Лилия Анатольевна оторвала взгляд от документов и устало взглянула на Ирину:
– Что там, Ирина Викторовна?
– Кажется, там скандал назревает, Лилия Анатольевна, лаборанты уже закипают.
Телегина кивнула и встала из-за стола, вышла в коридор и услышала визгливый женский голос:
– Да вы аппарат слишком сильно включили!
Лилия Анатольевна подошла ближе и осмотрела возмущённую женщину. Одета неопрятно, волосы грязные, висят клочьями. Телегина выдохнула и тихо спросила:
– Вы себя плохо чувствуете?
– Конечно! Внутри всё горит! И посмотрите, – женщина широко развела руки в стороны, – я вся свечусь!
– Это бывает, – успокаивающе пробормотала доктор. – Выпейте стакан воды, погуляйте по двору, подышите свежим воздухом. Зимний морозный воздух очень помогает. Всё и пройдёт.
– Да? – настроенная на скандал пациентка удивлённо посмотрела на врача.
Телегина натянуто улыбнулась и кивнула:
– Это у вас индивидуальная реакция организма. Никакого вреда не будет.
– Ну хорошо, – нахмурилась пациентка и обвела взглядом медиков. – Но если я умру – я на вас жалобу напишу.
– Договорились, – ещё раз кивнула Телегина. Она дождалась, пока пациентка ушла, повернулась к лаборантам и Ирине, посмотрела в окно и выдохнула: – Осень прошла, но обострения не закончились. Но снимки им тоже делать надо. Аккуратней, ребята. Работаем дальше. Напоминаю, сегодня у нас будут гости из соседнего заведения. Ирина Викторовна, зайдите ко мне.
Лилия Анатольевна подождала, пока Ирина зайдёт в кабинет, села и тихо спросила:
– Ириш, ты, наверное, в курсе, что недалеко от нас находится одно из мест не столь отдалённых? – Ира кивнула и подняла брови. – Иногда к нам привозят заключённых на рентгенисследования. У них, конечно, своя неплохая амбулатория имеется, но тяжёлые и непонятные случаи везут к нам. Сегодня посмотрим их пациентов вдвоём. Не смотри ты так на меня, – усмехнулась Телегина, – просто там такие кудесники сидят, живописные и весьма, такое бывало лицезреть приходилось, что ни в одной книжке не прочтёшь и не увидишь! А вот и их машина пожаловала. Предупреди лаборантов, они сами знают что делать, а ты потом в наш врачебный кабинет подойдёшь.
Ира выскочила из кабинета заведующей, пошепталась с лаборантами, которые с усмешками вспоминали прошлые приезды из этого СИЗО, и зашла в кабинет врачебных исследований. В пультовой стояли несколько человек в форме, у окна на стуле сидел бледный молодой человек, руки которого были закованы в наручники. Ирина поёжилась и подошла ближе к Телегиной, которая внимательно смотрела на изображение на мониторе.
– Ничего не понимаю, – с досадой прошептала Лилия Анатольевна и громко спросила: – Сколько ты иголок проглотил?
– Три, – задушенным голосом прошептал парень, стоящий в аппарате.
– Ир, смотри. Две, предположим, в желудке, но третья-то в печени! Если бы игла проткнула стенку желудка, он бы там спокойно сейчас не стоял. Сержант, а ну-ка, голубчик, давай его ко мне! Сейчас я его щупать буду! – грозно прошептала Телегина и потёрла ладошки, чтобы согреть руки. – Или сюда, показывай живот. И учти, у меня муж хирург, – грозно сказала она и тихо добавила: – Пациенты иной раз представляют неисчерпаемый источник изумления.
Она внимательно осмотрела живот пациента, затем резко нажала на кожу и удовлетворённо хмыкнула:
– Так и есть! Не глотнул он эти иглы, сержант, а в кожу вогнал. Только вот с анатомией не знаком так близко, как мы! К хирургам его, пусть колупаются. Следующий!
Ирина с интересом смотрела, как очередного пациента поставили на ступеньку, Телегина включила аппарат и тотчас выключила, ошарашенно смотря на приборную панель.
– Опять ничего не понимаю, – пробормотала она. – Ребята, а у вашего пациента в желудке... кирпич! Но как он пролез в пищевод? Может, вы мне что-то объясните, – она повернулась к сопровождающим и увидела кривую усмешку старшего.
– Кирпич? – хмыкнул он и покачал головой: – Да вы, доктор, не беспокойтесь. Этот мудак, – простите, дамы, – скорее всего мочалку свернул и проглотил. Она в желудке развернулась. Вот у вас кирпич и получился.
Вскоре больных увели, а Телегина и Ирина остались с последним из пациентов, которого готовили на операцию по зрению. Перед врачами сидел высокий загорелый мужчина в отличной физической форме. Телегина хмыкнула и уставилась в медицинские документы, разложенные на столе.
– М-да, Геннадий Иванович, вы на десять лет старше меня и выглядите на десять лет моложе. И все анализы – лабораторные показатели, электрокардиограмма, давление, пульс – как у молодого, блин, и уж точно лучше моих! Даже холестерин у вас нормальный. Какие лекарства принимаете постоянно?
– Не принимаю ни одного, – гордо отрапортовал пациент.
– Неслыханная вещь для шестидесяти пяти лет! Спрашиваю вас с тайной надеждой – курите?
– Нет, бросил лет десять назад.
– Пьёте?
– Да в тюрьме не наливают, смеётесь?! Вы, доктор, не удивляйтесь, я отбываю наказание, так сказать, в исправительно-трудовой колонии для ненасильственных преступлений с минимальной охраной. Поэтому и наши сопровождающие ушли. Нам и одеваться позволяют в свою обычную одежду. Курить я действительно бросил лет десять назад – в тюрьме курение особо не приветствуется. Работаю на ферме, зарабатываю какие-то деньги, так, по мелочи, – продолжил он и со смешком добавил: – Два выходных, нормальный рабочий день, сорок часов в неделю. Посещаю качалку, хорошо оборудованную, со стадионом, бегаю там и качаюсь несколько раз в неделю. Срок ещё есть, конечно. Но меня всё устраивает, только вот зрение упало.
Телегина поставила печати и коротко кивнула. Мужчина позвонил водителю, коротко попрощался и уехал к себе, как он выразился, «домой». Лилия Анатольевна повернулась к Ирине и подняла брови:
– Нормально, да? Вот он уехал, а я задумалась, Ир. Он – в тюрьме, здоровый и ведёт правильный образ жизни. Я – на воле, работаю на износ, максимум моих физических упражнений – это прогулка в магазин и обратно, холестерин – выше чем у него в два раза, горсть таблеток утром и две горсти вечером – ладно, утрирую, согласна! Нормальная положенная по закону и приказам Минздрава тридцатичасовая неделя не случалась уже лет двадцать, каждый третий день аврал, еда урывками, сон тоже... Так кто из нас в тюрьме, хотелось бы узнать?! Или я тоже в тюрьме, просто без стен – тюрьме привычек и образа жизни? И не надо ли мне срочно перевестись из одной тюрьмы в другую, как думаешь? Безобразие, ей-богу!
– А почему он так свободно разгуливает на свободе, если сидит в тюрьме? – Ира пожала плечами и вопросительно посмотрела на Телегину.
– Ну, уточнять как бы не принято, за что, сколько и прочее – нетактичные вопросы. Обычно это, Ириш, «white collar crime», а другими словами – жулики, причём жулики высшей пробы. Сидят они довольно долго, да только не жалуются, как видишь. – Лилия Анатольевна вздохнула и тихо прошептала: – А твоя подруга ещё и года не проработала, а уже с кровотечением попала! Вот так, девочка, и живём. Ладно, всю работу не переделаешь, у меня, как и у этого жулика, зрение упало! Поехали по домам, интерн Акони!
Ира внимательно посмотрела на Телегину и тихо прошептала:
– Какое кровотечение? О ком вы, Лилия Анатольевна?
– А ты ничего не знаешь? Татка наша сегодня в гинекологию попала, мне Вера звонила. Да и Костя в курсе.
Ира вскочила и, бросив на ходу слова прощания, помчалась к выходу.
***
Симонова оттолкнулась плечом от стены и посмотрела на свою коллегу, что вышла из палаты и задумалась. То, что поначалу воспринялось как катастрофа, постепенно трансформировалось в обычную острую ситуацию, которую держали под контролем.
Диагноз потерявшей сознание Татьяне Лапиной поставили быстро – апоплексия яичника, но дежурный врач-узист скосил глаза на стоящих рядом коллег и коротко бросил:
– Жидкости много в тазу.
После этого Казанцев молча покинул кабинет и набрал номер станции переливания крови. Римский, который ходил по отделению гинекологии темнее тучи, подошёл ближе, заглянул в заявку и спокойно сказал:
– Костя, зови сестёр, пусть проверяют нашу с Таткой совместимость – группа и резус у нас с ней одинаковые. Пока дождёмся кровь, пока анализы, а я вот он – рядом, под рукой.
– Паш, ты после суток, голодный. Тане пока кровь капать не будем, посмотрим что с гемоглобином, анализы из лаборатории должны скоро прийти. Женщины привыкли к ежемесячной кровопотере, восстанавливаются быстрее, это тебе не мы, слабый пол.
– Да, я помню, нам ещё в институте говорили, что слабый пол сильнее сильного. В силу слабости сильного пола к слабому. Верочка наша как там?
– Плохо. – Казанцев оглянулся и тихо проговорил: – Она сегодня впервые на моей памяти кричала. Понимаешь, какой-то хорёк из постдипломного деканата послал своих шестёрок проверить посещение интернами клиник после новогодних праздников. А Татки в отделении не оказалось, девица проверяющая сунулась к Верочке в кабинет с претензиями. Ну и, как говорится, сама виновата. Если она декану доложит, думаю, скандал разразится до небес. Вера Андреевна с дядей в Татке дочь видят, да и она тянется к ним со всей своей душой... Если сейчас что-то не так пойдёт, Симонова ни перед чем не остановится, разнесёт всё к чёртовой матери.
– А я ей помогу, – угрюмо заметил Римский. С этими словами он резко повернулся и быстро пошёл в процедурную, на ходу закатывая рукав, освобождая вену для взятия крови. – Так, девочки, берём у меня кровушку – группа, резус, совместимость.
Костя улыбнулся и чуть опустил голову – после Таниного дня рождения и недавно состоявшегося развода Римский не скрывал своего интереса к молодому интерну. И это было очень здорово, ведь у них даже группа крови и резус совпадают!
– Костя, Костя, что с ней? – По коридору, накинув халат на плечи, бежала Иринка Акони. Казанцев перехватил её и прижал к себе, тихо прошептав:
– Успокойся, с ней лучшие врачи сейчас, всё будет хорошо! Вера Андреевна и наши коллеги сделают всё от нас зависящее. А почему у тебя румянец такой, замёрзла, что ли?
– Да, я без машины, Димку у родителей оставила, а сама сюда.
– А почему по холоду бежала? Почему такси не взяла? Что с машиной случилось?
– Хозяйка-дура с ней случилась, – с досадой ответила Иринка. – Габариты на ночь не выключила, аккумулятор сел. Что с Таткой, Костя?
– Уже не так всё страшно. Пока будем наблюдать, кровь я заказал, да и Паша готов стать донором, сейчас девочки совместимость проверят и решим – ждать кровь со станции или тёплую кровь нашего папы Римского переливать будем.
- Кровь? – Глаза Ирины расширились, она схватила Константина за руку и сильно сжала: – У неё кровотечение? Большая кровопотеря? Господи, я думала, что хотя бы у неё всё будет хорошо!
– Ира, успокойся. Сюда идёт Вера Андреевна, я прошу тебя – постарайся её не расстраивать, ладно?
Симонова подошла ближе, коротко кивнула Ирине и озабоченно спросила:
– Что с анализами, Костя? Я Лёне дозвониться не могу, ты с ним не разговаривал? Если он позвонит, скажи, что я в институт поехала, мне эта ситуация с деканатом не очень нравится. Иринка, езжайте домой, Татка под присмотром, а вам с сыном надо побыть. Сегодня всё равно вы ничем ей не поможете, а завтра посмотрим. Всё, я уехала. После обеда, думаю, вернусь, посмотрю что к чему, может, ночевать останусь.
Она быстро пошла по коридору, набирая в очередной раз номер телефона мужа. Казанцев обнял Ирину и тихо сказал:
– Поехали, я тебя к родителям отвезу, сына заберём и домой, а потом я на работу вернусь. О Тане не беспокойся, с ней наши врачи, да и Римский остаётся, сказал, что никуда не поедет. Поехали. Или ты у мамы с папой останешься?
Ирина молча покачала головой, посмотрела в сторону палаты, где лежала подруга и посмотрела на Казанцева:
– Поехали, что-то мне не по себе как-то, тяжело на душе. Будто не всё ещё сегодня произошло.
Казанцев усмехнулся и тихо добавил:
– На сегодня хватит, Ириш. Давай твои подозрения перенесём на другой день? Поехали. Завтра тебе на работу, а маман моя строго относится к этому.