Хроники тридцатилетней войны

Глава двадцать пятая. Лечение заикания

К вечеру благодаря усилиям мушкетерского полка, припаханного Кристианом на приведение в порядок Фридрихбау, десяток комнат стал пригоден для жилья. Одну из комнат хозяйка предоставила на постой Кристиану, вторую — сэру Горацио, а еще одну назначила быть аристократической столовой. Впрочем, первые две недели прибытия в Пфальц Кристиан провел за пределами Гейдельберга, атакуя армию Кордовы издалека (с большим для нее уроном и без потерь для себя) и гоняя ее по правобережью Рейна — сначала в Вальдхоф, потом в Зандхофен и Лампертхайм и, наконец, на левобережье, в Вормс. Но зря Кордова полагал, что отдохнет от преследования в Вормсе: богемцы переправились вслед, охватили его полукольцом с севера, затем проникли ночью в город и, активно проводя зачистку домов посредством гранат, выдавили испанцев из города в южном направлении, под пушки крепости Франкенталь, занятой отрядом англичан под командованием сэра Джона Борафа. В итоге Кордова решил, что досыта в Пфальце навоевался и двинул ускоренным маршем в Брабант, на зимние квартиры. Ну, а богемцы вернулись в Гейдельберг.

За две недели непрерывного ремонта под руководством Луизы Юлианы центральная часть замка почти восстановила внешний вид, в том числе свое остекление и отопление. На воссоздание интерьеров требовалось, конечно, куда больше времени. И денег. В комнате Кристиана мебели оказалось, впрочем, достаточно, хоть и разносортной. Столовая же была обставлена с изысканным вкусом, и за ее длинным палисандровым столом могло разместиться до 20 персон. Однако стол заполнялся лишь наполовину: кроме хозяйки и ее дочери, Кристиана, Горацио и гофмаршала фон Гольдбаха в замке отирались 2 графини и 3 баронессы из разоренных войной поместий — все в значительных годах.

— Чашки бьются, блюдечки остаются, — пробурчал по этому поводу Алекс. Кристиан промолчал, хоть и ему, уже привыкшему везде быть в центре внимания, компания старых вешалок не понравилась.

Поэтому он не слишком возражал, когда Алекс стал подталкивать его к Катарине. Тем более что повод для сближения, выдвинутый Алексом, был уважителен.

— В мое время от заикания вылечивают, — долдонил он Кристиану. — Хоть и не всех. И я читал, как это делать. Давай попробуем помочь деве.

— Чем заканчивается обычно твоя помощь, я знаю, — морщился Кристиан.

— Лечение это комплексное и одним из мощных факторов воздействия, действительно, является секс. Но его применяют обычно в конце лечения. Сначала же рекомендуют другие методы…

— Какие?

— Увидишь. Если согласишься помогать…

— Ну, делать здесь пока нечего. И в Прагу не отпросишься, король не поймет. Попробуем.

Катарина (довольно высокая для 17 века девушка, полногрудая, статная, золотоволосая, но несколько стеснительная) выслушала необычное предложение давнего знакомого спокойно, но потом спросила:

— Р-разве у Вас м-мало своих д-дел, К-к-кристиан?

— Сейчас как раз мало, Катарина. Мои бойцы на отдыхе, под надзором своих полковников, враги все расползлись по зимним норам — мне буквально нечего делать. Поэтому я с удовольствием с Вами попою и почитаю, а также потанцую. Хорошо бы еще поплавать, но очень уж вода в Неккаре сейчас холодная.

— Н-ну, я в-все р-равно не умею п-плавать.

— А я бы Вас научил. Ладно, не будем говорить о несбыточном. Предлагаю читать, петь и танцевать в большом замковом зале: там голоса очень звучны, места для танцев много, да и матушка Ваша может всегда посмотреть, тем ли мы с Вами занимаемся…

Дева мгновенно зарделась, но потом сказала:

— Я с-согласна, К-к-кристиан.

— Тогда идем туда сейчас и посвятим пару часов пению под аккомпанемент моей гитары.

И они пошли и терзали слух Алекса заунывными немецкими песнями: о двух звездочках на высоком небе, об эдельвейсе и о Боге, который дарит в рождественскую ночь подарки ревностным прихожанам… Терапевтический эффект от пения однако был: Катарина в течение часа почти не заикалась при разговоре и радовалась этому обстоятельству как ребенок. Но во время ужина (за общим столом) Луиза Юлиана стала допытываться у дочери, чего ради она распелась в обществе мужчины и заикание к ней тотчас вернулось.

На другой день после завтрака Катарина отпросилась у матери погулять в Английском саду в обществе графини фон Вальдек, баронессы фон Гемминген и того же Кристиана. Мать нахмурилась, но отказать не решилась. В саду же Кристиан и Катарина стали заниматься странными упражнениями: разводить руки в стороны, вращать ими в плечах, сгибаться в пояснице и разгибаться, делать глубокие вдохи и резкие выдохи, приседать, отжиматься от скамейки и т. д. и т. п. Соглядатаи ничего не понимали, но и непристойного ничего не видели. А по возвращении в замок та же парочка устроилась в зале у окна за Библией и Катарина стала медленно читать вслух, а Кристиан тот же текст пробегал глазами.

— Что за странные занятия вы себе придумали, молодые люди? — спросила за обедом гранддама.

— Я слышал в Мюнхене от венецианцев, что чтение и пение, а также активные движения на свежем воздухе помогают некоторым заикам выправить речь, — соткровенничал Кристиан. — Полезны и танцы. Надеюсь, Вы позволите танцевать нам с Катариной в большом зале? Только понадобится еще музыкальное сопровождение…

— Я о таком не слыхивала, — растерялась Луиза Юлиана. — Но в Италии всегда были лучшие медики… Ладно, делайте что хотите, а мы посмотрим, будет ли от этого толк.

Получив «зеленый свет» от высшей инстанции, молодая пара с удовольствием стала предаваться танцам, песням и разминкам, а, подустав, чтению книг. При этом танцы избирались Кристианом наиболее подвижные, Алекс же вносил в них элементы рок энд ролла, самбы и даже танго. Песни он тоже стал брать из привычного ему репертуара, переводя их на немецкий язык и чуть адаптируя к местной традиции. Например, исполнил «Песню студента-ваганта»:

Сначала Катарина была ошарашена новинками Кристиана, но быстро вошла во вкус и вскоре распевала их наравне с автором — тем более что во время пения совсем не заикалась. Понравились и его танцы, придававшие ей все больше уверенности — как в движениях, так и в речи. Луизе Юлиане ни танцы, ни песни совсем не нравились, но ее дочь так бойко стала говорить, что она прослезилась и смирилась с методиками молодого фюрста Анхальта.

Меж тем сближение Катарины и Кристиана шло неспешно, но верно. Главное, что она привыкла ему во всем доверять. Танцы же, мельком очень контактные, порождали в молодых телах волны страсти, которые деву при всей их сладости стали смущать. И после очередного зажигательного танца она вдруг обратилась к своему гуру:

— К-кристиан! Вы стали очень с-смущать меня своими прикосновениями. З-зачем Вы это делаете?

Отвечать ей взялся, как всегда в таких случаях, Алекс:

— Вы можете мне не поверить, Катарина, но я таким образом готовлю Вас к заключительной стадии лечения. Уверенное владение речью характерно для уверенного в себе человека, который может управлять своими чувствами. Но о некоторых чувствах, а именно любовных Вы имеете очень смутное представление. И когда Вы с ними внезапно столкнетесь, Ваши страхи могут возобновиться и заикание вернется. Поэтому заключительная стадия лечения будет посвящена освоению Вами любовных, а вернее плотских чувств. Ведь любовь и плотское наслаждение хоть и ходят рядом, но могут овладевать человеком порознь. Этими плотскими страстями Вы и должны научиться владеть.

— П-потакание плотской похоти — с-страшный церковный г-грех!

— Которому предаются многие аристократы обоего пола, не говоря уже о простолюдинах. Более того, Катарина, грешат даже священники.

— Этот г-грех п-поразил к-католических иерархов, п-почему мы их и от-тринули!

— Увы, пресвитеры и пасторы тоже впадают в блуд. Я знаю о таких случаях, Катарина.

— Я н-не хочу об эт-том с-слышать!