Их чужие дети (СИ)

Глава 4

Вера Андреевна улыбнулась, оглядела коллег и друзей, сидящих за столом, и слегка пожала плечами:

– Ведь для чего рожают детей? Чтобы видеть, как они радуются. И радоваться вместе с ними. Вот для чего Бог создал человека и все условия для него? Чтобы видеть, как человек радуется, наслаждаясь жизнью. И я хочу пожелать тебе, Константин, именно этого. Радуйся, живи, наслаждайся каждой минутой, люби, бери от жизни всё, но желательно, конечно, только хорошее, а всё остальное тебе наша работа добавит. И запомни – акушеры самые важные и уважаемые в медицине специалисты, потому что мы обеспечиваем работой врачей других специальностей! За что я и хочу поднять свой бокал. С днём рождения!

Вера Андреевна широко улыбнулась и подмигнула своему ученику. Она отсалютовала ему бокалом и сделала несколько глотков вина.

– Верка, я тебя убью, – шмыгнула носом Лилия Анатольевна. – А если сейчас тушь потечёт? Господи, неужели это мой маленький мальчик?

– Он, он, Лиль, только чуть вырос и раздался в плечах, – со смехом ответила ей Симонова и будто невзначай стрельнула глазами в сторону сидящего чуть в стороне седовласого мужчины. Перед застольем Константин представил ей своего дядю Телегина Леонида Анатольевича, мимоходом заметив, что мамин брат недавно насовсем вернулся в столицу для руководства одним из силовых ведомств, чем несказанно заинтересовал Симонову. Ещё со студенческих времён Вера помнила, что у подруги Лили Телегиной был старший брат, но он учился в каком-то крутом военном училище, а потом Лиля вскользь упомянула, что его отправили в длительную командировку, потом ещё куда-то, одним словом, они так и не познакомились. И вот неожиданно она увидела этого загадочного мужчину, и надо заметить, что он произвёл на неё огромное впечатление. Прямо Джеймс Бонд в отлично сидящем на широких плечах костюме. Он с улыбкой слушал своего зятя, периодически оглядывая зал, будто и сейчас следил, анализировал, защищал.

Казанцев смеялся и танцевал со всеми приглашёнными женщинами, раздавал комплименты направо и налево, отчего его гостьи расцветали улыбками и сверкали глазами. Галина Ивановна Бережная сегодня была в ярком малиновом платье с черными кружевными вставками, в туфлях на каблуке и поначалу странно молчаливой. Но вскоре по привычке всё контролировать взяла в свои руки руководство банкетом, против чего никто из гостей и не думал возражать.

– Вчера с Денечкой в парке гуляла, такого мужчину встретила, аж сердце зашлось. Такое чувство было, как будто влюбилась. Потом поела. Вроде отпустило.

– А что Деня сказал? – Казанцев усмехнулся и посмотрел на Бережную. Маленького Дениса, внука Бережной, обожало всё отделение. Шустрый пухляш, появившийся на свет три года назад на смене своей бабушки, был центром вселенной для самой Галины Ивановны и её дочери Кати. Казанцев не пытался узнать, почему умница и красавица Катя осталась одна с ребёнком, но любовь бабушки пока оберегала малыша от всех бед.

– Да что он может сказать, когда рядом трамваи! Он часто таскает меня гулять на аллею, мимо которой они проезжают. И всякий раз, когда он слышит дребезг приближающегося трамвая, бросает все свои дела и важно машет проезжающему мимо вагону. Он был в восторге, когда вагоновожатая одного из них просигналила трамвайным звонком ему в ответ. У него потом весь вечер рот не закрывался, а я молчала, между прочим! – Все улыбнулись, представляя радость маленького мальчика от такого знака внимания и молчаливую Бережную. – А вот сейчас мне есть что сказать этому миру. Годa идут – честь сохранять всё проще. Одно могу честно заявить – вот когда ты, Фёдрыч, встретишь своего человека, поймёшь почему с другими не получалось. Вот тогда мы с тобой и поговорим! И вообще, знаешь, я сейчас ревновать начну!

Казанцев посмотрел на весёлых гостей, занятых разговорами и вкусными блюдами, и тихо поинтересовался:

– А я что-то пропустил? Можно с этого места поподробнее?

Бережная поправила кружевной воротничок и склонилась к имениннику:

– Вон в том углу сидит какая-то странная компания, будто все шампура проглотили, а одна девица кукольной наружности глаз с тебя весь вечер не спускает. Да не вертись ты, всю малину спалишь!

Константин поднял голову, и улыбка сошла с его лица. За большим столом в компании коллег сидела его бывшая невеста Эмилия и широко распахнутыми глазами наблюдала за ним. Казанцев усмехнулся и небрежно кивнул в знак приветствия. Левандовская грациозно поднялась и плавно повела плечами в ответ на вопрос одного из своих спутников. Она вышла из-за стола и не спеша направилась к шумной компании медиков.

– Чё за фифа? Почему не знаю? – тихо прошептала Бережная. – Блин, не идёт, а пишет. Одной ногой пишет, второй зачёркивает. Не, идёт она неплохо, – не унималась она, – но только не нашим маршрутом. Нам такие без надобности, точно вам говорю.

Но девушка подходила всё ближе и наконец остановилась, внимательно осматривая гостей. Казанцев встал и медленно подошёл к Эмилии, мысленно признавая тот факт, что она была по-прежнему красива словно богиня.

– Здравствуй, Эми. Какими судьбами?

– Что? Ах это, – она взмахнула рукой, будто танцевала знаменитого лебедя, и неопределённым жестом показала в сторону своих спутников. – Мы в столице на гастролях, вот решили немного расслабиться, выпить вина.

– Гастроли? А какую партию исполняешь ты? – Константин помнил, что два года назад Эмилия танцевала в кордебалете, но по её словам – подавала большие надежды. Возможно, за прошедшее время что-то изменилось в её жизни, кто знает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ах, – устало проговорила девушка, будто на ней держался весь репертуар. – А я удивлена, знаешь ли. Не ожидала увидеть тебя в таком месте.

– А чем это место отличается от других? – насмешливо спросил Казанцев, краем глаза замечая, как неугомонная Галина Ивановна уже что-то шептала акушеркам.

– Ну, я не совсем это имела в виду. Я говорю о том, что ты ходишь, даже танцевал. А ведь мне тогда сказали...

– Да, я помню твои слова, что ты слишком молода, чтобы связать свою жизнь с инвалидом. Прости, Эми, но меня ждут гости, мои друзья и коллеги.

– А это кто с тобой?

– Это сотрудники отделения, где я работаю и учусь.

– Учишься? – Левандовская распахнула глаза и удивлённо заметила: – Но ты же шесть лет учился в академии, чему же теперь тебя могут научить?

– Моей будущей специальности, я акушер-гинеколог, Эми. И здесь со мной сегодня находятся люди, которым я обязан своим будущим. Врачи, сёстры, акушерки, мой Учитель – профессор Симонова. И мои родные.

– Ты... пригласил в ресторан акушерок и медсестёр?

Казанцев усмехнулся и покачал головой – постороннему никогда не понять, насколько переплетены и составляют одно целое действия всех работающих в медицине, начиная от врачей, принимающих решение, сестёр, выполняющих их распоряжения, и заканчивая санитарками, что выхаживают больных. Он смотрел на Эмилию и понимал, что за красивой внешностью нет ничего. Нет, она, наверное, талантлива, она красива, она сложена как сказочная нимфа, но она же бросила его, прикованного к постели, сказав напоследок обидные и страшные слова. Которые он никогда не сможет забыть. И простить.

– Извини, Эмилия, но меня ждут мои гости, всего доброго.

– Костя, подожди. А может быть, нам встретиться завтра, поговорить? Я так понимаю, что ты, – она закусила губу и взглянула на Казанцева, – теперь будешь работать в Москве? Ты же не собираешься в этот твой Уссурийск, не так ли?

– Хм, да, ты права, я остаюсь работать в Москве, только не думаю, что вопрос моего трудоустройства нужно обговаривать с тобой. Ещё раз извини, но мне пора.

Константин резко повернулся и уверенно пошёл к своим гостям, заметив упрямое выражение на лице мамы. Она о чём-то пошепталась с Верой Андреевной, после чего они одновременно поднялись, приглашая на танец сидящих рядом мужчин. Казанцев подсел к столу, где его сразу же окружили приглашённые женщины, и облегчённо откинулся на спинку стула. Прошлое растаяло, будто и не было его.

***

Лилия Анатольевна сжала кулаки и с тоской проговорила:

– Если бы ты знала, Вера, что я тогда испытала. Представляешь, услышать, что твой единственный сын не нужен, потому что он останется прикованным к постели инвалидом. Но самое интересное в той ситуации было то, что я к тому времени уже переговорила с врачами, и они заверили меня, что всё не так ужасно, как показалось изначально. Да, я понимала своими рентгенологическими мозгами, что травма очень тяжёлая, но не смертельная в конце концов! Да, кровопотеря была большая, но мальчик у меня здоровый, сильный, его организм справился бы и с большей проблемой. Плюс ко всему он мокрый был, будто в Неве погоны обмывал! – Она замолчала, несколько раз глубоко вдохнула и поджала губы: – И тут эта су... звонит, короче, и заявляет мне, что Костя инвалид и никому не нужен, в том числе и ей, будущей балерине звездатой. Он когда в себя пришёл, первым делом о ней спросил, – с обидой прошептала Лилия и прикрыла глаза. – Только и беспокоился, что о своём отсутствии в части и об этой чуме.

– Не накручивай себя, Лиль, всё устаканилось, я же вижу, как он работает. Да, устаёт, так мы все не железные, но все операции стоит, а перегрузки у нас сама знаешь какие.

– А у вас среди акушеров много мужчин?

Симонова задумалась, пожала плечами:

– Много ли мужчин среди акушеров и гинекологов? У нас в отделении пока он такой один, а вообще много. Я статистику не веду, но мужчин в этой профессии становится всё больше. Это во времена, когда я только начинала работать, у нас в роддоме их было всего двое. И то один потом ушёл. А теперь мужчин больше, и это, я считаю, правильно. Вообще акушерство, на мой взгляд, всё-таки мужская профессия. Потому что это тяжёлый физический и моральный труд. – Она усмехнулась и грустно продолжила: – У нас в отделении работают девчонки, молодые совсем, которые ещё не рожали. Тоже считаю это не совсем правильным. Ты знаешь, что в давние времена повитухой могла стать только рожавшая женщина? Тут я полностью согласна, хотя их профессор, то бишь я, тоже бездетная особа, которая занималась наукой, когда можно было решить вопрос с детьми. Но тогда вокруг меня даже запаха мужиков не было, которые могли меня заинтересовать. А вот если бы родила, прочувствовала на себе, что это такое, тогда бы до конца понимала эту профессию. Двадцать пять лет переживаю это всё эмоционально. Казалось бы, я вижу всё, понимаю как врач, могу представить, логически домыслить, но не прочувствовать.

– Зато скольким деткам ты жизнь подарила! Я же читала о вашей программе лечения бесплодия, – тут же откликнулась Лиля и улыбнулась. – Поверь, это дорогого стоит, когда люди хотят, а не получается. А тут ты! И всё сразу в жизни меняется, а вскоре и результат на руках. Орущий и записянный!

– Да, тут ты права. Но когда Костя появился, для меня тоже многое изменилось. Знаешь, он мне тоже как сын, правда. И все девчонки к нему относятся как к брату, а старшая, кажется, его усыновит после сегодняшнего вечера. Ты слышала, как она твою несостоявшуюся невестку обрезала? «Ой, я тут о ваше мнение споткнулась! Пардон. Ещё и раздавила. Каюсь». Бережная у нас тот ещё фрукт на ёлке, но сегодня я всецело на её стороне, не надо было тут носом воротить – компания медсестёр ей не понравилась!

– Ладно, пусть себе живёт, но только не в нашей вселенной. Хотя, конечно, в больнице я Костику сказала, что мне внуки пока до лампочки, но так хочется потискать кого-нибудь! Взрослый сын, конечно, хорошо, но маленькие карапузики... Страсть как хочется!

Симонова усмехнулась и глубоко вздохнула:

– А я почему-то всегда думала, что у меня дочь будет. И чтобы обязательно на меня была похожа. Слушай, – она неожиданно посмотрела на подругу, – а почему ты Телегина? Ты фамилию так и не поменяла, что ли?

– Да, так мама захотела. И Фёдор её поддержал. Она как-то так трепетно относилась к истории нашего рода, хотя какая теперь разница – дворяне, крепостные. Да и квартиру мы мамину продали в Питере, чтобы сыну жилплощадь здесь приобрести. Взрослый мужчина, мало ли что-кто случится. Слушай, Вер, а ты действительно хочешь его у себя оставить?

– Да, – серьёзно ответила Симонова, – из него толковый врач выйдет. Руки у него из нужного места выросли, мозгов полна голова, вот последние экзамены сдаст – и добро пожаловать в наш дурдом. Тогда у меня прибавится коллег, которым я могу безоговорочно доверять. Так что, Лилька, даже не надейся, что ваш с Фёдором сын за книжками отсидится. Хотя подумать об аспирантуре и науке есть смысл. Но об этом мы подумаем чуть позже. А теперь пошли мужиков кадрить, кстати, твой брат, Телегина, очень даже ничего...

– Ф-р-р, кто тебе мешает? Вперёд и с песней!

– Да ну, я уже не малолетка какая...

– Целовались, как шальные, мы с милёночком в кустах. Даже челюсти вставные позапутались во ртах! – вдруг пропела Телегина и со смехом увернулась от крепкого хирургического кулачка. – Вера, жизнь наша чрезвычайно сложная штука, а в то же время проста до икоты! Я вот недавно слушала наших баб на работе и пришла к выводу: сейчас, чтобы все считали, что твоя жизнь удалась, надо обязательно офигенный маникюр себе оторвать, припиздячить ресницы, чтобы стать похожей на щуку из мультика, – и не надо морщить нос, я всё называю своими именами; вколоть ботокс во все части тела, чтобы всё стояло, как у Чапая носки. Да, ещё надо обязательно посещать тренажёрный зал, чтобы жопа на коротких ногах смотрелась ещё уродливей; ещё приобрести машину, которая некоторым нужна, как в бане пассатижи, и загнать мужа в ипотеку лет на тридцать! Всё, жизнь удалась. А в итоге ни семьи, ни здоровья, одни ресницы и гладкая рожа, которая даже не улыбается. А ты, моя дорогая, живёшь как живёшь, и если вдруг на твоём пути встретился нормальный мужик, – а мой брат нормальный, поверь! – хватай, тяни и держи! Это я тебе как женщина с большим опытом семейной жизни говорю.

– Ну, конечно, опытная ты наша, а то набегут всякие без спросу, наделают сами себе cнимков и убегут!

– А ты мою радиологию не трожь! А то буду к тебе по ночам в ярком свечении являться, будешь знать. А Телегина забирай, он тоже с тебя весь вечер глаз не сводит. Так, танцевать пошли, когда ещё нас с тобой в такой крутой ресторан пригласят.