Художник кошмаров - 2

Глава 5

Идущий впереди лидер Гору вел нас куда-то вглубь дворца. Уже много раз нам встречалась охрана, после которой имелась всё более укрепленные артефактные двери или другие магические заслоны.

Весь путь проходил в жуткой тишине. Слышался лишь стук кулаков о ладонь, когда члены клана отдавали приветствие своему главе.

Концом нашего пути стали широкие двойные двери, больше похожие на небольшие ворота.

Дотронувшись до двери, от чего по ним прошла светящаяся желтым волна, Йонга толкнул створки и вошел внутрь.

Помещение не было особенно большим по площади, но зато обладало очень высокими потолками.

«Теперь я начинаю понимать, что он имел в виду под фоном».

Стены помещения пестрели множеством небольших ниш, заполненных оскаленными человеческими черепами. Также в нишах было добавлено слабое магическое освещение снизу, от чего они выглядели особенно жутко.

«Как он там себя назвал? Отрыватель черепов? Ему подходит. Не трудно догадаться, откуда здесь все эти черепа».

В дальнем конце зала был установлен небольшой парящий над землей трон, который Йонга и занял. Напротив же него уже был заботливо установлен мольберт с холстов. Рядом стояли несколько подставок с лежащими на них баночками с самыми разнообразными красками, реагентами и кистями.

Никто ничего не говорил, поэтому, сняв с плеча сумку со своими собственными красками, с которой я всё это время не расставался, я принялся за работу.

Чонсу отошел вбок, чтобы не мешать мне работать, я же сосредоточил всё своё внимание на том, чтобы нарисовать свою лучшую картину в этом мире.

Я был рад, что Йонга не оказался одним из тех заказчиков, что, заказывая портрет, совершенно не умеют держать себя в руках, и ждать пока его не закончат.

Стоило ему сесть, как он стал полностью неподвижен, позволяя мне спокойно работать.

Отличное качество холста, предоставленных красок и кистей делало работу куда легче обычного, а наработанный за прошедшее время опыт позволил получать от процесса даже некоторое удовольствие.

Достижение третьего уровня претендента за время путешествия увеличило мой запас ци, плюс я сам научился не тратить энергию понапрасну, поэтому даже такая затратная работа меня уже не выматывала до конца.

Рисование заняло несколько часов и когда я закончил, то шагнул назад и с удовольствием взглянул на получившуюся картину. Рядом раздался восхищенный возглас сына главы.

Конечно, я всё ещё не дошел до фотореалистичного качества, но даже так нарисованный Йонга словно бы смотрел на нас из зеркала. Окружившие его черепа врагов клана зловеще ухмылялись и иногда немного сдвигались, словно желая сжать челюсти на чьих-то шеях. Свет на картине то становился ярче, то наоборот тускнел, подчеркивая мистическую сторону места.

Глава исчез с трона и возник между мной и Чонсу.

— Отец, ты был полностью прав, когда решил позвать Художника. Воистину, мастера его уровня невозможно найти даже у самого Императора! — подольстился Чонсу.

— Мусор. — безапелляционные слова Йонги заставили нас с наследником окаменеть.

«Что?» — билась одна единственная мысль у меня в голове: «Как так? Почему ему не понравилось, если я вложил в эту картину всё моё мастерство? Как ему могли понравиться другие мои работы, но не понравиться эта⁈»

—…Но почему? — наконец сумел спросить я. — Ведь…

— Эта картина мертва, — пренебрежительный взгляд высшего прошелся по полотну. — Когда я увидел твоё искусство, Художник, то подумал, что ты понимаешь дао своего корня духа. И лишь отсутствие подходящего… полотна мешает тебе раскрыть все его грани.

В комнате повисла тишина.

— Но теперь я понимаю, что это не так. Ты топчешься на краю. Бродишь в тумане слепоты, тыкаясь, словно новрожденный щенок… Тебе не хватает толчка, чтобы прозреть. Что же, я знаю, как это исправить. Я покажу тебе путь.

Многообещающие слова главы Гору мне совсем не понравились.

— Отрывайте клетки! Ведите их всех сюда! Гоните заключенных из тюрьмы! — стоя на вершине большой арены, расположенной вполне себе на территории города, я с нехорошим подозрением наблюдал, как на белый песок выводят всё новых и новых ничего не понимающих людей.

Как оказалось, тюрьма Гору была доверху набита заключенными. И те, кто стоял сейчас, дрожа, на песке, были далеко не всеми, кто у них ещё был.

— Зачем это всё? — осторожно спросил я, внутренне дрожа. — Что вы хотите мне показать?

— Я хочу получить свою картину, — пришел равнодушный ответ. — А для этого сначала нужно кое-что подготовить.

И с этими словами стальные ворота в стенах арены открылись и под всеобщий ужас на песок вырвались десятки магических тварей, которые сразу же бросились рвать людей на куски!

Кто-то в панике попытался побежать прочь, но выхода не было. Пытаясь расталкивать друг друга, люди сбивали себя с ног и лезли по головам, но спасения не было. Магические звери были значительно сильнее, зачастую, обычных людей, плюс у последних не было оружия.

Чтобы исправить данный недостаток на арену начали сбрасывать мешок за мешком самое разное колюще-режущие орудия войны.

Так как большинство зверей выбрали для себя жертв, которых прямо сейчас и разрывали, то у остальных появился шанс схватить оружие и броситься бой.

И хоть соотношение зверей к людям было несопоставимым. Всего пара десятков тварей на несколько сотен вооруженных человек, но даже так они собрали поистине кровавую жертву.

Вскоре на песке осталась в лучшем случае половина от них всех. Израненные, испуганные, они оглядывались вокруг, пытаясь понять, что будет дальше. Некоторые надеялись, что это конец.

Но я знал, что это лишь начало.

Ворота вновь открылись, но на этот раз внутрь вошли не звери, а такие же люди. Хотя нет. Я внимательнее пригляделся и с некоторым сомнением сделал предположение, что на этот раз среди них было куда больше практиков.

Когда на арену высыпалось ещё больше оружия, я понял, что будет дальше.

— Сражайтесь! Лишь те, кто выживут получат возможность выйти на свободу! — прогремел чей-то усиленный голос над ареной, заставив две группы людей настороженно друг на друга взглянуть.

И возможно, в каком-нибудь фильме все успешно помирились и стали жить дружно и счастливо, но здесь хватило всего одного взмахнувшего мечом урода, чтобы люди схлестнулись не на жизнь насмерть.

Первая группа уже владела оружием, но они были усталыми после прошлого боя, и среди них было меньше практиков. Вторая же группа хоть и была малочисленной и без оружия, но они не собирались так просто умирать.

И вновь круговерть боя начала свой беспощадный ход. Мне же пришлось за всем этим неотрывно наблюдать, так как любая попытка прикрыть глаза или отвернуться мгновенно оканчивалась духовным давлением от высшего, от чего хотелось выблевать свои же внутренности.

Вновь и вновь открывались ворота, чтобы выпустить очередную группу пленников, вынужденных сражаться в бесконечном сражении. Но с каждым разом сила пленников всё росла и росла, от чего те, кто был в первых группах постепенно погибали.

Сотня погибших очень быстро сменилась на тысячу, от чего сражающимся приходилось биться в буквальном смысле стоя на трупах своих предшественников. В некоторых местах тела лежали столь плотно, что образовали настоящие курганы из мертвой плоти.

Обычные удары уже давно сменились наполненными ци, а затем перешли и к дальнобойным атакам, доступным лишь начиная с ранга воина. Для них неофиты и претенденты были лишь кормом, поэтому очень быстро остались лишь они.

У арены была своя защита в виде силового щита, которая не только блокировала любые атаки изнутри, но и мешала сражающимся покинуть поле боя.

— Хватит! — очередной приказ заставил выживших воинов, которых набралось около двух десятков, остановиться. — Как и было обещано вы получите шанс выжить! Победите следующего противника и тогда свобода ваша!

— Смотри внимательно, Художник, — я содрогнулся, когда возникший прямо у меня за спиной Йонга сказал мне чуть ли не в ухо. — Если, ты, конечно, не хочешь увидеть всё это снова. Я вижу, что эта резня пугает тебя. В твоих же интересах не допустить её вновь.

Мгновение и выжившие пленники с пустыми лицами смотрят на возникшего прямо перед ними высшего.

Я не сдержал злой смешок, оценив злую иронию.

Вот о каком «шансе» говорили тем людям. Им всего-то и надо было убить высшего практика, чей возраст, возможно, уже перевалил за тысячу лет, когда среди них не было даже возвышенного.

Я отлично запомнил слова Йонга, поэтому не пропустил ни единого мгновения того, что глава Гору делал с теми несчастными.

Он не торопился, полностью отказавшись от ци. Хоть он и мог их убить в мгновение ока, он не спешил. Используя лишь свои руки, он медленно и методично разрывал людей на части, используя куски их тел, чтобы сооружать какую-то непонятную конструкцию, которая вскоре обрела более очевидную форму.

Йонга стремился повторить форму того трона, что был в его комнате с черепами, но на этот раз использовал части тел только что убитых им людей.

Хуже всего было с черепами. К тому моменту, как он обычно занимался ими, он уже отрывал у воина все конечности, оставляя лишь скулящее и молящее о быстрой смерти туловище. Живучесть воинов позволяла им полностью осознать и прочувствовать, что с ними делал не знающий жалости Йонга.

Оторванные головы высший аккуратно помещал себе под ноги. Вероятно, он использовал ци для скрепления, иначе я решительно не понимал, как, то сочащееся кровью безумие, всё ещё могло держаться вместе.

— Иди сюда, Художник, — безразличный голос Йонги прокатился по всей арене. — Не заставляй меня ждать.

И я пошел. Хорошо, что мне на пути попадались воины, которые сразу же указывали куда надо идти, иначе я бы точно заблудился.

Не прошло и пары минут, как я старался ступать на мертвые тела, порой лежащие в пару рядов. Просто, если бы я попытался ступить не на спины или грудь погибших, то рисковал завязнуть в кровавой грязи под ними. Слой песка был слишком тонким, чтобы вместить в себя всю пролившуюся кровь.

Эмоции пропали давным-давно. Ещё в середине бойни. Я не знал, чего пытается добиться сидящий передо мной могущественный псих, но что бы я не попытался сделать, мне бы это не помогло.

С каким-то извращенным любопытством я смотрел, как шедшие за мной слуги воткнули острые ножки уже знакомого мольберта и подставок прямо на трупы. На мольберте покоился новый чертеж и не трудно было догадаться, что от меня хотят.

На мгновение я на полном серьезе подумал открыть рот и послать этого самодовольного урода к дьяволу. Это желание было столь сильным, что мне пришлось силой сжать свои челюсти, чтобы ни звука сквозь них не прорвалось.

Возможно, этому помешало всё нарастающее чувство, которое я никак не мог объяснить.

Медленно взяв кисть и вновь окинув адский пейзаж вокруг, я ещё сильнее почувствовал бурлившее внутри меня странноеощущение. И не видя смысла ему противиться, я позволил ему с головой себя накрыть.

— Ха… Ха… Ха-ха-ха! — если мой первый смешок заставил наследника недоуменно поднять голову, то вот дальнейший смех вынудил его по-настоящему поразиться.

Я же никак не мог успокоиться. Благо, сидящий на троне Йонга никак не мешал мне принять бессердечную правду.

Всё это время я ломал голову над невероятно важным вопросом, почему мои творения так меня ненавидят и пытаются убить. Два года я пытался разгадать эту загадку, чтобы наконец-то узнать ответ.

Рисуя, оленят, людей, портреты и природу я буквально издевался над корнем своей силы. Да, благодаря случайности я правильно догадался о сущности корня духа.

Я и впрямь был способен рисовать и воплощать многое в реальности. Вот только всё, что я хотел бы воплотить, должно было носить одну важную особенность.

Мой корень духа, а значит, и всё моё дао было насквозь темной мерзостью, обожающей лишь самые грязные, порочные и запретные вещи.

Пытаясь рисовать обычных существ, я ломал свою силу, вызывая противодействие и инстинктивную попытку исправить причину ошибок, то есть самого себя.

А вот если бы я рисовал скрюченные, злые и жестокие картины, то всё прошло бы несколько иначе.

Все мы хотим быть героями своей историей, даже если невольно замечаем темный шлейф у себя за спиной.

Так вот, я больше не мог себя обманывать — мой корень духа, дао, путь или моя суть были направлены исключительно во зло.

Я уже чувствовал, что если я приму свою природу и начну рисовать то, что хочет мой духовный корень, то я значительно снижу агрессивность моих монстров.

Да-да, что-то мне подсказывало, что полностью злобу из своих творений я не смогу убрать никак, но теперь это будет похоже на диалог, а не на игру в русскую рулетку с пятью патронами из шести.

Однако мне пора было приниматься за работу. Йонга не собирался ждать вечность, и он не просто пожертвовал тысячью человек, чтобы позволить мне получить просветление дао.

На этот раз с каждым взмахом кисти, я выплёскивал все свои эмоции. Ярость, гнев и насмешка на весь этот безумный мир органично ложились с каждым штрихом краски.

Теперь я рисовал Йонга именно тем, кем он был на самом деле. Убийцей и опасным сумасшедшим, буквально купающимся в крови несчастных жертв. Он был истинной мерзостью, не достойной существования.

Я хотел его смерти и мой корень духа с готовностью откликнулся на мой порыв.

Струйки крови убитых людей медленно, но неотвратимо покатились в сторону мольберта, после чего поднялись по ножкам и бесследно впитались в холст. Да, поодиночке эти струйки были еле видимы, но вместе тысячи жертв создали настоящий поток.

Момент, когда я закончил картину, совпал с моментов окончания бурления окружающей ци. Ярость убитых и замученных начала затихать, сменяясь кладбищенской тишиной.

Я как и в прошлый раз отошел на пару шагов от картины и застыл, не в силах не сказать, ни слова, ни отвести взгляд.

Рядом застыл появившийся Йонга. Судя по его молчанию, он тоже потерял дар речи.

— Это… — впервые в голосе высшего появились эмоции. — Прекрасно.

Картина словно бы сияла багровым светом. Казалось бы, обилие красного должно было испортить работу, но вместо этого лишь добавило ей мрачной торжественности.

Изображенные на картине трупы корчились и беззвучно стонали, содрогаясь от терзающей их бесконечной боли. Глядя на них, я понимал, что это отнюдь не обычные нарисованные существа. На это же намекало отсутствие необходимости подпитывать картину ци. Хоть в ней и не было корня духа, но каким-то образом она всё равно генерировала энергию.

Постепенно убитых становилось всё больше, пока они не сменились лежащими в ряд отрубленными головами, чьи рты по рыбье раскрывались и закрывались, а глаза слепо шарили вокруг.

И наконец в центре всего этого воплощенного кошмара стоял мертвецкий трон, на котором восседало существо, не имеющее с человеком ничего общего. Нет, он всё так же выглядел, как и Йонга, но любой, кто взглянул бы на картину, сразу бы увидел всю его суть.

От изображенного высшего словно бы расходилась невидимая волна, вызывающая у того, кто на неё бы взглянул нарастающую боль в голове и странный шепот.

Вот только я же наоборот чувствовал тошнотворную радость, будто сшитая из тысяч людей человеческая многоножка с перебитыми руками и ногами ласково поскуливает, пытаясь ползти в твою сторону.

То, что я создал, было больше чем портрет. Это был вырвавшийся в реальность кошмар, вскормленный плотью и болью, ненавистью и вдохновением.

И хоть картина не испытывала ко мне негативных эмоций, я предпочел бы держаться от неё как можно дальше.

Я перевёл взгляд на завороженно смотрящего в картину высшего. Благодаря своей магии я запечатлел его сущность в этой работе. И то, что я находил тошнотворным, для него было лучшим комплиментом.

Я очень сомневался, что порожденный мной кошмар сумеет что-то сделать практику его силы, но… я мысленно пожелал картине удаче.

«Делай то, ради чего был создан… Кровавый трон».