Император Пограничья 16

Глава 17

Мы встали друг напротив друга на расстоянии пяти шагов. Строганов держал саблю в классической стойке — клинок направлен на меня, локоть согнут под правильным углом. Школа. Хорошая школа, судя по постановке ног и балансу корпуса. Криомант, Магистр третьей ступени. На бумаге он превосходил меня на целую ступень.

Только вот бумага — это бумага. А я — это я. В этой толпе сейчас вряд ли бы нашёлся хоть кто-то, рискнувший поставить на победу моего оппонента.

Вокруг нас замерла толпа наблюдателей. Князь Голицын стоял чуть впереди остальных, его лицо было непроницаемым. Василиса рядом с отцом — бледная, с напряжённо сжатыми губами. Ярослава держала руку на эфесе своего эспадрона, готовая вмешаться при любом нарушении правил. Раненый Сигурд полулежал на траве, поддерживаемый своим секундантом, но глаза шведа были ясными — он не хотел пропустить ни мгновения.

— Знаете, граф, — произнёс я, не поднимая меча, — текущая дуэль — отличная возможность для нас побеседовать. Искренне и без обиняков.

Строганов моргнул. На мгновение в его глазах цвета мокрого сланца мелькнуло замешательство.

— Побеседовать? — переспросил он. — Вы шутите?

— Нисколько.

Я сосредоточился, направляя энергию в знакомое заклинание. Сфера тишины развернулась вокруг нас невидимым куполом. Снаружи наблюдатели видели, как мы стоим друг напротив друга, но не слышали ни слова.

— Что вы сделали? — Герасим напрягся, его сабля дрогнула.

— Создал зону магической тишины. Теперь нас никто не слышит. Можете кричать, признаваться в грехах, умолять о пощаде — ни одна живая душа не узнает.

Седые виски графа блеснули в утреннем свете. Тяжёлый подбородок выдвинулся вперёд.

— Я не намерен с вами разговаривать, Прохор Игнатьевич.

— Жаль, — скупо ответил я. — Тогда давайте по-плохому.

Противник атаковал без предупреждения. Воздух перед ним взорвался белым облаком. Температура рухнула мгновенно на десятки градусов. Влага в воздухе кристаллизовалась, образуя мерцающую взвесь, и из этого ледяного тумана вырвался град снарядов. Дюжина копий, каждое в руку длиной, с гранями острыми, как бритва. Они вращались, набирая скорость, и воздух вокруг них трещал от мороза.

Одновременно по земле хлынула волна инея. Трава почернела и рассыпалась прахом. Почва под ногами схватилась коркой льда толщиной в ладонь, и эта корка росла, тянулась ко мне, норовя сковать ступни, подняться по голеням, превратить нижнюю половину тела в ледяной саркофаг.

Строганов нанёс удар вместе со своими снарядами — сабля рассекала воздух по идеальной дуге, целя в шею. Красивая комбинация: град сверху, капкан снизу, клинок в центре. Неплохо. Для обычного противника это было бы серьёзной проблемой

Я ответил камнем. Не щитом — стеной. Гранитная плита толщиной в локоть вырвалась из земли передо мной, приняв на себя ледяной град. Снаряды врезались в породу с грохотом, который поглотила Сфера тишины, и камень покрылся сетью трещин, но устоял.

Расплавленная пасть растопила бы эту ледяную дрянь под ногами за мгновение, но в пределах 500 километров от Москвы не имелось вулканической активности. Пришлось импровизировать.

Я создал металл из чистой энергии, мгновенно собрав его в тонкую пластину под моими подошвами. Секунда, и Кипящее прикосновение превратило железо в раскалённую докрасна плиту. Лёд зашипел, взорвался паром, и капкан Строганова обратился лужей талой воды.

Два заклинания вместо одного. Неэлегантно, зато работает.

Одновременно чужую саблю я отвёл Фимбулвинтером — клинки встретились, и от точки контакта во все стороны брызнули искры. Ледяные и огненные. Холод его стали против холода моего серебра.

Снаружи, за пределами Сферы, наблюдатели видели, как пространство вокруг нас подёрнулось белой дымкой. Как земля вспучилась каменными волнами. Как воздух между дуэлянтами превратился в арену столкновения двух стихий — льда и камня. Кто-то из дам вскрикнул, когда температура за границей купола упала настолько, что изо рта пошёл пар.

Герасим не остановился. Его лицо исказилось от напряжения, и он ударил снова — на этот раз сабля обросла ледяной коркой толщиной в два пальца, превратившись в подобие двуручного меча. Каждый взмах оставлял в воздухе шлейф ледяных игл, каждый выпад сопровождался облаком морозного дыхания.

Я парировал, уклонялся, изучал. Оппонент обладал немалой силой, будучи сильнее большинства магов в этом мире. Вот только управлялся он с нею как ребёнок с мечом отца. Строганов сражался как человек, который провёл тысячу часов на тренировочной площадке. А я — как человек, который провёл тысячу часов в настоящих битвах, где ошибка означает смерть.

Разница была заметна в каждом движении.

— Вы наняли создателя тех мертвецов, — сказал я спокойно, отбивая очередной удар. — Которые только что пытались убить шведского кронпринца.

Криомант замер на полушаге. Его лицо осталось непроницаемым, но я заметил, как дёрнулся мускул на его скуле.

— Бред, — отрезал он и снова бросился в атаку.

На этот раз сабля противника описала широкую дугу, и воздух вокруг клинка взорвался ледяным вихрем. Тысячи ледяных игл закружились в смертоносном танце, заполняя всё пространство внутри площадки.

Я поднял каменный купол над головой. Иглы застучали по граниту градом, выбивая каменную крошку. Некоторые пробивали породу насквозь — Строганов вкладывал в заклинание всю мощь Магистра третьей ступени.

Сквозь грохот ледяного града я услышал треск. Граф формировал что-то крупное. Внутренним взором, способным различать энергию, я видел, как из воздуха материализуется ледяная стена. Нет, не стена. Клетка. Прозрачные прутья толщиной в руку вырастали вокруг меня, смыкаясь над головой, отрезая пути к отступлению.

Ледяная тюрьма. Изящно.

Я ударил кулаком в землю, активируя Горный гнев. Гранитные колонны взметнулись из почвы, круша ледяные прутья, разрывая формирующуюся клетку изнутри. Осколки льда и камня брызнули во все стороны. Строганов отшатнулся, прикрывая лицо рукой.

Он тут же контратаковал саблей, но Фимбулвинтер встретил ледяной клинок. Звон. Искры — белые и голубые. Холод против холода, но разный: мёртвый лёд Строганова против живого серебра моего меча. Мы сошлись в ближнем бою, и наши удары сотрясали воздух внутри Сферы.

Герасим рубил яростно, вкладывая в каждый взмах не только силу мышц, но и магию. Там, где его клинок рассекал воздух, оставались белёсые шрамы — замёрзшая влага, висящая в пространстве призрачными лентами. Он пытался достать меня широкими размашистыми ударами, использовал преимущество в длине оружия.

Я парировал, уклонялся, отвечал короткими точными выпадами. Рукоять Фимбулвинтера привычно лежала в ладони, и я чувствовал каждую вибрацию, каждый отголосок вражеского удара.

Тысяча битв за плечами. Я сражался с врагами, которые не чувствовали боли. С мастерами меча, чьи клинки двигались быстрее глаза. С магами, способными испепелить человека одним взглядом. Герасим Строганов был силён — для Магистра мирного времени. Но он никогда не стоял на настоящем поле боя, где секундное промедление означает смерть.

Разница была в глазах. Он смотрел на меня с яростью и страхом. Я смотрел на него как на задачу, которую нужно решить.

Я позволил ему атаковать ещё несколько секунд, изучая его технику. Потом использовал Императорскую волю.

— Признайся в своих грехах.

Приказ ударил в сознание графа, как таран в ворота. Я видел, как побелели его костяшки на рукояти сабли. Как вздулись вены на шее. Как задрожали губы, готовые выплеснуть слова против воли хозяина.

Но он не заговорил.

Крепкий орешек. Воля, закалённая годами придворных интриг, — это тоже своего рода броня. Не такая надёжная, как настоящая сталь, но достаточная, чтобы выдержать первый натиск.

Что ж. Придётся действовать иначе.

Я перешёл в контратаку.

Фимбулвинтер описал дугу, и Строганов едва успел отбить удар. Второй удар заставил его отступить. Третий — потерять равновесие. Я не спешил, не злился. Просто методично разбирал его защиту, как мясник разделывает тушу.

— У меня есть свидетель, — произнёс я между ударами. — Доктор Арвид, личный лекарь покойной княгини. Помните такого? Он готов подтвердить, что ваша сестра Елена отравила Ирину Голицыну.

Строганов парировал очередной выпад, но я видел, как расширились его зрачки.

— Ложь.

— И ещё я смогу доказать то, что вы наняли создателя тех убийц. Мертвецов, которых кто-то поднял некромантией и натравил на Сигурда.

— Чушь! — Герасим попытался контратаковать, но я отбил его саблю с такой силой, что он отлетел на два шага, заскользив по ледяной корке. — Зачем мне убивать шведа?

— У вас было две причины, граф.

Удар. Парирование. Контрудар, который Строганов едва отбил.

— Первая: вы перестраховщик. Если оставался хоть один шанс, что Сигурд может победить на дуэли — с вами или со мной, — значит, нужно было его убрать. На всякий случай. Вдруг он окажется сильнее, чем выглядит?

Я усмехнулся. Данная семейка была весьма осторожной и гнилой.

Герасим стиснул зубы. Его сабля дрожала — он вкладывал всё больше сил в защиту, и на магию уже не хватало концентрации.

— Вторая причина, — невозмутимо продолжил я, — связана с тем, чего вы пытаетесь добиться от Василисы. С тем, ради чего вы её шантажируете.

На этот раз граф не смог скрыть реакцию. Его лицо дрогнуло.

— Вы хотите, чтобы она вышла замуж за вашего сына. Верно?

Молчание было красноречивее любого ответа.

— Вы хотели убрать Сигурда, потому что почувствовали: княжна влюбляется в этого шведа. Хотели расчистить путь для своего отпрыска. Убрать неизвестную переменную. Молодая девушка могла натворить глупостей, поддавшись эмоциям. Плюнуть на ваши угрозы и ответить отказом. Так вы сочли, не правда ли?

Строганов отступал. Его дыхание стало тяжёлым, на лбу выступил пот. Он использовал все ресурсы — физические и магические, — чтобы защищаться от моего натиска. И в этот момент я ударил снова.

— Скажи правду!

Императорская воля обрушилась на него, как лавина. В прошлый раз он устоял, потому что был готов. Теперь — нет. Слишком много сил уходило на защиту от меча, на поддержание концентрации, на контроль над собственным страхом.

Губы Герасима разжались против его воли.

— Да, — выдавил он. — Да, я нанял их. Да, я хотел… хотел убрать шведа. Расчистить путь для Игоря.

Его глаза расширились от ужаса, он не мог поверить, что только что признался.

Я не дал ему времени опомниться. Финальный удар — и Фимбулвинтер замер у его горла. Лезвие из Ледяного серебра едва касалось кожи, но граф чувствовал исходящий от него смертельный холод.

— Бросьте саблю.

Клинок звякнул о землю.

— А теперь слушайте внимательно, — произнёс я. — Вы немедленно прекращаете шантаж. Забываете о Василисе. Забываете о своей сестре. Закрываете эту тему навсегда.

Строганов смотрел на меня, не мигая. В его глазах плескались ярость и страх — два чувства, которые редко уживаются вместе.

— И последнее, — добавил я. — В будущем я однажды попрошу вас об услуге. Вы её исполните.

— Или? — прохрипел граф.

— Или прямо сейчас я отрежу вам голову и опубликую доказательства того, что ваша сестра отравила княгиню Ирину. Скандал уничтожит род Строгановых. Кто будет с вами торговать? Кто доверит вам свои деньги? Ваши должники разбегутся. Ваши союзники отвернутся. Через год от вашего рода останется только имя в учебниках истории.

Герасим побледнел. Кровь отхлынула от его лица, оставив восковую маску.

— Вы блефуете.

Я позволил себе мрачную улыбку.

— Проверьте. Как это уже сделали Елецкий, Крамской и Сабуров. Результаты им не понравились.

Повисла долгая пауза. Граф смотрел мне в глаза, пытаясь найти там хоть тень неуверенности. Не нашёл.

Я не блефовал. И он это понял.

— Хорошо, — выдохнул Строганов. — Я… принимаю ваши условия.

— Правильный выбор.

Я чуть отвёл меч, но не убрал его полностью.

— Ваша сестра останется в памяти как жертва несчастного случая. Строгановы сохранят репутацию. Однако не стоит заблуждаться — вы получили не помилование, а заморозку приговора. Ваша жизнь отныне принадлежит мне.

Граф сглотнул. Его кадык дёрнулся под лезвием.

— Если вы попытаетесь отомстить, — продолжил я, — через наёмников, через яд, через что угодно — я найду вас. И тогда не будет ни переговоров, ни компромиссов.

Я видел, как его пробрало. Герасим Строганов был матёрым хищником, который избавился от собственного брата, чтобы сохранить род. Вот только между человеком, который отдаёт приказы об убийстве, и тем, кто убивает сам, лежит пропасть. По его глазам стало ясно, что он это осознал. Увидел вереницу мёртвых, уходящую во мрак. Тех, кого я отправил на тот свет так же легко, как сейчас беседую с ним.

— Последнее, — произнёс я. — Кто предоставил вам отряд наёмников?

Строганов помедлил. В его глазах мелькнуло что-то похожее на облегчение — словно этот вопрос был менее опасным, чем предыдущие.

— Я не знаю его имени. Ещё от отца мне достался номер телефона человека, который может решить любую проблему. Но за свои услуги он берёт столько, что лучше к нему не обращаться. И зачастую речь идёт не о деньгах.

— Как его зовут?

— Я не знаю, — повторил граф. — Отец называл его… — он запнулся, — Могильщик.

Человек, способный поднять армию мертвецов с сохранением боевых навыков и магического дара. Человек, чьи услуги стоят больше, чем деньги. Человек, которого боятся даже такие, как Строгановы.

Интересно.

Меня зацепило другое: «Ещё от отца мне достался номер телефона». Значит, этот некромант работает давно. Десятилетия, возможно, дольше. Строит сеть связей среди самых влиятельных родов. Берёт плату, которая «зачастую не деньги». Услуги? Обязательства? Души?

Такие люди не просто решают чужие проблемы. Они собирают долги. Плетут паутину, в которой увязают целые династии. Строгановы — лишь одна из многих мух, которых он держит про запас.

И теперь этот человек знает обо мне. Его мертвецы сражались со мной. Выжившие снайперы, могли передать ему информацию о моих способностях.

Ещё один враг в тени. Ещё одна фигура на доске, которую я пока не вижу.

Что ж. Рано или поздно он выйдет на свет. Такие, как он, не умеют оставаться в стороне, когда кто-то ломает их игрушки.

Добившись от Герасима желаемого, я на миг погрузился в собственные мысли.

Я мог бы пойти другим путём. Более длинным, более изящным — таким, какой одобрили бы при любом дворе.

Блеф на дуэли. Намёки на несуществующих свидетелей, на улики, которых у меня нет. Заставить Строганова нервничать, гадать, что именно мне известно. Ровно то, что я и сделал, но с иной целью. После победы оставить его живым и напуганным. Дать Коршунову команду следить за каждым шагом графа. Подождать, пока Герасим в панике начнёт зачищать хвосты, встречаться с сообщниками, уничтожать документы. И вот тогда, когда он сам выдаст себя, прийти с настоящими уликами и припереть к стенке ультиматумом.

Красивая комбинация. Многоходовка, достойная лучших интриганов Содружества.

Но я никогда не любил сложных путей.

К чему все эти танцы, если можно просто вытащить из него ответ силой с помощью Императорской воли? К чему плести паутину, если можно разрубить Гордиев узел одним ударом? Интриги хороши для тех, кому не хватает силы решить вопрос напрямую. Для тех, кто вынужден прятаться в тени, потому что не способен выйти на свет.

Я — не из таких.

Перед лицом абсолютной силы любые хитрости теряют смысл. Это было моим кредо тысячу лет назад, когда я объединял разрозненные племена в империю. Это остаётся моим кредо сейчас.

Вот только сила бывает разной. Убить врага — это сила. Подчинить врага — сила большего порядка. Раньше я не видел разницы. Мёртвый враг не ударит в спину. Чего ещё желать?..

Но то работало в другую эпоху. В мире, который некогда был гораздо проще. Там я уже сидел на троне, и любой, кто поднимал на меня руку, бросал вызов всей империи. Здесь я только строю свою власть. Камень за камнем, союзник за союзником. И каждый ненужный труп под фундаментом — это трещина, которая однажды может обрушить всё здание.

Тактика и стратегия. Старый урок, который я усвоил ещё в первой жизни, когда учился воевать не отрядами, а армиями. Тактика — это как выиграть бой. Стратегия — это что делать с победой.

В бою я не люблю хитрить. Зачем плести интриги, если можно сломать врага? Но бой заканчивается. И тогда начинается другая игра. Победить Строганова — дело воина. Решить, что делать с побеждённым, — дело правителя.

Именно поэтому потребовались такие ухищрения со Сферой тишины. Простая арифметика. Человек, загнанный в угол публично, будет драться до конца. Ему нечего терять — репутация уже уничтожена, лицо потеряно, остаётся только забрать с собой как можно больше врагов. Но человек, чьи грехи известны лишь двоим, ещё может торговаться. У него есть что сохранить. Есть ради чего уступить.

Строганов был должен понять: то, что будет сказано внутри этой сферы, останется между нами. Его признания не услышит никто. Его позор не станет достоянием толпы. Пока сохраняется конфиденциальность — сохраняется и возможность договориться.

А мне нужен не труп. Мне нужен должник.

Я вышел на уровень большой политики. Здесь другие правила. Масштаб изменился, а, значит, для выполнения долгосрочной стратегии, должны измениться и мои методы. В Пограничье можно было просто убивать врагов — их место занимали новые, но каждый действовал сам за себя. Здесь иначе. С момента моего воцарения на Владимирском престоле, немало аристократов отправилось на плаху или на каторгу. Знать уже шепчется. Ещё несколько таких же свирепых побед, и могущественные семьи перестанут видеть во мне выскочку, которого можно раздавить поодиночке. Начнут видеть угрозу. Общую угрозу.

А общая угроза объединяет.

Десяток родов, каждый из которых по отдельности слабее меня, вместе способны смять кого угодно. Не силой — так интригами, деньгами, связями. Они перекроют торговые пути, настроят против меня князей, найдут способ ударить по моим людям. Война на сто фронтов, которую невозможно выиграть.

Значит, нужно действовать тоньше. Не уничтожать — подчинять. Не плодить мертвецов — собирать должников. Строганов с его банками, торговыми связями и сотнями вассалов полезнее живым, чем мёртвым. Особенно если его жизнь принадлежит мне.

Я убрал Фимбулвинтер в ножны и развеял Сферу тишины. Звуки внешнего мира хлынули обратно — шёпот толпы, пение птиц, далёкий шум города.

Для зрителей прошло несколько минут странного, беззвучного поединка. Они видели, как мы кружили друг напротив друга. Как сверкали клинки. Как ледяные заклинания разбивались о каменные щиты. Как я методично теснил графа, пока не приставил меч к его горлу. Победа. Чистая, бесспорная, в рамках дуэльного кодекса.

Никто не слышал нашего разговора. Никто не знал, какую сделку мы заключили.

Князь Голицын смотрел на нас с нечитаемым выражением. Василиса прижала ладонь к груди — её глаза метались между мной и Строгановым. Ярослава чуть расслабила хватку на эфесе, но не убрала руку совсем. Сигурд, несмотря на бледность и боль, криво усмехался — он узнал почерк воина, который сражается не ради победы, а ради чего-то большего, и наконец-то понял, почему я вышел в качестве его представителя против Герасима, преследуя собственные цели.

Тот повернулся к толпе и поднял руку, лицо его оставалось ровным. Умение делать хорошую мину при плохой игре было у него в крови.

— Дуэль окончена. Я признаю поражение.

Толпа загудела. Я слышал обрывки фраз, пока убирал меч в ножны.

— … Магистр третьей ступени, а разделал его как…

— … Вы видели это заклинание? Ни звука. Ни единого…

— … Откуда у него такая техника? Он же из Пограничья…

Герасим поднял саблю с земли. Его лицо было пепельно-серым, но он держался прямо — надо отдать ему должное. Коротко кивнул мне, развернулся и пошёл прочь. Толпа расступалась перед ним, как вода перед носом корабля. Никто не хотел стоять рядом с проигравшим.

Василиса смотрела на меня через площадку. Её лицо было бледным, губы сжаты в тонкую линию. Она знала. Не всё, но достаточно. Понимала, что поединок был чем-то большим, чем просто дуэль.

Наши взгляды встретились.

В её глазах я прочитал вопрос. Благодарность. И что-то ещё — что-то похожее на страх. Она боялась спросить, что именно я сказал Строганову. Боялась узнать, какую цену я заплатил за её свободу.

Я едва заметно качнул головой. Потом. Не здесь.

Княжна моргнула, опустила взгляд. Её пальцы комкали ткань платья.

Голицын положил руку дочери на плечо и что-то тихо сказал. Василиса кивнула, не поднимая глаз.

— Князь Платонов.

Голос Сигурда был хриплым, но твёрдым. Швед попытался подняться, и его секундант придержал раненого за здоровое плечо.

— Лежите, — бросил я, подходя ближе.

— Нет. — Кронпринц всё-таки сел, морщась от боли, — это нужно сказать стоя. Или хотя бы сидя.

Он посмотрел мне в глаза. Потом перевёл взгляд на Василису, Полину и Ярославу, стоявших поодаль.

— Княжна Голицына, графиня Белозёрова, княжна Засекина, — голос Сигурда был хриплым, но твёрдым, — я публично оскорбил вашу честь. Бросил тень на вашу репутацию словами, которые не имел права произносить. Меня обманули, но это не оправдание. Я искренне прошу у вас прощения.

Василиса молча кивнула, её лицо оставалось бледным и напряжённым. Полина моргнула, явно не ожидавшая такого поворота. Ярослава чуть склонила голову — коротко, по-военному.

Только после этого Сигурд повернулся ко мне.

— Князь Платонов, я был неправ. Меня использовали, накормили ложью, направили мой гнев… — он сглотнул. — Вы дважды спасли мне жизнь сегодня. Сначала от убийц, потом от позора капитуляции. Я отзываю свой вызов.

По толпе прокатился шёпот.

— И прошу принять мои извинения, — добавил Сигурд. — За себя и за того, кто влил в мои уши яд.

Я помолчал, глядя на этого упрямого северянина. Переломить свою гордость давалось ему нелегко — каждое слово звучало так, будто он пережёвывал осколки стекла, но он их произнёс. Публично. Перед десятками свидетелей.

— Принято, — кивнул я. — Выздоравливайте, принц. У нас ещё будет время скрестить клинки. По-настоящему, без отравы и интриг.

Сигурд хрипло рассмеялся.

— С нетерпением жду.

Князь Голицын подошёл ко мне, когда толпа начала расходиться. Его лицо было непроницаемым, но в глазах я уловил нечто похожее на уважение.

— Как всегда, впечатляющая работа, Прохор Игнатьевич, — произнёс он негромко. — Магистр третьей ступени, неплохой фехтовальщик, а вы разобрали его за несколько минут.

— Ранг — не всё, — ответил я. — Опыт важнее.

— Несомненно. — Голицын помолчал. — Полагаю, вы не откажетесь отобедать со мной сегодня? Приватно. У меня есть несколько вопросов, которые лучше обсудить без лишних ушей.

Это было не приглашение. Это было требование, завёрнутое в вежливую форму. Князь хотел знать, о чём мы говорили внутри Сферы тишины. Что я узнал. Чем теперь владею.

— С удовольствием, — кивнул я.

Ярослава подошла и встала рядом, положив ладонь на мой локоть.

— Чисто сработано, — сказала она тихо. — Что ты ему сказал?

— Потом.

Рыжеволосая княжна хмыкнула, но не стала настаивать.

Через два часа я нашёл Василису в оранжерее княжеского дворца — среди апельсиновых деревьев и экзотических цветов. Она стояла спиной ко входу, но по тому, как напряглись её плечи, я понял: она знала, что я приду.

— Нам нужно поговорить, — сказал я, запирая за собой дверь.