотрел на часы. До обеда оставалось сорок минут. Ни то ни сё. Идти в библиотеку, чтобы покопаться в энциклопедиях и подшивках «Императорского вестника» и поискать интересующую меня информацию о Виалоре и Арденаире смысла не было — на это нужен не один час.
Возникла мысль завалиться на кровать и вздремнуть, но спать совершенно не хотелось. Да и голова кипела от разных мыслей после разговора с директором. Особо интересовал один момент: не обманул ли этот гад меня насчёт поединка — в частности, насчёт того странного пункта о поражении в первом раунде. С него станется, он мог и соврать, в надежде, что я куплюсь и возьму деньги.
Но мне очень хотелось, чтобы директор сказал правду — слишком уж велик был у меня соблазн отлупить Фраллена. И не просто отлупить, а ещё и оставить барончика на второй год. И я отправился в библиотеку. Это на поиски информации о Виалоре нужно время, а найти положение академии о поединках — дело пяти минут.
В библиотеке пахло пергаментом, свечным воском и пылью, я сразу же подошёл к стенду с академическими постановлениями. Именно там вывешивали все приказы и регламенты. Долго искать не пришлось — нужный документ нашёлся почти сразу. И директор, как ни странно, не обманул. В положении о поединках чёрным по белому было написано: «Курсант, проигравший в первом раунде контрольного поединка, остаётся на второй год обучения».
Я невольно усмехнулся. Вот ведь как хитро всё подстроил мерзавец. И явно был уверен, что я испугаюсь выйти против Фраллена и соглашусь взять деньги. И теперь эта зараза злопамятная железно поставит меня против барончика.
Ну что ж, а мне это и нужно. Директор сказал, что Дарис хочет учиться в академии без меня? Да не вопрос — у барончика будет такая возможность, когда я покину это заведение с дипломом отличника, а он бедолага останется здесь ещё на год. Бойтесь своих желаний, придурки… Одно из них точно скоро сбудется.
Главное теперь, чтобы этот идиот с дымящимся задом, который думает, что всех переиграл, поставил нас в одну пару.