Индустриализация

Урал против Юга

Как вы уже в курсе, в стране было два больших региона, которые плавили сталь. Это созданные еще при Петре уральские заводы (условный Урал) и построенные на рубеже веков иностранцами заводы Украины и юга России (условный Юг).

При этом Юг быстро развивался, а Урал медленно «доходил». Причина простая – Уралу необходимо было решить проблему топлива.

Для того, чтобы выплавить сталь или чугун, необходимы две равноценные вещи – железная руда и каменный уголь. Подчеркиваю - равноценные. Одно без другого не работает. Практически все мощные металлургические центры на Земле возникли там, где рудные и угольные месторождения находились неподалеку друг от друга. Например, Рурский бассейн, крупнейший индустриальный регион Европы – это уголь Рура и железо Лотарингии.

Российский Юг – это уголь Донбасса и железо Кривого Рога. А вот на Урале было железо великолепного качества, но не было угля. Это при Петре Алексеевиче еще можно было вырубать леса и плавить железо на древесном угле, а индустриальные объемы начала 20 века смотрят на труд углежогов с жалостью и презрением. Поэтому, как считали многие, несмотря на славное промышленное прошлое, Урал был обречен.

И жизнь, в общем-то подтверждала эти прогнозы – после революции, несмотря на вкладываемые большевиками деньги, уральское металлургическое производство восстанавливалось очень медленно и плохо, особенно в сравнении с быстро растущим Югом.

Как следствие - в конце 20-х годов XX века почти три четверти производимого металла в СССР приходилось на Южный промышленный район.

Но с конца 19 века, когда в Западной Сибири было открыто и более-менее разведано Кузнецкое угольное месторождение (более известное как «Кузбасс»), у Урала появился шанс. Вот если бы к железу Урала приставить угли Кузбасса…

Идея заманчивая, поэтому еще до революции было создано Акционерное общество Кузнецких каменноугольных копей («Копикуз»), объединившее немецкий, бельгийский и французский капитал. «Копикуз» привлек лучших специалистов во главе с известнейшим металлургом-доменщиком М.К. Курако для разработки проекта металлургического завода американского типа, но все уперлось в нехватку средств.

Реализация уральско-кузбасского альянса – это масштаб государства, никак не меньше. Даже крупной корпорации не потянуть.

Наверное, поэтому следующий раз к этому проекту вернулись только после падения самодержавия. Весной и летом 1917 года по приглашению Временного правительства на Урале и в Западной Сибири работает специальная американская миссия. Вердикт американцев однозначен - комплексное использование железной руды Урала и углей Кузбасса невозможно из-за нерентабельности. После чего на проекте поставили жирный крест.

Главное проклятие проекта называлось «длинное транспортное плечо». От Урала до Кузбасса порядка двух тысяч километров, приличное европейское государство влезет, а то и не одно. Экономисты с самого начала говорили, что такие транспортные расходы – тем более не морем, а железной дорогой – не только сожрут всю прибыль, но и загонят производство в минус. Золотая сталь получится.

Тем не менее большевики, придя к власти, почти сразу реанимируют эту идею и начинают детально изучать проект Урало-Кузбасса.

Что же произошло?

Произошел Брестский мир.

«Русский Рур» - Донецко-Криворожский экономический район – обладал целым букетом впечатляющих преимуществ, и одним, но неисправимым недостатком.

Он располагался недопустимо близко к границе государства. Настолько близко, что складывать все яйца в эту корзину было рискованно. Большевики, потеряв эти территории по Брестскому миру, и оставшись как без топлива, так и без железа, понимали это лучше, чем кто бы то ни было. Хорошо, что потом вернули – а если бы нет?

Кроме того, если мы собираемся развивать восточную, практически незаселенную часть страны – а большевики собирались! – то там необходимо создавать свои ресурсные центры. Иначе на горизонте тут же замаячит все то же длинное транспортное плечо. Из Кривого Рога в Томск не навозишься, а уж в Хабаровск – тем более.

В общем, уже через пару месяцев после Брестского мира, в июне 1918 года при горно-металлургическом отделе ВСНХ была создана Уральская комиссия, которой было поручено координировать работы по проектированию Урало-Кузбасского проекта. Именно этой комиссией впервые была высказана идея «маятника»: уголь Кузбасса – Уралу, руда Урала – Кузбассу.

В начале двадцатых годов был уже подготовлен вчерне проект Урало-Кузбасса, предусматривающий строительство железных дорог, электростанций и двух металлургических гигантов – в Кузнецке и на горе Магнитной. Ну, чтобы порожняком в одну сторону не ходить, а возить все и туда и сюда.

И вроде бы все хорошо, все правильно, но…

Денег нет. Вернее, что-то есть, но реально под обрез. А вдруг действительно нерентабельно окажется? Дикие деньжищи вложим, а отдачи выкатит – с гулькин нос. И все! И плакала наша индустриализация. Горючими слезами со сливу размером

Вторая проблема – Россия никогда не строила настолько огромных металлургических комплексов. Почти никто, кроме ушлых янки, не строил.

Третья – строительство придется вести в диких необжитых местах, где не то что инфраструктуры - тупо людей нет! И действительно, эта проблема аукнулась очень серьезно. Вот как об этом писал наш летописец Василий Емельянов:

«В Госплане происходили интересные совещания о создании промышленных комплексов, создавались связи между угольными месторождениями Кузнецкого бассейна и железорудными месторождениями горы Магнитной. Проблема освоения Востока нашей страны была новой и захватывала своим грандиозным размахом, дерзостью.

Я участвовал на совещаниях в Госплане, когда там развертывались ошеломляющие проекты строительства мощных гидроэлектростанций, больших металлургических заводов, химических предприятий и прокладки новых железнодорожных путей.

В то время мы еще не ощущали во всей полноте тех трудностей, с которыми столкнемся, когда начнем освоение Сибири. Мы не представляли, с какими новыми проблемами, большими и малыми, придется встретиться.

Мы работали над проектами новых заводов, изучали современные технологические процессы, но часто забывали о том, как нам трудно будет доставать самые простые вещи – рукавицы или войлочные шляпы, синие стекла для сталеваров или чернила для приборов с самописцами.

Мы не думали о том, где мы достанем посуду для столовых и оконное стекло для строящихся домов. Каждодневно возникали вопросы, которых не было при строительстве заводов в Европе – в обжитых местах, где было все необходимое для производства и быта людей».

В общем, вопрос «маятника» был дискуссионный, поэтому споры шли постоянно. Особенно они усилились после того, как летом 1926 года группа ученых-экономистов (Диманштейн, Чернышев, Постримов, Фомин и др.), работавших в специальной комиссии по металлу при Госплане УССР, провела детальную экспертизу проекта Урало-Кузбасса.

И вслед за американцами пришла к однозначным выводам:

«План переброски кузнецкого угля на Урал на расстоянии примерно в 2000 километров по железной дороге представлялся бы с точки зрения мирового опыта совершенным уникумом, рентабельность такой переброски нужно считать совершенно исключенной».

Возглавлявший эту группу харьковский профессор Яков Диманштейн выразился еще определенней: «Не только Урало-Кузнецкий проект в разных его вариантах, но всякая концепция создания на Урале металлургии, работающей на сибирском топливе, представляется бесконечно вредной, как непроизводительная растрата национального капитала, понижение темпа возможной индустриализации хозяйства Союза и задержка развития оптимальных промышленных районов».

После этого споры усилились едва не до мордобоя, достигнув своего апогея на февральском Пленуме ЦК ВКП(б) 1927 года и на XV съезде партии, состоявшемся в том же году. Сторонникам проекта пришлось даже прибегнуть к не очень этичному ходу. Дескать, да что вы слушаете этих Диманштейна с компанией? Это же Харькив, они украинцы, они свои региональные интересы отстаивают! Вы что, первый раз с украинцами сталкиваетесь? Они же все всегда «до сэбэ» тянут. Не верьте им, транспортные издержки будут компенсированы высоким качеством магнитогорской руды и ее доступностью, поскольку залегает магнитогорское железо едва ли не на поверхности.

В итоге большевики решили рискнуть и реализовать все-таки проект Урало-Кузбасса, причем ставки сделали максимальные.

Кузнецкий металлургический комбинат («я знаю, город будет, я знаю – саду цвесть») и, особенно, Магнитогорский металлургический комбинат становились главными «фронтменами» первой пятилетки. Магнитка так вообще изначально строилась как крупнейший металлургический комплекс страны, «паровоз» отрасли.

Кроме этих двух гигантов, в урало-сибирском экономическом районе планировалось строительство еще нескольких крупных металлургических комбинатов.

Но, с другой стороны, руководство СССР пошло на определенный компромисс – Южный промышленный район также не оставили без внимания и денег. Инвестиции в первой пятилетке между двумя регионами разделили практически поровну: по данным Наркомтяжпрома, в 1927-1932 годах из общей суммы капвложений в предприятия черной металлургии в «восточные» заводы было вложено 46% всех инвестиций, в южные - 45,6%, остальное - в заводы Центра. Общая сумма инвестиций составила 2,46 млрд рублей.

Но если на востоке львиная доля денег ушла двум гигантам, то на Юге решили «брать числом». Поскольку именно Юг был «кормильцем» промышленности, здесь все решили делать бережно и аккуратно, чтобы не дай бог не уменьшить выход.

Все украинские заводы разделили на четыре группы.

Первая – это перспективные заводы, где есть возможность построить новые домны и станы, не останавливая производство, и тем самым многократно увеличить их производительность. Именно им достанется львиная часть денег.

Вторая – перспективные заводы, модернизация которых невозможна без остановки производства. В эти вложат по необходимости: столько, сколько нужно на поддержку текущего состояния – но не более того. Вторая группа будет лить сталь и ждать второй пятилетки, когда нарастившая выпуск первая группа даст возможность остановить вторую на реконструкцию.

Третья группа – малоперспективные заводы. В них вложатся по минимуму на ограниченную реконструкцию.

Четвертая группа – заводы с устаревшим оборудованием, в которые не вкладывали ни копейки, это были «смертники», которым предстояло работать до полного износа оборудования.

В первую, самую привилегированную группу отобрали всего три завода – «три завода трех вождей».

Макеевский металлургический завод имени С.М. Кирова в 1913 году выпускал 230 тысяч тонн чугуна. После окончания реконструкции он должен быть дать полтора миллиона тонн, то есть, по сути, большевики собирались построить новый промышленный гигант.

Днепровский металлургический комбинат им. Ф.Э. Дзержинского поднимал производительность с 500 тысяч тонн до миллиона восьмисот.

Коммунарский (ныне Алчевский) металлургический завод имени К.Е. Ворошилова должен был в перспективе вырасти почти в десять раз - с 275 тысяч тонн до двух миллионов.

Чтобы был понятен порядок этих цифр – накануне первой пятилетки ВСЯ металлургическая промышленность СССР выпускала 3,3 млн тонн чугуна. То есть ожидалось, что объемы всей страны дадут всего два завода.

Кроме того, на Украине в первой пятилетке предусматривалось строительство трех новых гигантов металлургии - Криворожсталь, Запорожсталь и Азовсталь.

Капиталовложения в черную металлургию составили 15,3% всех капиталовложений в промышленность, за это черная металлургия должна была за 5 лет нарастить производство чугуна с 3,3 до 10 млн тонн.

В общем, как вы понимаете, наших металлургов ожидало изрядное количество работы.