Иоанна I

Глава XVIII. Великий раскол

Смерть Папы создала вакуум, в котором быстро столкнулись интересы европейских держав. Однако даже по меркам хаоса XIV века неразбериха и анархия, начавшиеся после кончины Григория, достигли заоблачных высот. Впервые за семьдесят четыре года понтифик умер не в Авиньоне, а в Риме, поэтому на первый план вышла самая острая и жизненно важная политическая проблема эпохи, сводившаяся по суди к одному — кто будет управлять церковью, Франция или Италия.

Шестнадцать кардиналов находившиеся в Риме (одиннадцать из которых были французам) во время смерти Григория и отвечавшие за выбор следующего Папы, прекрасно осознавали эту проблему. Еще в феврале 1378 года, когда Григорий заболел настолько, что врачи запретили ему вставать с постели, по Риму поползли слухи, что Папа уже умер, а французские кардиналы держат его смерть в тайнее, чтобы избрать на его место кого-то из своих. Эти слухи были настолько правдоподобны, что делегация из нескольких высокопоставленных членов городского правительства, желающих узнать правду, настояла на встрече с Григорием и получила аудиенцию в его опочивальне. По словам очевидца, эти чиновники, убедившись, что Григорий еще жив, но быстро теряет силы, и опасаясь, что он, как и Урбан, планирует перед смертью вернуться в Авиньон, когда покидали понтифика уже составляли заговор: "Папе не удастся сбежать. Пришло время показать себя добрыми римлянами. Мы должны позаботиться о том, чтобы на этот раз папство осталось за итальянцами и римлянами"[362]. В начале февраля, а затем в начале марта произошел бунт толпы, который вынудил кардиналов укрыться в замке Святого Ангела, а французских кардиналов, в частности, неоднократно предупреждали о заговорах с целью их убийства. "Кардиналы опасались за свою жизнь еще за несколько месяцев до выборов, и не без оснований"[363]. Еще до смерти Григория члены Священной коллегии, обеспокоенные реакцией принимающего их города на исход папских выборов, приняли меры предосторожности для защиты себя и своего имущества. "Поскольку кардиналы, особенно французы, чувствовали себя несколько неспокойно, они распорядились, чтобы все их личное имущество, особенно деньги, книги, драгоценности и все другие движимые вещи, были перевезены в замок Святого Ангела, как только Григорий умрет"[364], — сообщается в официальном церковном меморандуме того времени.

Папа скончался 27 марта 1378 года, и на следующий день во время церемонии погребения в церкви Санта-Мария-Нова сенатор Рима "и другие должностные лица подошли к ним [кардиналам] и смиренно и вежливо изложили просьбу о том, чтобы был избран достойный человек из итальянского народа… Эта просьба была повторена ими в последующие дни, когда они изложили свои причины: римский собор… сильно пострадал из-за долгого отсутствия Папы; кроме того, состояние самого города Рима было критическим и близким к краху… Единственным способом исправить такое положение дел было избрание Папы-римлянина и, кроме того, чтобы сами кардиналы проживали в Риме и не презирали город, как до сих пор"[365]. Жители Рима не были столь вежливы и 7 апреля, как только кардиналы собрались на конклав, перед дверями дворца собралась разъяренная толпа и начала скандировать: "Нам нужен Папа-римлянин!"[366], а иногда, для острастки, "Давайте убьем их!"[367].

Сложность выбора усугублялась тем, что одиннадцать французских кардиналов, хотя и имели решающее большинство над своими четырьмя итальянскими коллегами (шестнадцатый кардинал, испанец по происхождению, последовательно, голосовал с французами), были разделены между собой по региональному признаку на две партии: лимузенскую и галльскую. Лимузенская партия состояла из кардиналов Лиможа, Эгрефёя, Пуатье, Мармутье и Вернье. Галльская, или французская, партия объединяла остальных французских кардиналов и одного испанца. Последние четыре Папы были выходцами из лимузенской партии. Еще до того, как Григорий умер, а выборщики уединились в конклаве, лимузенцы называли кардиналов Пуатье и Вернье в качестве возможных кандидатов.

Но галльская партия под руководством Роберта Женевского (который жаждал папской тиары для себя) была так же решительно настроена на то, что новый Папа должен быть из их числа, и отвергла кандидатов соперников. "Французы решительно заявили, что никогда не согласятся на такое избрание: лимузенцы не должны думать, что они взяли папство в аренду, потому что последние четыре Папы были их национальности"[368], — сообщалось в официальном церковном меморандуме об этих слушаниях. Итальянские кардиналы, конечно, хотели Папу-итальянца, но из четырех человек, двое римлян, кардинал Орсини и кардинал Святого Петра, были признаны слишком молодым и слишком старым, соответственно, для этой должности, а два других кардинала были объявлены неподходящими, поскольку представляли Флоренцию и Милан, города, выступившие против Григория в недавней войне.

Оказавшись в тупике, кардиналы стали искать компромиссного кандидата, который был бы приемлем для большинства избирателей и чья квалификация удовлетворяла бы главному требованию, с которым они столкнулись: если кардиналы не хотели быть разорванными на куски толпой, новый понтифик должен был быть кем-то из итальянцев. И даже это было рискованно, поскольку разгневанные горожане требовали именно Папу-римлянина, но кардиналы решили, что не стоит идти у толпы на поводу. Как отметил кардинал Лиможский, "народ просил римлянина, поэтому он не может быть римлянином"[369].

В этих затруднительных условиях кардиналы смогли найти только одного человека, который, по их мнению, подходил для этой должности и для защиты их собственных интересов — архиепископа Бари. Неаполитанец по происхождению, архиепископ был карьерным администратором, много лет прослужившим при папском дворе в Авиньоне, и поэтому был знаком как с бюрократическими делами Церкви, так и с привычками и привилегиями Священной коллегии. Привыкшие иметь дело с архиепископом находившимся в подчиненном положении, кардиналы нашли его весьма компетентным, но кротким и угодливым, что отвечало их целям, но лучше всего было то, что "долгое пребывание в Авиньоне дало ему возможность приобрести французские манеры, и узы с равной силой связывающие его и с Италией и Францией"[370].

Выбор неаполитанца не был случайным. Кардиналы прекрасно понимали, насколько важна для Святого престола поддержка Иоанны. Пребывание папства в Италии было бы просто невозможно без ее благосклонности, которая принимала осязаемую форму в виде неаполитанских денег, войск и дипломатов. "По происхождению он принадлежал к Неаполитанскому королевству, которым сейчас правила королева Иоанна, государыня очень набожная и преданная Церкви"[371], — гласил официальный меморандум, освящающий эти события. Выбирая архиепископа Бари, Священная коллегия делала попытку продолжить партнерство с Неаполем, которое оказалось столь выгодным для Церкви во время правления двух предыдущих Пап. Однако в данном случае стремление к сотрудничеству с Неаполем было остро необходимым и выходило за рамки обычной политики. Кто-то должен был противостоять буйной римской толпе, когда она узнает, что кардиналы все-таки избрали не римлянина, и, выбрав архиепископа Бари, выборщики более или менее гарантировали себе, что этот человек будет самым могущественным государем в регионе.

Поэтому, хотя он ни в коем случае не был изначальным претендентом и никогда бы даже не рассматривался этом в качестве, если бы выборы проходили в Авиньоне, 8 апреля 1378 года архиепископ Бари был избран Папой большинством в две трети голосов. Быстрота его избрания — кардиналы собрались на конклав только за день до этого — свидетельствует о том, что этот компромисс был обговорен заранее, за несколько недель до смерти Григория. "В Риме было общеизвестно, что еще до того, как кардиналы приступили к выборам, они имели в виду архиепископа Бари как будущего Папу", — отмечалось в официальном меморандуме[372].

Тем не менее кардиналы, зная об угрожающем настроении толпы, отнюдь не стремились сразу же сообщить городу о своем решении и отложили объявление до окончания обеда, что дало им время перенести ценную утварь, использовавшуюся во время трапезы, в более надежное место. Однако, когда двери дворца были отперты, чтобы все это вынести, возбужденная толпа хлынула внутрь. Испугавшись, члены Священной коллегии убедили пожилого кардинала Святого Петра, римлянина, притвориться новым Папой, чтобы отвлечь внимание, надеясь, что это позволит остальным кардиналам спастись. Затея удалась: "Он [кардинал Святого Петра] был посажен на папский трон и облачен в папскую митру и одежды. Дверь конклава была открыта, и через нее вошла огромная толпа людей. Веря, что он законный Папа, они воздали ему почести. Кардиналы же, под прикрытием всеобщей суматохи, один за другим из дворца исчезли"[373].

Как только выборщики оказались в безопасности и надежно забаррикадировались в своих укрепленных замках, кардинал Святого Петра сообщил толпе, что Папой стал не он, а архиепископ Бари. Возможно, потому, что эту новость сообщил их соотечественник, толпа смирилась с этим решением и затихла (хотя, по словам епископа Марсельского Священная коллегия лишилась драгоценной столовой посуды, к тому же толпа "нанесла большой ущерб папским продовольственным складам"[374] и особенно, как сообщалось, винному погребу). В конце концов архиепископ Бари, который, опасаясь за свою жизнь, прятался в запертой комнате, вышел к народу, а городские власти были поставлены в известность, что избрание состоялось. Узнав, что Папой выбран итальянец, городское правительство результат одобрило. На следующий день, заручившись защитой сенатора Рима, все кардиналы вновь явились во дворец, пропели Te Deum, облачили архиепископа в папскую мантию и официально возвели на трон нового Папу, который принял имя Урбан VI.

Испытания для конклава благополучно завершились, и кардиналы, должно быть, поздравили себя с удачным выбором. Прикрываясь избранием итальянца, они на самом деле выбрали кого-то настолько близкого к французам, насколько это вообще было возможно, кого-то, кто не родившись во Франции, понимал их происхождение и высокое положение, и кто в течение многих лет играл по тем же правилам, что и они. Более того, возвысив архиепископа до такой чести, на которую он не мог рассчитывать ни при каком другом раскладе, они могли быть уверены в его пожизненной благодарности и соответствующей заботе. Они считали, что новый Папа был их собственностью.

Только вот не был.

Но поначалу не было и намека на проблемы. Жители Неаполя, гордые тем, что один из их соотечественников был возведен на высший пост в христианском мире, устроили праздник, осветив столицу, в честь нового Папы, кострами и факелами. Не менее довольная Иоанна сразу же отправила Оттона Брауншвейгского во главе королевского посольства в Рим, чтобы сообщить о своей личной радости и принести официальные поздравления. То, что королева Неаполя была лично знакома с Папой, подтверждается письмом, написанным через четыре дня после папских выборов послом Мантуи, очевидцем событий в Риме, в котором он сообщал, что Урбан VI "находится в очень дружеских отношениях с королевой Неаполя"[375]. Это наблюдение подтверждается большим количеством придворных Иоанны, которые впоследствии получили назначения при папском дворе — не только Спинелли, который был личным советником Папы, но и, согласно письму от 10 мая, некоторые из ее самых важных и близких вассалов, такие как Никколо Орсини и Томмазо Сансеверино, которые стали великим маршалом и сенатором Рима соответственно. Другие неаполитанцы из числа приближенных королевы также были приняты на влиятельные должности в личном хозяйстве Урбана и в папском казначействе.

Но вскоре переменчивый и крайне неприятный характер нового Папы начал давать о себе знать, и кардиналы начали понимать, что на должность, которая требовала тонкости, изощренности и дипломатичности, они поставили грубого, одержимого, властного политического неофита, склонного к бессвязным бредням и буйству. Урбан VI "считается, как большинством современных хроник, так и большинством позднейших историков, одним из самых склонных к произволу и, по сути, безумных из всех Пап… обычно даже его защитники описывают его как капризного, вероломного, лживого, недоверчивого, непотичного и мстительного"[376]. По всей видимости, за годы своего смиренного раболепства в Авиньоне новый Папа тихо вынашивал ряд претензий к своим работодателям, в основном направленных против притязаний и роскошного образ жизни членов Курии. Теперь в нем вспыхнуло праведное негодование и горячее желание реформировать то, что он считал порочным стилем жизни, причем в основном это было направлено против кардиналов. Так, например, во время консистории Папа так разгневался на кардинала Лиможского, что набросился на ничего не подозревавшего прелата и повалил бы его на пол и если бы не вмешался Роберт Женевский, быстро вставший между ними и обратившийся к Папе со словами: "Святой отец, что вы делаете?"[377] Урбан особенно выделял кардинала Амьенского, который отсутствовал в Риме во время смерти Григория и поэтому не участвовал в выборах, как объект для оскорблений, неоднократно обвиняя его в получении взяток и замыслах измены. Кардинал Амьенский, чья родовитость была намного выше, чем у нового понтифика, ответил на это: "Я не могу ответить Вам сейчас, когда Вы Папа; но если бы Вы все еще были мелким архиепископом Бари, кем Вы были всего несколько дней назад, я бы сказал, что этот архиепископ встал мне поперек горла"[378]. Когда кардинал Миланский, ранее очень уважаемый доктор канонического права Неаполитанского университета и один из самых мягких и разумных членов Священной коллегии, возразил против одного из заявлений Урбана, спокойно объяснив: "Святой отец, отлучение не может быть законно наложено, если вы заранее не предупредили виновного трижды"[379], Урбан прокричал в ответ: "Я могу сделать все — и поэтому я сделаю это".

Провокационное поведение Урбана выходило далеко за рамки его отношений с папским двором. В ходе одного из проявлений грубости, подчеркивающей глубину невежества Папы или, возможно, просто его сознательное неприятие политических реалий, Урбан нанес оскорбление Оттону Брауншвейгскому, а также всей неаполитанской делегации, присланной Иоанной поздравить его с восшествием на папский престол. Герцог, как и подобает его статусу супруга королевы Неаполя, был удостоен высокой чести виночерпия на первой встрече с новым Папой — должности, требующей, чтобы он приклонил колено, поднося понтифику вино. Урбан намеренно игнорировал его, заставляя Оттона оставаться в этой унизительной позе, тщетно пытаясь подать Папе вино на глазах у всего собрания, пока наконец не вмешался один из кардиналов, сказав: "Ваше Святейшество, пора пить"[380]. Когда Оттон, вместе со Спинелли, позже подали Папе прошение королевы, в котором она просила дать ей отсрочку для сбора ежегодной дани (поскольку в предыдущем году она так много пожертвовала Григорию на военные нужды), Урбан обрушил свой гнев и на Иоанну. Как пишет один из хронистов, Папа не только отклонил ее просьбу, но и "пригрозил использовать свою власть над ней, поместить ее в женский монастырь и конфисковать все ее имущество"[381]. Эта угроза была повторена на последующей аудиенции с Оттоном и другими неаполитанскими представителями, на которой Урбан сообщил герцогу Брауншвейгскому, что женщина не должна править Неаполитанским королевством, и что он намерен свергнуть Иоанну и передать ее королевство сыну короля Франции или, возможно, собственному племяннику, которого Роберт Женевский позже назвал "совершенно никчемным и безнравственным человеком"[382]. Урбан мог бесконечно бороться с грехом симонии, но непотизм был совсем другим делом. "Чтобы ослабить эффект от этой шокирующей новости на посольство, прибывшее поздравить его, Папа предложил королеве уйти в женский монастырь добровольно"[383].

Новый скандал произошел 23 мая 1378 года, на обеде в папском дворце, когда Урбан попытался публично унизить Никколо Спинелли, потребовав от него отказаться от отведенного ему места за столом и пересесть на более низкое. "Сенешаль с достоинством покинул свое место, подошел к Папе и сказал, что сидел там по распоряжению церемониймейстера, и добавил, что всегда занимал это место в правление Урбана V и Григория XI, которые знали, как обращаться с сенешалем и канцлером королевы. После этого неаполитанское посольство покинуло зал и вернулось в Неаполь"[384].

Несмотря на открытую враждебность нового Папы, ни Иоанна, ни ее разгневанные послы, только что вернувшиеся из Рима, скорее всего, не восприняли бы всерьез угрозы Урбана низложить королеву и заставить ее, добровольно или нет, уйти в женский монастырь. В пятьдесят два года, имея за плечами более четверти века опыта правления, Иоанна находилась на пике своих сил. Размах и широта ее деятельности поражали воображение. Королева принимала участие, часто самым тщательным образом, в каждом аспекте управления своим королевством. Жители самой маленькой деревни в Неаполе не могли прибегнуть к услугам местного врача, не обратившись предварительно к королеве и не получив от нее одобрения своего выбора. Ни один новый товар не мог быть поставлен на рынок, ни одно время или место рыночного дня не могло быть изменено без ее санкции; ни одно распоряжение или указ не осуществлялись, если они не были скреплены ее печатью. Если другие правители, например ее кузен Людовик Великий, находили управление государством утомительным, то Иоанна наслаждалась им и делала все возможное, чтобы разрешать споры со знанием дела и справедливостью, что во многом объясняет ее долгое правление. Королева вставала по утрам, слушала мессу в своей личной часовне, а затем полностью погружалась в работу, вникая в детали, подобные тем, что содержатся в этом письме, касающемся импорта вина в Прованс:

Это не было письмом женщины, готовой отказаться от своей власти.

В прошлом у королевы бывали конфликты с понтификами, но со временем ей все же удавалось наладить с ними прочные отношения. Она понимала, что Урбан в конце-концов осознает, что ему понадобится помощь королевы, если он надеется остаться в Риме. Этот факт стал очевидным для и Папы, когда летом того же года он был вынужден обратиться к королеве Неаполя с просьбой предоставить ему войска для защиты от бретонских и гасконских наемников, нанятых его врагами. К счастью для Урбана, королева не вняла его совету добровольно удалиться в монастырь, и поэтому в июле смогла прислать Папе 200 копейщиков и 100 неаполитанских пехотинцев для защиты его персоны.

Однако кардиналы, на которых в полной мере отразилось скандальное поведение Урбана, были не столь терпимы, тем более что Папа не ограничился оскорблениями, а очень скоро начал издавать указы, направленные на реформирование их пышного образа жизни. Одним из первых его указов было запрещено членам Священной коллегии принимать деньги или вещи, предлагаемые в качестве подарков теми, кто стремится заручиться поддержкой Церкви. Эта мера серьезно угрожала интересам кардиналов, так как затрагивала источник их доходов. Но когда Урбан приказал ограничить трапезу своих коллег одним блюдом, большинство кардиналов согласились, что он зашел слишком далеко, и стали искать выход из затруднительного положения.

Первой мыслью было исправить ситуацию, сменив место пребывания папского двора. Дитрих из Нихайма, непосредственный свидетель этих событий, сообщает, что "кардиналы пришли к выводу, что внезапное возведение в высший сан совершенно вскружило ему [Урбану] голову"[386] и что это сложившуюся неприятную ситуацию можно исправить возвращением в роскошную обстановку Авиньона (где они в любом случае предпочитали жить). Но Урбан не собирался покидать Рим и отклонил их прошение. Разочарованные отказом, многие кардиналы, используя жару как предлог, уехали из Рима и собрались в Ананьи, чтобы устроить заговор. К 21 июня 1378 года все кардиналы, за исключением четырех итальянцев, покинули Урбана и присоединились к заговорщикам в Ананьи.

У Священной коллегии было всего три способа избавиться от нежелательного Папы. Первый — склонить понтифика к отставке по собственному желанию. Но Урбан уже показал, что не склонен идти на уступки. Второй вариант — устранить его физически, на что кардиналы с радостью согласились, однако Урбан, оповещенный сочувствующим ему епископом о грозящей опасности, отказался принять их любезное приглашение посетить Ананьи.

Третья и самая многообещающая альтернатива предполагала использование лазейки в избирательном процессе. Если бы удалось доказать, что кардиналы были каким-либо образом принуждены во время выборов — например, испытывали страх, который впоследствии повлиял на процесс принятия решения, — то выборы можно было бы признать недействительными, а Папу законно сместить и выбрать другого. И именно в этот момент кардиналы вдруг вспомнили, что во время конклава на них давила римская толпа, требуя, чтобы Папой стал итальянец, и что именно поэтому они выбрали архиепископа Бари — кандидата, которого, как они теперь были абсолютно уверены, в противном случае, они никогда бы даже не рассматривали.

К этому времени вражда между Папой и кардиналами стала достоянием общественности, поэтому Иоанна, пытаясь примирить конфликтующие стороны, отправила новое посольство, снова возглавляемое Оттон Брауншвейгским, в Рим для попытки посредничества. Неаполитанские послы были приняты Урбаном 15 июля и на этой аудиенции присутствовал и Никколо Спинелли. Дипломатическая инициатива Иоанны, к сожалению, была омрачена вторжением бретонских и гасконских наемников, по слухам, нанятых кардиналами, которые 16 июля одержали решительную победу над римскими войсками защищавшими город и Папу. Именно это поражение заставило Урбана просить Иоанну о предоставлении войск, прибытие которых предотвратило дальнейшие вторжения наемников.

Ободренные успехом бретонцев и гасконцев, французские кардиналы в Ананьи направили приглашение своим итальянским коллегам встретиться, якобы для того, чтобы начать переговоры о возможном примирении. Гораздо более склонный к уступкам из-за поражения своих войск, Урбан, 26 июля, отправил трех итальянских кардиналов (кардинал Святого Петра, который умрет в сентябре, был слишком слаб для поездки) на встречу с Робертом Женевским, с предложением созвать церковный Собор для урегулирования разногласий внутри Курии. Но это предложение оппозицией было отвергнуто, а Роберт использовал повод для переговоров, чтобы ознакомить трех итальянских членов Священной коллегии с планом их коллег сместить Урбана, объявив выборы недействительными. Тогда итальянские кардиналы смогут принять участие в последующих выборах, на которых будет избран новый Папа. Роберт прозрачно намекнул, что если итальянцы согласятся с этим предложением, то новым Папой вполне может стать один из них, причем очевидным кандидатом будет римлянин кардинал Орсини.

В результате этой встречи кардинал Орсини в сопровождении Никколо Спинелли, который был хорошо знаком со всеми французскими кардиналами по многолетнему пребыванию на службе у Папы и особенно близко сошедшийся с кардиналом Амьенским, который ненавидел Урбана и одним из первых назвал выборы недействительными, на следующий день отправился в Неаполь с намерением сообщить королеве об этих новых событиях в надежде заручиться ее защитой и поддержкой.

Встреча с королевой Неаполя, состоявшаяся 30 июля 1378 года, стала поворотным пунктом в конфликте. Решающее значение имело согласие Иоанны с тем, что избрание Урбана прошло под страхом мести со стороны римлян и поэтому не может считаться законным. Будучи самой могущественной государыней в Италии, только королева могла обеспечить Священной коллегии защиту, необходимую для того, чтобы довести эту затею до успешного завершения. Поддержка короля Франции также была бы необходима, но Карл V находился слишком далеко, чтобы предоставить немедленную военную помощь и кардиналы отправили своего эмиссара в Париж только в августе.

На аудиенции у королевы присутствовал Николо Бранкаччи, который сопровождал кардинала Орсини и Никколо Спинелли в Неаполь. Иоанна, очевидно, была проинформирована об обстоятельствах дела еще до этой встречи, так как Николо записал, что ее основной задачей было удостовериться в правдивости предоставленных ей сведений. Вопрос о законности выборов, королева, по-видимому, уже передала на рассмотрение своих юридических консультантов, которыми были многие известные магистры права Неаполитанского университета. Во время разговора Иоанна быстро перешла непосредственно к сути вопроса, спросив у Орсини, правда ли то, что ей говорили о нарушениях, связанных с избранием Урбана VI. "В ответ Орсини положил руку на сердце и поклялся, что Урбан не является истинным Папой, — писал Никколо. — Тогда королева взяла его руку и держала ее в своей, пока он снова не поклялся, что говорит правду"[387].

Свидетельство кардинала Орсини сыграло определяющую роль в решении Иоанны. Он был итальянцем и поэтому (как хорошо знал Роберт Женевский) не мог быть обвинен в предвзятом отношении к Папе-соотечественнику по национальному признаку. Кроме того, его показания поддержал Спинелли, человек, который представлял королеву во всех делах с двумя предыдущими Папами, которому она безоговорочно доверяла и который хорошо знал папский двор. Пребывание великого сенешаля в Риме в течение предшествующих месяцев и его должность папского советника давали ему возможность наблюдать за происходящим находясь в непосредственной близости. Действительно ли он считал, что кардиналы испытывали страх во время конклава, который повлиял на выборы, или, скорее, просто понимал, что раскол между Урбаном и Священной коллегией слишком велик, чтобы его можно было исправить, точно не известно, но вполне ясно лишь то, что, принимая версию кардиналов о выборах, Спинелли, несомненно, полагал, что действует в интересах своей государыни. Желание заменить Урбана новым, более покладистым Папой было, прежде всего, стремлением вернуться к прежним, устоявшимся отношениям со Святым престолом, которые так хорошо служили Неаполитанскому королевству в прошлом. Священная коллегия функционировала в первую очередь как сеть старых друзей и знакомых, и Спинелли принадлежал к истеблишменту более, чем Урбан, которого великий сенешаль в компании с кардиналами считал опасным для статус-кво. Спинелли был в равной степени предан и королеве, и Церкви, поэтому приняв точку зрения о незаконности выборов, он служил обеим сторонам, и впоследствии неустанно трудился для достижения этой цели.

Самым важным для решения королевы было ее собственное благоговение перед Церковью. По современным меркам вера Иоанны граничила с суеверием. Согласно ее убеждениям, Орсини рисковал быть вечно проклятым, если бы солгал ей о чем-то столь святом. Это сделало его заявление еще более правдоподобным, и, вероятно, именно оно убедило королеву в том, что прошедшие выборы Папы на самом деле были подложными. Позже Иоанна утверждала, что, поскольку он был одним из ее подданных, ее личные чувства склоняли ее на сторону Урбана, но после встречи с Орсини "мы приняли совет выдающихся магистров теологии, докторов гражданского и канонического права и иных экспертов в других соответствующих дисциплинах, и прежде всего мы получили правдивую информацию от наших преподобных отцов и господ кардиналов, записанную их собственной рукой и за их печатью в их письмах и грамотах, и ни один член Священной коллегии не придерживался иного мнения"[388]. С этого момента королева Неаполя никогда не отступала от этого заключения, что свидетельствует о том, что она искренне приняла объяснения кардиналов.

Уверенные в покровительстве Иоанны, члены Священной коллегии быстро приступили к реализации задуманного. 9 августа в пространном документе, подробно излагающем доказательства, оправдывающие их действия, кардиналы публично объявили избрание Урбана недействительным и призвали Папу признать это и добровольно уйти в отставку, чтобы избежать конфликта. Затем французские кардиналы благоразумно переехали из Ананьи в город Фонди, который имел то преимущество, что находился в границах Неаполитанского королевства и поэтому был под защитой Иоанны. Трех итальянских кардиналов склонили присоединиться к остальным и принять участие в новом конклаве, посредством интриг, которые имели форму тайных обещаний, данных каждому из них, что остальные кардиналы намерены сделать его Папой. Спинелли также принимал активное участие в этом заговоре. 20 сентября 1378 года состоялись новые выборы, на которых три итальянских кардинала, каждый из которых считал, что его хотят возвести на высший церковный пост, воздержались от голосования. Тогда оставшиеся выборщики единогласно проголосовали за Роберта Женевского, который, без промедления был коронован, приняв имя Климент VII. Иоанна вновь стала первым монархом, которому сообщили об этом решении; прошло менее двадцати часов, прежде чем эмиссар из Фонди явился к ее двору с этим известием.

Выбор Роберта Женевского в качестве нового Папы вря дли мог обрадовать королеву. Иоанна не забыла, что потеряла Сицилию в результате вмешательства старшего брата Роберта, Аймона, в брачные планы Жанны Дураццо, и не могла благосклонно относиться к человеку, ответственному за недавнюю резню жителей Чезены. Николо Бранкаччи сообщает, что "ей не нравился Климент VII, когда он был кардиналом"[389]. Но королева отбросила свои личные чувства и предыдущий опыт общения с семьей Роберта Женевского и 31 октября отправила поздравить нового понтифика великолепную процессию придворных и дворян во главе с Робертом д'Артуа, новым мужем Жанны Дураццо.

Так начался Великий раскол, который на ближайшие сорок лет разделит Церковь и нанесет Европе, и особенно Неаполитанскому королевству, не меньший ущерб, чем любая война.