Хроники особого отдела

Глава 8

Комендантский час постепенно исчезал из Москвы не столько с приходом серого утра, сколько благодаря сводкам Информбюро и салютам, с регулярной закономерностью чествующих Советскую армию – та победоносно гнала отгрызающегося шакала в его смердящую нору.

Серые кресты газетной бумаги кое-где ещё мешали смотреть городу на просыпающееся мартовское солнце, но даже самые осторожные граждане уже не боялись воздушных налётов, свирепствовавших над столицей в первые дни войны.

К Первомаю Москва готовилась окончательно избавиться от этого страшного напоминания о горьком первом военном годе.

Наконец, совсем пропала светомаскировка, хотя свыкшиеся с ней москвичи продолжали по привычке сутулиться и хмурить брови, увидев ночью яркий свет проезжавших автомобилей и открытые окна без гардин.

С начала лета 1944 года все магазины, и промтоварные, и продовольственные, заработали бесперебойно, в Военторге иногда появлялись настоящие плотные хлопчатобумажные чулки... В парках и скверах зарыли щели-укрытия, убрали сваренные из шпал противотанковые ежи. Город пережил Большую Страшную Войну и активно ждал Весну и Победу.

***

Черный ЗИС, с неторопливой грацией легковой машины в мире трамваев и грузовиков, плыл по асфальту Большой Калужской улицы в сторону нового аэропорта «Внуково», построенного перед самой войной.

На переднем сиденье, опершись лапами о приборную панель, внимательно наблюдала за перемещением прилипшая к лобовому стеклу любопытная собачья морда. Огромный чёрный пёс жизнерадостно крутил лохматой головой и возмущённо взгавкивал при остановке у разметки или у регулировщика. Сидящий сзади Ян громко, словно рассказывая историю города собаке, вещал:

— Мрак, смотри, дом Моссовета. Там магазин открылся, «Овощи и фрукты»! Грушу хочу! Илюх, а помнишь, Валентина Серова именно из этого дома с велосипедом на улицу-то выходит...

— А ведь точно, Ян Геннадьевич, — гулко откликался Илья. — Я раз десять «Сердца четырёх» смотрел. Сильная вещь.

— А тринадцатый дом для сотрудников Академии Наук в тридцать девятом заселять стали - загорелся. Так и живёт наполовину живым, наполовину погорельцем, ждёт, когда его по новой восстанавливать начнут. Бедолага.

— Зато вся гниль в нём выгорела, — вдруг добавила сидящая рядом Ксения. — Жить ему долго теперь, и люди в нём знаменитые поселятся без страха.

— Вот ты вещунья прям, как наш Василий Иванович.

— Нет. Я знаю, что говорю, а он чушь божественную несёт и путает всё без разбору.

— Ну, ты меня ещё в ваш диспут богословский втяни. Хорошо, что его не взяли...

Престижный окраинный район внезапно обрывался развороченной землёй возрождающихся строек, и машина, наконец, вырвалась в мир ещё живых, но уже чахлых березовых рощиц и деревушек с торчащими железными столбами колонок и старыми, рытыми еще при Екатерине, колодцами со вздёрнутыми над ними журавлями. Мир — прикрытый ставнями, украшенный печными трубами и спрятанными (от зимы и участкового) тоскующими без петухов редкими подмосковными курами. Вечное великое материальное Прошлое, соединяющее людей и небо. Память земли.

***

Минут через двадцать проехали указатель на Тёплый Стан, и машина, наконец, остановилась на берегу узенькой речки, летом явно превращающейся в полувысохший ручеёк, а сейчас по-весеннему бурной и журчащей. Илья первым распахнул дверь и, быстро перебежав на противоположную сторону дороги, открыл для Яна. Тот поморщился и сообщил:

— Да, похоже здесь, точно. Ты Мрака-то выпусти, а то он сейчас и обшивку снимет и дверь снесёт от любопытства.

Их окружал светлый, с ещё голыми ветками, но уже живой и наполненный сладким соком березовый лес. Где-то призывно чивиркала птица. Местами лежал тающий чёрный снег, но ветер нёс тепло будущего лета. В воздухе пахло сырой землёй, тем непонятным возбуждающим запахом весны, который невозможно ни с чем спутать и описать.

Ксения неторопливо вышла и, достав папиросу, закурила, сделав несколько неженских торопливых затяжек. Ян сжал губы, но посмотрев на мечтающего о том же Илью, недовольно кивнул:

— Да закуривай, мне-то что.

Потом перевёл взгляд на рощу к темнеющему невдалеке большому старому деревянному дому - последнего оставшегося флигеля помещичьей усадьбы:

— Покажите мне на карте весь район предполагаемого строительства, и давайте обойдём здесь всё.

Ксения потянулась за картой:

— Надо строить…

И, словно гончая, вытянулась в струну, широким шагом направившись к постройкам.

На приехавших опустился лёгкий туман, словно морок, окутавший лес. Илья оглянулся и не увидел ни шоссе, ни припаркованной машины. Рядом с ним зарычал подбежавший Мрак.

***

Он долго ждал, когда к нему придут. Вначале надеялся, что вернётся старый хозяин и напоит молоком, согреет и позовёт с собой. Потом он думал, что такой хороший крепкий дом не должен остаться без человеческого тепла и его просто согреют вместе со стенами. Но никто не торопился обогреть и накормить стены и жильца в них. Он научился засыпать на зиму и просыпаться со сменой времени года, остатками силы подозвав к себе глупую птаху. Выпивая её жизнь, давал нового сока себе, продляя бессмысленное существование. Он научился голодать и... ненавидеть.

В это утро, только проснувшись, он безнадёжно грел стены своей обители под лучами новой весны.

Люди пришли по промозглой холодной земле сквозь густеющий туман внезапно, словно и не обратив на морок внимания.

От женщины шёл жар огненного вихря, возможного пожара и смерти. От чёрного оборотня - сила и его собственная гибель. Волк мог выпить до дна, не насытившись, даже не обратив внимания на эту скудную, давно никому не нужную гниль. С одним из двух мужчин шла рядом Сила. А второй, второй… мог стать его Хозяином!

Люди вошли в дом. На старом столе развернули карту, и в тишине раздался мелодичный женский голос, докладывающий, где намечается создать тренировочный центр, какая нужна лаборатория и какого рода необходимо строить укрепления.

— Ксения, — прервали говорившую, — мы, конечно, сейчас обсуждаем строительство. Но есть другой вопрос, не менее важный: кто будет охранять наши рубежи? — хозяин придвинул к себе карту и, строго оглянувшись на разрушенную временем голландскую печь, с остатками синих изразцов, продолжил. — До сих пор нам оказывают невероятное по масштабам содействие, нам выделены все запрошенные ресурсы и, несмотря на колоссальное недоверие и неоконченную войну, поддерживают. Верно? — он опять оглянулся, хотя вопрос был абсолютно риторическим и все это знали.

— Итак, строим здесь. Оладий, мы за Вами. Вы призваны Родину защищать. Ждём.

Огромный Кот вдруг словно отделился от разбитой временем «голландки». Существо медленно и осторожно приблизилось к стоящим. Мягкие бесшумные лапы проплыли по скрипучему старому полу.

Одним махом преодолев расстояние, он приблизился к Яну. Человек посмотрел на Кота. Кот мяукнул, сделал ещё один крошечный шаг навстречу и посмотрел Хозяину в глаза. Тот кивнул, и тогда Оладия переполнила радость. Шкура словно засветилась изнутри, по густой мягкой черноте невесомой шерсти пошли редкие золотые искры. Кот зажмурился от счастья и прыгнул Хозяину на плечи.

— Такой худой, а тяжелый, — услышал он.

А на голову опустилась тёплая человеческая рука, даря уверенность и живое ласкающее тепло.

***

По распоряжению Лаврентия Берии на юго-западе Москвы в Тёплом Стане за рекордные сроки в сорок пятом будет возведён тренировочный комплекс Особого отдела Комитета Государственной Безопасности. Нарком лично следил за стройкой.

В берёзовой роще, за глухим забором, вырастут четырёхэтажное здание и несколько двухэтажных домов-дач, соединённых крытыми переходами друг с другом.

В этом месте весной всегда поют соловьи и стелется мягкий светлый голубоватый туман.