В перерыве после второй пары подошла Аня.
— Привет.
— Привет.
— Зой, слушай… А у тебя нет родственника по имени, например, Кирилл?
Зоя озадаченно сдвинула брови.
— Ань, скажи нормально, что случилось-то?
— Да вот, смотри, — девушка протянула Зое когда-то сильно помятый, но теперь почти до конца разглаженный блокнот для рисования.
Зоя узнала его мгновенно.
— Откуда он у тебя?!
— Ой, такая история длинная... Я ж теперь тоже комнату снимаю, мы втроем живем... Район другой совсем. Ну вот, и я там познакомилась с местной пенсионеркой, Тамара Николаевна ее зовут. Смешная такая. Любопытная — ужас. Но добрая. На чай приглашает, пирогами угощает, и вообще как-то сказала, мол, у вас там тесно-то втроем, ты ко мне перебирайся, я одна живу. Я к ней пока не перебралась, конечно, но захожу время от времени, помогаю по дому, в магазин иногда вместе ходим, почту ей в телефоне настроила...
— Ну и?
— А, так вот. Вчера у нее была, а она рассказывает, мол, нашла в автобусе блокнот с рисунками — видно, забыл кто-то. И рисунки замечательные. А в уголке подписано «К. Красно-какой-то», не разобрать. Тамара Николаевна уже собралась искать некоего Кирилла Краснопресненского, и тут я твою фамилию вспомнила. Так ты его знаешь, да?
— Знаю... — растерянно ответила Зоя, перелистывая блокнот. — Только онКостя, а не Кирилл.
— Тьфу ты. Про Костю мы даже не подумали, прицепились к Кириллу, и все тут... А кто он? Художник, да?
— Похоже, что уже нет, — мрачно ответила Зоя.
— Почему? Рисунки же совершенно потрясающие.
— Ага... — грустно согласилась Анина бывшая соседка, продолжая рассматривать наброски. И вдруг резко повернулась к приятельнице.
— Слушай, они тебе правда нравятся?
— Конечно.
— А почему?
— То есть как почему? А тебе разве не нравятся?
— Не в этом дело... И вообще, я его сестра и могу быть пристрастна. А вот ты их видишь впервые. Можешь объяснить, чем они хороши?
Аня снова забрала у Зои блокнот, открыла наугад, улыбнулась.
— Они такие... теплые, знаешь, аж за душу берет. Как будто он вот это все с такой любовью рисовал... И эту любовь сразу чувствуешь. Вот у него тут люди есть, может, портреты, или он их сам выдумал, не знаю, — Аня ткнула пальцем в рисунок, — они разные, но они все счастливы в глубине души. Видишь? А вот тут, — снова шелест страниц, — тут просто елочка какая-то, камушек с мхом... Я раньше даже не задумывалась, как красиво растет мох на камнях! А теперь мне хочется гулять по такому вот лесу... Знаешь, я себя счастливой почувствовала от этих рисунков, — очень тихо и немного смущенно призналась Аня.
— Прекрасно. А сможешь ему вот это все сама сказать?
— Я?!
— Ну не я же? Хотя я ему тоже... много чего скажу, — воинственно пообещала Зоя. У нее созрел План.
***
Антон Рузанов ждал на скамейке в дальнем углу холла. Зоя сразу заметила, что скворца у него с собой не было, как впрочем, и никаких других предполагаемых пациентов.
— Здравствуйте!
Они поздоровались одновременно и рассмеялись.
Зоя попросила у администратора ключ от свободного кабинета и пригласила неурочного посетителя войти.
— Я вас слушаю, Антон Викторович.
— Просто Антон.
— Договорились. Итак? Чем я могу вам помочь?
Если бы он сам знал, чем именно ему может помочь эта милая рыжая девушка, похожая на весенний одуванчик! Но деваться было некуда. Он и так уже слишком долго тянул волынку, раздумывая, звонить ей или все-таки не звонить.
— Э... Видите ли... Я хочу обратиться к вам не только как к человеку, разбирающемуся в лечении и содержании животных... Но прежде всего как к наблюдательному... эээ.... свидетелю. Раз уж так вышло, что именно вы оказались на приеме в тот день.
«О нет, пожалуйста»,— испугалась Зоя,— «Только не жалобы на клинику. Да и на кого бы? Точно не на меня, раз я — свидетель, вряд ли на Владимира Ивановича (посмотрела бы я на того, кому придет в голову пожаловаться на нашего лучшего хирурга!), а если администратор что-то не так сказала, так я этого не видела и не слышала!»
Вслух ей оставалось только выразить вежливое недоумение.
Антон вдруг ощутил приступ невероятного косноязычия. И решил, что лучше все-таки начать с самого начала.
— … Я ей, конечно, не поверил, но спорить было некогда. Да и бесполезно: она упрямая, если уж что-то придумала, то будет стоять на своем. В общем, записал я эти голоса, принес в лабораторию. На слух как будто ничем не отличается, но спектрограмма...
— Простите... А что такое спектрограмма? — осторожно поинтересовалась Зоя. От курса физики у нее остались самые смутные воспоминания, и сводились они в основном к перечню принятых обозначений.
— Это... ну, такой график, он показывает зависимость спектральной плотности сигнала от времени... На нем можно увидеть частоты, которые присутствуют в звуке. Я составил такие графики для записей голоса скворца, скачанных из интернета, и для той, которую сделал сам. И... они различались. По параметрам частот.
— Видовая изменчивость? — неуверенно предположила Зоя. Нет, ну если подумать... Есть, конечно, виды — точнее, подвиды — которые выделяют именно на основании отличий в песне. Печальная сибирская пеночка, например. Но чтобы скворцы? Они же...
— Едва ли. Те частоты, которые там присутствовали, очень сильно напоминали какой-то осмысленный сигнал. А вы сами мне сказали в тот день, что скворцы — отличные пересмешники.
Вот именно. Пересмешники.
Так, подождите, это он сейчас на что намекает?
— Я правильно вас понимаю, что вы полагаете, будто те скворцы воспроизводили некий услышанный где-то сигнал?
— Вот! — Антон щелкнул пальцами. — Вы сами это сказали. Мне кажется, что это единственное логичное объяснение, разве нет?
— Допустим. Но... — Зоя улыбнулась и пожала плечами, — я не понимаю, какое это имеет значение. Скворцы в городах — по сути, синантропный вид... постоянно живут рядом с человеком, — поспешила она добавить, увидев, как Антон непонимающе нахмурился. Ну конечно, а сам-то к ассистенту ветеринара пришел с этими своими... спектрограммами. — А песни запоминают на зимовке, на Ближнем Востоке, в Африке. Мало ли, где они зимовали? Может, как раз возле какой-нибудь... не знаю... иранской телефонной будки?
— Может быть. Но если это всего лишь иранская телефонная будка, то зачем их тогда спешно уничтожать? Скворцов, я имею в виду. Помните, я сказал на приеме, что накануне соседская собака нашла трупик, а наутро я сам подобрал одного мертвого скворца и одного случайно уцелевшего? Напрашивается вывод, что цель этой охоты — скрыть то, что они так неудачно подслушали, разве нет? И у меня сложилось впечатление, что все это началось именно с того момента, как я сделал свою злосчастную запись. Собственно, я хотел у вас спросить: а больше к вам не приносили скворцов? Мертвых или раненых?
«Мне рассказывали еще про десяток скворцов, погибших в то же время».
Владимир Иванович, помнится, еще посоветовал предложить сдать анализы на паразитов. Инвазия, значит? Ну-ну... Интересно, а он сам-то просто так затеял тогда этот звонок, услышав от кого-то про мертвых птиц, или...?
— Нет, к нам не приносили. Но врач, который как раз тогда вас принимал, недавно упоминал о десяти подобных случаях.
Антон весь подобрался, как ищейка на следу.
— Кого-то из них удалось спасти?
— Насколько я поняла — нет, речь шла именно о мертвых птицах. Владимир Иванович предполагал паразитарную инвазию...
— А вы? Вам не кажется это странным?
Зоя с сомнением взглянула на собеседника. Он, конечно, говорил какие-то очень странные и дикие вещи, строил нелепые предположения, но... Определенная логика в его словах, кажется, была.
И еще. Зачем все-таки Владимир Иванович настаивал, чтобы она позвонила явно случайному пациенту спустя три месяца после первого — и совершенно точно последнего — приема?
***
Вечером написал Вальтер. Предложил провести завтрашний выходной вместе, может быть, поехать куда-нибудь за город: в конце сентября вдруг наступило настоящее бабье лето. Зоя, не раздумывая (хотя и с сожалением), извинилась и отказалась. На завтра было намечено важное дело, не терпящее отлагательств.
Уже совсем стемнело, но почему-то неудержимо захотелось прогуляться. Зоя выскользнула во дворик за домом и уставилась в черное сентябрьское небо, усыпанное звездами. Пик звездопада уже миновал, но все же...
Она разглядывала с детства знакомое созвездие Медведицы, мысленно достраивая от него прямую к Полярной звезде, когда половину неба прочертил ярчайший метеор.
Зоя загадала желание — искренне, от всей души — и улыбнулась, глядя, как растаял в воздухе серебристый след.
***
— Эсми!
Никто не отозвался.
— Эсми!
Обиделась, что ли? Хотя надо признаться, повод у нее был. Зоя действительно резковато себя вела эти дни. Еще и наругалась за шерсть на одежде. Хотя вообще-то ей самой следовало бы получше следить за своими вещами и не кидать их так, чтобы кошка могла на них лечь. Это же кошка, какой с нее спрос? А интонации они отлично понимают.
Хотя конкретно эта, кажется, понимала не только интонации, но и каждое слово. В том числе не самое ласковое.
Зое не хотелось уезжать, не попрощавшись. Она снова позвала, стараясь говорить мягко и убедительно.
—Эсмеральда, выйди ко мне, пожалуйста. Я уезжаю, надолго, на весь день. И может быть, даже на ночь. Слышишь? Я поставила тебе вторую миску с едой и воды тоже налила побольше. У моего брата сейчас трудности, кажется. Я должна попробовать помочь. Это же ведь его... мечта, — совсем тихо закончила Зоя, разговаривая уже скорее сама с собой.
Акварельная кошка, как обычно, появилась из ниоткуда и вспрыгнула на тумбочку в прихожей. Она внимательно посмотрела на девушку.
— Это очень важно, понимаешь? — прошептала Зоя, глядя в марсианские кошачьи глаза.
Эсмеральда понимала. Она вдруг потянулась вперед и впервые потерлась головой о Зоину руку.
На дно сумки лег тот самый блокнот: Зоя приступила к осуществлению Плана.
— Ты уверена? Я ведь его даже не знаю. Это как-то неприлично. Неудобно... — ныла Аня, ерзая на сиденье автобуса. В принципе, теперь уже пусть ноет, если хочет. Не выйдет же она посреди дороги. Уф, еле уговорила ее...
Зоя не стала никого предупреждать о приезде. Вряд ли Костя куда-то уедет на выходные... теперь. С ним явно что-то случилось. Что-то нехорошее. Но это ведь можно исправить? Это обязательно нужноисправить!
Зоя, еще позавчера чуть не отказавшаяся от собственной мечты, ради спасения мечты брата готова была перевернуть Землю. Потому что это неправильно, если Костя перестанет рисовать!
— Неудобно? Неудобно жить не своей жизнью, — отрезала она. Аня замолчала, не найдясь с ответом.
Отыскать Костю оказалось делом не слишком хитрым. Гораздо сложнее было решиться на серьезный разговор с парнем, у которого в глазах не было никакого выражения. Но ведь они именно для этого приехали, верно?
Костя не стал отпираться. Да, выбросил. Да, был на консультации. Нет, не стоит идти ни в какую художку. Глупости это все. Зачем? Тратить столько времени, сил... на что? Кому нужны будут его рисунки, если теперь вон нейросетки рисуют на каждом углу, хочешь — портреты, хочешь — пейзажи?
— Мне нужны! — решительно выступила вперед Аня. — Очень нужны. Я пока их не увидела, даже не подозревала, как сильно они были мне нужны. А сколько еще таких, как я?
— Правда?
Костя удивленно сморгнул, сгоняя с лица безжизненно-равнодушную маску.
— Правда. Честное слово. Они приносят счастье.
Потом они увлеченно перелистывали альбом, Аня отмечала особенно тронувшие ее детали, темы обсуждения скакали с одного на другое, и вот уже Костя обещает нарисовать ее портрет...
Аня на минутку отошла, и Костя искоса глянул на сестру.
— Зорька, ты правда замечательная. Спасибо тебе. Ты... честно вот это все? Она действительно думает то, что сейчас наговорила? Или это вы меня так утешаете?
Зоя от души щелкнула его по лбу.
— Балбес ты, Костя. Она, если хочешь знать, еще и не такое думает, просто тебе сказать стесняется, видимо. Ну да я тебе потом перескажу. Нет, ну как ты вообще мог догадаться все бросить?
— Знаешь, эти консультации очень убедительны. И они... ну, в чем-то правы. Да не делай такое лицо! Мне кажется, они правда стараются выбрать для человека что-то подходящее, только... смотрят, знаешь, под другим углом. Да черт с ними, я не буду бросать рисование. Благодаря вам. Хотя если из-за тебя мир потеряет гениального юриста, даже не знаю, как твоя совесть это переживет...
— Пффф, да кто тебе запрещает-то быть юристом? Им что, по уставу рисовать нельзя? Хочешь — поступай на свой юридический, проблем-то! Аньке только портрет нарисуй, а то с потрохами съест.
Костя застенчиво улыбнулся.
Аня ему очень понравилась, хотя, конечно, она была старше на целую жизнь.
Зоя все смотрела на брата и не могла решиться задать вопрос, о котором почему-то никогда прежде не задумывалась. Наконец быстро, чтобы не передумать на середине фразы, выпалила:
— Костя, а с чего ты вообще решил начать рисовать? Ты помнишь, как это было?
Костя посмотрел на нее как-то подозрительно. Затем неопределенно пожал плечами.
— Ой, ну это так давно было... Классе в третьем, что ли... Нас от школы возили с экскурсией в музей в Зареченск, там выставка была — картины русских мастеров. Из Третьяковки вроде бы привозили... Мне больше всего пейзажи понравились, я все ходил, смотрел. Ну все эти шишки, мишки, сосновый лес...
— И?
— И насмотрелся, видимо. Даже показалось...
Костя замолчал.
— Что? Что показалось?
— Да ничего, ерунда всякая. В глазах зарябило. Но с тех пор вот увлекся.
Зоя схватила его за руку и вперилась взглядом в младшего брата. Она чуть слышно прошептала:
— Ты ее видел, да? Видел такую... лисицу?
Зоя никогда и ни с кем не говорила о своем видении. Да она и сама долго считала, что ей примерещилось. Но сейчас какая-то странная, внезапная догадка упорно лезла в голову.
— К-к-какую лисицу? В музее не бывает лисиц...
Костя затравленно оглянулся и увидел, как к их столику возвращается Аня.
— У тебя шерсть на рукаве, — спокойным голосом сказал он, тыкая свободной рукой в Зоин локоть. Девушка торопливо отряхнула оба рукава.
Видел! Точно видел! Только не хочет признаваться. А может, тоже до сих пор считает, что примерещилось.
Зоя не собиралась настаивать. Главное она уже поняла.
Выходные пронеслись быстро.
Конечно, до позднего вечера они втроем гуляли по нарядной сентябрьской Лебедевке. («Видишь, речка кажется спокойной, но там на самом деле такое течение — я однажды еле выгреб! А хочешь, покажу, где тот камень со мхом, который я рисовал?») Конечно, девушки остались у Зои с ночевкой («Ну что вы, Анечка, располагайтесь, места у нас много, мы вам очень рады»). И конечно, утром Костя проводил их на автобус, подарил Ане несколько рисунков, вставленных в паспарту, и клятвенно пообещал сделать ее портрет.
— Ну? Довольна небось, что съездила? — без всякой скрытой мысли улыбнулась Зоя. Настроение у нее было замечательное, какого давно уже не бывало.
Но Аня почему-то подозрительно на нее покосилась и фыркнула:
— Ты что, он же маленький совсем! Школьник еще!
Зоя с минуту переваривала это замечание. Затем хихикнула.
— Это для меня он маленький. По определению. А так вообще-то широкоплечий молодой лось, через полгода восемнадцать будет. На две головы выше меня. Хотя ладно, голова там еще не сильно отросла... Впрочем, ты права, — серьезным тоном продолжила Зоя, — у тебя-то в этом году юбилей. Третий десяток пойдет, да?
Захихикали уже вдвоем.
— А вообще спасибо тебе, Ань, огромное,— уже по-настоящему серьезно сказала Зоя. — Не знаю, как бы я его одна переубеждала. Меня бы и не послушал, наверно.
Аня небрежно отмахнулась: мол, пустяки. Честно говоря, она действительно была очень довольна поездкой.