То чувство, когда нет хороших решений.
Убивать Акиру я не хочу. Позволить убить себя — не вариант. Телепортироваться на безопасное расстояние? Тогда бес начнет меня искать и попутно обнаружит демонологов, колдующих над своими артефактами.
Надо лавировать.
Драться, уклоняться, отвлекать пилигрима от группы.
— Уйди, — предупреждаю Акиру.
Так, на всякий пожарный.
Девушка не отвечает.
Еще бы — вместо глаз у нее провалы с полыхающими красными зрачками. С некоторыми техниками Акиры я знаком, но только не с родовой способностью. Этот козырь умные воины стараются придерживать до упора.
Японка окутывается переливающейся светло-голубой аурой.
И отращивает когти.
Настоящие тигриные когти.
Собственно, и руки у моей противницы перестали быть руками. Теперь это лапы, поросшие шерстью. До локтей, во всяком случае. Акира относится к редкому классу мастеров перевоплощения. Умеет принимать обличья разных людей и животных. Полностью или частично. Плюс — крепкие ауры и щиты, которые хрен чем прошибешь.
Азиатка атакует без предупреждения.
Скорость запредельная. Ничего похожего на ту медлительность, которую она демонстративно проявила в четвертьфинальном поединке по СМЕ.
Уклоняюсь.
Блоки не ставлю — бессмысленно.
Когти серебрятся льдом, так что моя красавица еще и водными техниками владеет. Я, конечно, под «броней» и гибким доспехом, но повредить девушке сустав или сухожилие не хочется.
Просто тяни время, Джерг.
Отступаю, ухожу в оборону. Никаких контратак. Акира очень сильна — демоны укрепляют своих носителей, факт общеизвестный.
Сворачиваю в ближайший коридор и бегу.
Ныряю влево — мимо проносится искрящийся сгусток неведомой хрени. Телепортируюсь по диагонали. Акира не отстает. Еще один прыжок — я оказываюсь у двери тайской закусочной. И понимаю, что свернул не туда. Бутики исчезли, а с двух сторон коридора — сплошные ресторанчики, игровые комнаты, кафешки да кондитерские.
Попробую отвлечь демона препятствиями.
Ныряю в распахнутую дверь и оказываюсь в царстве экзотических запахов. Несколько столиков и общая стойка, за которой сидят китайцы. Мужчина, женщина и ребенок. Девочка лет одиннадцати.
Разворачиваюсь и поддеваю ногой один из столиков.
Мебель опрокидывается, блокируя вход.
Акира перемахивает через столешницу и в прыжке пытается достать меня ногой. Я бы мог перехватить летящее тело и провести бросок. Вероятно, бой закончился бы сломанным позвоночником. Или нет, всё зависит от количества праны, подпитывающей голубую ауру. Вместо этого перекатываюсь, встаю на ноги и, обогнув паренька в наушниках, поглощающего креветок, несусь в сторону кухни.
Женщина у стойки испуганно вскрикивает.
Мужчина поднимается, чтобы защитить свою семью, но я уже в узком проходе, за свешивающимися с притолоки побрякушками.
Шум, пар, умопомрачительная смесь запахов.
Рыба, специи, морепродукты. Фрукты, овощи. Бегу прямо по коридору, толкаю плечом повара со сквородкой, тот ругается на неизвестном языке. Перепрыгиваю через варочную поверхность, чуть не зацепив дымящуюся кастрюльку.
Раздается свист.
Поварской нож врубается в дверной косяк.
Спасибо за подсказку.
Ныряю в полутемное помещение и оказываюсь в подсобке — среди необъятных холодильников, стеллажей и мешков с рисом. А вот и очередная дверь, ведущая наружу.
Свет режет глаза.
Разворачиваюсь, принимаю боевую стойку.
И чувствую себя идиотом.
Из подсобки никто не выбегает. Акира исчезла. Заблудилась, что ли? Врубаю «скан» — пустота. Демон куда-то исчез. Мне это не нравится. Я вообще против любой непредсказуемости.
Огибаю павильон с перепуганными клиентами.
Вижу знакомую копну черных волос — Акира сегодня отказалась от привычного хвоста. Девушка вышла из забегаловки в состоянии полной растерянности.
Я окликнул ее по имени.
— Илья! Что ты здесь делаешь?
Даже свою любимую приставку «-кун» опустила.
— Мимо проходил, — вру я.
Убить меня никто не пытается.
— А у меня провал в памяти, — честно призналась наследница рода Нисимура. — Представляешь? Иду себе, никого не трогаю. И тут раз — стою посреди кухни вот этого ресторанчика. А на меня все смотрят, как на… опасного психопата, что ли.
— И ты вообще ничего не помнишь? — уточняю я.
«Скан» молчит.
— Неа, — девушка качает головой. Сейчас она похожа не на боевого киборга-убийцу, а на растерянную маленькую девочку, вляпавшуюся в странную историю.
— Ну, дела, — я почесал нос. — Тебя проводить до каюты?
— Я сама, — в этом вопросе японка проявляет неизменную категоричность. — Мне надо обдумать случившееся.
В закусочной переполох.
Из дверей выглядывают азиаты, ставшие свидетелями нашей стычки.
— Тогда до завтра, — не дав никому опомниться, телепортируюсь на обзорную галерею.
Вызываю по телефону Глеба.
Короткие гудки.
Оккультист с кем-то разговаривает.
Нет, я не верю, что пилигрима так быстро развеяли. Демон очень крут. Все повадки указывают на элементаля. Ритуал и подготовка к нему заняли бы определенное время…
Слышу переливчатую трель.
Учитель перезванивает.
— Что там у вас?
— Карницкий мертв, — выдает Сатин.
Голос — мрачнее тучи.
— Ты уверен?
— У моих ног то, что от него осталось.
Валентин Карницкий — один из наших оккультистов. Я не знал, что его перебросили на «Симфонию» вместе с остальными.
— Мы начали проводить ритуал, — продолжил куратор, — но эта тварь что-то почуяла.
— Он же за мной гонялся!
— Плохо гонялся, — отрезал Глеб.
Мне показалось, или я слышу обвинение?
— Погоди немножко, — засуетился демонолог. — Мне звонят.
Связь обрывается.
Гадство. Рушится всё, что мы так любовно выстраивали. Кроме того, погиб один из наших.
Чувствую, как внутри поднимается волна холодной ярости. Если эта мразь тронет Глеба или Сандру… я его с самого края Бездны достану.
Впрочем, этого края может и не быть.
Демон взялся за моих друзей — и это большая ошибка с его стороны.
Решительно иду в сторону ближайшей камеры. Крохотный цилиндрик застыл под потолком, мигая красным индикатором. По правую руку от меня, за изогнутым панорамным окном, бушует море. Сегодня штормит — черные валы накатывают на берег, чтобы разбиться о скалы.
Каково главное оружие демонологов в этой войне?
Заклинания на высоком тшуммехе. Для членов ордена это наречие — полная абракадабра. Мои коллеги учат наизусть фразы, об истинном значении которых не всегда догадываются. Еще бы, ведь не осталось ни одного легурийца, владеющего этим языком. Почти ни одного.
Мои губы искривились в плотоядной усмешке.
Звонок.
— Слушаю, Глеб.
— Мы отступаем.
— В смысле? — я охренел.
— Тобенгауз приказал. Все выжившие демонологи возвращаются в конклав. Извини, но у нас три трупа. Это слишком много для защиты одного оккультиста.
— И ты?
Хотелось добавить еще одно имечко, принадлежащее знаменитому римлянину.
— И я, — печально вздохнул Сатин. — Прости, это приказ.
Вместо ответа я отключаюсь.
Жалкий пилигрим. И лучшие демонологи неомосковского конклава бегут, поджав хвосты. Бросив на произвол судьбы своего товарища. Это и есть цена нашего ордена.
Несколько минут я отираюсь под камерой, давая себя хорошенько рассмотреть. Теперь, когда пилигрим расчистил себе дорогу, между нами ничто не стоит. Это вопрос времени — найти одаренного с приличным боевым рангом и направить его к лифтам. Может, и лифты не потребуются.
Я не собираюсь никого убивать.
Хватит.
Попробуем поиграть по другим правилам.
Мимо меня неспешно прогуливаются пассажиры. Я всматриваюсь в каждого из них, чтобы не пропустить одержимого. Угроза может исходить от кого угодно.
Шутка ли — завалить трех демонологов…
Члены ордена привыкли сражаться с людьми, машинами и плотоядными домами. Оккультисты сталкивались с такой жестью в аномалиях, что пилигримом их не удивишь. Тогда почему они мертвы? Что-то здесь не так.
А вот и он.
Ко мне целенаправленно идет женщина в легкой тунике. Красивая, стройная, но в возрасте. Думаю, несмотря на все омолаживающие процедуры, ей основательно за сорок. Или за пятьдесят. Волосы с проседью, но это выглядит благородно.
Глаза.
Вот куда нужно смотреть, раз уж ты воюешь с приспешниками Ниимба.
Красные угольки, всверливающиеся в меня с расстояния в двадцать шагов.
Окружаю себя кольцами вращающегося водяного щита. Эффектное, между прочим, зрелище. Припозднившиеся туристы сворачивают в боковые коридоры.
Женщина продолжает идти.
Ко мне тянется черное щупальце. Миниатюрный смерч, скрутившийся в извивающуюся «трубу». Отросток завершается раструбом, засасывающим всё на своем пути. Ну, воздух, цвета, куски напольного покрытия. Эдакий пылесос с гипертрофированной тягой к уничтожению.
Щупальце врастает в ладонь женщины.
Редкая и неизвестная мне магия. Ставлю в виде отсечки огненную стену, но раструб проходит сквозь преграду без особого напряжения.
Отступаю назад.
Волшебница проводит рукой, с ее губ слетают какие-то слова. И мой щит разваливается на красно-оранжевые осколки. Раструб тотчас всасывает осколки в себя.
Чувствую тягу.
Пора действовать.
Выбираю из древа умений раскрытую книгу с демонологическими заклинаниями. Вкачиваю туда побольше праны и начинаю говорить на высоком тшуммехе:
— Остановись.
Мой голос обретает потустороннюю силу.
Волшебница замирает на полушаге. Я вижу, что демон хочет продолжать движение, но мой приказ сработал! Не знаю, в чем прикол, но фразы, сказанные на мертвом языке, обладают неизъяснимым могуществом.
Больше праны.
— Ты больше не властен над этим телом, — продолжаю я. — Не можешь ходить, драться. Не владеешь чужой магией. Отмени все техники.
Исчезает едва уловимое серое мерцание.
Черное щупальце растворяется в окружающем пространстве. На меня накатывают остатки воздушной волны, образовавшейся после отмены заклинания. Ледяной ветер взъерошил волосы, выбил слезы из глаз. Ненавижу гребаные холода.
Где ты, ласковая Валдорра?
Рот женщины открывается — я слышу утробный рев разъяренного духа.
— Ты не смеешь.
— Смею, — мой голос становится обычным. — А почему ты не говоришь на высоком наречии? Какие-то проблемы с этим?
Пилигрим общается со мной на чистейшем русском.
— Ниимб размажет тебя, грязь.
— В другой раз, — я ухмыляюсь. И вновь заправляю праной книгу. Произношу на тшуммехе: — Ты не можешь вернуться в Бездну. Не можешь покинуть корабль. Это тело — ловушка.
— Что ты делаешь? — взвыла женщина.
Рев перешел в протяжный визг.
— Ты больше не существуешь, — в последние слова я вкладываю максимум энергии. — Тебя нет. Ты развеян.
Фраза отличается от канонического заклинания демонологов. Кроме того, я не применяю артефакты, свечи, соль и прочую атрибутику. И всё же, если я прав, это должно сработать. Артефакты нужны тем, в ком отсутствует глубинное понимание древнего языка. Тем, для кого высокое наречие — пустой звук. Для меня же каждая фраза имеет осязаемый смысл, подкрепленный праной и верой в результат.
Творится нечто невообразимое.
Женщина отрывается от развороченного покрытия и зависает в воздухе, ее ноги болтаются в метре над уровнем пола. Руки и ноги разводятся в стороны, вписываются в призрачную окружность. Мне кажется, что я на секунду увидел тень пятиконечной звезды…
Одержимая начинает вращаться между полом и потолком, ее мотает из стороны в сторону, словно в большой центрифуге. Рот открывается — я вижу фиолетовый свет. Из глаз что-то сочится, тут же растворяясь в воздухе.
По коридору прокатывается чудовищный вопль.
Одержимая изгибается в последней конвульсии, а затем плавно опускается вниз. Над ней — красноватое облачко, очертания которого становятся менее четкими, тускнеют и… обнуляются.
Вашу мать.
Я только что развеял пилигрима.
Сделал работу парней, позорно бежавших с корабля в конклав.
Приближаюсь к женщине. Надо убедиться, что она жива. Суть развеивания в том, что демон погибает, а одержимый объект сохраняет прежние характеристики. Смерть носителя недопустима.
— Эй, — опускаюсь на одно колено рядом с волшебницей. — С вами всё в порядке?
Реакция нулевая.
Пару секунд ничего не предпринимаю, потом трогаю женщину за плечо. Освобожденная слабо шевелится. Пробует подняться на локте, я помогаю.
— Что происходит?
Вот.
Нормальная реакция человека с отключенным сознанием. Подобно Акире, волшебница столкнулась с провалом в памяти. Всё это время она была куклой, надетой на пальцы незримого кукловода. И, естественно, воспоминания сохраняются исключительно в сознании демона. Так нас учили.
Я, конечно, могу оказать несчастной посильную психологическую помощь. Рассказать, что произошло на самом деле, поддержать, отвести к родственникам или друзьям. Стандартный алгоритм. Вопрос в том, собираюсь ли я тратить свое время на сопли.
По российским законам одержимые не несут ответствнность за свои поступки. После изгнания или развеивания — несут. Но не раньше. И это правильно. Человек не виноват во вселении, равно как и его дом. Или собака. На заре столкновений с Бездной пострадавшие пачками строчили иски в суды, отбиться от этого потока было нереально. Действительно, если дом условного господина Волконского оттяпал вам ногу, то вы попытаетесь навесить лечение на хозяина. Это логично, ведь кто-то должен возмещать ущерб. Проблема в том, что демоны всегда относятся к «форс-мажорным обстоятельствам», контролировать их действия невозможно. Нынче все подобные иски отклоняются. Общемировая практика. Так что за женщину я спокоен — проблем с владельцами «Симфонии» у нее не возникнет.
— Илья Невзоров, орден демонологов, — представился я и помог женщине подняться. — Вы пережили одержимость. Сейчас всё в порядке, я развеял обитателя Бездны.
— Вы… — женщина растерянно посмотрела на взломанное покрытие. — Это я всё натворила?
— В некотором роде.
— Я пыталась кого-то убить?
— Меня.
— Мама дорогая, — собеседница всплеснула руками. — Простите меня, Илья. Вы не пострадали? У меня ранг дхараны. Плюс родовая способность «черной воронки».
— Я заметил. Классная техника.
Мы бы и дальше трепались о волшебстве и одержимости, да только беда в одиночку не ходит. Пол обзорной галереи содрогнулся от толчка. Я с трудом удержался на ногах, женщина вцепилась мне в локоть.
— Это еще что?
— Не знаю, — я приблизился к вогнутому панорамному окну и посмотрел наружу.
От увиденного мне стало не по себе.
Море вспучилось исполинским горбом, протянувшимся чуть ли не до самого горизонта. Высота вала, как я подозреваю, превысила все небоскребы, увиденные мной в Неоме. Я понял, что формируется жуткая волна цунами, способная стереть с лица земли любой город. Или даже регион. Дно в пределах шельфа обнажилось. Думаю, вал может поглотить и низвергнуть в пучину даже круизный лайнер нашего класса…
По галерее прокатился голос капитана:
— Дамы и господа, прошу не паниковать и оставаться на своих местах. «Симфония неба» срочно набирает высоту.
Я и забыл, что мы пристыкованы к лифтовой башне. Афинский аэровокзал расположился на специальной платформе, вдающейся в Эгейское море. Платформа представляет собой искусственный островок, насыпанный для того, чтобы впечатлить многочисленных туристов и не нанести ущерб городской застройке.
Думаю, мы находимся в тридцати или сорока метрах над уровнем моря.
Замечаю, что морская вода начинает светиться. Фиолетовое сияние охватывает не только сам вал, но и само воздушное пространство, примыкающее к театру боевых действий. Слева еще виднеются городские огни, но всё, что расположено по ту сторону вала, окутано мраком.
Цунами поднимается над кораблем.
Верхушка вала утопает в пене.
— Хтон, — раздался знакомый голос справа от меня. — Прямо как в дневниках основателей.
Я и сам понимаю, что море не становится фиолетовым без причины.
Поворачиваю голову.
И встречаюсь с холодным немигающим взглядом Тобенгауза.