Игры в заботу

Часть 8

БУМ! — снова раздался грохот. Дадли вздрогнул и проснулся.

— Где пушка? — с глупым видом спросил он. Позади нас громко хлопнула дверь, отделявшая одну комнату от другой, и появился тяжело дышащий дядя Вернон. В руках у него было ружье — так что теперь стало ясно, что лежало в том длинном пакете, о содержимом которого он никому не рассказал.

— Кто там? — крикнул дядя Вернон. — Предупреждаю, я вооружен!

За дверью все стихло. И вдруг…

В дверь ударили с такой силой, что она слетела с петель и с оглушительным треском приземлилась посреди комнаты.

В дверном проеме стоял великан. Я, честно, давно не видел такого странного человека. Его спутанные черные волосы сплетались с не менее спутанной бородой.

Но мой страх быстро пропал, когда я осознал то, кто это может быть. Видимо, за мной пришли.

— Ну чего, может, чайку сделаете, а? Непросто до вас добраться, да… устал я…

Великан шагнул к софе, на которой сидел застывший от страха Дадли.

— Ну–ка подвинься, пузырь, — приказал незнакомец.

Дадли взвизгнул и, соскочив с софы, рванулся к вышедшей из второй комнаты матери и спрятался за нее. Тетя Петунья в свою очередь шагнула за спину дяди Вернона и пугливо пригнулась, словно надеялась, что за мужем ее не будет видно.

Мне определенно нравится этот великан.

— А вот и наш Гарри! — удовлетворенно произнес он, увидев меня.

Я всмотрелся в свирепое, страшное лицо, скрытое волосами, и увидел, что его глаза–жуки сузились в улыбке.

— Когда я видел тебя в последний раз, ты совсем маленьким был, — сообщил великан. — А сейчас вон как вырос — и вылитый отец, ну один в один просто. А глаза матери.

— Вы знали моих родителей? — робко спросил я. — Не могли бы в рассказать мне о них? Мне никогда не удавалось хоть что–то раскопать про семью.

Дядя Вернон издал какой–то странный звук, похожий на скрип, и шагнул вперед.

— Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! — заявил он. — Вы взломали дверь и вторглись в чужие владения!

— Да заткнись ты! — рявкнул великан — Говоришь, не слышал о родителях? А эти, — гость указал на Дурслей — Они тебе что, ничего не рассказывали?

— Нет, сэр, они сообщили только, что… — я уж было начал говорить, но был перебит дядей Верноном.

— Замолчи, щенок!

Великан протянул руку и, выдернув ружье из рук дяди Вернона, с легкостью завязал его в узел, словно оно было резиновое, а потом швырнул его в угол.

Дядя Вернон пискнул, как мышь, которой наступили на хвост.

Я, признаюсь, еще никогда не испытывал такого наслаждения, глядя на свою приемную семью. О, этот страх в их глазах я готов лицезреть вечно!

Боюсь, что я скоро стану главным злодеем волшебного мира, если продолжу так рассуждать.

— Да… Гарри, — произнес великан, поворачиваясь спиной к Дурслям. — С днем рождения тебя, вот. Я тут тебе принес кой–чего… Может, там помялось слегка, я… э-э… сел на эту штуку по дороге… но вкус–то от этого не испортится, да?

Великан запустил руку во внутренний карман черной куртки и извлек оттуда немного помятую коробку. Я взял ее дрожащими от волнения руками и поспешно открыл, хотя пальцы плохо слушались. Внутри был большой липкий шоколадный торт, на котором зеленым кремом было написано: «С днем рождения, Гарри!».

Боже, я чуть было не заплакал. Причем, я не знаю, от чего. Возможно, что от радости, ведь это мой первый нормальный подарок. Но возможно, что от небольшой досады, ведь мой первый нормальный подарок был вручен мне совершенно незнакомым, кхем, великаном. Пусть и великан был из Хогвартса.

Я посмотрел на мужчину.

— Спасибо большое. Как вас зовут?

Великан хохотнул.

— А ведь точно, я и забыл представиться. Рубеус Хагрид, смотритель и хранитель ключей Хогвартса.

Он протянул огромную ладонь и, обхватив мою руку, энергично потряс ее.

— Ну так чего там с чаем? — спросил он, потирая руки. — Я… э-э… и от чего–нибудь покрепче не отказался бы, если… э-э… у вас есть.

Взгляд великана упал на пустой камин, в котором тоскливо лежали сморщенные пакетики из–под чипсов. Великан презрительно фыркнул и нагнулся над камином — никто не видел, что он там делает, но когда через секунду великан отодвинулся, в камине полыхал яркий огонь. Мерцающий свет залил сырую хижину, и я сразу почувствовал себя так, словно залез в горячую ванну.

Гигант сел обратно на софу, прогнувшуюся под его весом, и начал опорожнять карманы, которых в его куртке было великое множество. На софе появились медный чайник, мятая упаковка сосисок, чайник для заварки, кочерга, несколько кружек с выщербленными краями и бутылка с какой–то янтарной жидкостью, к которой он приложился, прежде чем приступить к работе. Вскоре хижина наполнилась запахом жарящихся сосисок, весело шипящих на огне. Никто не двинулся с места и не сказал ни слова, пока великан готовил еду, но как только он снял с кочерги шесть нанизанных на нее сосисок — жирных, сочных, чуть подгоревших сосисок, — Дадли беспокойно завертелся.

Честно, я был удивлен. Даже в карманах Дадли столько еды редко увидишь. Плюс в основном, после долгого дня, вся еда раздавлена. А тут она целая и даже выглядит вкусно…

— Что бы он ни предложил, Дадли, я запрещаю тебе это брать, — резко произнес дядя Вернон.

Великан мрачно усмехнулся.

— Да ты чего разволновался–то, Дурсль? — насмешливо спросил он. — Да мне б и в голову не пришло его кормить — вон он у тебя жирный–то какой.

Да это же единомышленник! Е–ди–но-мыш–лен–ник!

— Вы пришли, чтобы забрать меня в Хогвартс, сэр? — вежливо произнес я, ловя на себе удивленный взгляд тети и дяди.

Великан сделал глоток чая и вытер рукой блестевшие от жира губы.

— Зови меня Хагрид, — просто ответил он. — Меня так все зовут. А вообще да, я тебя забрать пришел.

— Спасибо, но вряд ли мои родственники меня отпустят.

У Хагрида был такой вид, словно его обдали холодной водой.

— Извините, — быстро сказал я.

— Извините?! — рявкнул Хагрид и повернулся к Дурслям, которые спрятались в тень. — Это им надо извиняться! Я… э-э… знал, что ты наших писем не получил. Но, в любом случае, их разрешение не требуется. Спасибо хоть на том, что они сказали тебе, что ты волшебник.

— Они не говорили об этом, сер. — сказал я. — Мне сообщил об этом мой друг.

— НЕ ГОВОРИЛИ? — прогрохотал Хагрид, вскакивая на ноги. — Ну–ка погоди, разберемся сейчас!

Казалось, разъяренный великан стал еще больше и заполнил собой всю хижину. Дурсли съежились от страха у дальней стены.

— Вы мне тут чего хотите сказать? — прорычал он, обращаясь к Дурслям. — Что этот мальчик — этот мальчик! — ничегошеньки и не знал, пока ему не сказал… — Хагрид на секундочку остановился и обернулся ко мне. — Друг?

Я ошибочно решил, что разговор со змеями — это обычное дело для волшебников. Зелел ведь не разу не говорил о том, что это ненормально, а значит, сие вполне приемлемо.

— Да, друг. Он сказал мне всего пару дней назад. Вас познакомить? — я доверчиво улыбнулся, смотря на великана.

— А он разве тут? — как–то с подозрением посмотрел на меня Хагрид.

— Тут он, тут, — кивнул я. — Зелел, ты там не уснул?

Из–под моего рукава, что для меня было уже вполне привычно, вылезла змея. В следующий миг я пожалел, что хотя бы не предупредил Дурслей и самого Хагрида о том, кто есть мой друг.

Тетя Петунья давно так не кричала. Дядя Вернон, казалось, был уже готов выстрелить со сломанного ружья, Дадли закрыл глаза своими жирными ручонками. Даже у Хагрида зрачки как–то расширились.

Хотя я до сих пор не понял от чего: удивления или страха.

— Гарри, не вс–с–се волш–ш–шебники могут говорить с–с–со з-змеями. Ты с–с–сейчас в довольно странной с–с–ситуации…

Хагрид подошел ко мне.

— Э-э, Гарри, не все волшебники…

— Могут говорить со змеями? — перебил великана я, тот вопросительно на меня посмотрел. — Я знаю, Зелел только что это сказал. Это что, так плохо?

— Нет, Гарри. Э–э–э, скорее просто странно. Так что, э–э–э, Гарри, едем в школу?

От меня не скрылось то, что Хагрид быстро сменил тему, но указывать ему на это я все же не стал.

— А там будет физика? Или химия?

Но Хагрид просто отмахнулся от этого вопроса.

— Нет, Гарри. Ну, будет что–то похожее… Но магия ведь не поддается магловским наукам…

— Не всегда, Хагрид. Вот ты ведь сейчас стоишь, а не летаешь, так?

— Это да, — великан непонятливо на меня смотрел.

— Это гравитация, Хагрид. Значит, где–то все же работают магловские науки, — я улыбнулся во все зубы.

У Хагрида был довольно смешной вид.

— Странный ты, Гарри… Э–э–э, но избранные и не такие странные бывают.

— Избранные? — теперь была моя очередь ничего не понимать.

— ДУРСЛЬ! — прогремел Хагрид.

Дядя Вернон, побледневший от ужаса, что–то неразборчиво прошептал. Хагрид отвернулся от него и посмотрел на меня полубезумным взглядом.

— Но ты же знаешь про своих родителей… ну, кто они были? — с надеждой спросил он. — Да точно знаешь, не можешь ты не знать… к тому же они не абы кто были, а люди известные. И ты… э-э… знаменитость.

— Что? — я не верил своим ушам. — Разве мои мама и папа… разве они были известными людьми? И вообще, я ведь вроде говорил, что ничегошеньки о них не знаю.

— Значит, ты не знаешь… Ничегошеньки не знаешь… — Хагрид дергал себя за бороду, глядя на меня изумленным взором. — Ну ничего. Слушай, Гарри, они были…

Дядя Вернон внезапно обрел дар речи.

— Прекратите! — скомандовал он. — Прекратите немедленно, сэр! Я запрещаю вам что–либо рассказывать мальчику!

Хагрид посмотрел на него с такой яростью, что даже куда более храбрый человек, чем дядя Вернон, сжался бы под этим взглядом. А когда Хагрид заговорил, то казалось, что он делает ударение на каждом слоге.

— Вы что, никогда ему ничего не говорили, да? Никогда не говорили, что в том письме было, которое Дамблдор написал? Я ж сам там был, у дома вашего, этими вот глазами видел, как Дамблдор письмо в одеяло положил! А вы, выходит, за столько лет ему так и не рассказали ничего, прятали все от него, да? Да я уже рад, что он разговаривает со змеями, иначе даже не знал бы, что волшебник!

— Прятали? — поспешно поинтересовался я.

— ПРЕКРАТИТЕ! Я ВАМ ЗАПРЕЩАЮ! — нервно заверещал дядя Вернон.

Тетя Петунья глубоко вдохнула воздух с таким видом, словно ужасно боялась того, что последует за этими словами.

— Эй, вы, пустые головы, сходите вон проветритесь, может, полегчает, — посоветовал им Хагрид, поворачиваясь ко мне. — Короче так, Гарри, твои родители были одними из самых великих волшебников. Они умерли в бою, Гарри, как герои. А ты, как сын героев, тоже герой.

В доме воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь отдаленным шумом моря и приглушенным свистом ветра.

Мне показалось, что у меня в голове устроили фейерверк. Вопросы, один ярче и жарче другого, взлетали в воздух и падали вниз, а я все никак не мог решить, какой задать первым. Прошло несколько минут, прежде чем он неуверенно выдавил из себя:

— Я, признаюсь, шокирован…

— Клянусь Горгоной, ты мне напомнил кое о чем, — произнес Хагрид, хлопнув себя по лбу так сильно, что этим ударом вполне мог бы сбить с ног лошадь. А затем запустил руку в карман куртки и вытащил оттуда сову — настоящую, живую и немного взъерошенную — а также длинное перо и свиток пергамента. Хагрид начал писать, высунув язык, а я внимательно читал написанное:

Дорогой мистер Дамблдор!

Я забрал Гарри. Завтра еду с ним, чтобы купить все необходимое. Погода ужасная. Надеюсь, с Вами все в порядке.

Хагрид!

Хагрид скатал свиток, сунул его сове в клюв, подошел к двери и вышвырнул птицу туда, где бушевал ураган. Затем вернулся и сел обратно на софу. При этом вид у него был такой, словно сделал он что–то совершенно обычное, например поговорил по телефону.

— Так на чем мы с тобой остановились? — спросил Хагрид.

В этот момент из тени вышел дядя Вернон. Лицо его все еще было пепельно–серым от страха, но на нем отчетливо читалась злость.

— Он никуда не поедет, — сказал дядя Вернон. Хагрид хмыкнул.

— Знаешь, хотел бы я посмотреть, как такой храбрый магл, как ты, его остановит…

— Когда мы взяли его в свой дом, мы поклялись, что положим конец всей этой ерунде, — упрямо продолжил дядя Вернон. — Что мы вытравим и выбьем из него всю эту чушь! Тоже мне волшебник!

— Вы ведь всегда знали это! — горькая усмешка заиграла на моем лице — Вы знали, что я волшебник…

— Знали ли мы?! — внезапно взвизгнула тетя Петунья. — Знали ли мы? Да, конечно, знали! Как мы могли не знать, когда мы знали, кем была моя чертова сестрица! О, она в свое время тоже получила такое письмо и исчезла, уехала в эту школу и каждое лето на каникулы приезжала домой, и ее карманы были полны лягушачьей икры, а сама она все время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену — она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но не для наших родителей, они–то с ней сюсюкались — Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма!

Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и после глубокого вдоха разразилась не менее длинной и гневной тирадой. Казалось, что эти слова копились в ней много лет, и все эти годы она хотела их выкрикнуть, но сдерживалась, и только теперь позволила себе выплеснуть их наружу.

— А потом в школе она встретила этого Поттера, и они уехали вместе и поженились, и у них родился ты. И конечно же я знала, что ты будешь такой же, такой же странный, такой же… ненормальный! А потом она, видите ли, взорвалась, а тебя подсунули нам!

Я побледнел. Всю жизнь мне впаривали то, что мои родители были пьяницами. Что они разбились на машине, а перед этим влезали в долги кучу раз. Дядя Вернон говорил, что мой отец был азартным игроком. Говорил, что он бил мать, а потом вместе с ней пропивал деньги.

Тетя Петунья говорила, что мама работала в чертовом борделе, отдаваясь направо и налево разным мужикам, а теперь… А теперь я узнал, что они были героями? Героями?

— Взорвалась? — спросил я. — Вы же говорили, что мои родители погибли в автокатастрофе!

— АВТОКАТАСТРОФА?! — прогремел Хагрид и так яростно вскочил с софы, что Дурсли попятились обратно в угол. — Да как могла автокатастрофа погубить Лили и Джеймса Поттеров? Ну и ну, вот дела–то! Вот это да! Да быть такого не может, чтоб Гарри Поттер ничего про семью не знал! Да у нас его историю любой ребенок с пеленок знает! И родителей твоих тоже!

— Но почему? — В голосе моем появилась настойчивость. — И что с ними случилось, с мамой и папой?

Ярость сошла с лица Хагрида. На смену ей вдруг пришла озабоченность.

— Я расскажу тебе, Гарри. Но лучше бы тебе присесть.

Я сел обратно на софу вместе с Хагридом, который смотрел на меня с беспокойством. Тишину нарушал только треск дров в камине и тихое бурчание Зелела.

— Понаех–х–хали тут, волш–ш–шебники…