Игры в заботу

Часть 36

POV ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ ГАРРИ

Достал. Как же он меня достал. Весь такой из себя крутой, упорный. Кричит мне: «Я выберусь, а ты — псих! Тело мое!». Ой, ну и чего ты добился, мальчик, который выжил?

После этого его скандала в темной комнате, я выкинул пацана в место, называемое его собственной душой. Теперь пусть хоть самоубийством кончает, мне плевать.

И куда же девается его решимость, а? Чем дальше он уходит в собственную душу, тем больше он походит на плаксивую девчонку лет четырех, которой не захотели покупать куклу.

А раньше ведь таким высокомерным был. Самый крутой, самый офигенный и вообще самый–самый! А как только узнал, что волшебник, так «корона» на голове еще и светиться начала.

Тебе, конечно, хорошо было, Поттер. А вот там, где жил я, все медленно гнило и пахло плесенью.

А сейчас мальчик запутался! Запутался, да? Видит стенку, но потом сразу в обход идет. Ведь такие тупики не самая новая вещь в его жизни. Он ведь видит проблему и сразу обходит! Ай–да молодец, Поттер! Прекрасно, блестяще, умопомрачительно!

Вот только по прежнему тухло, жалко и гнило.

И куда уже успела деться наша гордость, м–м–м? Наверное, потерял ее, бедняжка. Ну ничего, сейчас придут добрые папенька с мамочкой и обязательно успокоят.

Ой, нет их, да? Сиротинушка — Поттер. Но ведь у него и друзья есть. И Лилит, и Джек, и Зелел. Не плачь, Поттер, они вытрут сопли. На то ведь и есть друзья!

Я псих? Я‑то?

Ох, а как этого раньше нельзя было заметить, а, Поттер? Ну ничего, скоро мальчик, который выжил, тоже таким станет.

Я тоже человек, Поттер. И это тело по праву мое. Плачь, ори, но, Поттер, этого не изменить.

У меня, знаете ли, тоже были планы на будущее. Пока этот мальчишка рос, что он делал хотя бы с кем–то, я был совсем один. Я жил в этом холодном и страшном мире, оставаясь наедине со всеми грехами и кошмарами Гарри Поттера.

Когда мальчишке было пять, ему подарили какую–то ржавую трубу, чему он был не очень рад, так как Дадли получил больше. Я наблюдал. Я всю жизнь наблюдал за Поттером. И на мое пятилетие я сидел совсем один, окруженный туманом и холодом, задувая свечи на воображаемом торте и мечтая о том, чтобы хоть кто–нибудь подарил мне ржавую трубу.

Поттер, видите ли, не был доволен своей жизнью. Он ходил в обносках свиноподобного брата, каждый день терпел от него побои, а Петунья и Вернон никогда не упускали возможности поругать мальца.

Я уже хотел, чтобы меня хотя бы избили. Чтобы почувствовать, что я тут не совсем один. Был бы рад, что на меня накричат! Только бы разделить одиночество с кем–то.

А мир, где я жил, холодел и гнил с каждым днем. Мне оставалось лишь недоумевать, ведь, казалось бы, у Поттера есть все, что нужно для счастья, однако в его душе все равно созревают коварные планы мести, портя мое окружение еще сильнее.

Все изменилось, когда я нашел комнату. Я перестал бродить по лабиринту, проводя свое время в более–менее теплой комнате с роялем. Да, я совершенно не умел играть, но когда пальцы впервые коснулись клавиш, я плакал от счастья, ведь наконец что–то нарушило мерзкую тишину.

Тогда во мне появилась вера, но она быстро угасла. Мне предстояло прожить в одиночестве и холоде еще шесть холодных и одиноких лет.

Я медленно сходил с ума, отдаваясь в лапы безумию. А Поттер жил счастливо, хоть и ненавидел свою жизнь всей душой. Раз ему так не нравилось жить без умерших родителей, раз он невзлюбил эту новую семью, раз он уже неоднократно думал о самоубийстве, то почему я должен сидеть тут?

Почему он хочет умереть, а я, жаждущий жизни, не могу выйти на волю? Почему?

Зависть.

Ах, теперь Поттер наконец тут. Ну–ну, он опять плачет. Ничего, ты тут только день. А я — одиннадцать лет.

Посмотрите–ка, у него истерика! Это что, из–за того, что вокруг одни стенки, Гарри? Уже не свернешь никуда, а обойти тем более не выйдет.

Вот только тупики можно таранить. Они не всегда такие крепкие, как кажутся. А мальчик, который выжил, не разу не пробовал ударить стенку кулачком. Ведь намного удобнее обойти проблему, чем решить.

Не–на–ви-жу.