Иммунный

Глава 7

— Сиятельная, не могли бы вы повторить для всех то, что поведали мне в приватной беседе?

Одетый в белую мантию маг поощрительно улыбнулся сидящей по его правую руку Астии.

— Конечно, мессир, — вернула улыбку женщина. — Именно для этого я и просила созвать Конклав. Вопрос: готовы ли выслушать мою речь собравшиеся?

Все присутствующие на заседании маги поочерёдно кивнули. Традиция, которой придерживались уже третье столетие. Всякий важный вопрос, вынесенный на заседание Имперского магического совета, озвучивал лично верховный маг Ризен, неформальный глава Конклава (формальным являлся сам император). Если же он передавал это право кому-то другому, чтобы его подтвердить, требовалось согласие всех членов совета.

На нынешнем заседании возражений против выступления Астии не последовало. Хотя, как минимум, двое — мессир Меноний и магистр Лух — в любое другое время обязательно заветировали бы речь представительницы рода Стаур. Просто по той причине, что издавна находились в прямой оппозиции к этому древнему роду. Однако сегодня проявления старинной вражды выглядели попросту глупо. Сегодня все члены Конклава желали узнать, что случилось, из первых рук, а не в пересказе. Слишком уж важной казалась полученная предварительно информация. А её настоящая ценность таилась, как обычно, в деталях, которые в пересказах терялись в первую очередь.

— Спасибо, уважаемые высшие и верховные, — Астия, привстав, поклонилась расположившимся за круглым столом магам совета и неторопливо продолжила. — Итак, что же всё-таки произошло в Шаонаре, пятом и последнем священном городе, избранном для посещения невестой Ашкарти…

Она говорила долго, и её, как ни странно, не прерывали. Вопросы появились потом, когда рассказ завершился.

Первым отметился магистр Крамос, «независимый» маг, носящий оранжево-жёлтую мантию:

— Что вы сделали с опозоренной невестой Ашкарти?

— Отправили в школу наложниц Горша, что же ещё, — пожала плечами высокородная.

Вопрос предельно простой. Он, вероятно, был задан лишь для того, чтобы открыть дискуссию.

— Интересно, что скажет по этому поводу император? — пробормотала Шайона, вторая «независимая» Конклава, одетая в сиренево-розовое.

А вот это уже серьёзный заход, задающий тон и один из векторов обсуждения.

— Важнее не то, что он скажет, а то, что он сделает, — криво усмехнулся Лух, приняв подачу от «независимой».

— А он сделает, уж будьте уверены, — поддержал коллегу по «оппозиции» мессир Меноний.

Оба носили тёмно-синие мантии, поэтому остальные за глаза называли их «синими». В противовес им Астия, её брат Гидеон и сенешаль Нарий, представитель светских властей, член Конклава с совещательным голосом, одевались в чёрные мантии, и их, соответственно, все звали «чёрными». Астия, впрочем, предпочитала носить под мантией яркие платья самых разных цветов, но на её позицию в совете это никак не влияло.

— Надеетесь, гнев императора вас минует? — поддел «синего» Крамос.

— Надеялся бы, не говорил бы, — поморщился тот, не приняв подначки. — К моему огромному сожалению, это касается всех нас. Помните, что случилось с Конклавом в год Огненной Крысы, когда наши предшественники попытались слукавить перед Ашкаром?

Ответом ему стало мрачное, почти драматическое молчание. Члены Конклава помнили. Очень хорошо помнили. Состав магического совета тогда поменялся наполовину. Причём, те, кого исключили, пережить своё исключение не смогли. Нынешним верховным и высшим повторять неудачный опыт предшественников совсем не хотелось.

— Желаете что-нибудь предложить, кроме примитивного покаяния? — поинтересовался Ризен.

— Желаю, верховный, — наклонил голову «синий». — Я предлагаю сместить фокус внимания с компрометации невесты Ашкарти на появление магического феномена.

— Вы об иммунном, Меноний?

— Да, Ризен. Даже для императора эта угроза чересчур высока, чтобы от неё отмахнуться…

Астия слушала, что говорят верховные, как развивается разговор, и мысленно улыбалась. Гидеон оказался прав, когда предложил ей сосредоточиться в своей речи на непонятных возможностях беглеца, а не на факте его побега и уж тем более не на инциденте с невестой.

Вообще говоря, после того, как сиятельной доложили о случившемся в Шептунах, она не могла заснуть двое суток подряд. Каждый раз, едва закрывались глаза, ей чудился окутанный огнём демон. Именно в таком виде она вдруг начала представлять того неизвестного, который ещё совсем недавно находился под полным контролем в темнице её дворца, но затем ситуация неожиданно перевернулась с ног на голову.

Во-первых, побег. Точнее, не сам факт побега, а то, как иммунный осуществил его. А осуществил он его в присутствии двух высших магов Империи, действительных членов Конклава. Внешне беспомощный узник не просто отразил их попытки остановить его. Он смог использовать их же силу, чтобы сначала разбить кандалы, а затем уничтожить решётку. Его не остановили ни стража, ни многочисленные, лично настроенные Астией магические ловушки. А потом он просто исчез, как будто его и не было.

В гневе сиятельная чуть было не приказала казнить всю охрану дворца. Хорошо, Гидеон сумел её успокоить и предложил план, как поймать преступника. Соображение, что иммунный спрячется где-то в окрестностях Шаонара, а не бросится безрассудно в бега, оказалось верным.

Известие, что след беглеца обнаружен, передал по связь-камню Лигу́р, маг-экзекутор 2-го уровня.

Однако на этом хорошие новости кончились.

Мастер Ру́гус, прибывший в Шептуны на следующее утро, обнаружил в селе дотла сожжённый трактир, кучу сгоревших трупов и в страхе попрятавшихся по своим домам местных жителей. Единственным, кто смог хоть что-нибудь объяснить, оказался сторож, дежуривший у деревенских ворот в эту ночь. Правда, чтобы разговорить его, Ругусу пришлось прибегнуть к магическому воздействию 3-й степени. Результаты оказались обескураживающими. А после посещения хутора, где несколько дней скрывался иммунный, так и вообще — поразительными.

Беглец, которого все считали боящимся собственной тени изгоем, каким-то невероятным образом выяснил, что случилось, вернулся назад и совершенно открыто отомстил за гибель сообщницы. Убить в одиночку четырёх магов, одиннадцать стражников, после чего показательно уничтожить, а по сути, казнить местного старосту — всё вместе это таило такую угрозу, что Ругусу, а через него и Астии стало не по себе.

А вдруг этот… Ленни́р (как назвала его на допросе сообщница) продолжит мстить дальше и новыми объектами мести выберет уже не простых исполнителей, а кого-то повыше?..

Нет, высокородная не считала, что иммунный решится напасть на кого-то из высших магов — он же не сумасшедший — но изрядно попортить им жизнь, наверное, да, способен. И эта «порча» может весьма серьёзно отразиться на положении Астии и всего рода Стаур в Конклаве…

Хвала небесам, выяснилось, что общий язык беглец всё-таки знал (хотя и скрывал поначалу) и, судя по всему, действительно прибыл с севера, а теперь, вероятней всего, и вправду подался на юг, к степнякам. Все необходимые распоряжения по поиску и локализации особо опасного преступника, называющего себя Ленниром с севера, Астия уже отдала́, и теперь требовалось просто спихнуть эту проблему на весь Конклав, а следом на императора. Игра, безусловно, опасная, но становиться единственной виноватой в случае неудачи высокородная не собиралась. Пусть этого иммунного ловят все, и все, соответственно, отвечают за результат. Ведь то, что иммунный появился именно в Шаонаре, а не во владениях, например, Луха или Менония — всего лишь случайность, и отдуваться за неё в одиночку женщина не хотела…

— Итак, теперь нам необходимо донести информацию до императора, — завершил дискуссию Ризен. — Я предлагаю сделать это совместно.

— Полным составом Конклава? — уточнила Шайона.

— Да. Мы должны показать ему всю степень опасности. Возражения есть?

Возражений у присутствующих не нашлось. Хотя, как заметила Астия, воодушевления по этому поводу они не испытывали. Ну, и плевать. Главное, личную ответственность она с себя сняла, а дальше пусть будет, как будет…

Покои императора располагались в другом крыле призрачного дворца. Члены Конклава добирались дотуда пешком, по открытой террасе, отделённой от внешнего мира вычурной балюстрадой. Сам дворец словно парил в воздухе прямо в центре имперской столицы. Ни один смертный не мог проникнуть в него без личного разрешения императора. Высшие и верховные маги таким разрешением обладали, однако творить волшбу во дворце не могли. Их магические способности в резиденции императора исчезали бесследно. Магичить внутри дворца мог только его хозяин. Почему это происходило, никто не знал, а все попытки исследовать этот феномен заканчивались одинаково — преждевременной смертью «исследователя».

Двери в императорские покои охраняли пятеро вооружённых гвардейцев.

Внутрь членов Конклава допустили лишь через десять минут, а до того им пришлось пройти процедуру досмотра. Любые виды острого-режущего проносить с собой запрещалось. Их наличие проверялось в том числе и у женщин — всякие там заколки и шпильки. Это казалось Астии унизительным, но возмущаться она, как всегда, не посмела. Правила и законы в своём дворце устанавливал сам император, слуги и стражники лишь исполняли их и отвечали за это собственными головами…

Император ждал магов в третьем от входа зале. Гости обнаружили его сидящим на подоконнике и играющим с рыжим котёнком. Внешне повелитель великой Империи выглядел юношей лет семнадцати. Взор, обращённый на магов, лучился любовью и кротостью.

— Здравствуйте, господа, — кивнул он вошедшим. — У вас что-то случилось?

— Случилось, великий, — склонился в глубоком поклоне Ризен, а следом за ним это сделали остальные.

— Что именно? Чем я могу помочь? — встревожился юноша, продолжая играть с котёнком.

— Мы принесли вам новости, — вздохнул «белый» верховный. — Новости, к сожалению, неприятные и пугающие. Первая: невинность невесты Ашкарти нарушена.

Гладящая котёнка рука застыла над мягкой шёрсткой. Глаза императора изумлённо расширились.

— То есть… вы хотите сказать, что свадьбы не будет?

— Увы, о, великий, — ответил за собрата Меноний.

— Виновник, надеюсь, найден?

— Виновник был схвачен и помещён под стражу, — выступила вперёд Астия.

— Препроводите его ко мне. Я хочу лично допросить негодяя.

— К несчастью, это пока невозможно, — продолжил вместо сестры Гидеон.

— Почему? — искренне удивился хозяин дворца.

— Преступник оказался абсолютно иммунным к любому магическому воздействию, — вмешался в разговор Крамос.

— Он смог убежать, убив при побеге пятерых магов и три десятка гвардейцев, ваше императорское величество, — добавил Лух.

— Его сейчас ищут, и мы хотим попросить вас временно передать Конклаву все полномочия светской власти в районах поиска, — вернул себе слово Ризен. — Только тогда мы можем надеяться на успех, о, великий!

Едва он закончил, все члены Конклава снова склонились в глубоком поклоне.

Несколько секунд император молча смотрел на них, затем в его глазах вдруг загорелись два алых огня. А ещё через миг лицо «невинного юноши» превратилось в страшную маску.

— Найдите его! — прорычала она громовым голосом. — Найдите и приведите ко мне! Ты, ты и ты! — поочерёдно указал бывший «юноша» на Менония и молчавших доселе Нария и Шайону. — Отвечаете головой! И если его не найдут… — сграбастав ластящегося к нему котёнка, он одним резким движением свернул ему шею и отшвырнул в сторону, — вас ждёт та же участь. Понятно?!

— Понятно, великий, — нестройно пробормотали «избранные».

Пару ударов сердца повелитель Империи сверлил их огненным взглядом, потом пламя в глазах погасло, черты лица разгладились, и он опять превратился в кроткого юношу.

— А где мой котёнок? — растерянно огляделся он секунд через пять.

— Он умер, мой император, — участливо сообщила Астия, указав на валяющийся на полу шерстяной комочек.

Глаза императора увлажнились.

— Я не люблю, когда умирают живые. Мне хочется, чтобы они жили вечно, — сообщил он в пространство, после чего протянул руку к окну, собрал в ладонь солнечные лучи и сотворил из них нового рыженького котёнка, точь-в-точь такого же, с каким игрался до разговора с магами…

Я брёл по лесу шестые сутки. Брёл, не разбирая дороги. По лицу хлестали еловые лапы, ветки кустарников цеплялись колючками за одежду, ноги увязали во мху, спотыкались о коряги и стволы упавших деревьев, попадали в промоины…

Неудобства я переносил стоически. После случившегося на хуторе и в деревне они выглядели сущими пустяками. Да и какое, вообще, значение имели царапины на физиономии, прилипший к одежде репей и хлюпающие сапоги в сравнении с внезапно прерванной жизнью?

Нет, я никогда не считал себя не нюхавшей порох «снежинкой» и в той же Сирии, да и в других местах видел смерть так же близко, как кто-то иной видит в зеркале по утрам свою небритую рожу. Мало того, с некоторыми из погибших я был знаком, а кое-кого даже числил в друзьях и товарищах по оружию. Однако ни разу в жизни мне не приходилось пропускать эти смерти через свои душу и сердце. И я никогда раньше не терял женщину, которую мог полюбить и обязательно полюбил бы, если бы наше недолгое счастье продлилось хотя бы ещё на пару недель…

Теперь она приходила ко мне каждую ночь. Приходила и просто смотрела в глаза. Ничего не прося, не обвиняя, не требуя. Просто стояла. Просто смотрела. А я даже отвернуться не мог. Не мог закрыть веки, потому что они и так были закрыты. Не мог погрузиться в сон, потому что и так спал.

Не спать, кстати, я тоже не мог. Выматывался за день так, что, едва забирался в спальник, так сразу же отключался. Спальник мне, к слову, скроила и сшила Алма после того, как я рассказал ей, какие они бывают и для чего требуются.

С добычей провизии дела обстояли хуже. Стрелять из лука я так и не научился. Видимо, потому что некому было учить. То есть, натянуть тетиву на древко (или как оно там правильно называется?) ещё получалось. Наложить на неё стрелу и прицелиться — тоже. А дальше — увы. Выпущенные из дарёного лука стрелы летели куда угодно, но только не в цель. Поэтому все местные зайцы, суслики, птички просто смеялись над моими охотничьими потугами.

Хочешь не хочешь, приходилось искать иные пути: заниматься банальным собирательством грибов-корешков-фруктов-ягод, активно поглощать имеющиеся в рюкзаке сухари и изобретать конструкции для силков. Последнее стало более-менее получаться лишь на четвёртый день, когда в клетку из прутиков угодила, наконец, первая мышка…

Но всё это, по существу, проходило лишь фоном к непрерывным душевным терзаниям.

Зря я, как выяснилось, надеялся, что, отомстив, успокоюсь. Чёрта с два! Успокоение не приходило, а желание мстить лишь усиливалось. Убившие Алму были обычными исполнителями, и, уничтожив их, я утолил только малую толику рождённой и крепнущей с каждым днём ненависти ко всем здешним магам, властям, традициям, ценностям, отношениям…

Не думал и даже предположить не мог, что всё будет именно так.

Ведь поначалу, призна́юсь, я воспринимал своё попадание в этот мир как игру. А если точнее, как очередное задание родимой «конторы». Кого мне только ни приходилось изображать по её поручениям! И переводчика, и простого охранника, и инженера, и помощника дипломата, и даже бродягу-бомжа. Фирма платила, исполнитель работал. И все оставались довольны. Я получал хорошую дозу адреналина, Родина — защиту своих интересов. Нормальная честная сделка.

А сейчас этот механизм дал сбой.

За мной больше никто не стоял, никто не платил, и никому я теперь не был должен. А если и был, то только себе и тем принципам, за которые и умереть не зазорно. И хотя моя главная цель — отыскать дорогу домой и вернуться — не изменилась, сегодня она дополнилась новой. Той, без которой моё возвращение теперь уже точно не состоится: снести к бебеням весь здешний «бомонд» вместе с его подонками-магами, стражниками, конклавами и всякими прочими государями-анператорами.

Потому что никакая даже самая величайшая и навороченная империя не имеет права на жизнь, если весь смысл её существования сводится к абсолютной и вечной власти немногих над остальным «типа быдлом».

Любой мировой гегемон должен сдохнуть! И чем мучительнее, тем лучше для мира…

А уж мучения я ему постараюсь устроить адовые. Он сам напросился…

Как только я окончательно всё для себя решил, так сразу почувствовал облегчение. В мозгах появилась ясность, душа пришла в некое подобие равновесия. И следующую ночь провёл гораздо спокойнее, чем предыдущие. Сон снова не обошёлся без Алмы, но в этот раз она задерживаться не стала. Пришла, улыбнулась, кивнула и тихо исчезла. Растаяла, словно туман поутру. Нет, она ещё не прощалась со мной. Она лишь одобрила мои планы.

Хотя, если честно, конкретного плана у меня пока не было. Только намерения.

О планах я начал думать, когда проснулся. И, поразмыслив, понял, что всё-таки правильно говорили древние: «Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным».

Чтобы нормально мстить, мне в первую очередь требовалась информация. Максимум сведений о том мире, где очутился. Но собирать их в условиях, когда тебя наверняка ищут и ищут активно — занятие не самое благодарное. Поэтому что? Поэтому для начала мне надо просто исчезнуть. На время, конечно. Месяца, эдак, на три. Выждать, пока всё вокруг более-менее успокоится, и лишь после этого начать себя потихоньку легализовывать. А потом уже можно и планы придумывать. Но тоже по медленному, не торопясь. Чтобы когда пришла пора нанести удар, он оказался бы неотразимым.

Схема вчерне неплохая, рабочая. Надо лишь с реализацией не промахнуться. И тогда всё будет у меня чики-пуки…