Иоанна I

Глава XI. Возвращение королевы

О масштабах успеха королевы можно судить по тому, как явно и незамедлительно Папа укрепил ее положение после оправдания. 22 апреля Климент издал буллу, узаконивающую брак Иоанны с Людовиком Тарентским. 7 мая Папа отправил Бертрану де Де письмо с резкими формулировками и указаниями отказать Людовику Венгерскому в его требовании короноваться королем Неаполя. Климент писал:

Был ли Людовик Венгерский когда-либо ознакомлен с этим папским письмом, неизвестно, так как к моменту его написания Бертран де Де бежал из Неаполя в Рим. Даже если бы легат остался в столице, он вряд ли захотел бы передать его содержание суровому завоевателю. Не то чтобы укоры понтифика имели для короля большое значение, но Людовик Венгерский был озабочен гораздо более серьезными проблемами, большинство из которых он создал сам. Вскоре после захвата Неаполя король Венгрии развязал террор, чтобы выявить всех возможных соучастников смерти своего брата. Венгерские войска были особенно жестоки в своих преследованиях предполагаемых преступников. По словам Доменико да Гравина, многим невинным людям во время допросов отрезали пальцы и носы. "Захватчики не проявляли никакого милосердия к людям",[172] — сетует хронист, который до этого в своем повествовании о событиях был на стороне Андрея и венгров. Никто не был застрахован от преследований. Представителям высшей знати грозила смерть, если они не укажут на подозреваемых из своей семьи. Методы Людовика Венгерского считались чрезмерными даже среди населения, привыкшего к применению кипящего масла и раскаленных щипцов. Один дворянин "был допрошен в присутствии короля и признался во всем, что от него хотели"[173], — рассказывает Доменико да Гравина. "Людовик [Венгерский] избрал для него особенно изысканное наказание: осужденного поместили над колесом, оснащенным острыми как бритва лезвиями, которое, вращаясь, разрезало его на части… Это дело продолжалось с половины третьей мессы до поздней вечерни… Безусловно, это было неслыханно и безмерно жестоко"[174], — отмечает хронист.

Неудивительно, что в результате подобной политики Людовику Венгерскому было трудно завоевать расположение местных баронов, что было необходимым шагом на пути к укреплению его власти над королевством. Ему нужны были знатные семьи, такие как Бальцо и Сансеверино, в качестве администраторов, но бароны и сеньоры этих домов, потрясенные венгерскими репрессиями, отказывались сотрудничать и вместо этого замышляли восстание. (Король Венгрии, настолько мало понимал своих новых подданных и их отношение к его покойному брату, что присвоил имущество, принадлежавшее братьям Пипини, и изгнал старшего из них из Неаполя, что, естественно, привело к переходу членов семьи на сторону оппозиции, где они внесли свой весомый вклад). Поначалу это восстание проявилось в форме неповиновения: когда король Венгрии требовал, чтобы граф или барон явился ко двору и повиновался своему новому государю, Людовик неизменно получал вежливый ответ, что, к сожалению, болезнь не позволяет вассалу явиться на аудиенцию.

Это оправдание приобрело новый, гораздо более угрожающий оттенок в конце апреля, когда в Неаполь нагрянула чума. Боккаччо, находившийся в королевстве во время венгерской оккупации, оставил в Декамероне пронзительное описание Черной смерти:

По некоторым оценкам, за три месяца Неаполитанское королевство потеряло почти половину своего населения.

Учитывая эти обстоятельства (враждебно настроенное население, отсутствие папской поддержки и внезапное появление страшной, неконтролируемой, смертельной болезни), Людовик Венгерский резко пересмотрел свое решение остаться в Южной Италии. 24 мая 1348 года, сопровождаемый лишь небольшой свитой, он тихо ускользнул на корабле из порта Барлетта на восточном побережье, оставив основную часть своей армии. Король уехал так незаметно, что многим его новым подданным потребовалась почти неделя, чтобы понять, что захватчик ушел.

Новость о бегстве Людовика Венгерского достигла Авиньона почти сразу после того, как стала широко известна в Неаполе, и наполнила Иоанну и ее теперь уже законного мужа новыми неотложными задачами. 31 мая Людовик Тарентский отправил во Флоренцию письмо, в котором сообщал, что он и королева готовятся вернуться в Неаполь, чтобы отвоевать королевство, а 3 июня Иоанна направила своему правительству в графстве письмо с требованием явиться 15 июня в Экс-ан-Прованс, для обсуждения контрнаступление. Но ничего нельзя было сделать без денег, а их явно не хватало. Королеве уже пришлось заложить все свои самые ценные вещи, включая два седла, отделанных бархатом и усыпанных драгоценными камнями, драгоценности, несколько золотых статуэток, одну в виде орла, и даже корону, которую она надела для выступления в консистории, чтобы оплатить повседневные расходы, и все вместе это принесло ей всего 18.000 флоринов. Но для ведения военных действий ей требовалось значительно больше.

Существовал только один способ быстро собрать необходимую сумму: продать какие-либо земельные владения. 6 июня королева и ее главный финансовый советник Никколо Аччаюоли (теперь, в знак признания его неоценимых заслуг перед государыней, ставший новым графом Терлицци) вступили в переговоры с папством о передаче города Авиньона под власть Церкви. Климент, который не собирался возвращаться в Рим и уже вложил немалые средства в строительство папского дворца как новой постоянной резиденции своего двора, очевидно, давно об этом мечтал. Добровольное отчуждение части своего королевства не было в характере Иоанны; королева явно пошла на этот шаг неохотно и только в качестве крайнего средства. Она планировала, что сделка будет временной и заложила город, как заложила свои драгоценности, что было обычной практикой в Средние века. В трех последующих письмах королева ссылалась на устные обещания Папы, данные ей в присутствии по крайней мере одного кардинала, что она сможет выкупить Авиньон в любое время возвратив одолженную сумму. Согласовав условия, сделку совершили всего за три дня. 9 июня был подписан договор, по которому Иоанна получала 80.000 золотых флоринов в обмен на передачу города Авиньона. 18.000 из них пошли на выкуп драгоценностей королевы, так как она не собиралась возвращаться в Неаполь без своей короны.

Как только эти средства были получены, подготовка к отъезду Иоанны и Людовика пошла ускоренными темпами. 11 июня королева отправила в Неаполь письма, в которых призывала различных высокопоставленных представителей аристократии, включая членов семей Сансеверино и Бальцо, а также бывшего адмирала флота, принять участие в борьбе за возвращение королевства. Четыре дня спустя представительная ассамблея в Экс-ан-Провансе выделила двести рыцарей для участия в предстоящих военных действиях. А 23 июня Климент издал буллу, по которой королева получала десятую часть всех ежегодных церковных доходов Прованса, которые обычно предназначались для организации крестовых походов, и могла использовать их для отвоевания своего королевства. Двенадцать галер и большие транспортные суда были наняты для перевозки Иоанны, Людовика и их войск в Неаполь. В это же время Иоанна одолжила королю Майорки вспомогательный флот из провансальских кораблей, чтобы помочь ему в отвоевывании его королевства, — убедительное свидетельство того, что ее кузен-король действительно помогал ей в стремлении получить папскую поддержку.

Из Неаполитанского королевства в Прованс приходили обнадеживающие вести. 18 июня адмирал во главе отряда дворян вынудил противника вступить в бой и одержал победу; а сын Никколо Аччаюоли, Лоренцо, после продолжительной осады захватчиками, удержал город Мельфи, самый центр королевства. Воодушевленные этими военными успехами, жители Неаполя подняли в столице знамя королевы и отправили в Авиньон делегацию с призывом к Иоанне как можно скорее вернуться на родину. Потребовалось всего несколько месяцев венгерского правления, чтобы убедить местную аристократию в достоинствах правления их прежней государыни.

Королева находилась на последних неделях беременности и не могла рисковать отправившись в морское путешествие, но она отправила Никколо, снабженного большим количеством денег и получившего звание великого сенешаля королевства, в Тоскану, чтобы набрать наемников и привлечь союзников. 30 июня Иоанна родила дочь Екатерину, а 3 июля она и Людовик Тарентский официально обратились к Клименту с просьбой о покровительстве над ребенком. На следующий день Папа отправил письма и эмиссаров сторонникам Иоанны в Неаполе, поощряя баронство и церковников продолжать сопротивление венграм и советуя хранить верность королеве.

К концу месяца Иоанна была готова к путешествию. Она и Людовик вместе со своим флотом отплыли из Ниццы 1 августа и к 17-му добрались до берега недалеко от Неаполя. "Поскольку замки Неаполя… [и] гавань и арсенал находились в руках людей короля Венгрии, они [Иоанна и Людовик] не могли высадиться в гавани или в ее окрестностях, а только за пределами Неаполя… где они и сошли на берег, — сообщает Маттео Виллани, — Затем они отправились в церковь Нотр-Дам, чтобы дождаться баронов и послов из Неаполя, которые должны были впустить их в город[176]". Как только стало известно, что они высадились, большая процессия, возглавляемая членами семейств Сансеверино и Бальцо, щеголявшими "показными нарядами, с большим торжеством и радостью"[177], прибыла, чтобы приветствовать королеву и ее мужа. Хроники единодушны в описании восторженного приема, которым были встречены Иоанна и Людовик. "Флорентийские, сиенские и луккские купцы, генуэзцы, провансальцы и другие иностранцы были сгруппированы по странам происхождения, одеты в роскошные бархатные, шелковые и шерстяные одеяния, за ними следовала толпа со всевозможными музыкальными инструментами"[178], — заявляет Маттео Виллани. В Chronicon Siculum сообщается, что в тот вечер вся столица была освещена кострами в честь возвращения королевы на родину.

Хотя Иоанна, должно быть, радовалась такому излиянию чувств, она не питала иллюзий по поводу грандиозности предстоящей задачи. Большая часть венгерской армии оставалась в Неаполе. Гарнизоны Людовика Венгерского удерживали важные замки во всех крупных городах и провинциях, включая Кампанью, Аверсу, Капую и Абруцци. В самой столице враг занимал Кастель-Нуово и Кастель-дель-Ово, и эти замки были настолько хорошо снабжены и укреплены, что могли выдержать осаду в течение нескольких месяцев, а возможно, и года. Так что королеве еще предстояло потрудиться, чтобы вернуть свое королевство.

Поначалу, подстегиваемые воодушевлением от возвращения на родину, сторонники Иоанны добилась больших успехов. Замок в Капуе был отвоеван в течение месяца. Армия разделилась, чтобы охватить максимально большую территорию. Людовик Тарентский повел 3.000 наемников и 1.500 всадников в Апулию, а к 1 декабря отвоевал Калабрию. Иоанна осталась осаждать столицу с сильным отрядом и была вознаграждена взятием Кастель-Нуово и Кастель-дель-Ово, когда недовольные венгерские наемники составлявшие их гарнизоны, к тому времени уже несколько месяцев не получавшие жалованья, сдались 17 января 1349 года.

Но средневековые войны редко представляли собой череду беспрерывных успехов, и война за возвращение королевства не стала исключением. Людовик Венгерский, узнав о возвращении королевы и о победах Людовика Тарентского, решил вернуться в Неаполь с подкреплением. Венгерская армия, воодушевленная этой новостью, перегруппировалась в Фоджии и отбросила войска королевы. Людовик Тарентский, раздосадованный и ожесточенный, особенно отсутствием обещанной поддержки со стороны Флоренции, был вынужден отступить к столице. Он прибыл в Неаполь в феврале, и тогда война вступила в новую, явно менее перспективную фазу.

Ухудшение военного положения сопровождалось аналогичным и гораздо более зловещим ухудшением супружеских отношений между королевой и ее мужем. Примерно в это время умерла их дочь Екатерина, и это должно быть внесло напряжение в их интимные отношения. Но даже с учетом неблагоприятных условий, сложившихся в Неаполитанском королевстве весной 1349 года, скорость, с которой распался брак Иоанны, поражает воображение. В течение двух месяцев после возвращения Людовика Тарентского в столицу Иоанна и ее муж сошлись в ожесточенной борьбе за власть, которая ознаменовалась арестом ее камергера Энрико Караччоло по сфабрикованному обвинению в прелюбодеянии с королевой.

Обвинения против Иоанны и Энрико были явно ложными и по сути это был государственный переворот Людовика Тарентского, организованный Никколо Аччаюоли и его кузеном, епископом Флоренции, теперь занимавшим должность хранителя королевской печати. Энрико, один из тех придворных Иоанны, которые вместе с ней бежали из столицы, но были задержаны в Провансе по подозрению в соучастии в убийстве Андрея, был освобожден вместе с остальными Климентом после ее оправдания в консистории. В августе этого года он сопровождал свою государыню во время ее возвращения в Неаполь. Энрико был очень удобной разменной пешкой; именно таким образом отец Людовика Тарентского, Филипп Тарентский, избавился от своей первой жены, чтобы жениться на императрице Константинополя. Вероятно, второй муж Иоанны никогда не заботился о ней и рассматривал брак лишь как путь к власти, что не преминул отметить Папа, который сразу же встал на сторону королевы. В письме от 4 сентября 1349 года Климент писал Людовику:

Иоанна горячо защищалась от обвинений в прелюбодеянии в последующем письме Клименту, написанном 12 ноября, которое показывает, что королева хорошо знала, что о ней говорят и как тактика добавления новых инсинуаций к тем, в которых ее уже обвиняли, была намеренно использована, чтобы подорвать доверие общества к ее способности самостоятельно править.

Отношения между мужем и женой не улучшились, хотя к тому времени, когда королева написала это письмо, она снова была беременна, очевидно, от Людовика, так как Энрико находился в тюрьме предыдущие семь месяцев. Ионна была вынуждена уступить власть своему мужу, которому она щедро даровала титул графа Прованса, когда супруги еще находились в Авиньоне. Теперь Людовик Тарентский использовал свое положение, чтобы отменять распоряжения и назначения, сделанные королевой ранее. Ситуацию усугубляла сестра Иоанны, Мария, которая, оставшись без средств к существованию после казни Карла Дураццо, вернулась в Неаполь, чтобы потребовать у королевы остаток своего значительного приданого. Поскольку к этому времени в королевство вернулся и король Венгрии, сопровождаемый еще одной большой армией, а корона явно нуждалась в каждом флорине для продолжения войны, время для выплаты этой крупной суммы было неподходящим. Когда Иоанна отказала сестре в ее просьбе, разгневанная Мария переехала с детьми в Кастель-дель-Ово и стала замышлять предательство.

Появление на свет третьего ребенка Иоанны, к сожалению, еще одной дочери, Франсуазы, в марте следующего года спровоцировало кризис. Энрико Караччоло к этому времени был казнен, а Людовик Тарентский фактически посадил Иоанну под домашний арест, и более того угрожал королеве смертью или пожизненным заключением. Никому не разрешалось разговаривать с Иоанной, если при этом не присутствовал ее муж, и ходили слухи, что Людовик Тарентский намерен ее убить. Королева сделала все возможное, чтобы обойти своих преследователей, тайно отправив в Авиньон секретного эмиссара с инструкциями донести до Папы опасность ее положения. Очевидно, ее посол так и сделал, поскольку 17 апреля Климент, который к этому времени научился прислушиваться к угрозам причинения смерти, исходящим из Неаполя, написал дожу Генуи: "Ссора между Людовиком и королевой, если прочесть все их письма, ставит под угрозу жизнь Иоанны. Защитите ее!"[181] В ответ, Генуя, обещавшая предоставить корабли Людовику Венгерскому, отказалась от своих обещаний и с этого момента поддерживала в войне сторону королевы. Затем папство направило в Неаполь непрерывный поток писем, в которых всем сторонам, включая Аччаюоли, предписывалось способствовать восстановлению мирных отношения между мужем и женой.

К июню Людовик Венгерский со своей армией был у ворот Аверсы и начал осаду города. Приближение венгерского короля породило новую интригу, в которой приняла участие и сестра Иоанны, Мария. Молодая жена Людовика Венгерского, Маргарита Богемская, умерла в предыдущем году, что дало повод предположить, что теперь ситуация в Неаполе может быть решена путем заключения брака, а не войны. Принцы из домов Таранто и Дураццо, которые, несмотря на все усилия папства их освободить, все еще находились в плену в Вишеграде, выдвинули Марию в качестве возможной кандидатуры в жены Людовику, несмотря на то, что король Венгрии приказал казнить Карла Дураццо и заставил его вдову бежать, спасая свою жизнь. Удивительно, но Мария с энтузиазмом отнеслась к идее выйти замуж за убийцу своего мужа. Овдовевшая герцогиня Дураццо тайно отправила одного из своих придворных, по имени Марино Румбо, на встречу с королем в маленькую деревню Трентола под Аверсой, чтобы обговорить условия брачного контракта. Согласно Chronique of Parthénope, "после обсуждения с королевской семьей, находившейся в плену в Вишеграде, король Венгрии заключил с мадам Марией тайное соглашение о браке с ней, согласно которому король получал во владение Сицилию [Неаполь], а королева Иоанна оставалась графиней Прованса"[182]. Документ об этом был действительно составлен и скреплен печатями обеих сторон.

Но какой бы безвыходной ни казалась ситуация, Иоанна была далеко не беспомощна. Своим выступлением в консистории королева приобрела могущественного союзника в лице Папы, а в Провансе у нее оставалось много верных подданных, которые были возмущены тем, что Людовик Тарентский узурпировал власть у законной наследницы Роберта Мудрого. Теперь эти сторонники и пришли ей на помощь. Папа отправил Уго дель Бальцо, графа Авеллино (того самого Уго дель Бальцо, которого Климент послал после убийства Андрея для преследования фаворитов Иоанны), и нунция, епископа Сент-Омера, в Неаполь, чтобы они вступились за королеву. Подозревая, что может потребоваться демонстрация силы, Уго принял меры предосторожности и прежде чем отправиться в путь набрал, в основном в Марселе, целую эскадру сторонников королевы.

Таким образом, примерно 20 июля 1350 года жители Неаполя проснувшись, обнаружили, что флот из шести галер, заполненных вооруженными людьми из Марселя, под знаменами Церкви и королевы Неаполя (но не Людовика Тарентского) бросил якорь у побережья между Кастель-Нуово и Кастель-дель-Ово. Людовик послал своих представителей, чтобы узнать о намерениях графа Авеллино, на что Уго ответил, что находится в Неаполе по просьбе Папы, который поручил ему обеспечить восстановление гармоничных отношений между Иоанной и ее мужем. Затем епископ Сент-Омера попросил о личной аудиенции с королевой, которую Людовик не посмел запретить. Впервые за почти год Иоанне позволили поговорить с союзником без присутствия мужа. Нет никаких сведений о том, что обсуждала эта пара. Выйдя из дворца, епископ лишь сказал, что был рад увидеть королеву в таком хорошем расположении духа, а затем отправился в Аверсу на встречу с королем Венгрии, оставив Уго разбираться с ситуацией.

Граф Авеллино сделал это довольно эффективно, заручившись, против Людовика Тарентского, помощью неаполитанского населения — тактика, в которой Уго уже имел некоторый опыт. Он начал с того, что распространил слух о том, что муж Иоанны пытается ее отравить, и объявил, что будет использовать своих людей и корабли для осады Кастель-Нуово, чтобы ее спасти. Далее он пригрозил, что если Людовик Тарентский продолжит сопротивляться распоряжениям Папы, а жители Неаполя не примут меры для восстановления законной власти королевы, то Папа (в лице Уго) встанет на сторону короля Венгрии и использует свой флот для захвата города. Однако если горожане подчинятся указаниям Церкви и помогут убедить Людовика Тарентского передать власть своей жене, то Уго пообещает заставить венгерскую армию отступить и установить прочный мир с королем. Согласно Chronicon Siculum, в течение примерно двух недель, пока граф Авеллино рассылал эти послания, моряки на борту галер регулярно скандировали: "Да здравствует Папа! Да здравствует королева! Долой Людовика Тарентского!"[183] на случай, если у кого-то из обывателей возникнут сомнения в официальной позиции Церкви по этому вопросу.

Столкнувшись с непримиримым сопротивлением Папы и растущим недовольством своих соотечественников, Людовик Тарентский неожиданно капитулировал. К августу он составил и подписал официальный эдикт, признающий королеву единственной правительницей Прованса, и согласился с решением Климента, изложенным в письме папского двора от 20 июля, согласно которому он как консорт Иоанны может быть коронован королем если того пожелает, но только номинально и ни при каких обстоятельствах не будет иметь права голоса в ее управлении государством или каким-либо образом посягать на ее прерогативы. 17 августа, в знак признания восстановления своей власти, Иоанна немедленно назначила нового сенешаля Прованса, заменив им прежнего, поставленного ее мужем, а через два дня отправила Клименту письмо, в котором горячо благодарила его за вмешательство. Не забыла королева и о своих истинных избавителях: 2 сентября она отправила в Прованс специального эмиссара с письмом, в котором изъявляла жителям Марселя свою "наилучшую любовь"[184].

Пока в столице разворачивалась эта драма, епископ Сент-Омера был занят переговорами с Людовиком Венгерским о перемирии, которое вступило в силу в сентябре. Согласно Chronicon Siculum, король Венгрии официально согласился на приостановку всех военных действий на шесть месяцев, или до апреля 1351 года, с оговоркой, что каждая противоборствующая сторона будет удерживать свои территориальные завоевания. Это означало, что венгерская армия, только что, после длительной осады, взявшая Аверсу, останется в этом городе, в то время как войска королевы должны будут находиться в Неаполе. Во время перемирия, в качестве подачки венграм, папство согласилось возобновить дознание по делу об убийстве Андрея и если Иоанну признают виновной, она потеряет свое королевство, которое перейдет к Марии. (Поскольку король Венгрии рассчитывал жениться на Марии, а епископу Сент-Омера было велено поощрять эту затею, Людовик посчитал такое условие вполне приемлемым). Однако если Иоанна будет признана невиновной, Людовик Венгерский должен будет отказаться от своих притязаний на Неаполитанское королевство и лишится всех земель и замков, которыми он в нем владеет, возвратив их королеве. Чтобы подсластить сделку, независимо от результатов второго дознания, Иоанна также должна была заплатить своему противнику 300.000 флоринов, якобы для выкупа плененных членов королевской семьи, но на самом деле для того, чтобы откупиться от короля Венгрии. Наконец, в течение шестимесячного периода перемирия, пока исход дознания оставался под вопросом, все главные участники войны (король Венгрии, Иоанна и Людовик Тарентский) должны были покинуть Неаполитанское королевство.

Существовало множество причин, по которым Людовик Венгерский, несмотря на свои первые военные успехи, решил согласиться на эту сделку. В этот раз жители Аверсы оказали значительно большее сопротивление, чем раньше, а сам король получил серьезную рану в ногу. Маттео Виллани сообщает:

Со своей стороны, Иоанна и Людовик Тарентский, пытавшиеся с переменным успехом вернуть себе королевство, также были вынуждены пойти на это соглашение. "Что касается Людовика Тарентского, — продолжает Маттео Виллани, — то он оказался не в состоянии не только противостоять врагу, но даже нести самые необходимые расходы. И если бы неаполитанцы не согласились защищать его и королеву, они не смогли бы остаться в столице. В этом положении несколько посредников вмешались и легко добились соглашения[186]". Однако для такого человека, как муж Иоанны, условия мирного договора намекали на бесчестье. Чтобы исправить ситуацию, он вызвал своего противника на поединок, который должен был состояться по справедливости в присутствии Папы или короля Франции. Людовик Венгерский в ответ согласился на это только при условии, что судьями станут император Священной Римской империи или король Англии. Поскольку ни тот, ни другой Людовик не желали встретиться в поединке на чужой территории, он так и не состоялся.

Иоанна, успешно оправдавшаяся в первый раз, не боялась исхода второго дознания, поэтому не стала возражать против этого условия. Однако королева протестовала против размера выкупа, который ей придется заплатить, и в конце концов убедила Климента выделить ей деньги под гарантию того, что она возместит расходы Церкви в последствии.

Официально приняв это соглашение, обе стороны выполнили свое обещание покинуть королевство. 17 сентября Людовик Венгерский отбыл из Аверсы в Рим, оставив в городе отряд из 5.000 рыцарей под командованием воеводы Трансильвании. Иоанна назначила Франческо дель Бальцо, родственника графа Уго, управлять Неаполем в ее отсутствие, и вместе с Людовиком Тарентский, 17 сентября, также отплыла в Рим. Уго дель Бальцо любезно предоставил королевской чете свое собственное судно для путешествия, и королева с мужем отплыли из гавани Неаполя в сопровождении трех марсельских галер. Граф Авеллино задержался с отъездом, оставшись с двумя другими кораблями, якобы для того, чтобы в отсутствие королевы обеспечить плавный переход власти, хотя и пообещал догнать Иоанну и ее партию до того, как она достигнет Рима.

Однако не успели галеры с королевской четой на борту покинуть Неаполь, как Уго дель Бальцо привел в действие заговор, который, похоже, был тайной как для Иоанны, так и для Людовика Тарентского. Зная, что Клименту надоели требования венгров о суверенитете над Неаполем, Уго счел заключенное мирное соглашение последним словом в этом вопросе и специально остался, чтобы женить своего сына Роберта, который сопровождал отца в Неаполь, на овдовевшей герцогине Дураццо. Будучи лишь орудием в руках Папы, Уго не мог пойти на такой шаг без его предварительного одобрения. Так как семья Бальцо не принадлежала к королевскому роду, этот брак был унизительным для Марии и вполне обоснованно ожидалось, что Иоанна будет против этого возражать, и по этой причине ей ничего не сообщили об этой затее. Как выяснилось, об этом не была в курсе и Мария. Это был односторонний шаг, предпринятый как для того, чтобы помешать тайному договору герцогини Дураццо с Людовиком Венгерским, так и в качестве награды графу Авеллино за оказанные услуги. Поэтому, по крайней мере, по мнению Уго, не было необходимости выяснять желания будущей невесты.

Разные хроники с разной степенью подробности сообщают, что Роберт дель Бальцо по приказу и в присутствии своего отца изнасиловал Марию, чтобы осуществить желаемое бракосочетание. "29 сентября, — сообщает Chronicon Siculum, — граф Авеллино вошел в Кастель-дель-Ово, взял мадам Марию, герцогиню Дураццо, и женил ее на своем сыне"[187]. "Граф отправился в замок с небольшим эскортом, чтобы навестить Марию перед отъездом, — соглашается Маттео Виллани, — ничего не подозревая, герцогиня приказала открыть ворота, чтобы он мог свободно войти. Граф вошел с двумя сыновьями и вооруженными приближенными советниками, которым приказал охранять ворота и замок. Когда же он [Гуго] оказался в присутствии герцогини, то сказал, что хочет, чтобы она вышла замуж за его сына Роберта, и заставил ее заключить брак силой"[188].

Даже если не принимать во внимание жестокость его поступка, самонадеянность, проявленная Уго, — ведь, соединив своего сына с Марией, он поставил свою семью в очередь на возможное наследование Неаполитанского трона — была поразительной и привела к его быстрому падению. Когда 7 октября Уго с Робертом и Марией встретился в Гаэте с Иоанной, новости о несчастье с ее сестрой уже просочились в окружение королевы. Маттео Виллани сообщает, что Иоанна была глубоко возмущена предательством Уго дель Бальцо. Людовик Тарентский, все еще не оправившийся от унижения, связанного с необходимостью уступить власть жене, навязанную ему графом Авеллино, и жаждавший излить свой гнев, увидел во всем этом для себя возможность поквитаться. Когда команда корабля Уго дель Бальцо вышла на берег, муж Иоанны подкупил их, чтобы они остались на суше и предали своего господина, который все еще находился на борту, оправляясь от приступа подагры. Тогда Людовик вооружился и в сопровождении небольшого отряда поднялся на борт судна графа Авеллино, где многократно проткнул Уго мечом, а затем сбросил труп своей жертвы в море. Роберт дель Бальцо был арестован; освобожденная герцогиня Дураццо сошла на берег и провела зиму в Гаэте со своей сестрой и ее мужем. В конце концов Роберта перевезли в темницу Кастель-дель-Ово, где, несмотря на мольбу Климента в письме Людовику Тарентскому, от 1 февраля 1351 года, избавить сына от наказания за грехи отца, он был казнен. Маттео Виллани утверждает, что герцогиня Дураццо сама организовала казнь Роберта дель Бальцо. Пока Иоанна, ее муж и остальные придворные были на празднике за пределами столицы, Мария в сопровождении четырех нанятых ею для этой цели вооруженных людей пробралась в Кастель-дель-Ово и приказала разрубила на куски своего обидчика в качестве предупреждения тем, кто в будущем будет покушаться на достоинство королевской принцессы Анжуйского дома.

Яркая развязка этого эпизода ознаменовала конец военных действий между Неаполитанским и Венгерским королевствами. К концу октября 1350 года Людовик Венгерский уехал из Рима в Вишеград и больше не возвращался. В феврале 1351 года Людовик Тарентский и Никколо Аччаюоли вернулись в королевство и освободили Аверсу, а Иоанна и ее сестра приплыли по морю отдельно. "В конце февраля король [Людовик Тарентский], королева и герцогиня Дураццо вновь вступили в столицу Неаполитанского королевства"[189], — сообщает Chronicon Siculum. Несмотря на пункт в мирном договоре, нет никаких сведений о том, что Климент созвал трибунал для нового дознания роли Иоанны в смерти ее первого мужа. Разумеется, от нее не потребовали явиться в Рим или Авиньон, чтобы снова дать показания. Венгры, видимо, окончательно сдались или потеряли к этому интерес, поскольку отсутствие дознания не повлияло на примирение. К 14 июня Никколо Аччаюоли смог написать: "Общее соглашение между нашими господами и королем Венгрии было принято обеими сторонами, принцы освобождены, и у нас наступил мир"[190]. Правда оставалось еще непосильное обязательство по выплате выкупа, но и этот вопрос был решен в пользу Неаполя. Когда 28 декабря 1351 года, после многомесячных проволочек, Иоанна наконец отправила Клименту гарантию возврата долга, которую он требовал за согласие перевести на ее имени 300.00 флоринов, Людовик Венгерский в рыцарском порыве удивил всех, внезапно простив долг, указав Папе в качестве причины: "Потому что он пошел на войну не из-за жадности, а чтобы отомстить за смерть брата"[191], — объясняет Маттео Виллани.

Весна 1352 года была отмечена радостью и возобновлением сотрудничества между Иоанной и ее мужем, и это воодушевление достигло кульминации в мае, когда была проведена тщательно продуманная двойная коронация. В январе Людовик Тарентский официально согласился на все предусмотренные для него ограничения в королевстве, которые ранее отвергала семья Андрея, включая признание прерогативы его жены. Он должен был короноваться только как король-консорт; его дети от Иоанны могли наследовать трон (к этому времени в Неаполе стало известно, что маленький Карл Мартель умер), но своим титулом короля он владел лишь пожизненно и если Иоанна умерла бы не оставив наследников, королевство переходило к Марии. Легитимность Роберта Мудрого как государя была окончательно узаконена, а очередь наследования трона в принципе осталась такой, какой ее определило его завещание.

Обрадованная капитуляцией Людовика Тарентского, Иоанна активно и с энтузиазмом восприняла идею двойной коронации как средство стабилизации отношений с мужем и обеспечения безопасности и благополучия своего королевства. Больше всего она хотела официального признания своего наследственного права на правление, и как только этот вопрос был решен, она вызвалась сотрудничать с Людовиком в интересах реформ и единства государства. В этом поступке прослеживается и чувство справедливости, и практичность. Иоанна, должно быть, понимала, что Людовик Тарентский, как никто другой, способствовал возвращению ей родового права; он возглавлял ее армии и сделал повторное завоевание королевства венграми настолько трудным, что ее бывший деверь счел нужным согласиться на урегулирование путем переговоров. Королевство все еще нуждалось в Людовике, так как некоторые замки все еще находились в руках вражеских гарнизонов, и их нужно было убедить мирно сдаться. Также необходимо было пресечь преступную деятельность, такую как грабежи и разбои, и обезопасить границы от возможных вторжений.

Результатом такого непривычного политического согласия стал ряд перспективных эдиктов, изданных от имени королевы и будущего короля и скрепленных их печатями. Одним из наиболее разумных было провозглашение 7 апреля 1352 года всеобщей амнистии для тех подданных, которые сотрудничали с венграми или поддерживали их во время вторжения. Этот указ предусматривал не только полное помилование, но и возвращение всего имущества, конфискованного короной во время войны, — великодушное решение, которое снискало Иоанне и Людовику большую поддержку со стороны их бывших противников в королевстве. Однако вновь налаженное сотрудничество королевы с мужем не было настолько доверительным, чтобы она не приняла меры для своей защиты. Хотя Иоанна разрешила канцлеру королевства оставить у себя большую государственную печать, как это было принято, она настояла на том, чтобы ее личная печать хранилась в ее собственных покоях, чтобы ее не могли использовать против нее, что, возможно, свидетельствует о том, что Иоанна не забыла и тем более не простила прежнее предательство Людовика.

Остаток апреля был занят подготовкой к коронации. Мероприятие было задумано с размахом, чтобы оно могло соперничать с празднествами, устраивавшимися при дворе во времена Роберта Мудрого, когда зрелища намеренно использовались как средство утверждения политической легитимности. Приглашения были разосланы с курьерами союзникам из таких далеких мест, как Прованс, Сиена и Флоренция. Были созваны знатные семьи из всех уголков королевства. Высокопоставленные синдики и церковники должны были обязательно присутствовать. Папа прислал специального эмиссара, чтобы провести церемонию от его имени. Иоанна и Людовик просили, чтобы церемонию провел кардинал, но Климент, опасаясь вновь вызвать гнев венгров слишком явным пристрастием по отношению к Неаполю, отправил вместо него архиепископа Браги. Одобрение Церкви выразилось в быстром прибытии прелата к неаполитанским берегам, так что, в кои-то веки папскому представителю удалось приехать вовремя.

Проблемой стали финансы, так как королевская казна была почти полностью истощена войной, но это не сдерживало королеву в ее расходах. Население ожидало роскоши, и после долгих лет лишений Иоанна была полна решимости дать ее им. Она тратила щедро — более 5.000 флоринов только на драгоценности — и решила проблему, отправив счет за границу. 26 апреля королева подписала официальный приказ своему сенешалю в Провансе о выплате денег ее кредитору: "В связи с нашей праздничной коронацией, которая состоится в Пятидесятницу [середина мая]… мы должны двум флорентийским дворянам, в обмен на аванс в 4.371 флоринов и третью часть в других наших расходах, перечисленных ниже, а именно: двадцать восемь кушаков, украшенных серебром в различных узорах; туника из шелка расшитая жемчугом; два серебряных клинка, один из которых кинжал; сто пятнадцать ниток янтарных [четок] для Патерностера; два отделанных серебром седла для наших лошадей; кубок из хрусталя и серебра; двенадцать бочек пива; два посоха из серебра; десять золотых колец с жемчужинами; четыре золотых кольца с бриллиантами; тридцать девять перламутровых пуговиц, украшенных золотом и драгоценными камнями; двенадцать брошей, пригодных для ношения на груди, из золота и серебра; шесть красных полудрагоценных камней, три рубина, шесть изумрудов, семнадцать сапфиров и кольцо с жемчугом и сапфиром"[192].

Церемония, которой в течение нескольких дней предшествовали праздничные народные забавы — конкурсы, поединки, игры и прочие веселые развлечения, — состоялась 27 мая 1352 года, в праздник Пятидесятницы. В качестве оказания чести Людовику коронационная служба была проведена в родовом дворце дома Таранто. Перед массовым собранием придворных и приглашенных гостей архиепископ Браги после официального благословения возложил короны сначала на голову Людовика, а затем Иоанны и помазал обоих святым елеем. Завершив религиозный обряд, король и королева уселись на свои троны и приступили к принятию оммажей от своих баронов. Только Мария, которая была так близка к тому, чтобы самой стать королевой Неаполя, но в результате этой церемонии и приоритета ее сестры вновь оказалась в неопределенном положении, отказалась повиноваться своей сестре и зятю. После возвращения в Неаполь она осталась без средств к существованию, а Людовик Тарентский, возможно, небезосновательно, учитывая ее к нему отношение и прошлое поведение, усугубил ситуацию, приказав заточить ее и ее детей в Кастель-дель-Ово, чтобы предотвратить дальнейшие интриги с венграми. В конце концов Климент заключил с Иоанной соглашение, по которому Мария добилась своего освобождения, согласившись принести оммаж за свои земли в ходе частной церемонии, проведенной в октябре.

За церемонией принесения оммажа последовало триумфальное шествие по улицам Неаполя, чтобы все горожане смогли увидеть это зрелище. По словам Маттео Виллани, во время парада произошел зловещий инцидент, который предвещал еще большую трагедию. Узкие улочки Неаполя были заполнены зрителями, что заставило лошадей, чьи украшенные драгоценностями уздечки держали конюхи, нервничать. Когда одна из дам кокетливо бросила Людовику Тарентскому букет цветов с балкона, на котором она находилась, лошадь короля внезапно шарахнулась, и Людовик был вынужден спрыгнуть с седла, чтобы избежать травмы. В этот момент корона слетела с его головы и разбилась на три части о булыжники мостовой. Это, естественно, было воспринято очевидцами происшествия как дурное предзнаменование, но Людовик просто посмеялся над этим и, взяв другую лошадь, как мог, скрепил корону, надел ее на голову и продолжил поездку вместе с Иоанной. Но суеверие все же победило и на протяжении всей оставшейся жизни королеве Неаполя было суждено никогда не испытывать радость, не сменяемой горем. Уставшая, но воодушевленная, Иоанна в сопровождении мужа вернулась вечером домой в Кастель-Нуово и застала придворный персонал в глубоком трауре: за время ее отсутствия двухлетняя Франсуаза, ее единственный оставшийся в живых ребенок и наследница трона, заболела неизлечимой болезнью и умерла.

За десятилетие, прошедшее после смерти деда, Иоанна пережила убийства, измены, гражданские беспорядки, смерть от мучительных пыток своей лучшей подруги и приемной матери, изгнание, суд над собой, чуму, войну, предательство и, наконец, мучительную потерю всех троих своих детей. Ее самопожертвование было сопоставимо только с ее решимостью одержать победу. Несмотря на все горести, ни один монарх в Европе не боролся за свое королевство так упорно, как королева Неаполя, и не добился столь убедительного успеха преодолев такие трудности.