Игнатий Лойола

Глава восемнадцатая РЕЦИДИВИСТ ПОЛУЧАЕТ ЗАСЛУЖЕННОЕ НАКАЗАНИЕ

В 1529 году, во время Великого поста Лойола, которому было нечего терять, и в самом деле отправился во Фландрию. Тем более что идти туда было всего ничего: втрое ближе, чем от Барселоны до Алькалы. Поход оказался успешным. Лойола и вправду раздобыл денег, но, что еще важнее, в дороге он снова мог быть собой, стать прежним неукротимым Иньиго-проповедником, харизматичным, страстным, увлекающим людей.

Во Фландрии он познакомился с Хуаном Луисом Вивесом, уроженцем Валенсии, бывшим парижским студентом, а ныне — уважаемым профессором в Брюгге. Вивес много странствовал, имел кафедру в Оксфорде, был другом Томаса Мора и Эразма Роттердамского, служил Екатерине Арагонской, несчастной жене Генриха VIII, и даже посвятил ей один из своих ученых трудов. Педагог и тонкий психолог, имеющий весьма прогрессивные и оригинальные взгляды на вопросы образования и воспитания детей, он заинтересовался нищим проповедником и пригласил его к себе отобедать. Между ними произошел интересный разговор.

Ввиду Великого поста стол накрыли без мясных блюд. А Фландрия славилась морепродуктами, и готовили их здесь на редкость вкусно. Вивес, имевший гуманистические взгляды, относился к Церкви с изрядной долей скепсиса. И вот, отправляя в рот очередной аппетитный кусок рыбы, он заметил: попы угодили мимо цели, призывая воздерживаться от мяса ради покаяния. Иньиго тут же напомнил гуманисту о недосягаемости кулинарных изысков для большей части населения, питающегося в основном черным хлебом с солониной да кашей. Несмотря на довольно резкое замечание, Вивес остался доволен беседой. Впоследствии он отозвался о Лойоле такими словами: «Этот человек святой, и он станет основателем монашеского ордена».

Помимо Вивеса Иньиго свел другие полезные знакомства и смог-таки добыть себе средства к существованию. Забегая вперед, следует отметить: голодный студент еще дважды отправлялся в «зарубежные походы», а в 1531 году добрался даже до Лондона. В этот свой вояж Лойоле удалось собрать невероятно много денег — и для себя, и для щедрой помощи нищим друзьям-студентам. Вероятно, он был бы не прочь посетить Туманный Альбион еще раз, но судьба распорядилась по-другому.

Буквально через год Генрих VIII изгнал свою жену, Екатерину Арагонскую, объявил их дочь, принцессу Марию, незаконнорожденной и открыто обвенчался с Анной Болейн. Английский монарх разорвал отношения с Римским престолом и сам встал во главе Церкви своей страны. Еще через три года он прикажет отрубить голову своему бывшему лучшему другу, лорд-канцлеру Томасу Мору, и епископу Джону Фишеру за их отказ признать законным новый брак короля — власть дома Тюдоров превыше «любого из князей церкви». Англия станет полностью протестантской, а католичество — почти синонимом государственной измены. Уже после смерти Лойолы, в 1581 году, в Лондоне после пыток примет мученическую смерть святой Эдмунд Кампион, иезуит.

Но вернемся в 1529 год. Получив небольшое материальное подспорье, Лойола поправил здоровье и снова взялся за старое. С удвоенной энергией он погрузился в свои духовные упражнения. Незнание французского языка вовсе не оградило его от вербовки новых последователей. Оказалось, их прекрасно можно найти среди студентов-соотечественников. Лойола начал проводить занятия сразу с троими: Хуаном де Кастро, Педро де Перальтой и Амадором де Эльдуайеном.

Все трое жили в Париже существенно дольше Лойолы, с 1525 года, и, очевидно, были на хорошем счету. Кастро учился в Сорбонне и уже успел стать бакалавром, Перальте оставался год до магистратуры, Амадор был студентом коллегии Святой Варвары. «Духовные упражнения» повлияли на них столь сильно, что молодые люди раздали все свое имущество, даже книги, и предпочли жить, питаясь подаянием, в том самом госпитале Святого Иакова, откуда сам Иньиго съехал, став чуточку богаче. Такая перемена в их поведении не прошла незамеченной. Особенно обеспокоился ректор коллегии Святой Варвары, Диего де Гувейя. Он обвинял Лойолу, что тот «сделал из его студента дурака».

Иньиго оставил раздражение ректора без внимания. У него появились другие заботы. В сентябре 1529 года пришло письмо от того самого испанца, который так нескромно обошелся с его деньгами. Легкомысленный юноша отправился было в Испанию, но по пути заболел и теперь находился в городе Руане, в 140 километрах от Парижа. Очевидно, положение его было самое отчаянное, если он счел возможным обратиться за помощью к человеку, которого так сильно «подставил».

Лойола поступил как настоящий христианин: он отправился на помощь больному. Отыскав бедолагу в Руане, он утешил его, помог сесть на корабль, идущий до Испании, а кроме того, попросил передать письма для своих старых друзей Артеаги и Касереса.

Иньиго не забыл о своих товарищах. Он очень желал видеть их рядом с собой и всячески пытался изыскать возможность привести их в Париж, но дело не состоялось. Его друзья, так мужественно разделившие с ним заключение в доминиканской тюрьме, не захотели бороться дальше. Даже верный Каликсто, который, будучи португальским подданным, мог рассчитывать в Сорбонне на специальную королевскую стипендию, предпочел не услышать зова своего бывшего вожака. Правда, они никогда не забывали о своем великом руководителе, как и все, с кем Иньиго сводила судьба. Двое из них, Артеага и Хуанито Рейнольд, впоследствии все-таки связали свою жизнь с церковью: Хуанито ушел в монастырь к францисканцам, а Артеага даже стал епископом в Мексике. Но вместе их пятерка больше не собиралась никогда.

В одиночестве Лойола возвратился в Париж. А там уже кипели нешуточные страсти, поскольку три его новых ученика вели себя слишком странно и непонятно. Они забросили учебу и, с общей точки зрения, опустились. Действительно, с их прежним образом жизни не вязались ни сбор милостыни на улицах, ни переселение в госпиталь, практически в ночлежку. Дошло до открытого конфликта: друзья и родственники молодых людей пришли к госпиталю с оружием в руках, но не добились ничего, кроме обещания подождать с экстремистскими выходками до получения диплома.

Во всем винили Лойолу. Ему угрожали расправой, считая соблазнителем юношества. Кроме того, нашим героем опять заинтересовалась инквизиция, на сей раз французская. Главный инквизитор Парижа, которому, разумеется, рассказали массу интересного про немолодого нищего испанца, вообразившего себя духовным учителем и совращающего приличных студентов с пути истинного, уже собирал досье на Иньиго.

Все это крайне раздосадовало нашего героя, не находящего в своих действиях ничего предосудительного. Внимание инквизиции, и без того неприятное, еще и оказалось очень не ко времени. Иньиго намеревался завершить латинские штудии в Монтегю и поступать на факультет искусств, иначе называемый философским. Уже два раза он терял шанс получить диплом из-за разборок с «духовной полицией». И вот снова пристальное внимание инквизиции грозило отсрочить, а то и вовсе отменить его университетские планы.

Любой другой в такой ситуации свернул бы свою деятельность, что называется, «лег на дно». Но не Лойола. Он поступил, как настоящий солдат: не желая ждать, когда его вызовут, сам пошел на грозу. Он явился к инквизитору и спросил, имеются ли к нему претензии и нельзя ли разобраться и закончить дело поскорее, до начала учебного года.

Брат Матео Ори, доминиканец, признал, что жалобы на Иньиго действительно есть, но при внимательном рассмотрении он не нашел ничего страшного в словах и действиях студента Лойолы и наказывать или преследовать его никак не собирается.

Поладив с парижской инквизицией, Иньиго благополучно поступил… в ту самую коллегию Святой Варвары, ректор которой с таким предубеждением относился к нему. На этот раз Лойола оказался в статусе полного пансионера, то есть жил, как бы мы сказали сейчас, в общежитии при выбранном учебном заведении. Его магистр, Хуан Пенья, происходил родом из Кастилии. Они смогли неплохо понять друг друга, тем более что жить им предстояло в одной комнате. Там же проживали еще два студента с того же курса: савояр Пьер Фавр и наваррец Франсиско де Хавьер (в латинском варианте Франциск Ксаверий).

Наваррцы во Франции всегда имели ту же репутацию, что и баски в Испании, — это и в самом деле практически один народ. Удивительно, как Иньиго и Франсиско, настолько схожие по своему взрывному темпераменту, умудрились не только поладить друг с другом, но и крепко подружиться. Пьер Фавр, уроженец деревни Вилларет в Альпах, по натуре более флегматичный, уравновешивал их компанию.

Именно Фавра магистр Пенья попросил позаниматься с Иньиго и повторить с ним курс, уже прочитанный группе до прихода новичка.

Надо сказать, Фавр, крестьянин по происхождению, обладал изрядными познаниями. Например, он знал греческий настолько хорошо, что магистр Пенья обращался к нему в сложных или спорных случаях за советом.

После поступления в коллегию Святой Варвары жизнь студента Лойолы стала налаживаться. Появилась возможность регулярно посещать занятия, встретились люди, на которых он мог рассчитывать, ужасная нищета тоже, казалось бы, отступила. Несмотря на проблемы со здоровьем (опять вернулись мучительные желудочные боли), все шло хорошо.

Но наш герой не мог успокоиться. Едва познакомившись со своими новыми друзьями чуть ближе, Иньиго осторожно принялся склонять их в интересную ему сторону. Вскоре они уже практиковали духовные упражнения. Деятельностью маленькой группки заинтересовались и другие студенты. Лойола начал собирать интересующихся для совместных размышлений, медитаций и бесед. Местом встречи выбрали картезианский монастырь, временем — утренние часы воскресенья. Группа обсуждала духовные вопросы, потом все шли на мессу. Завершались упражнения общей молитвой и причастием.

Казалось бы, обвинения в развращении юношества, как и любые другие претензии, остались позади. Все происходило открыто при довольно большом скоплении народа и подкреплялось мессой. Беда, как это часто бывает, подкралась неожиданно. Утренние часы собраний группы Иньиго совпали с расписанием диспутов, которые занимали в жизни студентов довольно значимое место. Когда часть студентов внезапно перестала посещать важные занятия, магистр Пенья сделал Иньиго замечание. Но группа снова позволила себе не явиться на диспут, и Пенья, вынужденный принимать меры, пошел к ректору де Гувейе. А у того имелись к «бедному паломнику» новые претензии. Один из обращенных Лойолой испанских студентов оказался родственником ректора. Придя в полную ярость, де Гувейя решительно настоял на порке.

Вот тут Иньиго сильно обеспокоился. Но вовсе не о предстоящей боли или позоре, как можно было бы предположить. Розги, даже самые жестокие, не могли сравниться с пилением кости, которое он перенес после памплонского ранения. Его крайне испугала вероятность мученического ореола, которым его могли бы окружить после наказания. А это стало бы для его крайне амбициозной натуры слишком большим искушением. Обдумав все серьезно, он решил пойти на прием к ректору и поделиться с ним своими опасениями.

Разговор, состоявшийся между ними, не сохранился в «Автобиографии», но, зная манеру общения нашего героя, можно попробовать реконструировать их беседу:

— A-а, это вы. Ну-ну! — встретил его де Гувейя. — И что же вы скажете в свое оправдание?

— Да какое оправдание… — вздохнул Лойола, — я пришел посоветоваться с вами, как с мудрым человеком.

Тот возмутился:

— Подлизываетесь? Надо было раньше заботиться о своих делах.

— Ничуть, — возразил Иньиго. — Следую логике. Глупый человек навряд ли занял бы такой высокий пост.

— Ну и о чем вы собрались со мной советоваться? — ректор смотрел крайне не доброжелательно.

— Об этой вашей порке. Я серьезно озабочен и даже расстроен. Иметь мученический венец вовсе не входит в мои планы… да и вам, как мне кажется, не нужен студент-мученик…

— Вот как! — надменное выражение лица де Гувейи сменилось любопытством. Он немного помолчал, размышляя о чем-то, и закончил: — Идите. Завтра будьте добры явиться в назначенное время.

Лойола понял, что порки ему не избежать. Но теперь совесть его была чиста. Если бы ему и вправду достался терновый венец мученичества, он уже принял бы его как подобает, со смирением.

Наказание, к которому приговорил нашего героя ректор, называлось «зал»: приговоренного раздевали до пояса и нещадно секли в главном зале коллегии. Кроме жестокой боли и долгого процесса выздоровления эта порка была еще и грандиозным позором, поскольку присутствовать при ней обязывали всех студентов. Поддерживаемый напутствиями перепуганных товарищей по комнате, Иньиго пришел на место экзекуции и снял рубаху. Появился де Гувейя. Он молча медленно прошел через зал и встал перед провинившимся студентом. Потом, к величайшему удивлению всех присутствующих, ректор пал перед Лойолой на колени и попросил у него прощения. Но это было еще не все. Грозный де Гувейя распорядился перенести схоластические диспуты на другое время, дабы не мешать проведению духовных упражнений. Так Божественное провидение снова вмешалось в жизнь нашего героя, решив его проблемы.