Игнатий Лойола

Глава двадцать первая ПРОРОК В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ

Вернемся к здоровью нашего героя. Страшные желудочные боли мучили его всю жизнь, заставляя иногда проводить по многу дней в постели. К сожалению, диагностика в XVI веке оставляла желать лучшего, и определили болезнь святого Игнатия лишь после смерти, произведя вскрытие. Всю жизнь он страдал вовсе не от желудка, а от холелитиаза — желчнокаменной болезни. Сейчас одной из причин ее возникновения считают резкое снижение массы тела. Это как раз подходит для случая Лойолы, который до своего обращения был аристократом и гедонистом, а потом принялся морить себя голодом с упорством, достойным лучшего применения.

Несмотря на тяжелую запущенную болезнь, Игнатию удалось прожить довольно долгую жизнь — более шестидесяти лет[47], причем прожить крайне активно.

Но в 1535 году здоровье будущего святого находилось в глубоком кризисе. Врачи, отчаявшись вылечить его, поддержали советы друзей поехать на родину. Вдруг родной воздух поможет? Да и климат Парижа не считался особенно здоровым.

Вполне возможно, лекари просто решили сбагрить безнадежного и нищего больного с глаз долой. А вот соратники Лойолы очень обрадовались этому решению. Сами они совершенно не собирались возвращаться в Испанию и попадаться на глаза своим родственникам. Но кое-какие семейные дела нуждались в решении. Поэтому будущие иезуиты поручили их своему наставнику — в конце концов, он ведь нес ответственность за тех, кого обратил.

Одобрил решение врачей и сам Игнатий. Более того, он начал собираться в дорогу с огромным энтузиазмом, превозмогая боль, и она, словно испугавшись, немного отступила. Лойола нигде не упоминает причину, по которой он вдруг так сильно захотел увидеть родные места. Невозможно предположить, что его вдруг охватила ностальгия. Это шло бы вразрез с его собственным учением, в котором все чувства строго подчинялись общей идее служения Господу. Его секретарь Поланко высказывает предположение, очень похожее на истину: «Игнатий хотел провести какое-то время в Аспейтии, чтобы апостольскими делами исправить тот дурной пример, который подавал в юности»[48].

В юном возрасте наш герой святостью не отличался и даже попал в тюрьму за какое-то «озорство», скорее всего за пьяную драку. Правда, нельзя сказать, что подобные «мужские забавы» сильно портили людям репутацию. Лойолу уважали на родине. Когда он собрался уйти из дома, старший брат просил «не оставлять народ, который на него надеется». Да и прекрасное отношение герцога Нахеры, готового взять почти калеку на хорошую должность поручика, не подлежит сомнению.

В общем, репутация Иньиго Лойолы на родине вовсе не считалась запятнанной, несмотря на грехи юности. Только она не вписывалась в биографию Игнатия, будущего святого, которую он сам создавал столь же непреклонно, как когда-то отстаивал Памплонскую крепость. Поэтому он так спешил появиться на родине в новом обличье.

Будущие иезуиты договорились встретиться в Венеции. Лойола должен был приехать туда после посещения родных мест, а его товарищи собирались еще немного позаниматься теологией в Париже. Они планировали покинуть Францию в День обращения святого Павла, 25 января 1537 года. Однако давние противники — Франциск I и император Карл V — снова начали воевать, и оставшимся пришлось уехать раньше — в середине ноября 1536 года.

Вернемся к «каникулам» святого Игнатия.

В начале апреля 1535 года наш герой выехал из Парижа верхом на лошади, купленной почитателями. Едва парижские стены скрылись за горизонтом, как мучительные боли начали утихать и на подъезде к Байонне, городу возле гипускоанской границы, исчезли совсем.

В Байонне жил французский капитан, который когда-то накормил Лойолу ужином, вместо того чтобы пытать, как шпиона. Но узнал будущего святого не он, а торговец мясом Хуан де Эгибар, который остановился на том же постоялом дворе в Итурриосе. Этот дом сохранился до наших дней.

Первой обратила внимание на необычного постояльца жена хозяина гостиницы, а после уже мясник[49], снедаемый любопытством, заглянул в дверную щель и увидел Игнатия, истово молящегося на коленях. Он тут же поехал в Аспейтию и сообщил сеньору родового замка Лойола, Мартину, о появлении исчезнувшего брата.

Скорее всего, Игнатий тоже узнал мясника. Во всяком случае, он заметил раскрытие своего инкогнито и, перейдя границу, тут же свернул с хорошей прямой дороги, ведущей в Аспейтию, на уединенную горную тропу. Ехать спокойно ему пришлось недолго. Навстречу вышли два человека, вооруженные до зубов. Они крайне внимательно начали разглядывать путника, чем не на шутку того испугали. Он помнил с детства, что на этой тропе частенько орудуют разбойники. Однако они прошли мимо, а потом почему-то побежали за ним.

Скорее всего, Лойола, будучи верхом, мог бы уйти от преследования пеших людей. Правда, горные тропы бывают неприспособлены для скачки. Но, вероятно, он, бывший офицер, устыдился своей трусости и не обратился в бегство, а остановился и заговорил с преследователями. Они оказались вовсе не разбойниками, а слугами старшего брата. Мартин Гарсия де Лойола послал их, строго-настрого приказав найти непутевого младшего брата и привести его домой.

Несмотря на оружие, им не удалось добиться своего. Игнатий наотрез отказался идти в отчий дом. Вместо этого он приехал в госпиталь Святой Магдалены, куда и вела горная тропа. Это богоугодное заведение располагалось почти у самого въезда в Аспейтию. В документах осталась не вполне точная дата заселения туда путника — пятница апреля 1535 года, пять часов вечера.

О визите Лойолы на родину сохранилось множество воспоминаний самых разных людей. Они дошли до нас благодаря процессу беатификации, произошедшей в Аспейтии в 1595 году, когда многие из свидетелей еще оставались в живых. Среди них — служанка управляющего госпиталем, Доминга де Угарте, соседка Лойола Каталина де Эгибар и родная племянница Игнатия, По-тенсиана де Лойола.

Все свидетели упоминали о колоссальном давлении, оказываемом Мартином на возвратившегося брата. Сеньор родового замка, он упорно пытался переубедить «опустившегося» родственника и вернуть его под отчий кров. Несмотря на постоянные уговоры и даже угрозы, Игнатий отказывался появляться в родном доме и не принимал помощи от брата. Он жил, собирая подаяние, причем подавали очень много. Ему удавалось серьезно помогать местным нищим. Сам он жил в крайней строгости, носил власяницу и спал на земляном полу.

Все свободное от работы в госпитале и сбора подаяния время Лойола тратил на проповеди и обучение детей. В самом начале старший брат жестоко осмеял эту идею, говоря: «Никто не придет к тебе учиться». Игнатий ответил, что ему будет достаточно даже одного человека. В итоге к нему, как и ранее в других городах, стекались толпы. В конце концов Мартин не выдержал и тоже оказался среди слушателей своего удивительного брата.

Поначалу Игнатий проповедовал в святилище госпиталя и в приходской церкви, но стены быстро перестали вмещать всех желающих, и проповеднику пришлось залезать на толстое вишневое дерево и вещать оттуда.

О чем же он говорил? Прежде всего обличал пороки общества, как и в самом начале своей карьеры, будучи пассажиром корабля «Негрона». Но в отличие от венецианских матросов жители Аспейтии реагировали на критику подобающим образом и начинали каяться в грехах. Кандидо де Далмасес пишет: «Он критиковал один порок, свойственный женщинам из упомянутых городов, — их привычку носить желтые шляпки и светлые волосы (tocas amarillas у cabellos rubios). Тут же во время проповеди они покрыли себе головы и горько заплакали».

Придирки Лойолы могут показаться странными и мелочными, но под женскими головными уборами в Аспейтии подразумевались очень важные вещи. Незамужние девушки там ходили только с непокрытой головой, а выйдя замуж, начинали носить головные уборы. Во время визита Лойолы участились случаи внебрачного сожительства, при которых женщины покрывали голову, считаясь замужними де-факто. Некоторые дамы считали возможным жить с мужчинами без венчания всю жизнь, так и ходя с покрытой головой, будто вступившие в брак.

Оценив размер бедствия, Игнатий пошел к губернатору и добился издания закона, который бы запрещал покрывать голову женщинам, живущим во грехе. Разобравшись с блудницами, наш герой придумал еще одно нововведение: ежедневный полуденный колокольный звон. Он призывал всех слышащих его преклонить колени и дважды прочесть «Отче наш». Первый раз — ради раскаяния всех пребывающих в смертном грехе, а второй — за то, чтобы «нам самим не впасть в тяжкий грех ненароком». Позднее, опять же с помощью губернатора, Игнатий боролся с игорным бизнесом, организовав массовое публичное утопление игральных карт в водах Уролы. Вникнув глубже в жизнь родного города, неутомимый проповедник обнаружил множество неимущих, которые стеснялись просить милостыню. Он снова пошел в городской совет и добился появления в Аспейтии постоянно действующего фонда — так называемого «ящика для бедных».

Как Лойола ни стремился избежать визита в отчий дом, ему все же пришлось побывать там. Правда, уже не по настоятельному приглашению Мартина, но по отчаянной просьбе его жены, той самой богобоязненной Магдалены де Араос, которая стояла у истоков чудесного обращения нашего героя. Это она когда-то принесла раненому офицеру жития святых вместо рыцарских романов.

Сначала Магдалене также не удалось убедить своего упрямого деверя, но когда она решилась рассказать причину, Игнатий тут же согласился прийти и воскликнул: «Ах вот оно что! Да ради этого я пойду не только в Лойолу, но и куда угодно».

Речь шла о любовнице одного из родственников, живущего в замке. Эта женщина ходила туда через потайную дверь каждую ночь. И вот однажды она встретила на своем пути знаменитого проповедника.

— Что вам здесь нужно? — спросил он со всей своей убедительностью. Женщина, растерявшись, рассказала все как есть.

— Сегодня вы не будете грешить, — тихо, стараясь не поднимать шума, сказал Лойола. Потом взял ее за локоть, отвел в пустую комнату, приготовленную Магдаленой, и запер дверь на ключ изнутри. — Вы так сильно любите его, что даже не боитесь нанести оскорбление Господу?

— Да! Я люблю его! — Она беззвучно заплакала.

…Мы не знаем, как на самом деле происходил их разговор. После встречи с Лойолой она больше не грешила. Неизвестно также, как сильно в тот момент пришлось бороться с искушением самому Игнатию. Молодая красивая женщина находилась в его власти всю ночь. Она не могла закричать, скрывая свое присутствие в замке, а он имел бешеный темперамент и всего 44 года от роду…

Сам Лойола упомянул об этом эпизоде лишь один раз, долгие годы спустя, в беседе со священником Педро де Табларесом. Кандидо де Далмасес описывает эту беседу так: «Когда он сказал: «Я отвел ее в свою комнату», Табларес заметил: «Я бы этого не сделал». Отец же ответил: «Я сделал это, потому что знал, что смогу». Как будто сожалея о сказанном, Игнатий закончил словами: «Да простит вас Бог за то, что вы заставили меня рассказать то, о чем я не хотел рассказывать».

Одержимый целью заместить в памяти соотечественников свои дурные поступки, совершенные в юности, благочестивыми, Игнатий не знал устали. Ему даже удалось примирить давних врагов — приходскую церковь Аспейтии и женский монастырь Непорочного Зачатия, два учреждения, расположенные фактически на одной территории, в ста шагах друг от друга. Основали монастырь кузина Лойолы Мария Лопес де Эмпаран с подругой. Церковь же считалась частью родового имения испанской короны. Неудивительно, что сестры постоянно подвергались притеснению по поводу права их монастыря служить мессы, читать проповеди, отправлять погребальные службы и другие обряды. Настоящий скандал разгорелся на похоронах известного музыканта, королевского капельмейстера Хуана де Анчьеты. Он всячески покровительствовал этим монахиням и завещал похоронить его на территории монастыря, но приходские священники, буквально силой отняв тело музыканта, похоронили его сами. Шум дошел до Римской курии, и сестры оказались в состоянии войны не только со всем городом, но и конкретно с семьей брата Игнатия, поскольку род покойного Анчьеты традиционно враждовал с родом Лойола.

Нашему герою удалось заставить врагов подписать документ о примирении. По словам Кандидо де Далмасеса, «первым свидетелем, подписавшим документ, был «Ynigo».

Итак, за три месяца он успел сделать фантастически много. Только дела, ради которого он ездил на родину, совершить ему не удалось. Здоровье Лойола не поправил. Поначалу в Аспейтии он чувствовал себя превосходно, но чем дальше, тем ему становилось хуже. Привычным усилием воли он заставил себя собраться и поехал развозить письма родственникам своих товарищей, как обещал.

Летом 1535 года Лойола побывал в наваррской деревне Обанос, где жил брат Франциска Ксаверия, капитан Хуан де Аспиликуэта, и передал тому письмо. В послании брату Франциск рассыпался в похвалах Игнатию, о котором шло столько пересудов и кривотолков, и к тому же просил денег, «чтобы помочь мне в моей крайней нужде». Неизвестно, как отреагировал бравый капитан, но, зная Лойолу, можно предположить, что общий язык был найден и деньги получены. Также наш герой съездил в Сорию к отцу Диего Лайнеса и в Толедо — родной город Сальмерона. Путь будущего святого лежал через Мадрид, где он каким-то образом встречался с восьмилетним принцем Филиппом, будущим королем Испании. Позднее, в 1586 году, монарх вспомнил об этой встрече, рассматривая портрет Лойолы, написанный художником Алонсо Санчесом Коэльо.