Император Пограничья 16

Глава 2

Первые часы в мёртвом городе прошли в странной, почти неуместной эйфории.

Я наблюдал за своими людьми, расположившись на ступенях княжеского дворца, и видел то, что редко встретишь в армии после долгого марша: искренние улыбки, смех, хлопки по плечам. Стрельцы и дружинники не могли поверить в собственное счастье — изгнали Кощея малой кровью, без кровопролитного штурма, без горы трупов у разбитых ворот. За пять дней похода мы потеряли меньше сотни человек, а взяли целый город.

Гаврилов Посад, конечно, выглядел удручающе. Двухдневный артобстрел превратил добрых две трети зданий в груды обломков. Кое-где ещё курились головешки, а воздух был пропитан запахом гари и чего-то сладковато-гнилостного — непременного спутника мест, где обитали Бездушные. Однако среди руин обнаружились и настоящие здания. Пыльные, заброшенные, с почерневшими от времени стенами — однако крепкие. Казармы у северных ворот, складские помещения вдоль главной улицы, жилые дома с провалившимися ставнями, но целыми крышами.

После почти недели в полевых условиях — ночёвок на голой земле, промозглого ветра и постоянного напряжения от ожидания атаки — даже эти призраки былого величия казались роскошью.

— Стрельцов размещаем в казармах у южных ворот, — докладывал полковник Огнев, расстелив на бочке помятую схематичную карту города. — Дружину — на центральной площади, там несколько купеческих домов с подвалами. Гвардию с вами во дворце.

Седовласый ветеран выглядел усталым, но в его льдистых глазах я заметил что-то похожее на удовлетворение. За тридцать лет службы он повидал немало, но взять город Кощея без единого штурма — такое, пожалуй, войдёт в полковые летописи.

Хотя я знал, что для Василия это удовлетворение с горьким привкусом. Он был против сделки с нечистью, считал, что Бездушных нужно уничтожать, а не отпускать за Нерль. Но приказ есть приказ, а потери — минимальны. Этого хватало, чтобы принять результат, пусть и без восторга.

Он просчитывал наши действия лишь на ход вперёд, я же смотрел чуть дальше. И у меня не было сомнений в том, что наше знакомство с «князем» Чернышёвым ещё не окончено…

— Выставить караулы на всех воротах, — распорядился я. — Патрули по периметру каждые два часа. И пусть люди не расслабляются — мы в сердце вражеской территории.

Огнев кивнул и отправился выполнять приказ.

Я поднялся по широким ступеням дворца и вошёл внутрь. Федот с десятком гвардейцев уже прочёсывал помещения, проверяя каждый закуток. Звук их шагов гулко разносился под высокими сводами.

Княжеская резиденция Чернышёвых производила гнетущее впечатление. Когда-то это было роскошное здание — каменные колонны, лепнина на потолках, остатки позолоты на дверных рамах. Теперь всё покрывал толстый слой пыли и грязи, а в углах скопились груды истлевшего хлама. Триста лет без живых обитателей превратили дворец в склеп.

Я методично обходил комнату за комнатой, пока не наткнулся на то, что искал.

Библиотека располагалась в западном крыле — просторный зал с высокими стрельчатыми окнами и рядами дубовых стеллажей. Большая часть книг превратилась в труху, но несколько шкафов у дальней стены чудом сохранились. Дорогостоящее по тем временам стекло в дверцах помутнело от времени, однако защитило содержимое от влаги и пыли.

Я осторожно открыл первый шкаф. На полках стояли толстые тетради в кожаных переплётах — дневники, судя по датам на корешках. Рядом — стопки разрозненных листов, схемы какие-то, переписка с выцветшими печатями. Записи экспериментов.

Сердце забилось чуть быстрее. Это было именно то, что я надеялся найти. Ключ к пониманию того, что произошло здесь три века назад. Какой эксперимент провалился настолько катастрофически, что превратил процветающее княжество в царство мёртвых?

Я взял первый дневник, сдул пыль с обложки и раскрыл на случайной странице.

«14 октября 1719 года. Эксперимент с пространственным резонатором превзошёл все ожидания. Удалось зафиксировать устойчивую связь с источником энергии за пределами нашей плоскости бытия. Поток стабилен, мощность растёт с каждым часом. Если расчёты верны, через несколько дней мы сможем расширить канал достаточно, чтобы черпать энергию напрямую. Это изменит всё — защита княжества станет абсолютной, ни один Бездушный не посмеет приблизиться к нашим стенам. Завтра продолжим калибровку. Необходимо усилить связующий контур и подготовить камеру для полного раскрытия канала…»

Почерк был аккуратным, убористым — почерк образованного человека, привыкшего к систематической работе. Почерк учёного, а не воина.

Я устроился в пыльном кресле у окна и погрузился в чтение, пытаясь по обрывкам записей восстановить картину давней катастрофы.

Рядовой Илья Демченко нёс караул у западного входа в казармы, когда заметил неладное.

Массивная дубовая дверь, которую он сам открывал днём, чтобы проветрить затхлое помещение, теперь была закрыта. Плотно, будто её никогда и не трогали.

— Эй, Михалыч, — окликнул он напарника, — ты дверь закрывал?

— Какую дверь? — пожилой Стрелец подошёл ближе, подняв фонарь.

— Вот эту. Я ж её днём открыл, помнишь? Духота была — не продохнуть.

Михалыч нахмурился, поскрёб небритый подбородок.

— Не трогал я ничего. Может, кто из наших?

Илья толкнул дверь. Та не поддалась — словно примёрзла к косяку. Пришлось навалиться плечом, прежде чем створка со скрипом отворилась.

— Странно, — пробормотал он, заглядывая в тёмный проём. — Вроде не заклинивало раньше…

Сержант Углов возвращался из обхода северного квартала.

Он шёл привычным маршрутом — мимо разрушенной часовни, через площадь с засохшим фонтаном, затем налево к казармам. Этот путь он прошёл уже трижды за вечер.

Но на четвёртый раз что-то пошло не так.

Свернув за угол, Углов оказался не на знакомой улице, а в узком переулке между двумя полуразрушенными домами. Переулке, которого здесь быть не могло — он точно помнил план города.

— Твою мать… — сержант остановился, озираясь. — Это ещё что?

Он развернулся и пошёл обратно. За углом обнаружилась та же площадь с фонтаном. Свернул налево — снова переулок.

Углов сплюнул, достал компас и решил идти строго на юг, ориентируясь по стрелке. Через пять минут блужданий он всё-таки выбрался к казармам, но так и не понял, как умудрился заблудиться в трёх улицах.

На посту у северных ворот двое часовых напряжённо вслушивались в тишину.

— Слышал? — шёпотом спросил молодой Стрелец.

— Шаги, — так же тихо ответил его товарищ, ветеран с обветренным лицом. — Внутри здания.

Они стояли напротив трёхэтажного склада, который проверяли днём. Пустой, заброшенный, без единой живой души. Но сейчас из-за заколоченных окон отчётливо доносился звук шагов — медленных, размеренных, будто кто-то неторопливо прохаживался по верхнему этажу.

— Может, наши? — без особой уверенности предположил молодой.

— Наших там нет. Я лично проверял.

Шаги смолкли. Потом возобновились — ближе, громче. Словно невидимый ходок спускался по лестнице.

Оба часовых вскинули винтовки, не сводя глаз с тёмного проёма входа.

Но никто так и не показался.

Самое странное случилось ближе к полуночи.

Трое дружинников, устроившихся на ночлег в купеческом доме у площади, одновременно проснулись от ощущения чужого взгляда. В окне напротив — тёмном окне давно заброшенного дома — стояла женщина.

Молодая, светловолосая, в старомодном платье. Она смотрела прямо на них и улыбалась.

— Господи Исусе… — выдохнул один из дружинников, хватаясь за крестик и оружие одновременно.

Когда он моргнул, женщина исчезла.

Обо всех этих происшествиях мне доложили под утро.

Я отложил очередной дневник Чернышёва — за ночь успел одолеть три тома и составить примерное представление о характере экспериментов князя. Информация тревожная, но требующая осмысления.

— Нервы и усталость, — майор Молчанов пожал плечами. — Неделя марша через вражескую территорию, постоянное напряжение и атаки, а теперь — ночь в мёртвом городе. Неудивительно, что людям мерещится всякое.

Я покачал головой.

— Не списывай. Помнишь, что Кощей сделал с посланными в город разведчиками? Сержант Дементьев рассказывал о живом городе и гостеприимном князе, пока я не снял с него ментальное воздействие.

Молчанов побледнел. Остальные офицеры переглянулись.

— Думаете, он до сих пор… — начал Веремеев.

— Думаю, что Кощей ушёл, но город остался. И что-то здесь продолжает давить на разум моих людей. — Я повернулся к Федоту. — Удвоить посты. Никаких одиночных перемещений, только группами по трое.

— Сделаем.

— И ещё. Передай всем Магистрам — наложить Крепость духа на каждый взвод. Без исключений. Если это ментальная атака, мы её отсечём. Если просто нервы — хуже не станет.

Офицер кивнул и вышел.

Я вернулся к окну библиотеки, глядя на серое предрассветное небо. Слишком просто, снова напомнил я себе. Всё это — слишком просто.

Но пока у меня не было ничего, кроме смутной тревоги и рассказов о закрытых дверях да блуждающих коридорах. Этого недостаточно для принятия решений.

Я снова взялся за дневники.

На этом плохие новости не исчезли и лишь продолжили множиться.

Первым звоночком стал посыльный от Огнева, который добирался до дворца почти час вместо положенных пятнадцати минут. Молодой Стрелец выглядел растерянным и бледным, словно увидел призрака.

— Улицы… — он сглотнул, пытаясь подобрать слова. — Они другие, Ваша Светлость. Я шёл обычным путём, но оказался у северных ворот вместо площади. Развернулся — снова северные ворота. Пришлось идти вдоль стены, ориентируясь по солнцу.

Я отпустил его и попытался связаться с Огневым через магофон. Аппарат зашипел, затрещал, и сквозь помехи пробился голос полковника — искажённый, словно доносящийся со дна колодца. А потом, между его словами, я услышал другое.

Чужие голоса. Обрывки разговоров на языке, который современный житель не сразу бы узнал — архаичном диалекте, каким говорили три столетия назад. Мужской голос монотонно перечислял какие-то цифры. Женский смеялся — тихо, мелодично, с ноткой безумия. Детский голос звал маму.

Я отключил магофон и какое-то время просто смотрел на аппарат. Потом отправил гвардейцев собрать всех командиров во дворце.

Совещание проходило в бывшей трапезной — единственном помещении, где хватало места для всех. Высокие окна пропускали тусклый утренний свет, пыль танцевала в его лучах.

— Трое пропавших, — докладывал Огнев, и в его обычно бесстрастном голосе сквозила тревога. — Рядовые Васнецов, Козлов и Петренко. Их видели на посту в полночь — сержант лично проверял. В час ночи поста не было. Никого. Оружие осталось на месте, фляги с водой, даже недокуренные папиросы.

— Дезертирство? — спросил я, хотя сам не верил в эту версию.

Седовласый полковник качнул головой.

— Исключено. Васнецов — ветеран с пятнадцатилетним стажем, двое детей во Владимире. Козлов женился месяц назад. Петренко… — он замялся, — Петренко боялся темноты. Он не ушёл бы добровольно в ночной город.

Федот, стоявший у дверей со скрещёнными руками, подал голос:

— Есть кое-что ещё. Мои люди обследовали подвалы дворца. Нашли коридоры, которых вчера не было.

Я поднял взгляд.

— Поясни.

Командир гвардейцев подошёл к столу, расстелил помятый чертёж — схему дворца, которую мы составили в первый день.

— Вот здесь, — его палец ткнул в точку под западным крылом, — вчера была глухая стена. Я лично проверял, простукивал — сплошной камень. А сегодня утром там проход. Длинный коридор, уходящий вниз. Гвардейцы прошли метров тридцать и вернулись — воздух стал слишком холодным, а факелы начали гаснуть сами по себе.

Тишина повисла над столом. Стены, которые появляются и исчезают. Коридоры, возникающие за ночь. Город менялся — буквально, физически перестраивал себя. Я видел лица своих людей — напряжённые, встревоженные. Даже Огнев, повидавший за тридцать лет службы немало, выглядел обеспокоенным.

— Василиса, — я повернулся к геомантке, — мне нужна полная диагностика города. Помнишь Эхо камня? Я тебе показывал. Нужна объёмная карта местности. Задействуй Аронова, пусть наш фантазмант посмотрит, нет ли тут до сих пор иллюзий.

Девушка кивнула, её обычная живость сменилась сосредоточенностью.

— Дай мне час.

Она вернулась через сорок минут — бледная, с расширенными зрачками и дрожащими руками.

— Что нашла?

Голицына опустилась на стул, словно у неё подкосились ноги.

— Я не знаю, как это описать. Под городом… везде… — она сглотнула. — Сотни линий. Может, тысячи. Переплетены как… как корни дерева. Они идут под каждой улицей, под каждым зданием, сходятся где-то в центре. Кажется, под нами.

Я нахмурился. Энергетические каналы? В таком количестве?

— Они пустые? Следы старых заклинаний?

Геомантка покачала головой.

— Нет. В них что-то течёт. Пульсирует. Я чувствовала это даже сквозь камень.

Я встал, и холодок пробежал по спине. Не остаточная магия — активная система. Каналы как кровеносные сосуды, энергия как кровь. И всё это сходится к центру — к дворцу, где мы сейчас находились.

Город функционировал. Как единый организм.

Повернувшись к Федоту, я процедил:

— Ну-ка покажи мне эти подвалы.

Мы спускались вшестером — я и пятеро гвардейцев со светокамнями. Коридор за потайной дверью оказался именно таким, как описывал командир: узким, с низким сводчатым потолком, уходящим вниз под небольшим углом. Стены были сложены из потемневшего камня, кое-где покрытого инеем — несмотря на весну снаружи.

С каждым шагом я ощущал нарастающее давление. То самое магическое излучение, которое чувствовал с момента входа во дворец, но списывал на остаточный фон. Теперь оно усиливалось, становилось почти осязаемым — холодное, тяжёлое, пропитанное чем-то древним и чуждым.

Коридор вывел нас в просторный зал. Лаборатория князя Чернышёва — я сразу это понял. Столы с алхимическими приборами, стеллажи с колбами и реактивами, исписанные формулами доски на стенах. Всё покрыто вековой пылью, но сохранилось на удивление хорошо.

И в центре зала — портал.

Я остановился, не веря собственным глазам.

Арка из чёрного камня высотой в два человеческих роста. Внутри неё клубилась тьма — не просто темнота, а нечто живое, шевелящееся, голодное. Из этой тьмы медленно, почти незаметно, сочилось что-то — струйки чернильного тумана, которые расползались по полу и впитывались в камень.

Некроэнергия. Я узнал бы её где угодно — тот самый холод, та самая тяжесть, которую излучали Бездушные. Но здесь она была концентрированной, чистой, незамутнённой.

И она поступала. Не рассеивалась, не затухала — именно поступала. Непрерывным потоком, струйка за струйкой.

Я смотрел на клубящуюся в арке тьму и чувствовал, как в голове складываются кусочки головоломки. Триста лет город был пропитан некроэнергией — но откуда она бралась? Бездушные производят её, это верно. Но Кощей ушёл за Нерль, увёл свою армию. А энергия продолжает течь.

Значит, источник — не твари. Источник — там, за этой аркой.

Теория Трувора…

Мой брат всю жизнь утверждал, что Бездушные приходят откуда-то извне. Не рождаются здесь, не появляются из ниоткуда — проникают через разрывы в ткани реальности из иного мира. Мира, где некроэнергия — не отрава, а воздух. Большинство учёных того времени считали это безумием. Я сам сомневался, хотя никогда не говорил ему об этом, ведь ни одного портала мы так и не нашли.

До сего времени. Сейчас я смотрел на вернейшее доказательство того, что мой старший брат оказался прав.

— Это… — Федот не договорил, но я понял.

— Портал. Князь Чернышёв пытался добраться до источника энергии за пределами нашего мира. И добрался, — я сделал шаг назад от арки. — Только это оказался не источник силы. Это их мир. Мир Бездушных. И он открыт уже триста лет.

Я обошёл арку по широкой дуге, не приближаясь. Чувствовал, как от неё исходит притяжение — слабое, но настойчивое. Зов. Приглашение.

И тогда все кусочки головоломки сложились воедино.

Закрывающиеся двери. Меняющиеся улицы. Голоса в магофонах. Пропавшие солдаты. Люди в окнах.

— Город живой, — произнёс я вслух. — Не метафорически. Буквально.

Федот посмотрел на меня, не понимая.

— Реликты, — пояснил я, не отрывая взгляда от пульсирующей арки. — Чернотравы, Тлен-земля, Холодное железо — они возникают там, где обитают Бездушные. Некроэнергия пропитывает материю, меняет её, наделяет свойствами, которых раньше не было. Обычно на это уходят годы. Десятилетия.

Я обвёл рукой лабораторию, стены, потолок — весь дворец над нами.

— А здесь триста лет. Триста лет чистейшая некроэнергия текла напрямую из их мира, впитывалась в камень, в землю, в каждое здание. Не крохи, которые оставляют после себя Трухляки, — полноводный поток. Весь Гаврилов Посад превратился в один гигантский Реликт.

Понимание медленно проступило на лице командира гвардейцев. И вместе с ним — ужас.

— Портал — его сердце, — продолжил я. — Некроэнергия — кровь, текущая по каналам, которые нашла Василиса. Улицы, что меняются. Стены, что появляются из ниоткуда. Двери, что закрываются сами. Город не просто пропитан магией — он ею живёт. Осознаёт себя. И он голоден.

Федот перекрестился и завершил мою мысль:

— А мы для него — добыча.

Тьма в портале шевельнулась. Не струйкой — всей массой, словно что-то огромное повернулось там, в глубине, обратив на меня внимание.

Мороз. Не физический — ментальный. Словно ледяные пальцы коснулись моего разума, пробуя на вкус. Не атака. Просто… присутствие. Что-то невообразимо огромное обратило на меня внимание, и сам этот факт причинял боль, как взгляд на солнце слепит глаза.

«Так вот куда ты спрятался», — чужой, невообразимо далёкий голос, холодный, как пустота между звёздами, звучал удивлённо . — В собственного потомка. В слабое тело на краю мира. Хитро. Но недостаточно хитро. Я вижу тебя, Хродрик. Вижу насквозь. Ты пришёл к самому моему порогу. Какая приятная… неожиданность'.