Ночью выпал первый снег, который чуть спрятал почерневшие деревья и серую землю. Лилия Анатольевна прикрыла глаза и улыбнулась, вспоминая вчерашний тяжёлый четверг. У Иринки заболела мама – накануне вечером перенесла сердечный приступ из-за неприятностей, что случились на работе у мужа, и учащемуся будущему рентгенологу пришлось на свой страх и риск прийти на работу с маленьким сыночком. Какой же славный пацан! Серьёзный такой мужичок, со всеми за руку здоровался, даже Фёдора очаровал, когда представился как Дмитрий Викторович. А потом с рук мужских не слезал! Лиля вздохнула – не хватает мальчонке мужчины в доме. Эх, когда же Костя забудет свою звезду балерунскую и подарит им с отцом малыша. Или малышку...
– Лилия Анатольевна, тут снимок интересный принесли, не могу разобраться с тенью в средостении. – Иринка стояла в дверях с историей болезни и снимком, что-то читая в записях врачей, затем быстро положила всё на стол и тихо добавила: – Я сейчас.
Телегина посмотрела вслед убежавшей сотруднице и покачала головой – вот получит, когда вернётся! Вскоре Ирина зашла в кабинет и встала за спиной у заведующей.
– Если ты ещё раз досидишься до того, что забудешь сходить в туалет, я лично отметелю тебя по полной программе, поняла? Ир, это не шутки, нельзя терпеть это дело. Знаешь, – Лилия Анатольевна усмехнулась и с улыбкой посмотрела на смущённую Ирину, – когда мы только начали работать в маленькой такой больничке в пригороде, со мной случай забавный произошёл. Тебе не надо рассказывать, что такое больничные коридоры, как они выглядят иногда, как освещаются, а уж как пахнут... Там в приёмном отделении был такой длиннющий коридор со множество дверей по бокам. Это и кабинеты врачей, и склады белья, и лечебные кабинеты, и, наконец, туалеты. И служебный нужничок располагался аккурат напротив нашего рентгеновского кабинета. Дверь у нас, ты знаешь, просвинцованная, тяжеленная. Ну и однажды, как говорится, совпало – рентгенлаборант забыла защелкнуть щеколду, дверь чуть-чуть приоткрылась, а я в туалет в этот момент понеслась. Захожу и слышу: «Раздевайтесь, проходите сюда, пожалуйста». Потом по селектору громкий голос: «Глубокий вдох, не дышать, дышите, одевайтесь!» Столько лет уже прошло, а я вынуждена признать, что так чётко мной ещё никто в жизни не командовал! Тем более в туалете. А со снимком всё ясно – тень выходит за пределы грудины, отправляй-ка ты нашего тенеобразующего к узистам, а предварительно опиши это как четкую с ровными контурами тень, возможно за счет загрудинного зоба.
Ира согласно кивнула и выскочила из кабинета. Телегина открыла медицинскую документацию, пытаясь сосредоточиться на цифрах и датах. Ещё и программа что-то зависает, зараза.
– Лилия Анатольевна, у нас тут травма! – Голос дежурного лаборанта отвлёк её от бумажно-компьютерной рутины. – Только первый снежок выпал, а народ уже по полной программе грохается. Вот, травма поясничного отдела, парнишка программист на работу спешил.
– Прекрасно, давай его ко мне, – Лилия Анатольевна внимательно посмотрела на снимки и выдохнула с облегчением. В дверях показался пострадавший парень, Телегина посмотрела на него и устало заметила: – Присядьте-ка, молодой человек, у меня к вам серьёзный разговор.
И только когда бледный молодой человек как-то бочком приблизился к столу, Телегина поняла, что произошло и как это выглядит с точки зрения пациента. Она встала и с улыбкой подошла к пострадавшему:
– Вы только не волнуйтесь, просто я в компьютерах не очень разбираюсь, а у меня в ворде русские шрифты не видны. Поможете?
– А со спиной что?
– Со спиной обошлось, – после чего повеселевший паренёк быстро разобрался с компьютером не только заведующей, но и с рабочими машинами во всём отделении, после чего его отвели на консультацию к хирургам уже в качестве «своего человека». А работа в рентгенотделении продолжилась уже быстрее и веселее.
***
Татка выдохнула, сплела пальцы и продолжила:
– Понимаешь, я всё могу понять, многое могу принять и простить, но когда тобой пользуются самым бессовестным образом – это для меня дико. Ещё, заметь, пользуются с прицелом на будущее!
– Ну хорошо, с отчимом у тебя не сложилось, но а мама твоя что?
Таня отмахнулась и немного отвернулась, закусив губы и пытаясь сдержать вдруг набежавшие слёзы:
– Не нужна я была ей. Я же даже не знала, что у папы семья есть. Да, он погиб рано, но ведь и бабушка, и дедушка живы были. Почему она ничего мне говорила? Это же родные люди. Дедушку я так и не узнала и совершенно случайно услышала о существовании бабули. И не от мамы, заметь, а от постороннего мужика. Значит, они это обсуждали с чужими людьми, а мне ни слова не говорили.
– А мужик тот что?
– Да ничего, чайником в голову получил и угомонился, – пробормотала Таня, вскинув голову.
Константин ошеломлённо посмотрел на коллегу и громко рассмеялся:
– Лапина, ты невозможна! И крайне опасна, теперь прежде чем что-то сказать, я все чайники прятать буду.
– Ага, – с грустной улыбкой ответила Таня, – и утюги заодно.
Казанцев закрыл последнюю историю и тихо спросил:
– А от тебя-то им что нужно было? Как можно было устроить на работу девчонок, у которых ни образования, ни охоты работать?
Татьяна медленно встала и подошла к окну – опять дождь со снегом, ветер срывает афиши и рекламные вывески. Ужасная погода... Как и её воспоминания...
– А сёстры молчали, ни слова не произнесли. Знаешь, у меня такое впечатление сложилось, что всё решили за них, особо ничего и не спрашивая. Так и было заявлено – я буду работать в роддоме, а это золотое дно. Денег у акушеров полно, молодым тоже что-то перепадает, а значит и мне хватит, и сёстрам. В конце концов любой врач может потребовать за своё ремесло – да, да, ремесло, ты не ослышался! – достойной оплаты. А я ничем не хуже других, институт хорошо закончила, квартира уже есть – не надо думать, куда задницу свою приткнуть. Осталось подзаработать на машину, да и семье помогать необходимо. Так что я всё правильно сделала, что в акушерство пошла, это же денежное дно. – Таня умолкла, так же смотря в окно. За её спиной мягко стукнула дверь, Казанцев замер, слушая её и удивляясь чёрствости её родных. – Это, Костя, почти дословно. Понимаешь, их не волновало, что я шесть лет отпахала своим умом, бабушкины накопления помогли мне сосредоточиться исключительно на учёбе; что я добилась специализации именно в этой области, что ночами в роддоме работала, училась, смотрела, запоминала. Да, сейчас я зарплату получаю как интерн; да, дай Бог, останусь работать в столице, но это не говорит о том, что я буду на золоте есть-спать, тем более требовать что-то. Да тут каждое дежурство как последний бой, когда надо порой спасти и маму, и новорожденного. – Таня выдохнула, обошла стол и села на диван. – А потом появился твой дядя со своими помощниками и всё встало на свои места. И знаешь, я так счастлива от того, что я одна. Ну вот, как говорится, Остапа понесло. Вылила на тебя всё дерьмо, что накопилось.
– Ничего, у меня тоже дерьма навалом. Я, Танюш, после нашей встречи в реке в госпиталь попал, меня тоже машина сбила в тот вечер. Видимо, у этих городских дрифтеров в тот вечер фестиваль ДТП намечался. Бедро и два позвонка. Пришлось с армией расстаться и с мечтой о хирургии. Ну а потом и со мной расстались, точнее бросили, сказав, что прикованный к постели инвалид слишком тяжёлая ноша для молодой амбициозной балерины. Так что, поверь, дерьма у всех хватает.
– Но подожди, ты сказал, что расстался с мечтой о хирургии, но ты же хирург! И хороший хирург.
– Спасибо, коллега, – с улыбкой ответил Казанцев и со стоном расправил спину. – Это только благодаря моим друзьям я в акушерство подался. Они перерыли литературу, на пальцах высчитали длительность операций и пришли ко мне в госпиталь с уже сформированной идеей. Теперь вот жду их возвращения.
– А они где?
– Они, Танюш, военные хирурги, в десантуре служат, воюют. – Казанцев криво усмехнулся, потом выдохнул и встал. – Пошёл я на вечерний обход, а ты, пожалуйста, иди домой сегодня. Что-то твоя бледность мне не нравится. Всех денёг, коллега, мы не заработаем, а вот угробить здоровье – раз плюнуть. А ты где Новый год отмечать думаешь? Если что – поедем к нам за город. Там только моя семья собирается, дядюшка с Верой Андреевной будут. Так что ты всех знаешь. Всё лучше, чем дома в одиночестве сидеть.
Он вышел в коридор, Таня быстро пошла за ним, но Константин с силой повернул её обратно в ординаторскую и грозно прошипел:
– Я сказал домой, значит домой! Всё, чтобы через полчаса я тебя в отделении не видел.
Константин быстро пошёл к сестринскому посту, положил новые листы назначений и вошёл в первую палату. Через некоторое время принесли малышей на кормление, Казанцев спустился в приёмное отделение и затем вернулся к себе на этаж.
– Доктор, идите к нам на чай. Сегодня к нам сам Павел Николаевич Римский заглянул.
Константин улыбнулся и не спеша направился в сестринскую.
– Да очень просто, щаз научу, – раздался голос Римского. – Записывайте, пока я добрый – определить точную скорость инфузии можно исходя из подсчёта капель, а можно из количества жидкости в вашем пизирьке. Всё вам доступно: считаем количество капель падающих в минуту, умножаем на три и получаем количество миллилитров раствора в час. А так же можно запомнить, что в одном миллилитре раствора двадцать капель, и производить самые разные расчёты скорости исходя из этого параметра. Девчонки, как видите, всё просто. Но надо помнить, что есть пациентки, которые очень любят колёсики на капельнице крутить. Ладно, спасибо вам за чай, пошёл я к себе.
Казанцев поздоровался с ночной сменой и протянул руку Римскому, который как-то нехорошо усмехнулся и вышел.
– Не понял, а что происходит? – Константин посмотрел вслед ушедшему анестезиологу и пожал плечами.
– Фёдрыч, а Римский-то наш разводится. Жена его оставила, Бережная сегодня говорила, – шёпотом поведала одна из сестёр, – уже и день суда назначен. Мало, оказывается, наш папа Римский получает для неё, дома редко бывает. А ещё он детей хочет, а она ни в какую, во как! Вот и вся история любви.
– Эх, девчонки, самые трогательные и впечатляющие истории о любви не в жизни, не в книгах и в кино, а в задачах по генетике. Только там глухонемой беззубый мужчина с катарактой может быть женат на женщине гетерозиготной по всем трём признакам! А во второй задаче нам расскажут об их детях... вот где трагедь! А вы тут с разводом!
– Хорошо вам говорить, Константин Фёдорович, вы у нас вон какой красивый! За вами любая поползёт, а что теперь нашему Павлу Николаевичу делать?
Казанцев встал и бросил через плечо:
– Нормальную женщину найти, не падкую до денег.
Он вышел в коридор и тут услышал тихий голос:
– А ты я вижу, уже нашёл такую. – Римский стоял у входа в сестринскую, сложив руки на груди, и исподлобья смотрел на Казанцева. – Это же тебе наш новый интерн объясняла свою позицию о заработках на человеческой жизни? Не рановато ли для соплячки всё измерять в деньгах?
Константин покачал головой и спокойно ответил:
– Если решил подслушать чужой разговор, имей смелость дослушать его до конца. Будь здоров, Римский. И считай, что тебе повезло, что жизнь разводит тебя с алчной особой.
– Много ты знаешь, Казанцев, не тебя же разводит эта жизнь.
Константин пожал плечами и резко отвернулся, готовясь уйти:
– Ты хотя бы на своих собственных ногах сейчас передо мной стоишь, Римский, а не лежишь переломанный, прикованный к больничной койке. – Он сделал несколько шагов и бросил напоследок: – Дай бог, тебе никогда не услышать, что ты никому не нужный инвалид. И что никто не свяжет свою жизнь с лежачим бесполезным бревном.
Павел Николаевич ошарашенно умолк, проследив за Казанцевым, замечая чуть заметную хромоту и прямую спину, которую явно поддерживал корсет.
– Костя, подожди. Не уходи. Поговорить надо.