Идущие за лисой

"Я убила её!"

Они стояли на широком каменном выступе. До вершины оставался всего один поворот тропинки.

Вальтер выпустил Зоино плечо.

— Теперь мы можем наконец поговорить.

В его голосе не было ни злости, ни даже раздражения.

— О чем? Мы уже столько говорили… раньше, — выкрикнула Зоя, — когда ты обещал мне…

Господи, что она такое несет! Надо просто выслушать его и пробиваться наверх…

— Все, что я обещал, я могу выполнить, — невозмутимо ответил Вальтер. — Чего ты хочешь? Скажи мне. Поездку в Швейцарию? Мы поедем туда хоть завтра. Только перестань вмешиваться в то, что тебя совершенно не касается. Как видишь, со мной вполне можно договориться.

Зоя даже злиться перестала от изумления. О чем он говорит?

— Поездку в Швейцарию?! После… всего этого?

Вальтер пожал плечами так небрежно, словно говоря: «все это» не стоит выеденного яйца.

— Разве ты туда не хотела?

Он издевается или правда не понимает?

— Хотела, да. Когда думала, что ты меня любишь.

— Какая разница? Ты хотела поехать туда со мной, ты поедешь туда со мной. Я буду вести себя почти как прежде. Как будто этих дней вовсе не было. И в конце концов, разве вкус шоколада или красота Женевского озера зависит от того, что я к тебе чувствую?

Зоя уловила в его словах бесконечную скуку. Как будто в тысячный раз его заставляют объяснять совершенно очевидные вещи и никак не хотят принять это объяснение.

— Если ты меня боишься — то знай, что со мной ты будешь в полной безопасности, — добавил Вальтер.

— Зачем?! — Зоя, не в состоянии спокойно выносить этот абсурдный диалог, снова сорвалась на крик. — Зачем тебе все это? После того, что ты хотел сделать со мной, с Костей, с Аней… Ее лисица тоже где-то там? Да? От чего ты заставил ее отказаться ради еще одного куска металла?

Вальтер поморщился.

— Ты совершенно не умеешь держать себя в руках. А я больше не готов выслушивать твои истерики, это слишком утомительно. Мне абсолютно безразлично, чем будет заниматься твоя Аня. Она из тех бесполезных существ, которые могут делать что угодно: толку от этого будет мало. Вреда, впрочем, тоже. Я не буду возражать, если она изменит свой выбор. Тебя это утешит? Ты и твой брат — другое дело. Вы не просто талантливы — хотя, безусловно, это так. Ваши невоплощенные стремления могли бы очень сильно обогатить мои запасы электия, именно ради таких, как вы, я создал империю «Правильного выбора». Но дело даже не в этом. Вы обладаете крайне неудобной для меня способностью влиять на других. Ваша эмоциональная несдержанность заразительна. Его рисунки несут мне прямые убытки. А ты и вовсе пытаешься сорвать мне важнейшее дело в жизни.

— Важнейшее дело в жизни — это оставить всех людей в мире без способности к мечтам?

— Не понимаю, какое тебе-то до этого дело? Твоя мечта осталась на свободе, ты счастлива, ты можешь заниматься, чем хочешь. Заметь, я не пытаюсь тебе мешать. Ты отказалась — я не стал настаивать. Я ни у кого не отбираю право выбора. А что до всех людей… Не суди их всех по себе. Большинство из них мелки, ничтожны и не могут понять, чего им надо. Они мечутся, драматизируют на ровном месте, обвиняют всех подряд в том, что их мечты на поверку оказались столь же мелкими и ничтожными, как они сами… Эмоции, чувства и прочая дребедень для них совершенно излишни и только мешают. А под моим руководством эти люди хотя бы приносят пользу.

— Никто, ни один человек на свете не заслуживает такого отношения и такого… использования, — прошептала Зоя.

— Глупости. Все заслуживают ровно того, что получают. Они — чтобы их использовали. Я — чтобы их использовать.

— Чего же, по-твоему, заслуживаю я?

Зоя старалась незаметно, не поворачивая головы, осмотреться. Вдруг получится сделать несколько как бы нечаянных шагов в сторону и броситься бежать по тропинке вверх прежде, чем Вальтер ее схватит?

— Ты заслуживаешь возможности стать моим лучшим агентом, если не будешь упрямиться. Впрочем, я даже не буду возражать, если ты вернешься к своей учебе и работе. У тебя есть определенное чутье, и, возможно, время от времени я буду к тебе обращаться. Все условия обсуждаются: деньги, место, где ты хочешь жить, особые пожелания. Если ты из каких-то… эмоциональных (тут Вальтер снова слегка поморщился) соображений не захочешь со мной больше встречаться, хотя это было бы очень глупо, — что ж, я могу допустить и такое. В этом случае я выплачу тебе какую-то сумму, чтобы ты хотя бы больше не мешала мне. Честно скажу, что предпочел бы первый вариант: у тебя есть особенности, которые сейчас мне очень мешают, но я уверен, что из них можно извлечь огромную пользу. Это твое упрямство, например, с которым ты сейчас продумываешь путь к бегству. Стоит только его развернуть в нужную сторону — и я получу нечто почти столь же ценное, что и электий…

Зоя, уже не скрываясь, отскочила в сторону и приготовилась бежать наверх.

— Вот-вот, о чем я и говорю. Что ж, если ты хочешь сперва посмотреть на мое торжество над прежним мироустройством — добро пожаловать. Идем, посмотрим вместе. Бежать вовсе не обязательно.

Зоя обернулась на Вальтера — он в самом деле неторопливо двинулся за ней следом. А, черт с ним!

Она понеслась изо всех сил. Иногда бывает так, что несколько секунд решают все. Может быть, это именно те секунды, которые она выгадает сейчас?

Девушка почти взлетела на плоскую вершину каменистой сопки. С нее открывался потрясающий, бесконечно прекрасный вид, да и сама она была восхитительно живописна. Чего стоило хотя бы разноцветное кружево лишайников, украшавшее каждый камень! Оно могло поспорить богатством красок с коврами любого королевского дворца. Может быть, так воплощается чья-то радость? Или надежда? Или упорство, прорастающее на голом граните?

Но Зое некогда было любоваться и раздумывать. Она сразу увидела то, что и было целью ее путешествия.

В самом центре возвышалось сооружение, сложенное из плотно подогнанных один к другому серебристых булыжников. Это было что-то вроде башни без крыши, высотой с человеческий рост. Зоя подбежала к башне вплотную и заглянула внутрь: там, сжавшись в один огромный рыже-фиолетовый клубок, теснилось бесчисленное множество лисиц. Они смотрели на Зою с ужасом и отчаянием.

— Ну что? Нравится моя работа?

— Вы?!

— Я. Ты не забыла меня, не так ли?

Нет, конечно, Зоя не забыла Мирьям. И эти глаза-льдинки, и этот голос, сочившийся горькой отравой, и эти черные с густой проседью волосы, выбившиеся из-под линялого платка.

— Так вот зачем вы были ему нужны… Строить эту стену? Но почему? Зачем он доверил вам такую работу, ведь электий очень тяжелый?

— Тяжелый? — хихикнула Мирьям. — О да, он тяжелый… Но чтобы он по-настоящему работал здесь, а не там, он должен быть скреплен чем-то более сильным и прочным, нежели цемент, песок и вода. У него этого нет. А у меня — есть!

В голосе Мирьям звучало яростное торжество. Зоя подошла к ней совсем близко, заглядывая в колючие льдинки глаз.

— Ненависть! — прошептала девушка. — Без ненависти эта стена не будет такой прочной, и лисицы рано или поздно пройдут через нее…

— Умная девочка, — прошипела Мирьям. — Да. Именно ненависть. Я ненавижу, ненавижу этих тварей и мщу им! И послушай моего совета — ты тоже должна возненавидеть их, если не хочешь стать несчастной!

Зоя с удивлением подумала, что Мирьям и Вальтер были словно два одинаковых сосуда, но один — наполненный вакуумом, второй же — кипящим зельем. И в этом зелье намешано так много, что вряд ли возможно различить отдельные компоненты, чтобы сыскать противоядие.

И все-таки попробовать стоило.

— Почему?

— Разве ты не заметила, как они лживы? Разве не чувствовала себя в тупике, всеми отвергнутой и брошенной? Разве мое проклятие не открыло тебе глаза на их подлость? А ты ведь сняла его. Как ты его сняла?

— Я не знаю, — честно ответила Зоя. — Но я знаю, что вы ошибаетесь. У всех бывает так, что кажется, будто это тупик. Но на самом деле это просто следующая дверь, которую нужно открыть!

— Ложь! Гнусная ложь, которую я слышала столько раз! — сплюнула Мирьям. — Одна дверь, другая, третья, но штука в том, что они никогда не открываются по-настоящему! Никогда! Тот, кто следует за этой обманчивой тварью, рано или поздно остается в тупике, растратив все свои силы. И даже назад ему уже не вернуться. И знаешь, что хуже всего? Там, в этом тупике, есть махонькая дырочка, сквозь которую виден свет. Сквозь нее видно, как все другие, которые нигде не блуждали, живут счастливо!

— Это не так! — закричала Зоя. — Вы ошиблись, Мирьям, ошиблись! Но ошибки еще можно исправить!

— С чего ты взяла, что ошибаюсь я, а не ты?

— Потому что моя лисица перелиняла, и я прошла за ней!

— Вот как. Ну и где она теперь? Покажи мне ее! Что ж она бросила тебя? Докажи, что ты счастлива, и я поверю тебе!

«Второй раз подряд от меня требуют каких-то совершенно не логичных доказательств», — подумала Зоя. Она не знала, как позвать свою лисицу. Ну же, надо срочно что-то придумать… Что сказала Аза, отправляя ее сюда? «Кому, как не тебе, упрямо идущей за своей мечтой, удастся разбить стену из этого проклятого электия»!

Ну вот, сейчас и проверим.

Зоя решительно положила руку на ледяной серебристый камень, лежащий ближе всех.

— Нет!

Вальтер бросился к ней, но Мирьям внезапно встала у него на пути.

— Почему? Если она ошибается, у нее ничего не получится. Оставь нас, это наш с ней разговор!

Вальтер остановился. Невероятно, но он остановился! И смотрел на Мирьям, словно на дуло собственного пистолета, почему-то вдруг обращенное в его сторону.

Зоя не имела ни малейшего понятия, что нужно сделать, чтобы разрушить камень. Она зажмурилась, вспоминая Костины рисунки, и как он улыбался, услышав от Ани комплименты своему альбому. Как Аза Магрезовна подписала ей контрольную по ЛИЯРу. Как вдруг ее микротом начал делать нормальные срезы. Как Альма махнула ей хвостом. И наконец, как уже почти одиннадцать лет назад повстречала в парке под дождем странную лисицу с фиолетовыми узорами.

Зоя услышала сдавленный крик Мирьям и открыла глаза. Прямо между ними сидела ее лисица. Но какая она теперь стала яркая, большая и пушистая, какой свет и тепло от нее исходили!

Вальтер смотрел на лисицу с отвращением.

Зоя отняла руку от камня. На серебристом булыжнике отчетливо виднелась широкая трещина.

—Ты лгал мне! — прошипела Мирьям. — Это не они, а ты сам сделал меня такой, какая я стала!

— Нет.

Вальтер чувствовал раздражающее беспокойство, но впервые в жизни был настолько… не готов к атаке. Как неудачно. Обе они были для него ценным материалом — одна, видимо, в прошлом, вторая в будущем. Но выбора, похоже, не остается.

Вальтер, отставив левую руку с зонтом-тростью, правой потянулся в карман и вытащил длинный нож. Зоя в ужасе отскочила в сторону, но Мирьям даже не тронулась с места. Она все смотрела на него с яростью и отчаянием, и не попыталась никак защититься от взмаха его руки.

Зоя хотела оттащить ее за платье, но ей не хватило сил. Сейчас раздастся крик…

Крик действительно раздался. Но кричала не Мирьям.

Вскрикнул Вальтер, когда в его руку повыше запястья глубоко вонзился стальной крюк. Нож выпал из пальцев, и Мирьям ловко пнула его в сторону.

Вальтер стремительно обернулся.

— Как ты выбрался?

— Исключительно за счет упрямства и желания тебе досадить, — усмехнулся Антон, наматывая на руку веревку. Он был весь в глубоких ссадинах и, кажется, берег левую ногу, но в целом выглядел намного лучше, чем можно было ожидать.

Вальтер резким движением вынул крюк из руки, слегка поморщившись. Затем снова повернулся к Мирьям: из всех троих он явно считал ее самой опасной.

Мирьям смотрела на него все с той же яростью. И Зоя вдруг почувствовала: здесь, на вершине священного Острова, справедливой ярости такой силы в самом деле стоит опасаться.

Вальтер, видимо, пришел к тому же выводу. Его зонт раскрылся, и серая ткань сверкнула нитями знакомого серебристого металла. Такой щит отразит любой удар…

Мирьям, не отрывая взгляда от лица Вальтера, усмехнулась и вскинула руки — с них сорвался сгусток черного пламени, слегка опаливший ей платье, но не причинивший никакого вреда щиту. А затем из глаз-льдинок потекли слезы.

И тут случилось что-то странное. Зонт в руках Вальтера неловко повернулся — наверно, рука дрогнула. Мирьям стерла слезы рукой и встряхнула пальцы. Одна слезинка попала на серебристый щит и отразилась в серых глазах Вальтера. Он вздрогнул. И тогда Мирьям перевела свой пылающий яростью взгляд на щит.

И Вальтер не выдержал. Он закричал так, как никогда не кричал — потому что никогда прежде он не испытывал такого ужаса. Он бросил свой щит и попятился, не отрывая взгляда от лица Мирьям. И когда она посмотрела ему в глаза, он развернулся и побежал прочь, не разбирая дороги.

Больше его никто никогда не видел. Неизвестно, сорвался ли он с какого-нибудь уступа в Море или все-таки достиг своего корабля: корабль тоже исчез. Но никто особо и не старался отыскать его.

***

Зоя кинулась к Антону и разрыдалась в голос. Он осторожно погладил ее по голове.

Девушка отстранилась, вытерла щеки. Затем подошла к Мирьям и взяла ее за руки.

— Ты всех спасла.

— Ты… была права, — сдавленно признала несчастная женщина. — Ты… разрушишь это все. Ты сможешь. Я — уже нет. Мне уже ничего не осталось.

— Нет, нет! — ласково заговорила Зоя. — Не может такого быть. Ты поедешь с нами, мы отвезем тебя к Миреле… Может, ты останешься с ними жить. Или еще что-нибудь придумаем.

— Ты не понимаешь… Ты не знаешь…

— Чего же?

— Я… давно повстречала свою лисицу… годы назад… и шла за ней… какое-то время… а потом…

Мирьям вынула свои руки из Зоиных ладоней и сжала их в кулаки.

— Что потом? — прошептала Зоя.

— Я убила ее! — крикнула Мирьям, заходясь рыданиями, которые так много лет копились в ее груди.

— Бедная ты… Послушай меня. Ты не убила ее. Ты не смогла бы. Мечта живет, пока жив человек. А некоторые мечты живут и еще очень долго после его смерти, и порой приходят к другим людям. Лучше поищи ее где-то здесь.

Зоя не заметила, когда ушла ее собственная лисица. Но и без лисицы дело пошло довольно живо, так, что вскоре не осталось ни одного камня без трещин. Зоя размахнулась и толкнула всю стену рукой. Камни осыпались серебристыми обломками, лисицы бросились врассыпную.

Одна из них робко подошла к бледной, дрожащей Мирьям и заглянула ей в глаза. Затем медленно пошла куда-то вниз по тропе. И Мирьям последовала за ней, не прощаясь и не оглядываясь.

— Кто знает, о чем ее мечта… — улыбнулась Зоя. И строго повернулась к Антону.

— Так, а где аптечка?