Инсинуации

24

Свет отвратительных ламп выжигал сетчатку даже под закрытыми веками. Неужели хотя бы в скорой нельзя придумать что-нибудь менее раздражающее: успокаивающий нежно-зелёный или кремовый. Нет, обязательно яркий глазодробительный белый, чтобы больной немедленно представил себя перед вратами рая. Не хватало только ангельского хора.

– Сатурация56 восемьдесят шесть и падает… – донеслось издалека бурчание.

В многострадальные щёки опять впились чьи-то пальцы, вынудив открыть рот, и последовало невнятное бухтение. Господи, может, уже хоть кто-нибудь совершит чудо исцеления, иначе её настигнет болевой шок.

– Сейчас… ну же…

– У неё телефон звонит…

– …Так ответь!

– Дали антикоагулянты… нитраты…

Звуки то пропадали, то снова появлялись, эффектом Доплера перетекали из одного уха в другое и крошились на сотню бессвязных битов информации. Элис почувствовала приступ ярости. Жизнь настолько дерьмо, что даже парамедики сегодня пьяны? Или она всё же свихнулась? А в голове уже плыли многомерные функции, рисовались фонетические графики, подставлялись постоянные Эйлера в комбинации слогов. И Элис срочно хотела их записать, составить алгоритм, оптимизировать. Тогда бы она без проблем поняла смысл, разобрала, что за бред несли эти мямлящие существа. Перед глазами послушно побежали строчки сложнейшего семплирования: инициализация, задать условие, составные операторы… Элис зашарила руками, пытаясь найти ноутбук или хотя бы бумагу с ручкой, но ей попадалась либо пустота, либо непонятные трубки.

– Титруй кислород…

– …и растёт. Элевации всё ещё нет…

– …Сообщи в общеклиническую.

– Да приехали уже…

Элис почувствовала лёгкий толчок, и раздался лязг замков. В погромыхивающую коробку неотложки, наполненную резкими ароматами антисептика, резины и чего-то ещё совершенно непередаваемого, ворвался свежий воздух с такими родными примесями газа и бензина. Лучшая жизненная вонь, что могла только быть. Переведя дыхание, Элис впервые попробовала открыть глаза, но тут же зажмурилась, когда в зрачки ударил нестерпимый белый свет (опять). Послышался смешок. О, действительно, оборжаться можно. Её мелко трясло, пока медики толкали каталку по противоскользящему покрытию, на лице ощущался пластик кислородной маски, у левого плеча что-то противно попискивало. В лицо брызнуло несколько капель дождя, который мгновенно сменился сухими больничными сквозняками и гулом пустых ночных коридоров. Реальность возвращалась эпизодически, словно дискретный сигнал в навороченном осциллографе. Автоматически захотелось подкрутить ручку горизонтальной развёртки, чтобы хоть как-то разобраться в мешанине зрительных и тактильных данных.

Запахи сменяли друг друга, что-то мигало, скрежетало и гудело. Более или менее Элис очнулась, когда ей подло воткнули по игле в вену и в тощий живот, пробормотав что-то насчёт слишком долгого отпуска. Сознание перестало метаться и попыталось хоть за что-нибудь зацепиться. Стало легче. Вдохнув поглубже, Элис прислушалась к себе. Отвратительная жгучая боль, что бесновалась шаровой молнией, затаилась и выжидала в глубине тела. А потом вдруг прорезались звуки, точно их резко включили. Совсем близко звучал чей-то меланхоличный голос.

– …влили полный коктейль. Сознание спутанное, кожные покровы холодные и влажные. Сатурация упала до восьмидесяти четырёх, но быстро выровнялась и теперь стабильна. Когда её нашли, пульс шкалил за сто семьдесят, наблюдалось тахипноэ. Не знаю, спринт девчонка бежала, или что… Поводов для подключения ИВЛ57 нет… дышит сама, частота дыхательных движений в пределах нормы. Удачно связались с её парнем, так что записывайте отягощённый анамнез, а все препараты он привезёт минут через десять. Да впрочем, Фил там всё отметил… На наш взгляд срочности в ангиопластике58 нет.

Вдалеке отчётливо раздавался топот ног, пока неизвестный методично излагал историю одного из самых незабываемых вечеров в жизни Элис Чейн. Пожалуй, если ей удастся дожить до утра, она отметит сегодняшнее число кружочком в календаре и будет праздновать, как второй день рождения. Жизнь в который раз продолжилась вопреки.

Она попробовала повернуть голову, но тело плохо слушалось. Зато открылись глаза и мгновенно опознали знакомое помещение приёмного отделения неотложной помощи. Общеклиническая Больница штата Массачусетс. Светло-серые, почти белые стены, деревянные панели, бесшумный пол, гудение аппаратов и разделённые белыми перегородками койки. Ничего не поменялось… а нет, добавился цветок в углу. За шесть лет обучения пора уже было купить здесь палату. Элис бывала здесь чаще, чем могла позволить страховка.

– Что с кровью? – прозвучал вопрос, и Эл напряглась, чтобы вспомнить, где она слышала голос раньше. Но серое вещество в голове томно булькнуло и попыталось перетечь из одного полушария в другое, уворачиваясь от работы.

– Анализы в относительной норме, не считая лёгкой анемии, – продолжал отчитываться неизвестный парамедик. – Ну и наши бравые ребята перестарались с релаксантами, так что ещё какое-то время будет сильная мышечная слабость.

О, так вот почему она чувствует себя вытащенным из раковины моллюском.

– Да нет. – Послышался шелест бумаги и вздох. – Доза верная, просто у мисс Чейн острый недостаток веса.

Элис попыталась возмутиться заочно поставленному диагнозу анорексии, но чуть не подавилась горькой слюной. Ах, чудесный вкус нитроглицерина, куда там мишленовским ресторанам. Сок самой жизни. Амброзия, будь она неладна. Губы слиплись, язык жгло, словно в рот насыпали камней и заставили пережёвывать, горло не чувствовалось вовсе. Её что, собирались интубировать59?! Пошевелиться снова не удалось – лекарства у местной скорой оказались убойными. Однако её манёвр не остался незамеченным чувствительной аппаратурой, которая сразу высветила соответствующие пики на пульсометре.

– Элис? – Знакомый голос обрёл знакомое лицо, и перед взглядом замаячили не менее знакомые усы, что торчали воинственной щёточкой. – Добро пожаловать в дивный новый мир, зайчонок. А «добро», потому что тебе сегодня невероятно повезло. Дважды.

Доктор Пайпер сунул под нос Эл два оттопыренных пальца и пошевелил ими, выразительно поиграв бровями. Если ангелы-хранители всё же существовали, то её выглядел именно так: шесть футов в высоту, два в ширину, квадратные очки, которые почти никогда не бывали на носу, и знаменательные густые усы. Элис давно считала, что растительность с лица Михаэля Пайпера просто необходимо запечатлеть в гипсовой скульптуре и поставить в отделении кардиологии у изголовья каждой кровати. В назидание, утешение и воодушевление.

– Вы знакомы? – удивлённо спросил парамедик стационарной неотложки.

– Ещё как! – фыркнул док в усы, и его круглое лицо приобрело сердитое выражение. – Прости, мой зайчик, но теперь ты ко мне надолго. Недельки на две. Кстати, договорились ведь летом, что в следующий раз увидимся только на чистеньком операционном столе. Ты будешь красиво лежать с очаровательной дырочкой в груди, а милейший доктор Чандрасетар будет латать твоё сердечко. И что в итоге? Ты здесь, но я отчего-то не наблюдаю ни операционной, ни дыры, а Чандрасетар умотал на Гавайи с женой и своим выводком. М-м-м? Нехорошо.

– Извините, – наконец просвистела Элис, сама не зная, за что именно просит прощения, но решила расквитаться сразу со всеми упрёками.

– Всё прыгаешь, как я погляжу. – Пайпер стянул со своей блестящей лысой макушки очки, напялил их на нос и уставился в заполненную размашистым почерком карту. Поморщившись, он повесил планшет на спинку койки, махнул двум медбратьям, прохлаждавшимся около стойки с компьютером, и на всё отделение возвестил: – Я забираю этого зайчика в свою норку.

Раздались смешки, кто-то плоско пошутил про лысого любителя пушнины, и каталка в очередной раз вздрогнула, отправившись в путешествие на пятый этаж. В кардиологию.

– Значит так, Элис. – Всё напускное веселье вмиг слетело с доктора, стоило им очутиться в стремительно уносившемся на шестой этаж лифте. – Я не шутил, когда говорил про твоё потрясающее везение. Во-первых, ты как никогда была близка к инфаркту, но удивительно живучее сердце выдержало. Кстати, не забудь прибить ему мемориальную табличку на стены моего отделения. Буду о нём студентам байки из склепа рассказывать. Во-вторых, тебя угораздило свалиться в пяти минутах езды от больницы, а значит, мы сможем провести ЭХО по свежим следам. Следующие несколько часов покажут, повезло ли тебе в третий раз, если уровень тропонина60 так и не поднимется.

Элис молчала, смотрела на плавно двигавшиеся в такт дыханию стены и наконец-то понимала, как отвратительно влипла. Влипла настолько, что впервые не имела ни малейшего представления, каким образом выбираться из передряги. Хотелось расплакаться от собственной невезучести, но не получилось – шедевры «Большой Фармы», которыми напичкали организм парамедики, делали своё дело. В голове царило знатное отупение, пока Эл бездумно пялилась на свои руки с напоминавшей карту метрополитена сложной системой капельниц. Ну просто чудовище какое-то, и выглядит так же: трупного цвета, лицо в ссадинах от асфальта, волосы в уличной грязи и опавших листьях. То ли ведьма из Блэр, то ли дитя Франкенштейна. Элис хмыкнула, заслужив взгляд врача, который прекрасно понял её мысли.

– Ничего, зайчишка. – Усы забавно улыбнулись. – Сейчас немного подлатаем тебя, и можешь дальше прыгать с ёлки на кочку. Синяки-то откуда на мордашке?

От взвившегося раскалённой магмой страха Элис вздрогнула всем телом, и панический взгляд метнулся к экрану, где равнодушными ровными пиками рисовался ритм сердца. Всё было в порядке. Доктор Пайпер нахмурился, но дальше продолжать разговор не стал, лишь опять достал планшет и черканул пару скупых заметок на полях бланка. Тем временем двери лифта открылись, и Эл предстал полутёмный коридор отделения. Около информационной стойки уже толпились друзья, чьи бледные лица вызвали у Элис нервный смешок.

Поздние посетители кардиологического отделения пребывали в растрёпанных чувствах. Джо, повиснув на терпеливом Арнольде, громко стенал. Хиггинс молча мерил шагами зону ожидания и, кажется, считал узоры на коротком ворсе ковра. Генри сидела в кресле и раздражённо огрызалась на руководителя, который золотой рыбкой мельтешил перед глазами. Кивнув медсестре и велев подготовить новую пациентку к ЭХО, доктор Пайпер направился прямиком к хмурому Курту, который уже методично доставал из сумки стратегический запас лекарств. Даже отсюда Элис видела криво заклеенные пластырем костяшки пальцев и немного скованные движения левой руки. Что же, её действительно искали и почти успели найти. Все были в сборе, Триша, как обычно, опаздывала.

Процедуру переодевания Элис перенесла стоически и с вялым интересом наблюдала, как полненькая медсестра пыталась одновременно удержать джинсы, ноги и какие-то датчики. Выходило так себе, однако та не сдавалась. Эл попробовала разобрать указанное на бейджике имя, но потерпела неудачу, запутавшись в количестве согласных и мысленно обругав чёртов хинди. Так что пришлось переключиться на собственный вид, который иначе, чем удручающим, назвать было сложно. Отвратительного голубого оттенка рубаху не спасал даже провокационный вырез на груди, не оставлявший простора для воображения или попытки отвести взгляд. Вот и Генриетта, тенью скользнувшая в палату, на короткий миг остановилась, явно не ожидав повстречаться с таким кошмаром. Элис знала, что слово «мерзко» идеально описывает бледную кожу, испещрённую синими венами, и опасно торчавшие кости. И всё же… Генри осталась Генри. Чтобы вывести Кёлль из состояния равновесия, требовалось нечто большее, чем вероятный сердечный приступ, находка кафедры патанатомии или готовое вдохновение для очередного шедевра Тима Бёртона. Вот восхитительный голый мужик посреди извергающейся лавы – это, пожалуй, сработало бы.

Элис попыталась сесть, но тут же заслужила угрожающий взгляд от сестры и многозначительное помахивание шприцем с седативным. Намёк был понят, и ничего не оставалось, как попытаться увернуться от рук Кёлль, машинально вытаскивавшей из волос Эл веточки да пылинки.

– Где остальные? – то ли прохрипела, то ли проскрежетала Элис, пока медсестра ловко крепила датчики и разворачивала её набок.

– Ушли за кофе, – вздохнула Генриетта. – Арнольд повёл этих двух истеричек к круглосуточному автомату. Надеюсь, они проторчат там достаточно долго, а то у меня от их нытья голова раскалывается. Курт сейчас придёт, а Триша осталась вместе с Клаусом. Он… в общем, он очень зол.

– Полагаю, мне придётся долго извиняться. – Дышать на боку оказалось немного проще, и Элис могла говорить нормальным голосом.

– Мистер Кестер сердится не на тебя. – Генри произнесла это таким голосом, что Эл удивлённо обернулась. – Надеюсь, я больше никогда не увижу, как старик раздаёт оплеухи Курту. Чёрт, а как он орал…

Элис ничего не ответила, только закусила губу и уставилась обратно на подвесную капельницу. Ах, какая она молодец! Просто диву можно даваться, скольких людей подставила разом. Глупо тешить себя надеждами, дядюшка наверняка уже знал и о настоящем диагнозе, и о том, что Ланге её выгораживал. Господи, Курт лгал в лицо главе клана… и ради чего? Для того чтобы малышка Эл наигралась во взрослую жизнь? Довыпендривалась. Сейчас жизнь добавит ещё какой-нибудь драмы и можно продавать пьесу на Бродвей – будет фурор.

Вялотекущее желе мыслей прервало появление доктора Пайпера и самого невинно пострадавшего героя, левая щека которого наливалась синевой. Пока врач и медсестра настраивали оборудование, Ланге присел на кровать к Элис и осторожно коснулся её подбородка.

– Риверс ответит за это, – тихо, но очень твёрдо произнёс Курт.

– Прости. – Это было единственное слово, что удалость выдавить из себя, но Ланге отрицательно покачал головой.

– Это я не справился, а не ты.

Он коротко поцеловал её в лоб и отошёл, дав доктору возможность подобраться поближе к своей пациентке. Элис кротко вздохнула и с опаской посмотрела на пока ещё чёрный монитор аппарата, словно ожидала от него какой-то подставы.

– Так, зайчишка. – Пайпер сосредоточился, отчего усы упорядочились параллельными векторами. – Лапки смирно, хвостик поджала и молчишь.

Поелозив немного на кровати, Элис постаралась расслабиться, ощущая на своей коже холодный гель, а потом твёрдый датчик скользнул по выпиравшим костям грудины. Когда палату наполнил громкий, гулкий грохот работающего сердца, Элис не удержалась и поморщилась. Этот звук будил в ней все самые отвратительные воспоминания, и тонны вколотых лекарств не могли заглушить болезненного ёканья где-то в районе желудка. Толчки крови отдавались в тишине палаты тяжёлыми хлопками первого тона, раздваивались на сотые доли секунды, а потом многократно усиленным эхом хлюпали со дна колодца рваным парусом. Режущая ритмичность звучала жутко. Прикрыв глаза, Элис мысленно отсчитывала удары и умело вычленяла из бессвязного дробного гула нужные шумы. Она так сосредоточилась, что резко ударившаяся о стену створка двери заставила её вздрогнуть всем телом.

– Что за чёрт? – дёрнулся Пайпер. От этого его рука случайно надавила на грудную клетку, комната на секунду взорвалась бьющимся рёвом, а потом всё стихло.

Элис почувствовала, как тяжело проталкивало сквозь себя кровь её несчастное сердце. Да, лекарства ещё пока крепко держали измученный орган, но нити со стоном натянулись и закачались, готовые в любой момент лопнуть. Было больно, но ещё страшнее оказалось в самой голове, когда взгляд Элис метнулся к открытой двери. И в тот момент, когда она узнала замершего там человека, разум завизжал в панике. Руки судорожно заскребли по простыням, пока саму Эл колотило внутри себя. Её полоумный взгляд хаотично вылавливал то залитую кровью рубашку, то белое, как больничные стены, лицо. Элис видела яркие пятна от ссадин и треснутое стекло одной из тончайших цейсовских линз. Инстинкты кричали ползти, спрятаться, забиться в угол, прикрыться опутанными капельницами руками, лишь бы до неё не добрались. Лишь бы он не добрался! Но мертвенно-бледный Джеральд, подавившись собственным вздохом, шагнул в палату, а Эл закричала.

– Нет! – изо рта вырвался сиплый хрип, когда к ней направилась сама двуногая Смерть. И тогда почти невменяемая от ужаса Эл завизжала: – Нет-нет-нет! Убирайся! Н-не подходи… Не трогай меня, ублюдок! Ненавижу! Ненавижу тебя! Сдохни!

Она забилась на кровати, силясь хоть как-то спастись. И свалилась бы, не подхвати её в объятия Генри, дав возможность спрятаться на груди.

Первым отреагировал Курт. Почти мгновенно метнувшись к двери, он одним мощным рывком вжимал Риверса в противоположную стену. Дверь закрылась, однако распахнутые жалюзи давали восхитительный обзор происходящего. Элис в паническом отупении смотрела, как поднималась и опускалась рука Ланге. Слышала глухие удары, которые оборвались лишь спустя долгую минуту щелчком взведённого до упора курка. И она не знала, каким неимоверным усилием воли Курт всё же остановился в крошечном шаге от убийства прямо у всех на виду. Что его удержало? Возможно, она сама, а может, отсутствие хоть какого-то сопротивления. Замерев с приставленным к голове Джеральда пистолетом, Ланге всматривался в его лицо.

А Риверс, казалось, не заметил ни ударов, ни боли, ни прохладного дула под подбородком. И Элис пришлось зажмуриться, на долю секунды встретившись с полностью остекленевшим безумным взглядом, которым он смотрел на сжавшееся в страхе слишком худое тело. Его губы беззвучно шевелились.

– Элис… Элис… Элис…

Она едва видела, как доктор Пайпер осторожно взял её руку, до сих пор нервно цеплявшуюся за простыни, и ввёл какое-то лекарство в отделение перед катетером. Отдав короткий приказ, он дождался ответного кивка от растерянной Кёлль и вышел из палаты, на секунду загородив собой всё ещё замерших мужчин.

– Элис… Элис… Элис…

Неожиданно сознание начало медленно утекать, и она уже не слышала, как резко и зло говорил Курт, как тряс Риверса за ворот окровавленной рубашки. Последнее, что ей удалось ухватить, прежде чем тяжёлые веки закрылись, – это по-старчески трясущиеся руки, которые Джеральд запустил в свои волосы, и Арнольд, словно один из Титанов, удерживавший Хиггинса и Джо от расправы.

– Элис… Элис… Элис…

Звуки кружились вокруг то просачиваясь сквозь, то натыкаясь на преграды, плавая и вихрясь небольшими водоворотами. Эл точно знала, что спала, но при этом слышала тихие разговоры, что накрыли её кровать тихо гудевшим облаком.

– Элис… Элис… Элис… – шептал кто-то рядом.

Пару раз она точно видела склонившуюся над ней нахмурившуюся Генриетту. Как около самого изголовья доктор Пайпер и дежурная сестра, чьё имя, кажется, начиналось с буквы «С», вполголоса обсуждали рабочие мелочи. Все эти картинки всплывали и снова проваливались, но только вдалеке всё так же испуганно шелестело:

– Элис… Элис… Элис…

Проснувшись на следующее утро, Элис осознала одну простую мысль – ей всё равно, жив там Джеральд, ранен или валяется в канаве с простреленной башкой. Испытывает он муки совести, страдает делирием или трахает половину Бостона прямо у ворот больницы. Она устала от него и его проблем, наелась досыта играми в любовь, даже если они и закончились самыми настоящими чувствами с обеих сторон. Но Элис не сомневалась, что со временем сможет по капле выдавить из себя нежность, которую испытывала к придуманному Джеральду Риверсу.

Ещё стало ясно, что нелепое макраме жизни пора развязывать и причём срочно. Потому первое, что сделала Элис, увидев зашедшего в палату руководителя, – честно и откровенно потребовала оставить её в покое. Первое, что сделал Мэтью Хиггинс, заявившись через день ровно в три часа пополудни, – всучил черновик защитного слова и подписанные рецензии на ещё неоконченную работу. Безнадёжно. Обращаясь к стене за спиной Эл, он проигнорировал по-риверсовски саркастично поднятую бровь и попросил ознакомиться с бумагами, как только будет возможность. Сказано было так вежливо и осторожно, будто здесь приёмная королевы, а не заваленная аппаратурой палата. Стало понятно, что короткий разговор не помог. Однако Элис хотя бы попробовала вправить мозги профессора на положенное место. Но если ему удобно жить с извилинами набекрень, то это уже не её проблемы.

Вообще, у Элис было полно времени, чтобы проанализировать произошедшую в жизни удивительную мистерию. И к сожалению, это не всегда приводило к нужным последствиям. Если днём она ещё могла контролировать ход своих мыслей, то ночи оставались в полной власти бессознательного и отравляющих душу воспоминаний. Но она верила – это пройдёт. Как пройдёт общая жалость, сочувствие и бесконечные тревожные взгляды, которые доводили до бешенства. Эл запретили вставать, сидеть и даже рекомендовали лишний раз не шевелиться. Даже дышала она под контролем развешанных на ней датчиков. Самой себе Элис была предоставлена исключительно после полуночи. Но даже тогда она знала, что дальше по коридору дежурил Курт или кто-то из его ребят, опасаясь повторения недавнего инцидента. Она считала, что зря. Ланге был уверен, что нет. Риверса здесь ждали, Риверса здесь бы убили.

Курт, по мнению Элис, вообще мог с чистой совестью переезжать к ней в палату, потому что проводил здесь времени больше, чем в «Вальхалле» или у себя дома. Впрочем, как и Генри. Подруга, отведя с утра занятия, заявлялась в обед и приносила любимый сэндвич с тунцом, свежие сплетни и каплю жизни, что текла за успокаивающе-серыми стенами больницы. Кёлль шутила, препиралась с Ланге и частенько развлекала всех покером или, страшно сказать, игрой в матерный скрэббл. Властной рукой они с Куртом открывали окна в палате, впускали внутрь яркие запахи начала апреля, а потом громко и с наслаждением ругались с медицинским персоналом. И Элис не знала, кто получал больше удовольствия – Курт или Генри. Они вообще удивительно хорошо понимали друг друга.

На этом список адекватных людей заканчивался. Так что Эл прошла все стадии принятия неизбежного, прежде чем смирилась и стала игнорировать нытьё квохтающего дуэта Клаус-Джошуа. Друг нашёл смысл жизни в постоянном заваливании «бедняжки» тоннами органического шоколада, экопеченья и прочих здоровых сладостей для поднятия настроения. А Клаус… Элис долго не могла побороть в себе чувство стыда, когда смотрела на грустного дядюшку. Его расстроенное лицо вывернуло всю душу, пока Элис методично сознавалась во лжи. Да, вралось во благо, но смысл от этого не менялся. Но слова были сказаны, объятия получены, и Кестер, если и не понял, то хотя бы принял позицию Эл. Под строгим взглядом Курта. Что-что, а Ланге уверенно вживался в роль нового лидера. Так что Клаусу пришлось согласиться, но быть менее тошнотворно-заботливым он не перестал.

Ну а пока Элис боялась, что из-за всех сладостей Джо она покинет больницу с кариесом, диабетом и дебютом подагры, Хиггинс продолжил наносить непоправимую пользу. Он решал за студентку учебные вопросы, раз за разом переписывал автореферат и приносил задания от преподавателей. Генри доложила, что все вокруг шепчутся о беременности Элис, но затруднялись, кто был отцом. Риверс или всё-таки Хиггинс. На это Эл лишь пожала плечами, потому что у неё наконец-то нашлось куда более интересное занятие.

В самый первый раз ЭТО случилось шестого апреля, в один из ранних дней её унылой больничной жизни. На улице моросил лёгкий дождь, а они с Генриеттой отмечали контрабандными баночками бескофеиновой колы самостоятельный поход Эл до уборной. В палату вошёл Курт. Возможно, священный для каждого американца напиток открыл третий глаз или прочистил чакры, но именно в тот момент Элис заметила брошенный на Генри взгляд Ланге. И в голове будто нашёлся бозон Хиггса, завершив процесс осознания всех тех разрозненных нюансов, что ей удавалось случайно подметить до этого. Мысленно закинув руки за голову, Эл устроилась поудобнее и приготовилась наблюдать.

Дни напролёт она следила, подмечая каждую сказанную фразу или продолженную шутку. О, будь Элис поэтом, она могла бы сложить сонет, посвящённый случайным прикосновениям. Или написать маслом на холсте нежные улыбки, найдись в ней хоть капля художественного таланта. А может, сочинила роман, наполненный удивительными историями, которые эти двое додумывали из самых непримечательных новостей. Но ничего из этого мисс Чейн не умела, а потому продолжила наслаждаться видом двух влюблённых людей. И эта искренняя, чистая радость от осознания чужого счастья помогла выбраться из ямы безысходности, куда мартовским вечером её грубо столкнул Джеральд. Жизнь стряхнула налипшую грязь и побежала вперёд, подпрыгивая от восторга. Да, Элис сломали, разбили на мелкие осколки, но она смогла собрать всё до единой чёртовой молекулы и склеила заново. И пусть у неё теперь слишком острые грани и кривые углы, однако она с воодушевлением смотрела вперёд.

Впрочем, даже наблюдения за Генри и Куртом, которые пока не понимали произошедшее между ними, не смогли надолго развлечь Элис. Поэтому ко второй неделе она заскучала, а к третьей – лезла на стены и доводила до нервного тика сестёр, когда без предупреждения сбегала гулять в небольшой сад. Тем не менее время шло. Усы доктора Пайпера становились всё жизнерадостнее, и Эл потихоньку планировала вернуться домой. Но в последний вечер перед долгожданной свободой в палату влетела Генри и с каменным лицом сунула свой телефон в руки Элис. На кровать упала пластиковая упаковка с толстым сочным сэндвичем.

– Он зачёл тебе экзамен, – без предисловий вывалила она. И не надо было пояснять, о ком шла речь. – Специально сделала скриншот с внутреннего портала, а то вдруг не поверишь.

– Какой в этом смысл? – непонимающе похлопала глазами Элис, осторожно села и притянула к себе свеженький бутерброд. Телефон она предпочла проигнорировать. Тема Джеральда поднималась впервые, оставаясь для обеих занозой.

– Попытка подкупа?

– Я не намерена подавать в суд.

– Но он об этом не знает, – резонно заметила Генри и тут же фыркнула. – Впрочем, плевал он на все обвинения.

– Что он хотел этим сказать? – нахмурилась Элис. – Делает одолжение? Считает меня настолько безнадёжной? Думает, я не смогу наверстать пропущенное? Но я выполняю все задания, сдаю все работы. И он, между прочим, проверяет их. А может, он просто не желает видеть меня на занятиях?

– Не думаю. – Генри тряхнула светлыми волосами и задумчиво пригубила кофе. – Я знаю Джеральда почти пять лет, и за всё это время он ни разу не делал ничего подобного. Да что говорить, про его экзамен ходят легенды одна страшней другой. Сама знаешь.

– Да к чёрту экзамен! Его предмет мне жизненно необходим для работы.

– Студенты потом напиваются от пережитого стресса. Бедолаги… – не обращая внимания на гневный вопль, продолжала подруга. – Нет, дело не в этом… Полагаю, ты можешь рассматривать этот шаг в качестве извинений. И я дорого бы дала, чтобы узнать, как он вообще это провернул…

– Что?! Генри, ты сама себя слышала? Он просто отвратительно трусит! Потому что для извинений у него есть рот и способность к вербальной коммуникации, – голос Элис зазвучал жёстко. – Можешь так ему и передать. Я буду рада выслушать профессора в любое время, с пяти до восьми, по предварительной записи через Курта и в его же присутствии. А свой экзамен он может засунуть себе же в зад.

– Мы не общаемся. – Подруга вздохнула и отвела взгляд, уставившись на картонный стаканчик в руках. – Он хотел как-то поговорить со мной, но я вспылила… Это случилось в один из первых дней. Мы с Хиггинсом тогда оба были на взводе, так что я орала долго и с упоением. Джеральд выслушал меня молча и ушёл. Всё.

– Ты не должна была, Генри. Это дело исключительно моё и Риверса, я не хочу вмешивать вас и ломать дружбу.

На это последовал лишь короткий и злой смешок.

– Чёрт побери, Эл, я получше тебя знаю, каким он бывает ублюдком. Поведение Джерри уже давно за гранью человечности. Да, мне прекрасно известно, что спеси, гонора и жестокости в нём поровну с удивительной щедростью, заботой и глубоким одиночеством. Все эти годы я искренне наслаждалась его обществом, он лучший друг, который когда-либо встречался мне в жизни. Но ещё в ту ночь я видела тебя… видела кровоподтёки на твоём лице и загнанные глаза. Ты ничего не рассказываешь, но не надо быть Хокингом, чтобы связать приступ и последовавшую истерику с его появлением в палате! Что бы ни сделал Риверс, моего прощения ему пока не видать.

– Интересно вышло. – Элис задумчиво отодрала липкую этикетку с коробки из-под сэндвича. Антидепрессанты и транквилизаторы, на которые её немедленно посадил доктор Пайпер, с упорностью бронепоезда сносили к чертям все эмоции, оставляя после себя ровный гладкий фон равнодушия. – Однако, думаю, что когда-нибудь он по-настоящему извинится, и тогда тебе обязательно стоит его простить.

– Извинится? Да скорее этот гадёныш переселится на другую планету. По словам Курта, когда он его нашёл, чёртов Риверс был аморально пьян и весь в крови. Джеральд сидел у стеночки и страдал, пока где-то там ты корчилась от боли! Козёл остался относительно цел только потому, что я уволокла Ланге в машину. Мы спешили к тебе. И знаешь, это слишком. Риверс взрослый человек и должен уметь отвечать за свои поступки, а именно этого он делать не собирается. В лучшем случае откупается дорогими подачками. Поганец окончательно испорчен собственными гениальными мозгами, огромными деньгами и полной безнаказанностью.

– Возможно… Но повторю, не отворачивайся от него, Генри. Ему нужен хоть кто-нибудь, – задумчиво произнесла Эл, которая почти не вслушивалась в гневную коннотацию подруги.

– Ты любишь его? – Кёлль присела на край кровати.

– Я любила его.

– Значит, не простишь.

– Нет.

Они замолчали, потому что сказано было больше, чем ожидалось. Впрочем, ревностно держать секреты стало глупо и немного оскорбительно по отношению друг к другу. Элис никогда и ни о чём не жалела, как не сожалела даже об этом печальном опыте. Встреча с Джеральдом, какой бы ни оказалась жестокой для неё лично, помогла другим двум людям совершенно неожиданно найтись посреди маленькой планеты, усеянной синими пятнами океанов. И, главное, Генри избавилась от культа Хиггинса. Аллилуйя!

– Я думаю, тебе стоит позвать Курта на свидание, – как бы невзначай заметила Элис, поправляя одеяло.

– Что?!

О-о-о, да. Похоже, Ланге даже не раздеваясь, мог привести железную Кёлль в состояние близкое к полуобморочному. Какой похвальный успех! Кажется, эти двое на верном пути.

– Говорю, на свидание его пригласи, – она закатила глаза. – А то он уже скоро забудет, как выглядят нормальные женщины.

– Но вы же…

– Мы просто трахались. Ничего личного.

Элис откинулась на подушку, наслаждаясь непередаваемым калейдоскопом взметнувшихся внутри радостных эмоций. Поговаривают, чужое счастье заразно.

Когда она вышла на свободу, за окном, давно перехватив эстафету у марта, надрывался безумными скачками апрель. Бостон то замерзал под пронизывающими ветрами, то изжаривался под совсем уж летним светилом. Элис с наслаждением дышала сырым воздухом и впервые находила его настолько жизнеутверждающим. Хотя всё что угодно после запахов антисептиков, лекарств и стандартных безворсовых простыней показалось бы наполненным неким новым смыслом и обещанием лучших времён.

Доктор Пайпер в последний раз назвал зайчонком, уколол в щёку растроганными усами и выразил надежду встретиться на операционном столе. Также Эл рекомендовалось заняться физическими тренировками, которые улучшат работу сердца и помогут нарастить на костях хоть какое-то подобие мяса. Голова Элис согласно кивала на эти слова, словно лапа сувенирной кошки.

Возвращение домой она восприняла спокойно, тем более оттуда исчезли любые напоминания о её фантастической глупости. Розовый медведь, по словам Курта, был торжественно отправлен на переработку, серьги – в банковскую ячейку (нет, рука на них не поднималась до сих пор), а книга… Недрогнувшей рукой книга была отправлена под подушку через две секунды, как Элис переступила порог своей спальни. А днём позже Арнольд и Джошуа возникли у неё в комнате, словно два архангела пред Жанной Д’Арк. Неумолимо и непогрешимо. Они проигнорировали удивлённые взгляды, ругань и метание подушкой, а после всучили растерянной Эл одежду и тактично удалились ожидать. В чём было дело, Эл поняла, лишь когда машина Арнольда остановилась около внушительного салона красоты. Громкое название, окна во всю высоту этажа и красотки на больших рекламных плакатах. Кошмар!

– Как вы это объясните? – прошипела Элис и ткнула пальцем в сторону помпезного входа в царство острых ножниц и кистей для макияжа. Тревожное место.

– Ну, пока ты валялась при смерти, мы почитали парочку журналов…

– Вы что?!

– Подожди, – одинаково замахали руками эти двое. – В любом женском глянце написано, что лучший способ оставить позади неприятные воспоминания – кардинально сменить образ.

– Вы рехнулись, – промямлила Эл и с опаской вгляделась в неприлично воодушевлённые лица. – Начитались бредовой дряни, и теперь пытаетесь втянуть меня в свой сумасшедший мир!

– Пожалуйста! Давай хотя бы с волосами разберёмся, – осторожно начал Джо, но тут же замолчал под холодным взглядом подруги.

– А что не так с моими волосами? – Её глаза сузились, гвоздями прибив этого ненормального к мягкому сиденью.

– С ними всё отлично! – залепетал он. – Они такие густые, длинные… такие длинные, что садиться скоро на них будешь. И это круто, конечно… Но ты всю жизнь ходишь с одной и той же причёской. Элис, ты же девочка. Вам положено, ну не знаю, делать стрижку, краситься…

– Да, если у тебя вместо мозгов шарики минеральной пудры! – рявкнула она донельзя смущённая и растерянная. – Где ты выкопал эту чушь?

– Уж точно не в годовой подписке на журнал о полупроводниках, – хохотнул Арнольд. – А серьёзно, я спрашивал у знакомых психиатров, и все как один рекомендовали сменить обстановку если не перед собой, то хотя бы в зеркале.

– И где вы нашли таких горе-специалистов? У меня есть таблетки, и этого достаточно…

– Это всего лишь волосы, Эл. Не понравится – отрастишь обратно.

Она посмотрела на светло-бежевый велюровый потолок машины и вздохнула. Может быть, они не так уж и неправы? Возможно – только возможно! – ей действительно пора хоть раз начудить что-то безумное, совершенно непредсказуемое и однозначно радикальное. И это что-то будет не связано с одним профессором. По крайней мере, она перестанет вспоминать, как Джеральд перебирал пряди или… как наматывал их на кулак. Так почему бы и нет? Пожав плечами, Элис вышла из машины и направилась в сторону салона, преследуемая удивлённо-недоумёнными взглядами парочки идиотов. За спиной раздались торопливые хлопки дверей.

– Фантастические твари и где они обитают, – вынесла приговор Элис и вошла в приветливо распахнувшиеся стеклянные створки.

Спустя три часа, пятнадцать дюймов волос, что остались лежать каштановой лужицей в руках всхлипнувшего Джо, полгаллона рыжей краски, и из зеркала на Эл посмотрела девушка, в которой с большим трудом можно было опознать мисс Чейн. Удлинённое каре открывало хрупкую шею, яркий цвет волос превращал синюшность в томную бледность, а глаза, что прятались под тяжёлыми веками, распахнулись и теперь занимали пол-лица, словно у героини идиотского аниме. Оставалось нацепить гольфы, мини-юбку и можно идти спасать мир.

Элис тряхнула головой, не в силах пока привыкнуть к незнакомой лёгкости. Бросив взгляд на О’Нили, который любовно убирал остриженные волосы, чтобы сделать из них парик для онкобольных, она прикрыла глаза. Что бы ни говорил Джеральд, что бы ни думал, Элис не мнила себя святой. Нет. Она всего лишь хотела, чтобы сокровище, так отвратительно и подло предавшее в самый страшный момент, единственная доступная ей красота, над которой умудрился надругаться Риверс, послужила хоть кому-то. Сама Элис оказалась недостойна этого дара.

– Приемлемо, – выдала она вердикт. Красавицей она, конечно, не стала, но и уродства не прибавилось.