Иммунный

Глава 10

Дорожный указатель выглядел обычным столбом с приделанной к нему деревянной доской. На доске обозначались название ближайшего населённого пункта и номер. Про последний у нас сказали бы, что это расстояние в километрах. Здесь, наверное, в лигах. А может, и в версах. А возможно, что и вообще на доске указывалось не расстояние, а что-то другое — например, стоимость въезда или количество постоялых дворов. Точно я это не знал, а узнавать было не у кого да и незачем. Столб привлёк меня вовсе не номером и не названием.

Просто под «главной» доской висела ещё одна, раза в три меньше, и на ней было нацарапано «Не ходите направо». Судя по потемневшему дереву и полустёршейся надписи, маленькая доска висела здесь довольно давно. А то, что ведущая направо тропинка заросла лопухами, означало, что в эту сторону действительно не ходили. А раз не ходили, то, вполне вероятно, там могло находиться что-нибудь интересное.

Вытащив из ножен тесак, я опробовал его на ближайшем кусте и, убедившись, что лезвие не затупилось, зашагал по заросшей тропинке…

После событий в Лисавах я «шиковать» перестал. В трактиры-гостиницы заходил только чтобы просто переночевать и поужинать без излишеств. Без всяких купелей в номере, обжорства, картёжничества, ночных развлечений… И мнимым отношением к Драарану тоже не прикрывался. Везде теперь, если спрашивали, представлялся как Дарий из Марки, ещё одного приморского города, но уже не пиратского, а торгового, полностью контролируемого имперскими магами и военными.

На моём финансовом положении подобная тактика сказалась вполне благотворно. За три недели «бродяжничества» потратил всего два ларта и ещё полларта сумел заработать — нанялся возницей-охранником к одному деревенскому купчику, снарядившему пятёрку телег с товаром на рынок в столицу провинции. В «благословенном Ашкулуке» задерживаться не стал. Получил расчёт и тут же свалил оттуда.

Слишком уж много по городским улицах города шастало «магических» патрулей. И ещё объявления на стенах висели о находящихся розыске, среди которых на первом месте был некий «Леннир с севера, осквернитель невесты Ашкарти». Портретов преступников на объявлениях, ясен пень, не имелось, но словесные описания присутствовали. Поэтому вероятность оказаться в числе заподозренных выглядела довольно высокой. И даже другие имя и внешний вид мне здесь ничем бы не помогли. Любой обладающий магией следователь-дознаватель мог просто направить в меня какую-нибудь волшбу и тут же определить по реакции, кто я на самом деле… Ну, если, конечно, сведения о моём «магическом иммунитете» не засекретили на самом высоком уровне.

Хотя надеяться на такое было бы глупо.

Лучше, как водится, перебдеть — тогда и шансы на выживание, а после на месть, вырастут многократно…

А вообще, надежды на то, что искать меня будут, чем дальше, чем меньше, не оправдались. Шли дни и недели, пройденный путь уже измерялся сотнями лиг, а поиски негодяя, «покусившегося» на императорскую невесту, прекращаться не собирались. Обо мне говорили в каждом трактире, в каждой деревне, на каждой дороге. Тему моей поимки обсуждали мои же попутчики из купеческих караванов, возницы крестьянских телег, случайные собутыльники и даже простые бродяги.

За любую информацию о преступнике власти обещали награду — от ста до тысячи лартов (в зависимости от ценности передаваемых сведений). А уж если кому-то удастся схватить разыскиваемого «Леннира» и передать его в руки гвардейцев, то для такого героя сумма вознаграждения увеличивалась до астрономических тридцати тысяч лартов. За подобные деньги, как уверяли все местные, можно было отгрохать себе целый дворец, а после спокойно жить в нём до самой смерти, ни в чём себе не отказывая.

Короче, как ни крути, а в этих условиях моё задержание было лишь делом времени.

Единственным выходом оставалось реально исчезнуть. Причём, уже не на месяц-другой, а минимум, на полгода, и в таком месте, где никому в голову не придёт, что там можно действительно спрятаться.

По прошлой жизни я знал таких мест ровно два. Первое — армия, второе — тюрьма. И оба мне, ясное дело, не нравились. Но поразмышляв пару дней, всё же решил: в здешней армии мне делать нечего, защищать ту структуру, которую собираешься развалить, сродни мазохизму. Поэтому делать нечего, выбор один — наболтать себе срок и тихо зачалиться. По мелочёвке, на общий режим…

Способ, как угодить в места не столь отдалённые, придумался сразу — спасибо классику. Отлично помню, как в одном из рассказов О’Генри бездомный бродяга, в преддверии холодов возжелавший найти себе тёпленькое местечко с сытной кормёжкой и постоянной охраной, целые сутки пытался нарушить законы так, чтобы его гарантированно загребли. Пытался настойчиво. Бил камнем витрины, корчил рожи стражам порядка, отказывался платить в ресторане, приставал к дамам, воровал зонтики. Всё тщетно. И только когда решил встать на путь исправления, вылезти из грязи и найти работу, получил, наконец, на что нарывался — его загребли за бродяжничество.

В этом мире за бродяжничество не наказывали, зонтики ещё не изобрели, витрины отсутствовали, к дамам я уже приставал, над стражникам насмехался и даже рожи им бил, но результат оказался совсем не тот, на который рассчитывал. Поэтому оставалось одно — нажраться как следует в ресторане, сиречь, трактире и не заплатить.

Правда, тогда, вероятней всего, придётся с трактирными вышибалами парочкой тумаков перекинуться, но это, наверное, к лучшему. Не только мошенничество, но и драка — тут срок и впрямь гарантирован и, что немаловажно, не очень большой. Специально по этому поводу интересовался у местных бичей-забулдыг, и те подтвердили. Имперские суды штамповали подобные приговоры пачками. Год-два исправительных работ на севере или востоке, и можешь опять безобразия нарушать, пока опять не поймают и не осудят.

Работы, к слову, для здешних зеков хватало. Лес валить, болота осушать, камни обтёсывать, землю копать, каналы между реками проводить — обычный люд на такие дела соглашался без всякой охоты, а заключённые… да кто их, в конце концов, спрашивать будет? Куда отправили грехи искупать, там срок свой и отбываешь. В трудах, так сказать, и заботах.

Командовали местным «гулагом» так называемые маги-откупщики́. Брали у имперских властей, как сказали бы в наших пенатах, подряды на аутсорсинг и выполняли руками собранных со всей Империи осуждённых. И судьи прикормленные у них имелись. Эти, бывало, всем, кто хотя бы под подозрение попадал, сразу же приговоры лепили, по упрощённому варианту. Как раз такие, какие мне требовались — быстрые и не слишком суровые. От полугода до двух. Сяду, и хрен меня кто там отыщет. А когда срок отмотаю, все, кому надо, обо мне уже и не вспомнят. А если и вспомнят, то так: был, мол, такой «Леннир, осквернитель невест», да весь вышел. Видимо, сгинул где-то. Или прикончили в какой-нибудь подворотне такие же отмороженные…

Кабак, где следовало оторваться по полной, а затем вывернуть пустые карманы, я подобрал быстро. В небольшом городишке тысяч на пять жителей. Здание, где ошивалась стража, располагалось поблизости. Хозяин, по слухам, сквалыга, поэтому никакой жалости не вызывал. Вышибалы? Как говорил один местный пьянчужка, звери конкретные, поэтому насчёт драки можно было не беспокоиться. Судья в городке имелся. Магов немного, и только один с рангом, но не дознатчик, а лекарь, так что на тему раскрытия моего магического иммунитета тоже волноваться не стоило. Обмануть их гораздо проще, чем, например, ту же Астию или кого-то сравнимого.

Но прежде чем идти «сдаваться на милость» стражников и судейских, следовало избавиться от улик. Рюкзак, подаренные Алмой одежда и лук, нож, тесак, деньги… Новую одежду я прикупил в соседней деревне. Ношеную, зато совершенно не выделяющуюся. Старую вместе с оставшимися деньгами (почти двадцать восемь лартов) я запихнул в рюкзак и отправился искать место, где его можно спрятать не только надёжно, но и надолго…

Заросшая лопухами тропинка привела меня к каменному холму. Взгляду он открылся внезапно. Вот вроде бы только что брёл по лесной чащобе, и тут — бац! — лес резко кончился, а вместо него какие-то скальные нагромождения.

Взбираться или не взбираться наверх — такой вопрос не стоял. Вопрос стоял, с какой стороны?

Чтобы понять, решил обойти холм по кругу. Шёл, шёл и вдруг почувствовал, как перед глазами сгущается облако маг-энергии. Интересная ситуёвина. Никого поблизости нет, а магией на меня кто-то воздействует?

Карабкаться по каменной круче принялся здесь. И пока лез наверх, воздействие то проявлялось, то пропадало.

Странно, но на вершине ничего необычного не обнаружилось.

Единственное разумное объяснение: внутри холма что-то было. И это что-то выплёскивало наружу какую-то магию через разломы в скале… Через невидимые невооружённому взгляду разломы. Наверно, поэтому сюда и не рекомендовали ходить. Фиг знает, как эта непонятная магия действовала на местных. Может, с ума сводила, а может быть, внутрь холма уволакивала… В любом случае, мне это было лишь на руку. Отличное место для того, чтобы спрятать здесь свой рюкзак.

Подходящую нишу среди камней я отыскал достаточно быстро. Если не знать, что в ней что-то лежит, век ищи, не найдёшь.

Кстати, когда спускался обратно, вдруг понял, что на самом холме и рядом нет живности. Вообще никакой. Даже каких-нибудь мух или муравьёв. Прямо какая-то мёртвая зона, как в «Сталкере». Странности всякие происходят, а что, почему, зачем — непонятно.

Ну, да и пёс с ними. Главное, что на меня они не влияют, а на остальное плевать. И вообще, так даже лучше. Меньше будет желающих позариться на чужое добро…

Городишко, в котором мне предстояло заработать свой первый срок, назывался довольно-таки любопытно — Бугу́ртий. Первое, что пришло на ум, когда это услышал — когда-то тут драки стенка на стенку устраивали. Второе — здесь они до сих пор происходят. И третье — у того, кто так его обозвал, точно есть интернет.

Последнее, ясное дело, шутка, однако бугу́ртить местные жители и вправду любили. Дня, насколько я знал, не бывало без какой-либо свары. Хотя до реальных разборок в стиле «всех грохну, один останусь» всё же не доходило. А всё потому что здешний судья работал на откупщико́в. И всякое излишне ретивое нарушение благоденствия тут же обращал в свою пользу — живенько отправлял нарушителей на «стройки народного хозяйства» Великой Империи.

Хозяин трактира, где я намеревался реализовать свои «чёрные замыслы», как поговаривали, был с этим судьёй в доле. Ну, то есть, за долю малую поставлял ему на праведный суд пойманных с поличным «злодеев». Благо такие появлялись в его кабаке с завидной регулярностью. То купчик проезжий с клиентами и вышибалами драку затеет. То кто-то изрядно подвыпивший начнёт поносить словами магов Конклава или даже самого императора. А то и просто какой-нибудь пришлый клиент, соблазнившись формами и податливостью какой-то из подавальщиц, примется активно «насильничать» её на заднем дворе, и за этим занятием его застигнут «случайно» проходящие мимо местные стражники. И пусть он потом с пеной у рта доказывает им, что всё по согласию, ему это не поможет. Решать, полюбовно всё было или не полюбовно, будут в зале суда, и не по понятиям, а по закону.

Честно сказать, я поначалу подумывал именно что «снасильничать». Дело, в общем и целом, знакомое — один раз с этим уже подставили, дальше можно не заморачиваться — но вспомнив, как относились к подобным кадрам, пусть и оговорённым, на наших зонах, решил: «Ну, его нафиг». Тем более что, как потом выяснилось, за такое любые суды здесь давали не меньше пятёрки, а для меня это было уже перебором. Столько сидеть я точно не собирался. Поэтому, хочешь не хочешь, пришлось обратиться к классическому варианту: перекусить, выпить, не расплатиться, затеять бучу, сдаться «полиции».

В трактир я вошёл уверенно. Занял свободный столик и, по-пижонски прищёлкнув пальцами, крикнул обернувшейся ко мне подавальщице:

— Эй, красавица! А ну-ка давай-ка винца мне, самого лучшего! И чтобы закуску к нему. Хорошую, сытную. Всё, как положено.

Крикнул и в подтверждение своей платёжеспособности тряхнул мошной — притороченным к поясу кошелём, в который заранее сыпанул обломков гвоздей от лошадиных подков и прочей железной мелочи. Эти псевдомонеты я прикупил в соседней деревне, у кузнеца, за пару курушек. Звякнули они, кстати, как настоящие. По крайней мере, работница местного общепита никакого подлога не заподозрила и сразу же убежала выполнять щедрый заказ.

Еду и питьё я поглощал с большим аппетитом. Народу в зале было немного, гораздо меньше, чем в приснопамятном трактире в Лисавах. Что хорошо, за столом у противоположной стены бражничали пятеро стражников. Странно, конечно, что в середине дня, но, может, им выпивать на службе не возбранялось или они, вообще, находились сейчас в увольнительной.

Так или иначе, моему плану это ничуть не мешало. Скорее, наоборот, шло в жилу — не надо ждать, пока прибегут, когда тут начнётся. А начаться тут должно было обязательно. Сразу трое вышибал скучали около входа, и, судя по их исключительно хмурым физиономиям, договориться с ними я точно не смог бы.

Представление началось спустя полчаса, когда я, наконец, отвалился от заставленного посудой стола, вытер от жира изрядно отросшую бороду и сытно рыгнул. Со стороны зрелище, наверное, мерзкое, но что поделать — «Show must go on!», как пел в своё время один жутко талантливый спидоносец.

— С вас ларт пятьдесят четыре, — нарисовалась возле столика подавальщица.

— Сколько?! — состроил я удивлённую рожу.

— Один ларт пятьдесят четыре курушки, — повторила дама.

— А вот этого, цыпа, не хочешь? — сунул я ей под нос сложенную из пальцев дулю. — Да за такие деньжищи всю вашу шарагу можно купить, поняла?

Лицо у подавальщицы исказилось, то ли от злости, то ли от обиды, то ли от того и другого вместе, но высказать, что она обо всём этом думает, я ей не дал. Сорвал с пояса матерчатый кошелёк и, гнусно гогоча, высыпал из него на столешницу кучку ржавого мусора:

— Забирай! Большего ваша жрачка не сто́ит.

Зря я, наверное, так — подавальщица в этом точно не виновата, но выпитый алкоголь и внезапный кураж просто требовали учудить что-нибудь эдакое — неимоверно хамское и чтобы пресечь для себя любые возможности к отступлению.

Женщина убежала, её место заняли четверо рассерженных мужиков: лично хозяин трактира и вышибалы с дубинками.

— Прикончить его! — ткнул в меня пальцем трактирщик.

«Чего?! А не охренел ли ты ча…»

Додумать до конца эту фразу я не успел. Один из бугаёв-вышибал выдернул меня из-за стола и швырнул на пол.

Эх… не так мне это всё представлялось… Савсэм нэ так…

От удара ногой по печени удалось увернуться. А вот от дубинки по рёбрам — увы.

От боли я взвыл благим матом, но в следующее мгновение внутри меня как будто бы что-то проснулось. Что-то неизмеримо яростное и до безобразия тёмное…

Миг — и плевать на боль.

Ещё миг — и я уже на ногах.

Ещё один — и до сих пор роящаяся перед лицом маг-энергия «каменного холма» превращается в свитый жгутом сгусток силы. И всю её я вкладываю в удар. Точь-в-точь как урод Мадир, «ресторатор» из Шептунов. Вот только действует эта сила немного не так, как хочется. Она не вкладывается в удар целиком. Её вкладывается ровно столько, чтобы пробить защиту из мышц и костей ближайшего вышибалы. И чтобы выбить из него дух — тоже. А всё остальное растекается ровным слоем по коже, и какой-то свистящий голос, возникающий словно бы из ниоткуда, тихонечко шепчет: «Рано… Рано ещё подставляться… Путь только начат…»

Получивший кулаком в грудину бугай отлетает к стене и, выплеснув изо рта кровавый шматок, сползает по ней, словно ком ветоши.

Меня снова роняют наземь и начинают молотить чем попало: ногами, руками, дубинками, ножками стульев… Я съёживаюсь как эмбрион и кое-как пытаюсь закрыть от ударов голову. Боли не чувствуется, но сил, чтобы сопротивляться или хотя бы куда-нибудь отползти, нет как нет.

Сквозь затуманенное сознание доносится: «Он Хирша убил!.. Кончай его, гниду!..»

И меня продолжают бить.

А после вдруг слышится громкое «А ну, прекратить! Он нам ещё нужен», и меня тащат на улицу, затем бросают в телегу и куда-то везут. Потом телега останавливается, я выпадаю из неё на за́литый солнцем двор, ударяюсь башкой о брусчатку и теряю сознание…

В себя прихожу от выплеснутой на морду воды. То, что она ледяная, осознаю позднее. А пока моё тело попросту разрывает от боли. Болеутоляющая магия не работает, словно её и не было. По ощущениям, если конечно можно им верить, у меня сломано несколько рёбер, отбиты почки, вся рожа — огромный кровоподтёк, левая рука вывернута из плечевого сустава, а ноги просто не чувствуются.

— Мастер Габарий, можете поставить этого подозреваемого на ноги? — звучит чей-то вопрос.

— Попробую, господин судья. Но обещать не могу…

Говорящие вне поля моего зрения. Сквозь заплывшие щёлочки глаз почти ничего не видно, но коснувшееся меня и застывшее в считанных миллиметрах от покоцанной шкуры облако маг-энергии я всё-таки различаю. И сразу даю ему возможность проникнуть через невидимую защиту. Желая лишь одного — чтобы боль, наконец-то, ушла. Ведь сил её терпеть больше нет…

И боль, в самом деле, уходит. Пусть медленно, мучительно медленно, но это всё-таки лучше, чем тупо терпеть её дальше, изображая партизана-героя…

— Да вы настоящий кудесник, Габарий! — в доносящемся справа голосе слышится искреннее восхищение. — Минимум, третья ступень, как я понимаю.

— Увы, господин судья. Только вторая. Однако я очень старался, чтобы этот убийца предстал перед вами в относительном здравии. Думаю, оно ему ещё пригодится.

— Пригодится, но вряд ли понравится, — ухмыляется собеседник и тут же кому-то командует: — Ведите его в главный зал. Не будем тянуть, сделаем всё по-быстрому.

Меня вздёргивают на ноги и куда-то ведут. Ощущение — как будто плыву сквозь плотную клейкую массу. Тело уже не болит, но сознание — словно галюциногенами обдолбался. Всё, что происходит снаружи, воспринимается обрывками, эпизодами, как плохое кино, смонтированное недоучившимся режиссёром.

Вот я в каком-то набитом людьми душном зале. По бокам четверо стражников, на руках и ногах кандалы.

Вот седовласый чувак в чёрной мантии (наверное, это судья) спрашивает, кто я такой. С огромным трудом выдавливаю из себя: «Дарий из Марки».

Вот ко мне подходят по очереди хозяин трактира и двое вышибал, тычут в меня пальцем и говорят: «Он убил». Я мотаю головой, пытаюсь что-то ответить, но ничего не выходит.

Вот появляется подавальщица и тоже что-то говорит, но я её не понимаю. В ушах шум, а в глазах туман.

Потом к тому месту, где я стою, пытаются прорваться какие-то неизвестные. Они размахивают кулаками и что-то орут. Стражники их не пускают.

После чего снова идёт обрыв плёнки, и…

— Двадцать лет каторги, — объявляет судья.

«Хренасе покушать сходил…» — мелькает в замутнённом мозгу.

Двое стражников, как по команде, тут же шагают ко мне, подхватывают под белы рученьки и тащат во двор. А там меня уже ждёт местный вариант автозака — чёрная повозка, запряжённая двумя лошадьми, тоже чёрными. Кажется, их ещё называют вороными. Вместо сидений в тюремной телеге железная клетка в полный человеческий рост, один в один как на средневековых гравюрах про еретико́в, ведьм, инквизицию и публичные казни.

Меня без каких-либо церемоний запихивают внутрь и приковывают к стальной перекладине.

Возница щёлкает кнутом. Телега трогается с места.

Фильм обрывается. Сознание гаснет.

Занавес…