Хранитель рода. Ученица

Глава 27

Хоронили Саймона Кливена в Англии. Костров, посовещавшись с сенатом, решили не настаивать на передачи им тела ради ускорения доступа к архиву. Получитьь же они его могли только после того, как Гермиона Грейнджер официально вступит в наследство и получит все права на дом.

Представители министерства правда попытались что-то там заикнуться о конфискации, но появившиеся гоблины твердо указали на ясно выраженную волю мага, указанного в завещании переждать дом маглорожденной ведьме, случайно оказавшейся соседом уважаемого мистера Кливена.

– Вы же не будете оспаривать наследство, утвержденное Гринготсом? — вежливо поинтересовался гоблин и улыбнулся.

Представитель министерства нервно сглотнул и заявил, что даже не думали об этом, просто они не предполагали, что одинокий маг оставит завещание.

Всю суету подготовки к похоронам Гермиона пропустила, проведя у себя в комнате. В первый день она вообще не показывалась никому, проревела почти до вечера. Попытки родителей успокоить девочку ни к чему не привели и в конце концов решили оставить ее в покое и занялись делами.

Сами похороны оказались очень скромными и присутствовало всего несколько человек. Гермиона в черном траурном платье, ее родители, два сотрудника министерства магии и трое представителей сената. Прощание, выезд на кладбище, сами похороны и возвращение… Тишина пустого дома…

Гермиона сидела в гостиной и ей ужасно хотелось оглянуться, в надежде увидеть спускающегося по лестнице наставника. Казалось вот снова раздастся его голос, и он в очередной раз необидно посмеется над ее неудачами, в своей неподражаемой манере выдаст очередной практический урок.

Прядом раздались шаги и рядом с девочкой опустился Анатолий Костров.

– Скучаешь?

– Только не говорите, что вам его жаль…

– Не буду. Возможно это для тебя он был наставником, учителем и даже, возможно, другом. Для меня он навсегда останется преступником, на чьей совести тысячи жертв. Жалеть о его смерти будет совершенно нечестно с моей стороны. Однако вынужден признать, что я даже восхищаюсь им… Клеймо предателя крови так просто не снимается. В истории было очень мало случаев, когда о него избавлялся тот же человек, что и получил его.

– Я не очень хорошо это понимаю, хотя мистер Кливен объяснял мне.

– Чтобы понимать такие моменты нужно родиться в семье чистокровных… как я. Потому и говорю, что некоторым образом восхищаюсь этим человеком. Редко кто находит в себе силы переосмыслить всю жизнь, признать, что вся твоя жизнь была ошибкой, обозначить проблему и найти ее решения. Догадываюсь, что свое клеймо он получил, когда забросил кодекс и выступил против своих… такие вещи особо прописаны…

– Я читала кодекс и клялась как Хранитель.

– Тогда ты понимаешь за что он получил клеймо?

– Да.

– И он нашел способ восстановить род, пусть даже не по крови. Полагаю, клеймо пропала по совокупности поступков. Он спас магический род, переосмыслил поступки и искренне раскаялся. По отдельности всего этого было бы мало, но все вместе… Девочка, ты понимаешь, что это именно ты его спасла?

– Он умер…

– Смерть — это еще не конец. Возможно это только начало нового приключения.

– Вы говорите почти как проповедник.

Костров рассмеялся.

– По крайне мере я в это верю.

– Я правильно поняла, — девочка решила сменить тему, ставшую больно какой-то сложной, — вы теперь мой куратор как Хранителя? И где, кстати, ваши товарищи?

– Я их отпустил. Сейчас они тут совершенно не нужны. Да и нам с тобой трудно было бы поговорить откровенно в присутствии посторонних, а это было необходимо. И да, я теперь твой куратор.

– А что это значит?

Костров задумался. Откинулся на спинку кресла и переплел пальцы рук.

– Как бы объяснить понятнее… Хранитель рода — это очень древний титул, он идет с тех времен, когда магические рода значили намного больше, чем сейчас. Собственно, именно они и составляли основу магического мира, что вполне логично, если вспомнить об уровне образования обычных людей в той время. Потому каждый род был достаточно ценен, но с течением времени многие рода хирели, из них уходила магия… Тут и близкородственные связи и нарушенные клятвы… ты ведь уже видела насколько серьезны подобные вещи.

Девочка кивнула.

– Учитель особо обращал на это внимание… — Вспомнив каким образом он обратил ее внимание, Гермиона поежилась.

– Так вот, чтобы восстановить род и был придуман механизм Хранителей. Как правило Хранителя выбирали из обретенной… и желательно чем раньше, тем лучше. Такая девушка бралась на воспитание либо одного из членов угасающего рода и ее учили всему тому, что должен уметь наследник. После того, как наследник появлялся, все оставшиеся члены рода отрубались от родового источника и он целиком завязывался на наследнике…

– А что случались с членами рода?

– Они теряли магию.

– И они шли на такое? — ужаснулась девочка, уже зная, насколько трепетно маги относятся к своей силе.

– Ради спасения рода. Нас с детства всегда воспитывали, что род на первом месте. Хотя между, например нашими родами и вашими английскими есть определенные различия в силу определенных причин, но в целом так. Наследник же с Хранителем, получая привязку к источнику, полностью обновляли магию рода и его кровь, очищая его от всех проклятий.

– А куратор?

– Куратор… маги тоже люди и они тоже ведут себя… по-всякому. И среди магов идет борьба за власть, влияние… места в сенате или, как у вас, в министерстве. Визенгамот у вас все же наследственный орган и туда могут попасть лишь члены древних фамилий. Хранитель же всегда маглорожденный, а потому он плохо разбирается во всей этой внутренней кухне. На такого человека, ничего не понимающего в делах, можно легко повлиять, чтобы в будущем переманить обновленный род на свою сторону. Твой учитель совершенно справедливо опасался, что на родине за влияние на тебя начнется настоящая война, тем более сейчас, когда на родине начались глобальные процессе перестроения общества… чем все закончится только высшие знают. Но чистокровные рода возвращают свое влияние. Конечно они уже никогда не вернут той власти, что у них было до семнадцатого года, но все же у нас поняли, что именно они являлись стабилизирующим фактором. Здоровый консерватизм в обществе всегда полезен для него, как сдерживающий фактор. Именно его нам сейчас не хватает. Ты понимаешь о чем я говорю?

– Мистер Кливен объяснял мне нечто похожее. Не все понятно, но я разберусь. У меня хорошая память, господин Костров, и наш с вами разговор я запомню.

– Гм… понятно… здравый подход. Тогда слушай дальше. Естественно сейчас начинается драка за влияние, места в сенате и тому подобное. А так же обсуждается каким образом будет происходить возвращение чистокровных родов. И тут уже важен другой фактор — от чьего имени будут эти рода выступать. Каждая группировка, имеющая влияние, начинает поддерживать тот род, который близок им.

– А к какой принадлежите вы?

– Мы стража. Сначала стража империи, потом СССР, чьей стражей мы будем через пять лет… кто знает. Но в любой ситуации стража нужна государству. Вы англичане более индивидуалисты, а у нас привыкли, что один в поле не воин. Собственно потому у нас точек пересечения с обычным правительством намного больше, чем у вас. И как бы ни поворачивались дела, но мы всегда выступаем на стороне законного правительства. Новый семнадцатый год не нужен никому, ни магам, ни тем, кого вы называете маглами. Так что я скорее центрист, выступающий за сильную власть. Скоро скорее всего нам придется отступить. Слишком уж набрали обороты деструктивные процессы, но рано или поздно, я надеюсь, они закончатся.

– Тогда в чем будет заключаться ваша обязанность?

– В защите вас от постороннего влияния. Из-за ошибки одного сотрудника сената, который неверное сформулировал приказ о предоставлении мне полномочий, я получил право говорить за сам сенат, чем твой наставник и воспользовался. Так что о твоей защите он позаботился. Потому до семнадцати лет тебе не придется волноваться, что тебя вовлекут в разборки группировок в России. Прямой контракт сената и тебя договор запрещает прямо. Только через меня.

– А вы на моей стороне? Как я могу быть в этом уверена.

– Правильный вопрос, — хохотнул Костров. — Даже если не учитывать клятву куратора, я бы просто не посмел нарушить посмертную волю после всего произошедшего. Исчезновение клейма предателя — это далеко не безобидная вещь, которой стоит пренебрегать живым. Идти против посмертной воле такого человека равносильно тому, чтобы добровольно навесить это клеймо на себя.

– Понятно… так в чем будет заключаться ваша обязанность?

– В обучении тебя делам рода. Хотя тут вопрос насколько это тебе нужно. Я обязан буду стать крестным наследника и вот здесь я не намерен пренебрегать обязанностями. Твое дело как Хранителя научить его магии рода, а мое, как крестного и куратора научить ориентироваться в происходящем на политическое арене, чтобы никто не смог воспользоваться его неопытностью. С тобой сложнее… Если ты не захочешь участвовать в этих игрищах, то можешь отстраниться, передав все дела мне. Или можешь учиться вместе с наследником и сама решать свою судьбу. В любом случае до твоего семнадцатилетия у тебя есть время подумать.

– То есть до семнадцати лет меня защищает ваша клятва?

– Не моя. Она дана от имени сената. Чтобы потом ни случилось со мной, но клятва будет действовать.

– И меня оставят в покое?

– Хотел бы я посмотреть на то, что останется от рискнувших нарушить эту клятву, но, думаю, таких идиотов не найдется.

– Ясно… — Гермиона медленно встала. — Вам ведь архив нужен.

– Я за ним пришел.

– Когда учитель… в то день, когда он умер и обнимал меня, он попросил отдать вам все бумаги… Но они просил меня их посмотреть. Вы дадите мне это сделать?

Костров пристально посмотрел на девочку.

– Ты действительно этого хочешь? Там очень страшные вещи показаны.

– Учитель сказал, что это будет его последним уроком мне. Я не совсем поняла, что он имеет в виду, но…

– Гм… последний урок… Признаться, тоже не понимаю, что имеется в виду. Но раз он просил, я не рискнул вставать между вами. Сейчас?

– Не хочу тянуть. Я и родителей предупредила, что буду здесь допоздна разбирать бумаги о которых просил учитель. Они понимают и не будут тревожить. Идемте.

В кабинете девочка открыла сейф, который ей показывал в свое время учитель, без труда. Как он и обещал, все было уже настроено на него. Костров молча стоял за спиной и наблюдал, как девочка вводит код.

– Надо же. Тысяча девятьсот сорок один. Как… символично.

– Это не случайно. Учитель всегда говорил, что это самый страшный для него год.

– Хм… занятно, однако… если бы не знал правды, предполагал бы, что этот твой учитель пытается выглядеть лучше, чем он есть.

Наконец все пачки бумаг, папок, альбомов было выгружены на стол. Костров пролистал одну.

– Тут на немецком и русском.

– Я знаю оба языки и читаю на них совершенно свободно.

– Кто бы сомневался, — пробурчал Костров. Потом… достал из кармана здоровенный сундук и водрузил его перед столом. Полюбовался на ошарашенное лицо девочки и расхохотался. — Что, удивлена? Значит и мы можем удивить хваленных английских магов.

– У меня есть рюкзаки с расширенным пространством, но карман…

– Вот она настоящая магия! — Но Костров тут же признался: — на самом деле тут не только расширения пространства кармана, но и уменьшение размеров самого сундука. Правда когда я его наполню уменьшить не получится, придется тащить до посольства так.

– До посольства?

– Конечно. Не думаешь же ты, что я отправлю настолько важные бумаги обычной почтой? Или тем более сам их повезу. Нет, они полетят домой дипломатическим багажом. Слишком много людей за эти бумаги готовы душу продать. Особенно те, кого они обличают в сотрудничестве Гриндевальду. Благодаря им много всякого мусор всплывет. Вовремя эти бумаги появились, очень вовремя. В грядущей схватке за власть они помогут не допустить к ней откровенных предателей и подонков. Сейчас столько швали наверх рвется, просто диву даешься. А вот с этим, — Костров похлопал рукой по одной, — кое-кто из таких смелых поедет в места не столь отдаленные. В том числе и многие покровители. Знаешь, вот никогда не одобрял действий Сталина, но именно такой человек сейчас бы и не помешал наверху. С этим он бы смог расчистить политическое пространство для порядочных людей лет на пятьдесят… потом, конечно, новая бы плесень всплыла, но к тому времени может что путное бы удалось построить. А сейчас… Ай, половину просто отправят на пенсию, кого посадят, помилуют лет через пять. Только самые одиозные и пострадают серьезно. Впрочем, не бери в голову. Вряд ли тебе интересно мое старческое брюзжание.

Костров выглядел лет на пятьдесят и из его уст слова про старческое брюзжание воспринимались только как анекдот. Гермиона улыбнулась. Не очень она и поняла эти последние его слова, но, по привычке запомнила, чтобы обдумать, когда подрастет. Получит опыт и знания, которые позволят разобраться. Так в свое время учил ее поступать наставник. Слушать, запоминать, мотать на ус, думать, делать выводы, действовать. Именно в такой последовательности. И слова «трепаться» в этой последовательности не было. Потому она слушала, запоминала, готовилась обдумывать новую информацию, прикидывала в какие справочники заглянуть для получения новой информации, но вопросов не задавала и выводами не делилась.

Молча села за стол и придвинула к себе первую папку…

Приказы по оккупированным зонам, сухие строчки донесений о зачистках территорий, список людей подлежащих уничтожению, список переселяемых на территорию рейха, описание необходимых ритуалов с жертвами… Гермиона листала все это молча, хотя сама сидела белее снега. Костров не вмешивался. Не сочувствовал, не советовал. Просто принимал те бумаги, которые девочка уже просмотрела и складывал в свой сундук.

Фотографии… с немецкой аккуратностью все они нумеровались и подписывались. Была и отсылка к документам. И сухие строчки: выделить для проведения ритуала, описание ритуала, с целью нейтрализации вражеских боевых магов, проводивших диверсии в тылу врага десять детей с магическим даром в возрасте до восьми лет. Подпись: Мишин А.Г.

И еще документы… и еще… Все зафиксировано, все учтено. Опись сколько добытых ингредиентов из магов отправлено на эксперименты в Германию. Советы и рекомендации магов анневербе…

Очень скоро девочка не выдержала и рванула из комнаты… Нашел ее Костров в саду, где она лежала под дубом и ревела. Присел рядом.

– Почему… — донеслось до него сквозь рыдания. — Почему люди делают такие вещи?

– Если кто-то начинает считать себя выше других, он начинает думать, что ему позволено к этим другим такие вещи, которые нельзя делать с людьми… Они и не считают, что делали что-то плохое… ты же не переживаешь, что твоя мама носит воротник из лисы? И эти люди не переживали, что делали перчатки из человеческой кожи, сумочки… Ведь для них людьми были только свои, а остальные лишь чуть выше уровня животного.

– А… наставник? Он же не мог так считать?

– Полагаю, он таким образом мстил тем, кого считал виноватым в гибели своей семьи.

Гермиона поднялась и вытерла лицо.

– Вот о чем он говорил, когда предупреждал, что месть разрушает и оставляет пустоту. Вот о какой пустоте он говорил… А знаете… он ни разу не повысил на меня голос… А я и безобразничала… однажды взорвала котел и зельем из него забрызгало его с головы до ног… а его веселило, что мои волосы начали шевелиться… он потом меня долго Медузой Горгоной дразнил. Один раз мой магический выброс расколотил семейный фарфор, причем починить его никакое репаро не смогло, а он все это заставил исчезнуть, а потом три часа сидел и лечил мои порезы, поскольку из-за выброса что-то у меня нарушилось и на меня временно перестала действовать магия… было больно… а он, чтобы развеселить, рассказывал забавные истории. Именно таким я его всегда знала. Добрый, справедливый, умный, знающий колоссальное количество историй… А сегодня узнала, что он может быть совершенно другим… Так кто из них настоящий? Кому тогда можно верить, если люди могут быть одновременно и такими и такими?

Костров уселся на землю перед девочкой и озадаченно почесал затылок.

– М-да… сказал бы мне кто, что я буду оправдывать известного палача Мишина, надавал бы по морде… Знаешь… детство хорошо тем, что можно позволить себе делить мир на черное и белое. Вот он плохой, а вот этот хороший. Но если человек вырастает и продолжает видеть только черно и белое вокруг, то про нег скажут, что он таки и остался подростком. Кто из них настоящий, спрашиваешь? Но тут не из кого выбирать, это один человек… в разных обстоятельствах. Тот Мишин, человек, чье сердце было опалено ненавистью, который оплакивал погибшую семью и в котором полыхал огонь мести. Мишин, которого знала ты — уже постаревший несчастный старик, потерявший все. Он уже не видел смысла в дальнейшей жизни, на многие вещи взглянувший иначе и пересмотревший их, от чего ему было только хуже. Ты для него явилась той соломинкой, за которую он ухватился, чтобы хоть немного сделать свою жизнь более осмысленной, чтоб хоть немного исправить то, что он натворил. В конце концов ты и спасла его… Клеймо могло исчезнуть только у искренне раскаявшегося человека. Так который из них настоящий? Ты сможешь ответить?

Гермиона помотала головой.

– Думаю без того Мишина не было бы моего наставника.

– Вот ты и ответила на свой вопрос.

– А вы? Вы его простили?

– Нет. Семья моей матери целиком была уничтожена в Белоруссии. Они скрылись в защищенном схроне, но Мишин был мастером взлома… это же их родовой дар… Его пригласили как специалиста…

– О, господи… — Гермиона прижала кулак ко рту и с ужасом смотрела на сидящего рядом с ней человека. А он словно и не видел ее, глядел куда-то вдаль.

– Он был великим специалистом по взлому и защите… Я это позже узнал, когда уже работал в страже. И искал его. Долгих двадцать лет искал… Из-за этого меня и направили за ним… Эй ты чего? Господи, девочка, напугал я тебя. Эй, очнись…

– Простите…

– Господи боже мой, ты-то за что просишь прощения? Все, успокоилась? Ты не дослушала. Ты спрашивала простил ли я его? Нет, не простил. Но и не осуждаю… уже. Видишь… для тебя он добрый и справедливый наставник, многому тебя научивший… для меня убийца моей матери и ее семьи… Как его судить? Как его осуждать? Бывают ситуации, когда человеческое правосудие уже не сможет вынести свой приговор… пусть судит тот, кому положено. Для нас же остается… не суди и не судим будешь. Да, я его не прощаю… Но я его отпускаю… с миром.

– Спасибо…

– А ты?

– Я… я, кажется, поняла, почему он хотел, чтобы я познакомилась этими документами. Он хотел, чтобы я видела его настоящего… всего… таким, каким он есть. Если бы он остался в моей памяти только учителем, иногда строгим, но всегда справедливым, мне было бы сложнее принять его прошлое, о котором я все равно бы узнала, если уж стала Хранителем Рода. Он остался бы непогрешимым и великим… и перестал бы быть в моих глазах человеком. И я не смогла бы его осуждать или критиковать. Зато сейчас я, кажется, его понимаю. Понимаю как человека со всеми его достоинствами и недостатками. Могу осуждать его прошлое, но могу с теплотой вспоминать его учебу. Он не бог, не дьявол… он человек.

– Хм… — Костров с интересом разглядывал сидящую рядом с ним девочку, о чем-то размышлявшую. — Надо же… Кто бы мог подумать, что человек, подобный Мишину отыщет настоящий бриллиант…

– О чем вы? — повернулась к нему Гермиона. — Вы не поняли, что я вам сказала? Бриллиант? Господин Костров, почему вам не приходит в голову, что я такая, какая есть именно благодаря учителю? Он сделал меня такой… У меня ведь тоже свои скелеты имеются… Не надо смеяться, понимаю, как вам смешно слушать такое от сидящей рядом с вами… как это говорят… пигалицы. Но почему вы думаете, что мои детские проблемы менее серьезные, по сравнению с вашими взрослыми?

– Упаси меня бог, не думаю, — поднял руку в защитном жесте Костров.

– Я была замкнутой и нелюдимой… у меня никогда не было друзей, а одноклассники дразнили меня и отказывались общаться. Я всегда была одна, сколько себя помню. Самые мои лучшие друзья — это книги. Я читала взахлеб и все, что попадется под руку. И я безоговорочно верила всему, что пишут в книгах. И взрослым, которые мне казались непогрешимыми высшими существами. Вот такой я была до встречи с наставником… Бриллиант… все же вы ничего не поняли.

– Ты не права, — тихо заметил Костров. — Точнее права раньше… но сейчас я точно понял. Но и я тоже человек. Я Мишина так ненавидел, что уже инстинктивно считал, что от такого человека не может исходить ничего хорошего. И глядя на тебя, легко было убедить себя, что ты стала такой вопреки его стараниям, а не благодаря… Говорил тебе о черно-белом восприятии мира и сам попал в такую ловушку. Гордыня и в самом деле страшный грех. — Костров задумался. — Знаешь… я клянусь уже тебе, что стану хорошим куратором. Если возникнет необходимость, обращайся, помогу, чем смогу…

– Спасибо.

– Тебе бумаги еще нужны?

Девочка помотала головой.

– Я уже поняла, что хотел мне сказать наставник. Не думаю, что там будет что-то еще.

– Я могу их забрать?

Гермиона кивнула.

– Знаешь, тебе с родителями все-таки придется съездить на пару дней в Россию. Если хочешь, можем взять вас с собой, тогда все формальности можно будет закончить быстрее.

– Спасибо… думаю, родители не будут против.

– Что ж, тогда я за архивом. Оставлю тебе сквозное зеркало. Я в Англии задержусь еще на два дня, надо будет уладить все дела с вашим министерством. Если твои родители будут не против, то я пришлю вам билет на самолет до Москвы, полетим вместе.

– Конечно… Идите, господин Костров… я посижу тут пока… подумаю.

Гермиона легла на спину под сводом дуба, заложила руки за голову и уставилась в небо. Почему жизнь не может быть такой же простой, как в сказках? Здесь верные друзья, там подлые враги. И никаких сомнений. Увы, но жизнь не сказка.

Последний урок мистера Кливена оказался самым жестоким.