Игнатий Лойола

Глава двадцать вторая О БОЛОНСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ И НЕЙРОЛИНГВИСТИЧЕСКОМ ПРОГРАММИРОВАНИИ

Как мы помним, друзья, связанные монмартрскими обетами, договорились встретиться в Венеции в начале 1537 года. До этого срока оставалось еще немало времени, которое Лойола решил посвятить совершенствованию в богословии. Для этой цели он избрал Болонский университет.

Это старейшее в Европе учебное заведение имело интересные особенности. История его появления уходит корнями в XI век, когда жил и преподавал глоссатор[50] Ирнерий (около 1050 — после 1125), и еще дальше в глубь веков, к времени правления Юстиниана Великого, византийского императора, создавшего Corpus juris civilis — Свод гражданского права. Именно Ирнерий (его имя также транскрибируется как Варнерий, Вернерий или даже Гарнерий) основал в Болонье правоведческую школу, ставшую впоследствии университетом.

От прочих высших учебных заведений Европы Болонский университет отличался властью студентов (universitas scholarium), а вовсе не профессоров (universitas magistrorum), как это было принято повсюду. Профессора избирались студентами на строго определенный срок, причем им запрещали преподавать в иных местах. Болонский профессор полностью зависел от своих учеников, не имел никакого особого статуса, кроме таланта и харизмы. Тем не менее преподавать туда шли охотно, университет процветал, заставляя расти и развиваться город, наполняемый приезжей молодежью со всех концов Европы.

Двери университета были открыты и для женщин, причем их даже допускали к преподаванию. Дочь юриста Аккурсия, Дота д’Аккорсо, удостоилась степени доктора права еще в ХIII веке, сохранились в летописях имена и других известных женщин-юристов.

Итак, Болонский университет специализировался по праву, а вовсе не по теологии, как Парижский. Чем же он привлек Лойолу? Очевидно, своей связью со Святым престолом, служить которому напрямую собирались будущие иезуиты. Папы поддерживали университет в его спорах с городским начальством Болоньи уже с XIII века. В обмен на эту помощь римский понтифик получал определенную власть над учебным заведением. Все экзамены и выдачу дипломов строго контролировал от его имени болонский архиепископ.

Игнатия снова ожидало морское путешествие. На этот раз скиталец отплыл не из Барселоны, а из Валенсии, хотя Барселону он, скорее всего, тоже посетил. Иначе когда бы он смог договориться со своими благодетельницами о переводе денег в Италию, на завершение образования? Такие дела письменно не делаются, а получить помощь ему удалось, это известно доподлинно.

Как и во все предыдущие разы, многочисленные доброжелатели хором отговаривали путешественника от поездки. На этот раз пугали турецким пиратом, Хайр-ад-Дином по кличке Барбаросса, свирепствовавшим по всему Средиземному морю. Разумеется, Лойола не обратил на предупреждения никакого внимания.

Судьба избавила его от встречи с пиратом, но разразившаяся буря сломала руль корабля. Видя неизбежность кораблекрушения, все начали готовиться к смерти. Игнатий очень переживал, что умрет и не сможет завершить начатое дело. Но корабль не затонул и достиг генуэзского порта. Далее Лойоле пришлось идти пешком, поскольку денег от барселонских дам он при себе не имел.

Дорога оказалась не только долгой, но и запутанной. Приходилось идти кружным путем почтовых лошадей. Путник преодолел горный перевал Ченто-Крочи, долго шел берегом реки Таро. Пересекая Апеннины, он заблудился и забрел в очень узкое и неудобное место. Вернуться назад не представлялось возможным, а вперед получалось двигаться только на четвереньках. Впоследствии Лойола назвал это приключение самой утомительной из телесных мук, какие ему только пришлось пережить. Вспомнив, что сравнивал он свое застревание в горах с пилением костей без наркоза и непереносимыми болями в желчном пузыре, можно предположить у нашего героя клаустрофобию.

Преодолев Апеннины, Игнатий оказался на древней римской дороге, ведущей прямо в Болонью. Скоро вдали показались ее знаменитые башни. Казалось бы, приключения остались позади, но не тут-то было. Уже входя в город, будущий святой оступился и упал в глубокий ров, наполненный помоями. Как назло, это случилось при большом скоплении народа, и спасение превратилось в публичный аттракцион. Городские рвы в то время отличались зловонием. Можно представить себе, во что превратилась одежда магистра искусств и каким оглушительным смехом встретила его не особенно церемонная итальянская публика. О том, чтобы после такого проповедовать на улицах, не могло быть и речи. Лойоле даже не хотели подавать на хлеб. По собственным воспоминаниям, «он стал просить милостыню, но не получил ни единого куатрина, хотя обошел весь город».

Этот факт сильно удивлял современников Игнатия, поскольку речь шла о «таком большом, богатом и щедром городе». Очевидно, при всех своих возможностях и связях с папой Болонья чем-то не подходила для нашего героя. Из трудной ситуации он выпутался, разыскав коллегию Святого Климента. Это заведение основал кардинал Хиль де Альборнос специально для испанских студентов. Там встретились знакомые или просто слышавшие о нем, и несчастный скиталец наконец получил пищу и пристанище в студенческом общежитии. А тут и подоспели 12 эскудо от Исабель Росер.

Учиться в «испанской» коллегии не входило в планы Лойолы. Едва набравшись сил, он предпринял попытки подобраться к Болонскому университету. Примерно к Рождеству у него получилось преодолеть все организационные трудности. Игнатий уже собирался приступить к учебе, как вдруг его подкосила новая болезнь. На этот раз — лихорадка, с которой он пролежал в постели неделю, не зная, выживет ли. В конце концов пришло выздоровление, но Лойола твердо уверился во вредоносности болонского влажного климата и решил срочно покинуть город, так и не поучившись в знаменитом университете. В последних числах декабря 1536 года он ушел в Венецию.

Этот, уже третий, визит нашего героя в город лагун и каналов оказался удачнее предыдущих. Лойоле даже не пришлось искать себе жилье — его почти сразу позвали «в дом одного человека, который был очень ученым и добрым». Исследователи считают: речь шла об Андреа Липомано, приоре Тринита и одном из будущих спонсоров Общества Иисуса. Помимо его помощи и постоянной поддержки Исабель Росер, Игнатий получал деньги от архидиакона Барселоны Хайме Кассадора.

Оставалось поправлять здоровье и ждать соратников, но бешеная энергия Лойолы требовала немедленного выхода. Разумеется, он быстро нашел, чем себя занять. Не прошло и месяца после переезда, как он уже проводил духовные упражнения с разными людьми. Среди его венецианских учеников были некий испанец по имени Росас; еще один испанский священник по имени Диего де Осес; знатный клирик Пьетро Контарини, прокуратор известного госпиталя неизлечимых; викарий Джеронимо Вералло, папский нунций.

Собственно, схема деятельности Игнатия в Венеции ничем не отличалась от других городов, где ему приходилось жить, за исключением явного расширения состава обращенных. Теперь он не ограничивался соотечественниками и студенчеством, привлекая к своим духовным тренингам весьма высокопоставленных итальянцев. Собственно, тайная власть иезуитов над миром, о которой пишут их противники и с уважительной иносказательностью упоминают сторонники, произросла из этого глубоко личного влияния Игнатия и его последователей на сильных мира сего. Вспомним, что одно из главных отличий Общества Иисуса от других монашеских орденов состояло в прямом подчинении папе, минуя нижестоящие чины в лице епископов. И в свой третий приезд в Венецию Лойола начинает активно прорабатывать сливки общества, подготавливая триумфальное шествие своего будущего ордена.

Возникает самый интересный вопрос: да, Игнатий и остальные иезуиты умели выбирать «клиентов» повлиятельнее, дабы потом их руками вершить свои дела. Но чем же они могли «заманить в свои сети» влиятельных людей, которые уж точно не были слабохарактерными простаками?

На этот вопрос мы, скорее всего, не сможем получить точного ответа, даже если докопаемся до каких-либо секретных документов ордена. Вопрос этот интересует многих на протяжении всего времени существования Общества Иисуса. Еще при жизни Лойолы родилась легенда о таинственной «книжечке», с помощью которой можно подавлять волю других. Его враги искали сей литературный труд, дабы сразиться с иезуитами их собственным оружием, но, ознакомившись, не находили вреда. И большевики, захватившие власть в России в 1917 году, сильно интересовались нашумевшим трактатом создателя Общества Иисуса. Досужие языки болтают, будто бы В. И. Ленин специально изучал испанский язык, чтобы овладеть иезуитским секретным методом манипуляции массами, но, ознакомившись с трудом Лойолы, фанатичного христианина, разочаровался…

Есть интересная версия, которая может объяснить и феномен сильного действия, которое оказывали «Духовные упражнения» на людей, и весь негативный ореол, сложившийся вокруг ордена, созданного святым Игнатием. Гениальный метод Лойолы, явившийся ему в манресской пещере, весьма схож с современным направлением в психотерапии и практической психологии. Направлением действенным, но не признаваемым академическим сообществом. Речь идет о нейролингвистическом программировании, сокращенно НЛП.

Разработанное во второй половине XX века группой психологов, оно быстро приобрело огромную популярность и тут же было жестко раскритиковано. Причем одни из критиков говорили о неэффективности метода, называя его шарлатанством. Другие же, наоборот, видели в нем опасную силу и ставили вопрос об этичности его применения.

Не давая никакой оценки этому сравнению, скажем только, что любая сила может стать опасной, это не повод отказываться от нее, но повод лишний раз задуматься о своей ответственности.

Что же касается версии о Лойоле как о первооткрывателе НЛП, то некоторые параллели провести действительно можно. Вот как формулирует суть своего метода один из создателей этой современной психотехники Джон Гриндер: «НЛП для меня, как одного из людей, создавших его, — это искусство моделирования совершенства: выявлять людей, которые делают что-то очень хорошо, узнавать у них, как же они это делают, причем зачастую используя огромное количество бессознательных знаний, и в конце концов — создать четкую репрезентацию опыта, закодировав его и составив описание, понять, в чем же разница между возможностью делать что-то совершенно и делать то же самое обычным способом».

Нейролингвистическое программирование основано на технике моделирования (копирования) вербального и невербального поведения людей, добившихся успеха в какой-либо области, и наборе связей между формами речи, движением глаз, тела и памятью.

Не за этим ли Иньиго в самом начале своего обращения скрупулезно изучал жития святых, с наивной буквальностью подражая им?

А вот как определяет суть «Духовных упражнений» Лойолы Генрих Бёмер в своей «Истории ордена иезуитов»: «…маленькая, совсем незаметная книга, которая, несмотря на свои небольшие размеры, принадлежит к числу книг, оказавших большое влияние на судьбу человечества, которая перепечатывалась бесчисленное количество раз и породила более четырехсот комментариев, основная книга иезуитов и в то же время резюме долгого внутреннего развития их учителя…»

И далее еще больше по теме: «…Игнатий знал, что сила воображения оказывает такое воздействие на волю только в том случае, если видения самостоятельно возникают в сознании человека, или если, в случае искусственного привнесения их извне, фантазия вынуждена воссоздавать их. Потому-то он и налагает на посвященного трудное обязательство создавать в самом себе […] определенные образы без использования каких-либо внешних средств. Однако Игнатий отдавал себе отчет в том, что очень немногие люди способны самостоятельно сделать это. […] Он предлагает неофиту сначала представить себе вполне реальную определенную местность, затем поместить в ней образы конкретных лиц и, наконец, проиграть целую драматическую сцену, то есть заставить говорить и действовать тех лиц, которых он видел. Но в то же время он советует не останавливаться слишком долго на композиции каждой картины…»

Здесь легко узнается «импринт-метод», с некоторыми элементами «логических уровней», «личностной истории», «пороговых» и «субмодальных» техник НЛП. Лойола даже обращает внимание на развитие визуальной модальности у тех, кто не склонен к подобному виду мозговой деятельности. Но при всей схожести методов есть серьезная разница в задачах. Психологов XX века интересовала модель «человека успешного», тогда как святого Игнатия — модель идеального христианина. Поэтому-то орден иезуитов прогремел на весь мир именно тогда, в XVI–XVIII веках, когда христианская закваска еще доминировала в умах европейского общества. Сегодня миром правят несколько другие ценности и Общество Иисуса при всей своей активности не слишком выделяется из других католических монашеских орденов.

Но метод Лойолы действительно являлся сильнодействующим средством, вне зависимости от гениальности и харизматичности его создателя. Прямое доказательство тому — расцвет ордена, продолжавшийся спустя годы после смерти основателя.