Хроники особого отдела

Глава 15

Риза Божией Матери – уникальный непонятный артефакт, разодранный на куски условно верующими. Его небольшая часть находится в Успенском соборе в Москве, фрагмент приблизительно такого же размера – в Латеранском соборе в Риме, и основное полотно, (по официальной версии), – в Шартре собора Божией Матери, величественный силуэт которого гордо возвышается над пшеничными полями Франции. Поздней осенью 1943 года его посетил автор самых монументальных строительных проектов Третьего рейха Альберт Шпеер. На осмотр уникального объекта он затратил меньше времени, чем на полотно Девы Марии...

После его отъезда Собор был временно закрыт, и, когда произвели некие «реставрационные работы», Святой Покров вновь предстал перед верующими. По отзывам многих, после реставрации «он стал значительно чище и белее»...

Работа Сергея Трофимова, посвящённая артефекторике, вышла холодной зимой 1996 года – в високосный год. В этом году появился новый герб у Москвы, а Борис Ельцин заложил капсулу в основание Храма Христа Спасителя. В капсулу, по рассказам свидетелей, был положен кусочек святого покрова. Откуда он?

***

Мысль о самоубийстве была невыносима. Но, просидев в полном одиночестве каменного каземата всего неделю, Бернагард отчётливо понял – это единственный выход.

Продуктовых наборов ему бы хватило на месяц. При экономном расходовании, возможно, даже на два. Воды и света было в достатке. Охотиться за крысами, как за средством пропитания было и смешно, и глупо. Во-первых, здесь не было крыс. Почувствовав что-то опасное для себя, умные животные давно ушли из обжитых людьми склепов; а во-вторых, он был заперт. Наглухо. Навсегда. Его замуровали по его же собственному согласию и с большим удовлетворением. Как сказал, с плохо скрываемым чувством облегчения, Роде: «Будете вечным библиотекарем, гауптштурмфюрер»...

Его оставили охранять.

Там, за свинцовой крепостью раздвижной тяжёлой перегородки, хранилась древняя святыня человечества, несмотря на все предосторожности, предпринятые потомками Соломона, найденная, спустя тысячу лет, рыцарями-тамплиерами. Найденная, чтобы исчезнуть вновь.

– Я твоя очередная жертва, – громко произнёс Бернагард, глядя в серую стену. – Ненасытный Элогим, взявший в жертву самого Иисуса. Зачем тебе я?

Ему отвечала тишина. Тишина отчаяния.

Бернагард осознал, что сходит с ума.

Дневник был заброшен, узник потерял сон и почти не ел, только жадно пил и гладил серое полотно. Только оно не давало ему зайти за раздвижные двери и, открыв проклятый ларец, свести счёты с этим миром.

***

Место присутствия Элогима, трехголового Цербера, хранителя мёртвых душ; сила зла, запечатанная в золотом ящике. Не этой ли силой клялись конкистадоры, уничтожая жителей целого континента? Не Яхве ли простёр руку, вместе с огромным чёрным орлом истинных арийцев? Где бы он ни находился: в Азоте, в Гефе, в Аскалоне, везде в его присутствии умирали люди, их тела покрывались язвами и наростами, они серели лицами, у них выпадали волосы и зубы...

А может, машина для производства манны небесной и хранения скрижалей не что иное, как врата в тот недоступный параллельный мир?

Суммируя все легенды, гипотезы и, разобрав сотню разрозненных документов в книге «Прусский след Ковчега Завета», историк Анатолий Бахтин с уверённостью доказывает – оставшиеся в живых тамплиеры, напоследок прокляв Филиппа IV Красивого, бежали в самый дремучий угол Европы. Унося с собой тайну серебряных рудников Центральной Америки и Ковчег Завета. А. Бахтин считает, что рыцари доставили находку в известный своими колдунами Мариенбург, затем его переправили в продуваемый ветрами замок Балога и, наконец, в подземелья Кёнигсберга. Подальше и поглубже от людских глаз.

***

Ксения в этот раз бежала замыкающей. Она не возражала, с внутренним злорадством наблюдая, как осторожно бойцы огибают её, стараясь не коснуться в узких изгибах коридоров. Впереди маячила фигура Ильи, такого понятного и близкого для всех командира.

«Атлет, – подумала она как-то отстранённо, словно сидя в театре на балете. – Высокий рост, широкие плечи, узкие бёдра. Жилы, мускулы... Балерун! – раздражение, наконец, нашло свой выход. – Бежит-то как! Будто всю жизнь по подземельям солдат водил».

На неё плавно опустилось серое облако летящего Олеария. Старый дух благодарил и в то же время успокаивал перенасытившееся тёмной энергией девичье тело.

Внезапно Ксения услышала: «Привал». Удивлённо подняв брови, она осознала, что «Муромец», вывел их на точку и теперь ждёт от нее приказа.

Девушка криво улыбнулась, наблюдая, как, стянув с себя мокрую от пота гимнастёрку, капитан начал умываться в бегущем по желобу ручейке. Вода была прозрачной и ледяной. От Ильи шёл пар. Сморщив чуткий нос, она фыркнула и хотела, было, сказать колкость, но фонарь ярким пятном света остановился на спине богатыря. И злость её измученной души словно смыло текучей водой. Она рассмотрела спину...

Командир разогнулся, растёр ладонями лицо. Глубоко вздохнул.

– Солью пахнет...

– Море рядом, – тихо прошептала она в ответ. Затем вынула из планшета новенькую хрустящую карту и отметила на ней точку. – Мы здесь. Второй отряд подходит с запада. Через триста метров мы должны увидеть тринадцатый и четырнадцатый блоки. Крепим взрывчатку. Взрыв назначен на 17.00. Начало операции с двух сторон. Одновременное. После проникновения каждый берёт максимально возможное количество ящиков из хранилища и ждёт приказа. Движение внутри по моей команде. Вопросы есть?

Вопрос нашёлся только у Ильи. Он усмехнулся:

– Почему ты уверена, что нас там никто не ждёт?

– Здесь больше нет жизни, а мертвец, охранявший подход был недавно съеден мной...

Слова упали на каменную кладку, и наступила тишина.

***

Ян, прислушиваясь к далёкой, заглушённой метровой толщины стенами, перестрелке, быстро преодолел оставшееся расстояние. Спустя десять минут, его смогли нагнать люди, ведомые чёрной огромной собакой.

На площадке перед отметкой BLOСK 14 они увидели человеческие тела. Это были почти разложившиеся трупы немцев в чёрных кителях СС. Тут же, у стены, находились ящики с боеприпасами, полные консервов, солдатские ранцы и даже бутылка с марочным коньяком.

– Надо же, как быстро разлагаются, – отметил Ян. – Недельный труп, а весь в мыле...

– А запаха-то нет, – шептались одними губами бойцы, боясь нарушить эту мрачную тишину и тем самым привлечь к себе незнаемое.

За кривым низким сводом арочного изгиба, за поворотом коридора, что-то прошуршало. Взрыкнула собака. Ян метнулся туда и пропал. Спустя бесконечно долгую, напряжённую минуту его лицо выглянуло из-за камня:

– Василий Иванович, глянь-ка.

Там в тупике на Непершина пялил пустые костяные глазницы труп с обрывком белой верёвки вокруг шеи.

– Этот последний. Сначала всех расстрелял, потом сам.— Пояснил командир. В провалах черепа явственно светился зелёный огонь. Изо рта торчал кусок газеты, на нём готическим шрифтом было напечатано «Мы, немцы, боимся Бога и ничего больше».

– Бисмарка-то нам не цитируй! – зло сообщил черепу Ян и, размахнувшись, ударил по полусгнившей голове прикладом. Голова отделилась от туловища и покатилась как с горы по покатым плитам в сторону сгрудившегося отряда.

Их командир хмыкнул и громко приказал:

– Растоптать в пыль, ногами...