Инсинуации

21

Двадцать девятое декабря врезалось в память Элис подобно оставленному на коже клейму. И ни одно из случившихся позже событий не оказало на неё такого влияния, как то утро чудовищных откровений. Элис Чейн опустилась до самого дна, когда своим любопытством разбередила внутренний ад любимого человека. Однако в преддверии Судного Дня проступок казался ей всего лишь невинной шалостью.

Резкое потепление, накрывшее накануне продрогший Бостон, шагами погодного великана продолжило наступление. Яркое солнце выглянуло из-за лохматых туч, растопило на дорогах остатки снега и теперь по-весеннему блестело в небольших лужах. Город залила настолько яростная капель, что впору было задуматься о новом ковчеге. Дурдом, да и только. Однако оттаяли даже жители гетто. Они вдохновились отличной погодой и решили устроить разборки прямо под лучами сошедшего с ума светила. Их крики разносились на весь район, пока где-то вдали, имитируя бурную деятельность, бестолково завывали сирены.

Элис нагло проспала до полудня, ещё утром выключив телефон, что разрывался на части стараниями Генриетты. Подруга могла подождать, а сон – слишком редкий гость в жизни мисс Чейн, чтобы им пренебречь. В половине первого, плюнув на пропущенные звонки, она вылезла из-под одеяла и направилась в ванную, где замерла над сиротливо ожидавшей хозяина бритвой. Три дня, два утра и, наконец, одно решение. Обозвав себя жалкой сентиментальной идиоткой, Элис не глядя отправила синее лезвие в мусорное ведро. После чего намешала какао в большой глиняной чашке, разогрела довольно-таки неплохие блинчики с приятно горчившим апельсиновым джемом и с удобством устроилась на диване. Элис поставила горячий напиток на пол и пододвинула к себе ноутбук, кинув телефон в пухлые подушки. Разговаривать с громогласной Кёлль не было никакого желания.

За ночь наспех доработанная программа закончила подбирать шифр и успешно открыла файл, о чём оповестила хозяйку пронзительным воплем в четыре утра. Теперь Элис собиралась в тишине насладиться отличным завтраком в компании мистера Клайтона. В общем, в архиве ничего больше и не было. Только нужная папка и кипа оплаченных штрафов самого Джеральда различной степени давности. Ничего больше. Никаких двусмысленных файлов, провокационных свидетельств тайной жизни или шпионских откровений. На душе стало легче. Зависнув на несколько мгновений в раздумьях, Элис подвела курсор к необходимому имени, которое невесть каким путём попало в досье Риверса. И она не знала на что надеялась, когда открывала желаемую папку. Скорее, ожидала сообщения об ошибке или вообще ничего, но никак не превосходившей все мыслимые объёмы информации.

Данных было много, очень много. Одних только видео набралось бы больше десятка. Элис недоумённо прокрутила до конца списка и обратно, не зная, что же открыть в первую очередь и стоит ли это делать вообще. Такое количество компромата на чёртова Клайтона сбивало с толку, но бог с этим. Что все они делали в досье Риверса? Слишком невероятно, слишком много совпадений.

Элис ещё раз внимательно просмотрела список и отметила довольно странные названия вроде: «Стенография суда» или «Протокол эксп. ком.». Так же были пронумерованные аудиозаписи и сканированные копии официальных бланков с указанными датами. Ткнув наугад в первый попавшийся текстовый документ, Эл почувствовала, как зашевелились волосы.

«Допрос №3 о домогательствах в отношении Оливера Клайтона. 14.06.1995»,– гласил казённый заголовок. Господи! Она оторопело уставилась на равнодушный экран монитора, пытаясь понять прочитанное. Глубоко вдохнув и действуя больше по наитию, Элис открыла ещё несколько документов, вздрогнув от прочитанных имён: «Хелен Клайтон. Показания», «Оливер Клайтон. Полиграф». А дальше: «Добровольный отказ от родительских прав Хелен Клайтон»…Бумага, датированная ноябрём того же 95-го года. И Элис машинально закусила указательный палец, оставляя яркие следы на бледной коже. Святые небеса, что же произошло?!

Она ничего не понимала, но с бесстыдной жадностью кинулась открывать один документ за другим. Глаза читали знакомые слова, но мозг пока не мог справиться с увиденным. В эту самую минуту, сквозь пространство и десятки лет временного провала, на её глазах оживала трагедия чужой жизни. И дело было уже не только в Оливере, но и в его матери. Элис знала о ней многое. Её имя было у всех на слуху и до сих пор регулярно звучало в сводках новостей, криминальной хронике и в трансляциях из зала заседаний Сената. Кто же в Америке не знал эту суку? Однако никто и никогда не слышал о её сыне, что, в общем-то, не удивительно. Ведь если верить датам на только что найденных документах, к моменту ареста Клайтон не была матерью более пятнадцати лет.

Связь провокационного, но успешного конгрессмена Клайтон и печально известного «Объединённого Сопротивления Америки» всплыла пять лет назад. Элис и Джошуа как раз оканчивали первый курс, когда разразившийся скандал потряс всех, от АНБ до Интерпола. Одним майским утром на столах антитеррористического управления появились копии денежных транзакций в пользу запрещённой организации. Источником значился счёт миссис Клайтон, и суммы оказались астрономическими. Но это было бы полбеды, не приложи неизвестный аудиозаписи разговоров и прямые свидетельства личного участия Хелен Клайтон в организации показательных казней. Не поленился «доброжелатель» и снабдить власти удивительно чёткими фотографиями, чем не оставил ни малейшей возможности избежать наказания. Некто подготовился так хорошо, что сумел не оставить следов. От этого невольно становилось намного страшнее. Ведь против хитрой, жестокой суки играл кто-то ещё более жуткий. Однако пока достопочтенный Конгресс сотрясал обе палаты, а АНБ пытались решить, что же делать, стерва скрылась. Хелен Клайтон затаилась так тщательно, что не было даже малейшей зацепки, в какой норе искать двинутую рецидивистку. Но её кровавое детище продолжило жить.

Элис медленно перевела дыхание и запустила руку во взлохмаченные волосы. Похоже, бедняге Оливеру катастрофически не повезло – домогательства, скандал, а сверху ещё и совершенно шокирующий отказ матери. Какое уж тут программирование. Но, листая список файлов, Элис не понимала, почему очередные доказательства мерзости Клайтон лежали именно здесь, в папке Джеральда Риверса, а не в Интерполе или в базах антитеррористического управления. Бред какой-то. Такого бардака не могла себе позволить даже полиция Бостона. Передёрнув плечами от склизкого чувства омерзения, Элис запустила первое попавшееся видео. И в этот момент она не осознавала, что делает. Не искала подводных камней или потаённых скелетов, не удовлетворяла жажду мести. Эл просто хотела знать, что же случилось с Оливером.

На потемневшем экране возникла мрачная комната с ярко горевшей на столе лампой. Чуть дальше, в наплывающей со стен черноте виднелись сидевшие в ряд несколько фигур. Кто-то вальяжно закинул ногу на ногу, кто-то тихо переговаривался. Вился сигаретный дымок. Запись двадцатилетней давности оказалась не самого лучшего качества, но детальность не требовалась – два главных героя были хорошо освещены. Судя по нумерации, Элис попала на продолжение какого-то допроса, и помещение напоминало полицейский участок. На переднем плане расположился неприятный сморщенный старикашка, чьи мочки ушей болтались подобно ушам спаниеля. Грубыми короткими пальцами с зажатым в них карандашом он что-то усиленно черкал в блокноте. А напротив него…

О боги!

Напротив сидел мальчик лет пятнадцати, не больше. Худой, немного сутулый из-за слишком быстрого скачка роста, с коротко стриженными светлыми волосами и весь ещё по-юношески нескладный. Молодой Джеральд совсем не походил на себя нынешнего. Ничего в его образе не напоминало самоуверенного и властного засранца. За исключением взгляда. Эти глаза, в своей бледной стылости с чёрными пробоинами зрачков, она узнала бы даже перекрои он остальное лицо до неузнаваемости. И потому сейчас едва не уронила от удивления ноутбук. Увидеть его здесь, на старой записи чужого прошлого казалось абсурдным и просто невозможным.

– Расскажите подробнее о том, что, по вашему мнению, происходило в ночь на пятнадцатое марта.– Зазвучавший голос был липким и скрипел на зубах, как упавший в песок леденец.

– Всё начиналось как обычно.– Тембр Джеральда оказался на удивление низким, со знакомыми округлыми гласными коренного бостонца. – Мы собирались ложиться спать, когда директор Бэрк…

– Ваш дядя? Кеннет Бэрк?

Что? Кеннет Бэрк? Элис удивлённо моргнула. Но это же… Она слышала про него. Да и кто из научной тусовки не знал самого титулованного основателя самой титулованной школы? Владелец закрытого питомника для одарённых математиков и физиков. Автор легендарной методики, чьи ученики из года в год брали первые места на всех олимпиадах. Один выпуск раз в пять лет. Строгий отбор и полная изоляция на время обучения. Элита. Он принимал исключительно мальчишек, тактично и ловко обходя любые обвинения в сексизме. Святые небеса! И они с Риверсом родственники… Что же, теперь хотя бы ясно, в кого у профессора такие таланты. Тем временем на экране Джеральд шумно вздохнул и нарочито медленно положил руки на стол.

– Да, – его голос звучал скупо. – Он вошёл в комнату и забрал с собой Джеффа…

– Кто такой Джефф?

– Джефф Китон, учится на три курса младше. Мы вместе…

– Вы делите с ним одну комнату?

– Нет, у нас общие спальни. Обычно человек на…

– Достаточно. Продолжайте.

– Я и пытаюсь, – рявкнул Джеральд, за что заслужил нечитаемый взгляд своего дознавателя.

– Он увёл Джеффа, и поскольку время было необычно позднее, меня это насторожило. Первый раз, когда…

– Почему вас это насторожило, мистер Клайтон?

Она даже не сразу поняла, что произошло, когда тело среагировало быстрее разума, и рука остановила запись. Ей казалось, что землю трясёт мелкой дрожью, пока в голове билась паническая мысль. Клайтон?! Какой, к чёрту, Клайтон? Это же Джеральд! Джерри! Неожиданно в голове что-то щёлкнуло. Смысл рвущегося наружу понимания оставался до конца неоформленным, но правда уже забрезжила на краешке сознания. Нет… нет-нет-нет. Невозможно! Оливер Клайтон был сыном ненормальной Хелен! Оливер. Не Джеральд… Бред!

Элис не хотела верить, не хотела знать, но была абсолютно убеждена, что застывший на экране мальчишка – Риверс. Мимика, жесты, даже речь всё та же: быстрая, чёткая в моменты, когда он злился. Видимо, в молодости его терпение было ещё хуже, чем сейчас. Но что, чёрт возьми, происходит? Не в силах найти хоть одно логичное объяснение, она снова включила видео.

– Да потому что я знаю, как издевался над ними этот мудак! Каждый раз, когда он уводил кого-то, они все возвращались с опухшими лицами, кровоподтёками по всему телу и растраханными задницами! – неожиданно заорал Джеральд, а Элис непроизвольно зажала себе рот рукой. Её глаза расширились от ужаса, а реальность припечатала плитой весом с Белый Дом. Святые угодники! Это же…

– Вы так уверенно говорите об этом.

–Мы спим в комнатах по пять человек, моемся в одних душевых. Рано или поздно это станет заметно, как бы парни ни пытались всё скрыть!

– Скажите… на чём основываются ваши обвинения. –Морщинистая рука невозмутимо делала пометки в блокноте.

–Вы меня слышите? Способны воспринимать человеческую речь? Он насиловал их!..

– Ответьте, пожалуйста, на вопрос, – последовал равнодушный ответ.

Вислоухий пустыми глазами смотрел на взбешённого мальчишку, а Элис не отрывалась от Джеральда и только поэтому заметила, как в нём что-то исчезло. Будто сжалось. Он резко оборвал рвущуюся через край ярость и знакомым жестом устало потёр глаза. И только сейчас Эл поняла, что на нём нет ни очков, ни линз.

– О чём вы? На что опять намекаете? –тихо проговорил Джеральд, рассматривая свои сплетённые, точно клубок сухой соломы, пальцы.

– Ни на что, мистер Клайтон. Просто вы бросаетесь серьёзными обвинениями…

– Ну разумеется. А для чего, по-вашему, я который день добровольно торчу здесь с вами, пишу бесконечные бумажки, отвечаю на одни и те же вопросы?– Риверс смотрел внутрь себя, и только рот болезненно кривился половинчатой усмешкой. Той было ещё далеко до знакомой жути, но процесс начался.

– Не знаю. Возможно, вы мне ответите на это?

– Мы с вами беседуем уже раз пятый, но вы даже не пытаетесь понять, что я говорю.

– Вам стоит яснее выражаться при даче показаний.

Допрашиваемый на секунду прикрыл глаза, будто собирался с силами, а потом заговорил. И Элис замерла, напуганная мёртвой интонацией и тем ужасом, что вырывался из его рта.

– Да, я следил за дядей. В тот вечер с Джеффом я пробрался в его директорский кабинет через балкон в одной из классных комнат. Там в стене есть несколько кирпичей годных, чтобы ухватиться. Никто не знал, что я там. Аудитории обычно не закрывали, но накануне все готовились к очередному чемпионату. Трое наших соседей уже спали, когда ушёл Джефф. Он вообще первый, кто на моих глазах стал игрушкой Кеннета. Я подозревал… не мог не видеть, что парни ходят в синяках и ссадинах, но даже и не подумал бы, насколько всё плохо. Мы мало общаемся между собой. В нашем зверинце обычно каждый сам за себя, и здесь не принято лезть не в своё дело.

– Вернёмся к той ночи.

– Да, конечно. Я перебрался по стене, ухватившись за широкий подоконник, и увидел, как Джефф лежит на рабочем столе Бэрка, а тот надрачивает на голую задницу своего же студента.

– Это был единичный случай?

– Нет. С тех пор я следил за директором и понял, что у каждого нового инцидента прослеживается цикличность. С той ночи и за следующие полгода я насчитал пятнадцать случаев и пять жертв. Младшему из них только исполнилось одиннадцать. Бэрк унижал не только физически… не ограничивался побоями, хотя они, конечно, тоже были… Куда без них. Ублюдок заставлял стоять на четвереньках, связывал и вынуждал совершать движения будто… фрикции. За неподчинение бил. Я знал, что мне нужно вмешаться, но не представлял как. Вы же знаете: закрытая школа, никаких связей с долбаным миром, точно мы застряли вне времени и пространства.

Джеральд нервно стиснул подлокотники кресла, но голос звучал спокойно. Слишком спокойно для человека, столкнувшегося с насилием. И смотрел он типичным пустым взглядом, столь характерным для… Элис мысленно застонала и больно укусила себя за палец, борясь со слезами. Боги, пусть это окажется неправдой! Пожалуйста!

– Впоследствии Китон перешёл в разряд «любимчиков». Другие парни были готовы на всё что угодно, лишь бы их задницы страдали пореже и подставляли его при каждом удобном случае. Я пытался поговорить с ними, пытался прижать к стенке Бэрка, но получал либо пожелание катиться к чёрту, либо мерзкую улыбочку и направление к психиатру по поводу галлюцинаций! А потом я не выдержал. У дяди есть собака… ирландский волкодав. И однажды этот выродок чуть не заставил Риччи отыметь свою суку во время течки. Не знаю, каким чудом мне тогда посчастливилось не свернуть при падении шею, но Бэрк наконец-то меня увидел. Что было потом, думаю, вы и так понимаете…

Элис не знала какому святому обязана тем, что сдержалась и не заорала. Впившись ледяными пальцами в ноющие виски, Эл молча уставилась в экран.

– Вы можете описать ещё какие-либо действия, совершаемые Кеннетом Бэрком по отношению к другим студентам?

– А вы можете поднять свою задницу и прочитать мои прошлые показания? – Произнесённая абсолютно пустым голосом хамская фраза ужасала.– А впрочем, какая разница. Что же… Особое место у директора занимала система наказаний. Всё было просто. Правила знал каждый, кто хоть раз попадал к дяде в руки – молчи и тебя не накажут сильнее. Особо провинившихся Бэрк заставлял сосать член, тех, кто просто его «расстраивал», он таскал за волосы, подвешивал на проводах или всего лишь бил. И это если директор был в хорошем настроении. За чередой наказаний всегда следовала полоса доброты. Он вызывал мальчишек в кабинет и долго беседовал с ними, прикидываясь всепрощающим святым. О, знали бы вы, как ловко он умеет убеждать. Парни и вправду считали, что им повезло, когда дело ограничивалось только этим. Ведь… если они хорошо поорали, то он отпускал их…

На лице Риверса появилась нехорошая усмешка.

– А если нет?

Джеральд поднял голову, и его взгляд впервые стал осмысленным. Он посмотрел на сидевшего напротив следователя и отчеканил:

– А если нет, то насиловал.

Одеревеневшими пальцами Элис со всей силы ударила по ноутбуку, останавливая лившийся с экрана кошмар. Несколько минут она тупо пялилась в пространство и пыталась переварить услышанное, но не смогла. Неготовый к подобному мозг орал от ужаса и отказывался верить в услышанное. Но ошибки не было. Знание, то самое, что теплилось с первых же фраз, с первых секунд, как она узнала любимые глаза на почти незнакомом лице, давило своей однозначностью. Какое бы имя ни носил подросток на видео раньше, он был, без сомнения, Джеральдом, и он не лгал. Взгляд на две тысячи ярдов51 просто не может врать.

Видит бог, она хотела бы не знать… Хотела бы остановиться и забыть. Но было уже слишком поздно. Боясь и одновременно желая услышать оставшуюся правду, Элис включила следующее видео ближе к концу. Она не думала в этот момент, что совершает нечто постыдное. Всё, чего ей хотелось – прожить боль Джеральда с ним до конца.

На видео обстановка поменялась, и новая комната была ярко освещена. Опутанный датчиками Риверс, а вернее, Клайтон, сидел в кресле. На лбу и груди виднелись фиксирующие повязки для крепления сверхчувствительных сенсоров. И Элис знала, что на пальцах рук, левом плече и даже под ногой тоже размещены регистраторы пульса и двигательной активности. Когда-то давно она сознательно и успешно лгала полиграфу.

– Давайте разъясним, какие именно действия директора вы расцениваете как сексуальное насилие.– Голос за кадром был незнаком. Вероятно, допрос на полиграфе вёл другой следователь.

– То есть вам недостаточно моего очередного рассказа? Который уже по счёту? Шестой? Седьмой? И всё только из-за того, что вы не хотите признавать – я не лгу. Скажите, вы хоть собственной установке-то верите? – устало спросил Джеральд, скривился и попытался устроиться в неудобном кресле. Его голос немного охрип. Видимо, «приятная беседа» продолжалась уже несколько часов.

–Ваш вопрос неуместен.

–Почему? —Левая бровь ползла вверх по такой знакомой траектории. –Вы посчитали уместным проверить меня на все возможные препараты и наркотики…

–Это обязанность следствия.

–Трижды!

–И выявили воздействие психотропов…

– Естественно! Потому что я соблюдаю предписания вашего же психиатра! – Микрофон завёлся от громкого фырканья.

– Отсюда мы не можем быть уверены в объективности ваших суждений.

– Послушайте, я пришёл к вам по собственной воле, с надеждой посадить ублюдка на электрический стул за всё, что он делал и продолжает творить по сегодняшний день! –Риверс резко вскинул голову, взглядом безумных глаз замораживая даже Элис по ту сторону экрана и временной шкалы. – И что в итоге? Благодаря вам и вашим проволочкам, этот фарс тянется уже полгода. Вы занимаетесь чем угодно, только не своими прямыми обязанностями. А где-то там многоуважаемый Кеннет Бэрк нагибает очередного парня.

– Вы бросаетесь серьёзными обвинениями.

– Я всего лишь говорю правду.

– Которую никто так и не подтвердил.

– Допросите других! В чём проблема?

– Никто не подтвердил выдвинутых обвинений, – медленно повторил следователь, а Джеральд побледнел. – Ваше заявление – это слова. Нам нужны доказательства либо массового лжесвидетельствования, либо того, что сказанное не плод вашего воображения, воздействия лекарств или клеветы. Как бы вы ни старались это скрыть, но мы знаем о продолжающемся конфликте между вами и вашими родными. Поэтому давайте начнём.

Элис задержала дыхание.

– Кеннет Бэрк насиловал вас?

Слова ударили пощёчиной и стало тихо. И в этой тишине Элис судорожно зашептала слова молитвы, сама не понимая кому. Она сбивалась с латыни на обычный английский, цеплялась пальцами в ворот кофты и просила. Пожалуйста! Кто угодно! Пожалуйста, не допустите этого!

– Нет.

И Элис уверовала. Она не понимала в кого, да было и неважно. Будда, Аллах, Иисус Христос или Летающий Монстр из Спагетти, какая разница? Какая к чёрту разница, если не произошло самого страшного. Непоправимого не случилось…

– Это произошло с вашего согласия?

Что? Новый вопрос и новый ступор. Они оглохли? Им же сказали однозначное «нет»! Так почему… Зачем его мучают?

– Нет.

– Забавно, вы утверждаете, что директор Бэрк насиловал минимум пятерых учеников, но, повторю, ни один из них этого не подтвердил. Что подводит нас к другому выводу. Попробуем ещё раз. Это случилось один раз?

–Ублюдок! Ты же знаешь, он тебе не врёт! – давясь слезами, выкрикнула в голос Элис и сама испугалась. А на экране шла битва за рассудок:

– Нет! Я же сказал, он не трогал меня.

– А как обстояли дела с остальными? Вы видели коитус один раз?

– Нет. — Даже на старой записи было заметно, как побледнел Риверс.

Элис смотрела и не понимала, что происходит. Гнев настолько привёл в чувство, что она впервые обратила внимание на окружающую обстановку в допросной комнате. Джеральд сидел один, в ярко освещённом кабинете, где невозможно скрыть даже невольные эмоции. Убийственные софиты с рентгеновской точностью подсвечивали измождённое лицо. Но… Где родители? Где психолог? Где хотя бы органы опеки? Никого… Рядом с ним не было никого. И это неправильно! Противозаконно!

– Это был полноценный половой акт?

– Да.

– Хм. А на какую глубину он проникал в вас? Больше полудюйма?

– Нет.

– Меньше?

– Нет. Он не трогал меня, я же сказал!

– Больше четверти дюйма?

– Нет!

– Меньше?

– Нет!

На Джеральда было страшно смотреть. Височные вены вздулись, лоб покрыло бисеринками пота, его самого мелко трясло. Господи! За что? Зачем? Почему они делали это с ним? Почему он позволил так обращаться с собой? К чему столько мучений? Неужели эти идиоты не понимали, насколько унизителен их допрос? Или, наоборот, понимали слишком хорошо, вынуждая ошибиться, сбиться, дать им шанс подловить на лжи. И похоже, это действительно так… Шоу! Они разыгрывали качественное, дорогое шоу для сидевшего перед ними ребёнка. Он был словно тот самый Труман: пытался выбраться из созданных гениальным режиссёром декораций и добиться правды. Его запутывали, исподволь унижали и намеренно вытаскивали ужасающие в своей красочности воспоминания, загоняя всё дальше и дальше по спирали травмы, но он уверенно двигался вперёд. Один. Невозможно, невероятно, абсолютно один!

– Он проникал в ваш анус пальцами?

– Нет.

– Он трогал вас за гениталии?

Повисла тяжёлая пауза.

– Если я скажу, что попытался, но получил по яйцам, вы же не засчитаете это за ответ,– горько произнёс Джеральд, а Элис испытала прилив невероятной любви к разбитому, но такому ехидному мальчишке. Маленький гордый мужчина, каким-то невероятным чудом сумевший пережить этот кошмар.

– Он трогал вас за гениталии?

– Господи, пусть будет «да».

– Он трогал вас за гениталии? Нам нужен чёткий ответ, мистер Клайтон.

– Да.

И в этот момент Элис не выдержала. Она совершенно по-детски заревела, размазывая по щекам слёзы и давясь судорожными всхлипами. На экране происходило что-то ещё, какие-то люди задавали вопросы хуже и страшнее предыдущих, а Джеральд с мрачным спокойствием отвечал. Не имея сил слушать дальше, она никак не могла оторвать взгляда от ещё юного лица Риверса. Вздёрнутый подбородок, едва заживший шрам от падения, упрямо сжатый рот и знакомый застывший взгляд. Достоинство до конца. Он знал, что делает, и осознанно шёл на свой эшафот.

Неожиданно картинка погасла, и в следующее мгновение плеер исчез, вернув на экран папку с файлами. Помедлив пару секунд в ошеломлённом оцепенении, Элис, как умалишённая, кинулась открывать один документ за другим. Она судорожно вникала в казённый язык протоколов судебных заседаний и допросов, и сквозь пелену слёз читала сухие выдержки из рассказов Джеральда. Перед её глазами стояли дети, что выросли в интернате для одарённых и боялись даже заикнуться о происходившем. Элис читала показания директора Бэрка и хотела собственными тонкими и слабыми руками задушить эту тварь. Уже тогда он знал, что затея Джеральда обречена на провал.

Ощущение масштабного театра, разыгранного только для того, чтобы как можно громче заявить – всё ложь, переросло в уверенность. Было плевать на причины, плевать, как вообще удалось провернуть почти невозможное судебное разбирательство. Подкуп, связи или действительно полная убеждённость в ложных показаниях юного мальчишки. Неважно. Главное, что Элис верила. Смотрела записи с очных ставок и видела, как постепенно умирал Оливер Клайтон. Герой, что из последних сил вёл борьбу за себя и других, сдался, когда собственная семья нанесла последний удар.

Концом стало одно из заседаний, где на экране предстала чрезмерно дорого одетая миловидная леди. И взгляд её холодных глаз контрастировал с кукольными губками. Замысловатая причёска, тонкие руки в тяжеловесных украшениях – Хелен Клайтон находилась на подступах к зениту славы. И Элис до сих пор не могла принять чудовищное открытие, что мать Джеральда была столь же умна, сколь и жестока. Почти с первых же слов игрушечный образ осыпался, словно старая штукатурка со стен, явив истинный характер одного из самых безумных политиков. Да, Хелен и Риверс могли ненавидеть друг друга, презирать и юридически не иметь ничего общего, но Джеральд был сыном своей матери. Такой же сильный, гордый, умный и с невыносимо тяжёлым характером. Вспыльчивость сенатора Клайтон была известна всем.

– Оливер неадекватный, гормонально неуравновешенный мальчишка. Если вы строите обвинение моего брата на пубертатных фантазиях обиженного ребёнка, то у меня большие вопросы к нашему суду.

Элис была уверена, что ещё долго будет слышать этот голос в кошмарах. Резкий, высокий, девчачий, он разносился в полупустом помещении зала заседаний, заставляя дребезжать стоящие на столе стаканы.

–Вы читали его показания и видели их абсурдность. Его обвинения нелепы. Право слово, Оливер, тебя отправили в закрытую школу, чтобы научить терпению и дисциплине. Но вместо этого ты только и делаешь, что споришь, оскорбляешь Кеннета и устраиваешь эпатажные выходки, не желая учиться наравне со всеми. В своём эгоизме ты зашёл слишком далеко!

–Скажите, ваш брат проявлял когда-нибудь садистические наклонности? – Адвокат Бэрка очаровательно улыбнулся.

–Мой брат – выдающийся физик, а не извращенец.

–Но ваш сын…

–Мой сын никогда бы не пошёл на такое предательство своей семьи.

Это было ужасно. Каждый из свидетелей открыто ставил под сомнение психическое здоровье Оливера и приводил примеры агрессивного, неуправляемого поведения у загнанного в угол ребенка. Пытаясь заставить отказаться от своих обвинений, Хелен безжалостно давила на сына. Его не воспринимали всерьёз, и потому скомканные, невнятные слушания с подкупленными присяжными и незаинтересованным судьёй превратились в пустую формальность. Отец же, проигнорировавший прошлые слушания, находился в затяжной кокаиновой ломке и явился только на последнее заседание.

–Я не понимаю из-за чего здесь собралось такое количество народа и почему это хоть как-то касается меня… – Высокий мужчина с красивой проседью в рыжевато-золотистых волосах нервно выстукивал карандашом пятую малеровскую симфонию.

–По закону вы являетесь единственным опекуном…– без особого энтузиазма начал было адвокат. Разумеется, штатный. Откуда у несовершеннолетнего мальчика деньги на собственного?

–И это значит, что меня надо дёргать по такому пустому поводу? Мне казалось, что вы и без меня всё выяснили.

–Вам было отправлено более десяти уведомлений…

– Послушайте! Даже такая хреновая мать, как Хелен, не станет отдавать сына педофилу. А уж я-то тем более. – Мистер Клайтон развернулся к замершему на скамье Джеральду и зло прошипел: – Так что заткни уже, наконец, свой грёбаный рот и перестань выделываться. Просто признайся, что захотел скандала, как твоя долбанутая мамаша.

После этого Элис уже не сомневалась, что стало концом отношений между отцом и сыном. Возможно, она была слишком предвзята и находилась под термоядерной смесью самых разных эмоций, но в данную секунду ей совершенно не по-христиански хотелось мстить.

Ожидаемым итогом бесконечной череды слушаний стал оправдательный приговор. На его вынесении не было ни журналистов, ни попечителей. Никого. Хелен не оставила даже бумажки, что могла привести плотоядных рыбёшек жёлтой прессы к этой истории. Единственное, что оказалось ей неподвластно – спрятанный кем-то архив. И Элис почти не сомневалась, кто в последний момент смог это сделать. Всё-таки Джеральд был выдающимся программистом.

Элис слабо представляла, через что ему пришлось пройти за эти месяцы. Угрозы и шантаж, без сомнений, были лишь малой частью моральных экзекуций во время допросов. Господи, да святая инквизиция с уважением аплодировала бы ублюдкам-дознавателям! И она не видела ничего более жуткого в своей жизни, чем мёртвый и пустой взгляд, которым в самом конце Джеральд посмотрел на мать. И от этого в душе поднялась волна дикой ярости. Эл зарычала и вскочила на ноги.

Как они смогли? Как они посмели? Джеральд был готов на всё, чтобы доказать, что не лжёт! Пять долгих месяцев бесконечного круга: полиграф, допросы, слушания. Он хотел справедливости, а получил горькое разочарование и крушение мира. Элис пнула слетевшие с дивана подушки. Что же делать? Такие преступления нельзя оставлять безнаказанными! И не только из-за тех, кто ещё мог пострадать. Дело было в самом Джеральде. Запертая в самом дальнем углу травма раковой опухолью расползалась по всей его личности. Она коверкала его и меняла до неузнаваемости. Теперь Элис видела каждое произнесённое им слово, каждое действие, намёк, взгляд совершенно по-новому. Битый пазл сложился, объяснив и вспышки агрессии, и острое чувство вины, и культивируемый образ, и попытку самому стать агрессором. Ах, если бы только он дал шанс, хотя бы попытку, и Элис сделала бы для него всё! Да, это не её война, но если придётся бороться, она перегрызёт за него глотку любому.

Резко вскрикнув, Эл кинулась к стоявшему на диване ноутбуку в поисках нужных документов. Заявление на смену имени, датированное и удовлетворённое девятнадцатым ноября следующего года, нашлось сразу. На смену Оливеру Клайтону пришёл Джеральд Риверс. А через день некто Самюэль М. Коэн оформил опеку над несовершеннолетним подростком. Год. Целый год без семьи, без дома, без прошлого. Ребёнок, которого будто и не существовало. Надломленный шестнадцатилетний человек, травмированный психологически, а возможно, и физически. Ненужный никому, кроме одинокого старика, с которым его невесть как столкнул то ли Господь Бог, то ли банальный закон всемирного тяготения. Мальчик, ставший невероятным мужчиной, чьим умом Элис не уставала восхищаться. Никто, слепивший себя из осколков прошлой личности, собственных ценностей и невероятного трудолюбия. И сейчас её любящее сердце разрывалось от невообразимой гордости за него.

Снова и снова она пересматривала первое видео, впитывая в себя взгляд Джеральда, пропуская через себя его измученность. О, как ей хотелось хоть на секунду очутиться в той комнатке и обнять сутулые плечи. Но она была здесь, через двадцать лет после всех событий и ничем не могла ему помочь. Когда-нибудь, если он только позволит, она попросит его рассказать. Попытается хотя бы чуть-чуть залечить ядовитые раны. Нет, их не исцелить полностью, Элис не питала подобных иллюзий, но она могла бы уменьшить боль.

Когда глаза уже саднило от слёз, а голова раскалывалась на части, Элис удалось оторваться. На улице давно наступил вечер, и по квартире ползли искривлённые тени. Желания включать свет не было, наоборот, хотелось спрятаться, забиться в дальний угол, и темнота отлично в этом помогала. Соскользнув на холодный пол, Элис последним усилием захлопнула в очередной раз вопрошающий голосом следователя ноутбук и обхватила руками колени. Как же, чёрт возьми, теперь быть? Сил думать не было. Ошеломлённый открытиями разум последние несколько часов пытался смириться с увиденным и, устав, категорически отказывался мыслить. Джеральд Риверс и Оливер Клайтон. Одно лицо, одно тело, две души, как сиамские близнецы, сросшиеся самым уродливым образом.

По телу пробежала первая крупная дрожь. Закрыв глаза, Элис свернулась калачиком и попыталась укрыться то ли от холода, то ли от пережитого шока. В очередной раз за вечер где-то в подушках засветился экран телефона, но она не заметила, погрузившись в мир чужого кошмара. Бившееся в агонии сознание попыталось убежать от реальности и провалилось в наполненную тошнотворными видениями полудрёму. Картины, что дорисовало воображение, сменялись сценами из зала суда или допросной комнаты. Элис слышала на все лады галдевшие голоса: «Лжец! Неадекватный!». Но страшнее всего был болезненный взгляд Джеральда, который преследовал, гнался за ней. Две чёрные дыры на месте зрачков, в которых каждому уготована смерть.

Так Элис промучилась несколько часов. Она плавала в тяжёлом мареве наваждений, прежде чем смогла стряхнуть грузные лапы кошмаров, но пошевелиться не вышло. Голова точно отказала, застопорившись на одном моменте и не в силах двинуться дальше.

«Он проникал в ваш анус пальцами?» Нет! Нет… Хватит, пожалуйста. Она больше не вынесет, просто не сможет нормально жить…

«Кеннет Бэрк насиловал вас?»

А в следующую секунду, спотыкаясь и роняя на своём пути мебель, Элис с громким всхлипом кинулась в ванную, где нависла над раковиной. Её рвало снова и снова, пока желудок не сжался до болезненного комка и отказался сокращаться. Только тогда она медленно опустилась на колени и прижалась лбом к холодному краю. Элис не думала, не вспоминала, даже не касалась в мыслях чего-то связанного с Джеральдом. Всё что она могла – считать голубую плитку и искать в появившихся от времени щербинках созвездие каких-нибудь Плеяд. У неё не было ни малейшего представления, сколько прошло времени. Возможно, пара минут, а может, и целая жизнь. Но в один момент она тяжело поднялась на затёкшие ноги, прошла на кухню, достала из больничных остатков снотворное и выпила едва ли дозволенные три таблетки. Главное – не думать и не вспоминать. Упав на кровать прямо в одежде, Элис наконец-то забылась сном без единого сновидения.

Не думать. Не вспоминать. Не думать. Не вспоминать.

От громкости дверного звонка, казалось, сейчас вышибет стёкла. Заливистые трели разносились по всему дому и даже под подушкой, куда Эл попыталась засунуть голову, не было спасения. Элис застонала и перевернулась на спину, пытаясь понять, какого чёрта так плохо. Веки словно приклеили на суперклей, а в голове поселился передвижной балаган с цыганами и медведями. До болезненно воспалённого мозга донёсся очередной отвратительный электрический сигнал, отчего черепные кости резко вошли в резонанс, Элис скатилась с кровати и вновь застонала. Боже! Если случилось что-то менее значимое, чем ядерная зима, суд её оправдает в убийстве.

Она умылась прямо на кухне, потратив на это несколько болезненных секунд, пока голова звенела дуэтом вместе с отвратительным колокольчиком. Зато открылись веки, и появилась способность к нормальному перемещению. Сделав самое зверское лицо, на которое только была способна, Элис доковыляла до двери и резко её распахнула.

Пожалуй, обнаруживать Джеральда на своём пороге стало доброй традицией. Эта мысль оказалась первой, а одновременно и последней, посетившей всё ещё не включившийся в работу мозг, после чего Элис сделала шаг в сторону и впустила Риверса в квартиру.

– Добро пожаловать. Чувствуй себя как дома, – пробормотала она и поплелась в сторону ванной. Сил удивляться пока не было.

– Где твой телефон? – процедил Риверс, но Эл не обратила на тон внимания.

– Где-то там… – Взмах рукой в сторону дивана. – Наверное…

Похоже, легкомысленный ответ взбесил Джеральда ещё больше, но это было уже неизвестно. Захлопнув за собой дверь, Элис скрылась от возможных поисков смартфона. Спустя десять минут, она приняла более или менее приличный вид, причесалась и по возвращении в комнату обнаружила вальяжно развалившегося в кресле Джеральда. Тот так и не снял пальто и с самым меланхоличным видом протирал очки краешком своей футболки. Однако стоило раздаться щелчку замка, как он сделал одно неуловимое движение, и в Элис полетел некий предмет, который она поймала исключительно на безусловных рефлексах. Нахмурившись, Эл перевела удивлённый взгляд с хамоватого гостя на свои руки, и обнаружила собственный телефон. А тот гордо высветил на экране тридцать один пропущенный вызов от абонента «профессор Джеральд Риверс».

– Ого, – вырвался у Элис речевой максимум. Брови озадаченно ползли вверх, а она промотала список и вдруг поняла, что Джеральд пытался дозвониться до неё со вчерашнего вечера. А ещё… он очень этим недоволен. Очень.

– Объяснись, – коротко бросил Риверс.

Будь на его месте кто-то другой, Элис давно бы предложила разбушевавшемуся нахалу пойти вон. Любому, но только не Джеральду. Тяжело вздохнув, под немигающим взглядом Риверса она прошла к кухонному шкафчику, открыла его и без предупреждения бросила в сторону гостя маленькой баночкой. Кидаться так кидаться. Разумеется, промазала. Но невероятно извернувшись, Джеральд сумел-таки ухватить неопознанный летающий объект. Элис насчитала пять секунд, которые понадобились, чтобы прочитать название и сменить гнев на милость. И, чёрт побери! Если глаза её не подвели, то наглый профессор выглядел смущённым. Какая прелесть.

– Сколько было таблеток? – спросил он уже совершенно другим голосом.

– Три. – Это было единственное, что Элис помнила из вчерашнего дня. Она скрестила на груди руки и опёрлась бедром на кухонную столешницу. Её всё ещё пошатывало. – Как там Пентагон? Стоит?

Джеральд откинулся на спинку кресла, устало нацепил на макушку очки и потёр руками лицо. Его глухой смех раздался совсем уж неожиданно. Запустив руку в волосы, он бросил на Эл полубезумный взгляд.

– Это какой-то невероятный бред. – Он ненадолго замолчал, а потом резко хмыкнул. – Знаешь, у меня есть одна знакомая. Умная, интересная, но весьма несносная особа, которая постоянно срывает мои планы. Что бы я ни делал, она с очаровательной непосредственностью в последний момент вынуждает меня всё изменить.

Он откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза, а Элис улыбнулась, разглядывая его столь неожиданно и по-домашнему уставшего.

– Раздражающая личность, как я погляжу, – хмыкнула она.

– Временами до безумия, – в тон отозвался Риверс и лениво взмахнул рукой. – Все эти дни я метался с одного заседания на другое, выслушивал монотонные бредни тупых вояк и не имел возможности хотя бы написать ей из-за расставленных повсюду глушилок. У меня было четыре перелёта, богом забытый остров в океане и толпа идиотов с автоматами, которые так и жаждали пустить моим американским друзьям пулю в лоб. И каждый вечер, умудрившись доползти до кровати, я гипнотизировал телефон, но понимал, что в Бостоне уже глубокая ночь.

Он прервался, а затем резко выпрямился и посмотрел на Элис в упор, отчего веселье исчезло. Внутри, где-то за нервно бившимся сердцем, притаилось предчувствие важного.

– В последний день мы наконец-то вернулись в Вашингтон, и я смог ей позвонить. Хотел поговорить хотя бы немного, пригласить в выходные на ужин… Просто узнать, как она! Но ответом мне была тишина. Я звонил каждый час, пока толпа генералов что-то обсуждали, спрашивали, ставили условия. Мне было плевать. Вместо того чтобы слушать заказчиков, я как идиот рвался обратно в Бостон, срочно менял обратный билет и не понимал, почему она не отвечала! Я не оставлял попыток дозвониться и проклинал её безалаберность, отвратительную привычку шататься ночами по гетто и просто фантастическое упрямство. И ради чего? Столько трудов, столько нервов, чтобы просто разбудить?

Он покачал головой, упёрся локтями в колени и опустил подбородок на сцепленные пальцы, всё ещё не отрывая взгляда от Элис. Повисла пауза, а потом Джеральд неожиданно улыбнулся и заговорил:

– Господи, я был так зол. Хотелось схватить эту девчонку и вытрясти всю дурь, которой набита её голова. Но вот… Вот она стоит передо мной. Заспанная, растрёпанная, до невозможности нелепая в своей дурацкой кофте. А я сижу и с удивлением понимаю, что уже не сержусь. Я впервые не хочу ничего менять. Ни в себе, ни в ней, ни в обстановке.

Он замолчал, а Эл замерла. Застыла и боялась даже вздохнуть. О боже, Джеральд переживал! Как умел. Искренне, болезненно, совершенно самовлюблённо. И это было прекрасно, потому что впервые ощущение непрошеной заботы не вызывало в Элис протеста. Наоборот. Внутри болезненно-сладким цунами расползалось настоящее счастье. Джеральду с ней хорошо. С такой, какая она есть. И неважно, нарисовала ли Эл макияж Леди Гаги или же натянула свитер Джо. Поэтому, улыбнувшись, она сделала несколько шагов вперёд, а потом молча опустилась перед Джеральдом на колени и взяла его за руку. И было что-то глубоко интимное в том, как она посмотрела на него снизу вверх без единой ноты собственного уничижения или сексуального подтекста. Просто женщина у ног своего мужчины.

– Как плохо иметь таких взбалмошных знакомых, – тихо проговорила Элис и скользнула подушечками пальцев по выпирающим косточкам его суставов.

– Накладно, – согласно кивнул Джеральд.

– И как замечательно, что человечество придумало доставку еды вместо походов по ресторанам.

– Определённо. – Он как-то по-особому усмехнулся, и в глубине памяти впервые зазвенел тревожный колокольчик. Что-то билось наружу в затуманенном снотворным разуме, но Элис не обратила внимания. Она была слишком сосредоточена на тепле ладони Джеральда и его взгляде, полном умиротворения.

– Сильно устал? – спросила она после небольшой паузы и тут же спохватилась. – Ох, конечно же, устал. Глупости говорю.

В ответ он лишь фыркнул и поднял Эл, одним резким движением усадив к себе на колени. На мгновение Джеральд обнял её чуть сильнее, и Элис почувствовала, как немедленно расслабились до этого напряжённые плечи. Ему было хорошо. С ней. Коротко поцеловав уже привычно обветренные губы, Риверс откинулся обратно на спинку кресла и теперь наблюдал, как развеселившаяся Эл пыталась стянуть с него пальто. Он улыбался и не делал ни одной попытки помочь, пока смотрел на неё из-под полуприкрытых век. И во всей его позе было столько спокойствия, что привыкшая к постоянному напряжению Элис невольно им залюбовалась. Хотелось запомнить Джеральда именно таким.

– Ты питаешься одним имбирным печеньем? – хохотнул он куда-то в область левой ключицы, с привычным усердием разрушая небрежную девичью косу.

– Что? Нет! – Она мягко рассмеялась и в ответ провела по его волосам. В лучах падавшего за частокол домов солнца короткие пряди золотистыми искрами скользили меж её пальцев. – С Рождества ни крошки не пробовала. Так что там с Пентагоном?

– Ты даже не представляешь, как изощрённо они умеют вытягивать душу, – неохотно пробормотал Джеральд. – Но мне нравится заниматься их проектами. Звучит странно, однако только они могут подбросить настолько невероятные задачи, что невольно выпадаешь из реальности на несколько суток в попытке придумать красивое решение. Это заводит. Я получаю истинное наслаждение, когда решаю их ребусы. Но, чёрт возьми, бесконечные заседания Совета Национального Совета или Группы Советников Совета по Безопасности Совета просто невыносимы. Даже перелёты и смены часовых поясов утомляют меньше чтения доклада очередного генерала. Ты смотришь в почерневшие от краски листы, видишь проклятые аббревиатуры аббревиатур и думаешь – что за дерьмо? Поверь, страсть к заглавным буквам когда-нибудь погубит эту страну.

Элис не выдержала и рассмеялась, стараясь одновременно не оглушить Джеральда и не сверзиться с его колен на пол.

– Тогда предлагаю на сегодняшний вечер перестать быть столь рьяными патриотами. Как насчёт китайской еды?

– Они в КНР тоже любят всё сокращать, – задумчиво сказал Риверс, наматывая на длинный палец прядь каштановых волос. – Хотя… плевать.

– Это значит «да»?

Вместо ответа он просто её поцеловал.

Пока ждали заказанный ранний ужин, Элис пыталась отыскать в кладовке хоть немного подходивший под атмосферу декор. Смеясь и уворачиваясь от щетинистых, а потому колючих поцелуев и объятий всячески мешавшего Джеральда, она всё же сумела откопать две разномастные свечки. И водрузив их на стол, не удержалась от парочки шуток на тему романтики. На что с абсолютно непроницаемым лицом невозможный мужчина достал из холодильника две банки пива, чем довершил образ студенческого свидания. Словно, так и было задумано.

Через полчаса они сидели напротив друг друга, ковыряли палочками в коробках с лапшой и бурно обсуждали предстоящую поездку в Калифорнию. Увлечённый разговором Джеральд ехидно предрекал самые скучные три недели. Он был расслаблен, щурился на прыгавшее пламя и потешно кривился от безбожного чада мутантов парафиновой промышленности. Его руки то и дело уже привычно поправляли сползавшие очки, а сам Джеральд с наслаждением вытягивал до умопомрачения длинные конечности, переплетая ноги Эл со своими. А она медленно потягивала пиво и думала о совершенно иных вещах.

Время пришло. Шанса убежать больше нет. Судя по выпитому, Джеральд не планировал возвращаться сегодня домой, а значит ей придётся сказать. Но как… Как, во имя всех святых, сделать это? Как попытаться закрыть вопрос до того, как они доберутся до кровати? Ведь иначе всё обернётся отвратительной ссорой или… Элис не могла думать. Она пыталась сосредоточиться, но проклятое снотворное всё ещё плескалось в крови и сковывала разум до состояния криогенной заморозки.

Сигнал чёрного телефона вырвал её из размышлений. Нахмурившись, Джеральд открыл письмо и долго читал, машинально выстукивая деревянными палочками рваный ритм. Наконец, оторвавшись от изучения документа объёмом никак не меньше конституции США, он вздохнул и поднял на неё взгляд.

– Элис, мне…

– Я поняла, любителям аббревиатур срочно понадобилось чудо.

– Верно, – он вымученно улыбнулся. – Это ненадолго, просто внести несколько правок. Можно снова воспользоваться твоим ноутбуком? Мне откровенно лень тащиться до машины.

– Без проблем, – легкомысленно ответила Элис и встала, чтобы достать последние бутылки с пивом. Она махнула в сторону дивана. – Он где-то там…

Это было просто несчастливое стечение обстоятельств. Закон Мёрфи. С самого начала. С того момента, когда она увидела имя Джеральда на экране монитора в полицейском участке и решила украсть досье. Да, пожалуй, именно в ту минуту мисс Чейн подписала себе смертный приговор. Конечно, можно бесконечно пенять на собственную безалаберность, снотворное или травматическую амнезию. На что угодно. Но ей было прекрасно известно: кроме себя винить некого. Однако перед надвигавшейся катастрофой Элис была эгоистично сосредоточена на своих тревожных проблемах и бездумно разглядывала последние закатные отблески за окном. И сначала она даже не обратила внимания на повисшую в комнате тишину.

– Зачем?

Напряжённый голос заставил вздрогнуть, и в первые мгновения Элис даже не поняла, кому был адресован вопрос. Оглянувшись, она опешила, когда встретилась с абсолютно бешеным взглядом Джеральда.

– Зачем ты это сделала?

Риверс медленно повернул ноутбук, Элис перевела взгляд на вспыхнувший монитор и поняла, что сейчас завизжит. От ужаса. От паники, когда за доли секунды воспоминания снесли построенную разумом плотину. Они взорвались в голове, лишили дара речи и заставили за какие-то пару секунд заново переживать весь прошлый ужас.

– Зачем? – уже с нажимом повторил Джеральд.

Что она могла ему ответить? Чем оправдаться? Был ли шанс повернуть время вспять и исправить хоть что-то? Всё случилось совершенно неправильно и оттого разрушительно. Ещё вчера она представляла, как подберёт слова, поговорит, будет рядом, и они вместе смогут пройти через всю его боль. Что рано или поздно ей удастся убедить Джеральда вновь попытаться, потому что теперь он не один. Вдвоём легче. Для него она совершила бы и невозможное, но… На мирно светившемся экране застыла сцена из зала суда.

– Отвечай! Ну? – Риверс медленно подошёл, громыхнул ноутбуком об стол и напряжённо замер.

– Я не знала…

– Не знала? Не знала что? Не знала, что взламываешь полицейский архив? Или не соображала, чьё досье украла? Ты читать не умеешь?!

– Я не знала, что найду, – еле слышно прошептала Элис, чувствуя, как бешено колотится сердце. Господи, что она натворила!

– Так почему не остановилась, когда поняла? Зачем… зачем продолжила тащить наружу это дерьмо? Захотелось экшна в жизни? Или ты настолько тупа, что не понимаешь – некоторые вещи должны навсегда остаться в прошлом и там же сдохнуть!

Джеральд кричал. Его пальцы нервно подрагивали, и Элис зажмурилась, боясь встретиться с ним взглядом. Его гнев был страшен.

– Это не выход. Нельзя так…

– Что?! Да тебе-то какое дело? Залезла туда, куда не звали, и теперь смеешь раздавать советы? А не охренела ли ты?

Охренела. Без вариантов.

– Зачем? – тот же самый горький вопрос упал в пустоту. – Ты хотела отомстить мне? Поздравляю! Удалось. Как планировала использовать это дальше?

– Никак, я…

– Тогда чего добивалась?!

– Ничего. Я не хотела ничего!

– Не ври!

Раздался стук клавиш, и Элис с ужасом услышала тот самый страшный допрос.

– Джеральд, пожалуйста! – взмолилась она и закрыла лицо руками.

«На какую глубину он проникал в вас? Больше полудюйма?»

– Пожалуйста, не надо…

– Не надо? Не надо что? Ты сама это сделала! Столько упорства вложила, так смотри же! Наслаждайся! – взревел он, утратив остатки терпения. А потом подлетел к ней и дёрнул за руки, заставив оторвать от лица. – Не смей отворачиваться! Не смей делать вид, что не слышишь! Я СКАЗАЛ, ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!

Джеральд кричал ей в лицо, отчего Элис инстинктивно отшатнулась. Больно врезавшись в кухонную столешницу, она подняла на него испуганный взгляд и, не в силах ослушаться прямого приказа, посмотрела в безумные белые глаза, где бушевали полчища демонов. О, Эл могла бы назвать их всех поимённо.

«Он проникал в ваш анус пальцами?»

Это стало последней каплей. Зарычав, Джеральд обернулся и запустил ноутбук в стену. Отскочив с сухим треском, тот лишь чудом не задел лица Элис и упал рядом. Экран на секунду вспыхнул белым, а затем окончательно погас. Тело запоздало отреагировало на выброс адреналина, колени подогнулись от самого настоящего страха, вынуждая осесть на пол и безотчётно прикрыть голову руками.

– Остановись… пожалуйста… Я не хотела делать тебе больно, не хотела знать твои тайны. Не эти, не так… – зашептала Элис. Казалось, ещё секунда и в стену полетит уже она. До безумия хотелось ослепнуть, оглохнуть, перестать существовать. Всё что угодно, лишь бы это закончилось, но всё только начиналось.

– Остановиться? – Голос Джеральда резко упал к абсолютному нулю. Поправив чуть съехавшие от резких движений очки, он наклонил голову набок и теперь разглядывал свернувшуюся в защитной позе зверька испуганную Эл. – Ты боишься, что я ударю тебя? Я не бью женщин. Даже таких, как ты.

Он произнёс это удивительно ровно, будто короткая вспышка гнева вырвала все эмоции. И встретившись с ним взглядом, Элис увидела то, что заставило подавиться судорожным вздохом. Глаза Джеральда умирали. Абсолютно так же, как и два десятилетия назад, из них медленно уходила жизнь и оставалось одно сплошное разочарование.

– Какая ирония. Знаешь, я бы убил любого, кто только попытался заикнуться об этом. Любого! Кроме тебя. Но именно ты предпочла не задавать никаких вопросов, нагло и грубо вломилась туда, где тебе было не место. Вообще! А ведь я предупреждал… говорил, что тебе достаточно просто спросить! Обещал…

– Прости меня. Прости… прости… прости… Мне так жаль!

– Я простил бы тебя и твоё вероломство, не обманывай ты меня прямо сейчас. Элис… Элис… – Джеральд запнулся, когда в его голосе впервые прорезалась болезненная горечь. – Я простил бы всё что угодно, умерь ты хоть на дюйм свою гордость и снизойди до разговора.

Он замолчал, а Элис закрыла глаза. Это конец. Она сидела в тишине и боялась даже вздохнуть, когда спустя целую вечность раздался шум шагов и мягкий щелчок двери. Следом Элис услышала взревевший мотор Мерседеса. И звук взвизгнувших шин дал понять всё случившееся ей не приснилось.

И в эту минуту, так резко оставшись в пустой квартире одна, Эл окончательно осознала, что именно натворила. Она воспользовалась единственным шансом, чтобы проявить вопиющую наглость и изолгаться. И осознав это, Элис постыдно разрыдалась. Она выла, словно буйнопомешанная, скребла пальцами по деревянному полу и не замечала впивавшихся под ногти заноз. Элис жалела себя, свою дурость, своё проклятое любопытство. О, как она хотела, чтобы кара небесная настигла её прямо здесь – на кухне маленькой квартиры, где до сих пор горели две свечки, и стоял недоеденный ужин. Но Небеса были глухи, и нема осталась Земная Твердь. Идиотке Элис Чейн не было даровано ни блаженствовать в Рае, ни вариться в адском котле. Только вечное Чистилище, без надежды на искупление.

Постепенно слёзы сошли на нет. Ничего не осталось. Только тишина комнаты, равнодушное тиканье часов и шум города за окном. Эл не знала, сколько прошло времени, и прошло ли вообще хоть сколько-нибудь. Только давно догорели два неровных огонька, растеклись воском по тёплому дереву и наполнили воздух ароматом горького дыма. А Элис всё сидела на полу, где оставил её Джеральд. Глаза саднило, и ей пришлось их закрыть, чтобы хоть как-то спастись от бесконечного жжения. Сердце привычно ныло, в голове было одиноко и гулко.

Раздавшийся звук поворачивающегося в замке ключа вспорол своим скрежетом пустоту.

– Эл? – Чей-то обеспокоенный голос донёсся будто издалека. – Арнольд! Иди сюда, скорее!

Топот ног, шелест одежды.

– Элис! Боже мой! Элли, ну-ка, ответь мне, детка! – О’Нили схватил её за худые острые плечи и легонько встряхнул. Запахло снегом. – Что с тобой?

– Джо, – пробормотала она, открывая глаза и глядя на склонившиеся к ней перепуганные лица. В комнате было удивительно светло. Утро? День? Какая разница…

– Слава богу! С тобой всё в порядке?

– Ничего уже не будет в порядке… – проговорила Элис и снова разрыдалась. На этот раз почти бесшумно. А думала, что слёз уже не осталось.